у революции будут твои глаза

Рождественское выступление κλόουν проходит штатно. Правда, два парня, изрядно перебравших, решили, что они в «Мортал Комбат», и начали пиздиться. Антону пришлось вмешаться лично. С диванными бойцами-то легко справилась охрана, но в процессе один из типов задел девушку, стоявшую неподалёку. Пришлось остановить выступление, чтобы принести из гримёрки кресло (сидячие места на выступлениях, само собой, не предусмотрены). Антон спустился со сцены в зал, чего вообще-то никогда не делал, чтобы осмотреть повреждённую бровь пострадавшей. Ничего критичного не произошло, работники бара организовали холодный компресс, использовав лёд для коктейлей. А девушка, весьма польщённая происходящим, смотрела на Антона восторженно. И даже начала пытаться флиртовать. Антона это тогда поразило. Ей только что уебали, а она начала клеить человека в маске клоуна, не имея ни малейшего понятия, кто под ней скрывается. Удивительные люди, ей-богу. Нештатные ситуации происходили нечасто, так что на следующий день Антон, совершенно вымотанный, лежит дома. Он потратил куда больше энергии, чем планировал. Телефон отвратительно пищит. Вернее, звук рингтона вполне обычный, но Антону он кажется самым мерзким на планете. Открывать глаза не хочется. Антон лежит в темноте, и яркий свет от дисплея точно больно резанёт по сетчатке. Ощущения в теле такие, словно на Антона сверху рухнула каменная плита. Очень хочется верить, что это просто усталость, а не начало депрессивного эпизода. Но нужно на всякий случай всё же написать врачу и уточнить, может, дозировку лекарства поднять временно придётся, чтобы попытаться избежать очередного падения. Телефон продолжает трезвонить, и Антон высовывает руку из-под одеяла. Он молит вселенную, чтобы это был просто спам, позволяющий без зазрения совести сбросить звонок. Но удача не на его стороне: звонят из музыкального магазина. — Антон, здравствуйте, — начинает на том конце провода девушка неприлично бодрым голосом. — Ваш заказ прибыл в магазин, но, к сожалению, у нас возникли сложности с курьерской службой. Сориентируйте, пожалуйста, вам будет удобнее дождаться, пока мы устраним проблему (это займёт от двух до пяти дней), или забрать товар самовывозом? Ехать никуда не хочется. Но заказывал он аудиоинтерфейс, и прибор получить желательно как можно раньше, потому что к следующему концерту нужно подготовить что-то новое, а доведение домашней студии до ума Антон откладывал на потом, предпочитая при необходимости напрашиваться к Кириллу. В последнее время внимания к κλόουν стало куда больше, так что светиться в чужой студии Антон больше не хочет. — Когда можно приехать? — хрипло уточняет он. — Если вам удобно, то можно и сегодня. Наш магазин открыт до 21:00. Антону совершенно точно не удобно, но особого выбора у него нет, хотя девушке знать об этом необязательно. Так что он выползает из кровати, машинально облизывая пересохшие губы, и критически оглядывает своё отражение в зеркале: усталый взгляд и красные после тревожного сна глаза, тёмно-сиреневые круги под ними, трёхдневная щетина. Сил надевать на себя «костюм человека» нет, так что Антон просто натягивает чёрную худи и джоггеры. Он выходит из дома. Мелкий снег летит прямо в лицо, забивается под капюшон, мгновенно растворяясь на голой шее. Неприятно. Магазин ещё такой, сука, понтовый. На «Китай-городе». Антон в целом не слишком любит ездить в центр Москвы, а уж Басманного района старается избегать как огня. Собственно, поэтому он изначально и заказывал доставку. Но когда это Антону везло? Усилием воли он заставляет себя дышать ровнее. В вагоне метро запрещает себе думать о чём-либо, стараясь сосредоточиться на музыке. На эскалаторе он нервно барабанит по перилам, тяжело сглатывает и нервно хмурится. Видимо, злую шутку с ним играет именно нервозность: впервые за долгое время он путает выход, понимая свою ошибку только оказавшись перед администрацией президента. Ну заебись. Разумеется, нужно ему на противоположную сторону. Можно, конечно, спуститься обратно и проскочить по подземному переходу, но Антон как последний дурак вспоминает рекомендации врача о том, что ему нужно больше бывать на свежем воздухе. И поэтому решает проскочить через «Ильинские ворота». Наверное, Антону всё же стоит никогда, блядь, больше не надевать наушники на улице, в последнее время их ношение плохо заканчивается. Потому что лишь перейдя через дорогу он понимает, что в сквере проходит какой-то митинг. Вернее, сначала Антон замечает тёмные шлемы омоновцев и застывает. На всякий случай ставит наушники на паузу, вслушиваясь в звучащее через мегафон: «Уважаемые граждане, мероприятие не согласовано, просьба покинуть площадь». Это плохо. Это очень-очень плохо. Неприятные воспоминания накатывают с новой силой, а вместе с ними приходит и жгучее чувство стыда за собственную слабость. Весьма болезненный коктейль, от которого Антон избавлялся почти год. Разумным решением было бы развернуться и дойти всё же до подземного перехода. Но в Антоне просыпается какое-то звериное упрямство. Да, он ебучий трус, и именно поэтому он сейчас здесь, а не там. Более того, именно из-за своей трусости он даже не знал, что сегодня планируется какая-то акция. Помнится, Димка демонстративно отписал его от всех оппозиционных чатов и каналов в Telegram, пригрозив дать пизды, если он подпишется снова. «Тебе не нужно наблюдать за этим, Антон. Тебе нужно спасать себя», — наставительно говорил Позов. И у Антона не было сил что-то этому противопоставить. Да, он оказался слабее, чем думал, но хотя бы крохи силы духа должны же в нём остаться? Хотя бы немного. Столько, сколько требуется, чтобы просто пройти мимо, а не бежать в другую сторону в ужасе. И Антон идёт. Убеждает себя, что всё будет в порядке. Хуёво в принципе то, что ему приходится себя в этом убеждать. Вот поэтому он и ненавидит, когда κλόουν пытаются называть «лицом российской оппозиции». Был боец, да весь вышел. Давно причём. Естественно, по закону подлости именно в этот момент в противоборстве протестующих и силовиков начинается эскалация. Антон не столько видит, сколько догадывается, что «космонавтам» удаётся разорвать сцепку, повязав пару человек. Психология толпы срабатывает безотказно, и люди начинают делать то же, что уже несколько лет делает Антон: пытаются спасти себя. В паре метров трое омоновцев хватают какую-то совсем юную девушку и грубо валят на землю, заводя руки за спину. Пиздец. Пиздец. Пиздец. Антон стоит, оцепенев. В последнее время его психика в качестве единственной реакции на стресс стала выдавать ступор. «Давай. Вмешайся. Ты должен», — уговаривает себя Антон, но тело не двигается с места. И тут по девушке прилетает дубинкой. Единственное, что Антон отчётливо помнит, — крик девушки. Дальше собственные действия он контролирует слабо. Кажется, подбегает и пытается с силой схватить руку «космонавта», чтобы отвести от девушки дубинку. Кажется, прилетает по нему самому. Всё это в памяти фиксируется какими-то неясными отрывками. Окончательно в себя Антон приходит уже в автозаке. Движущемся. И Антон даже догадывается, куда конкретно их везут. — Спасибо, — говорит розововолосая девушка. Та самая, за которую Антон вступился. — Меня Ася зовут. — Антон. Вести любезные разговоры нет сил. Паника, отступившая на время, накатывает снова. Единственной трезвой частью рассудка Антон понимает, что во второй раз его не соберёт уже ни Позов, ни Господь Бог. — У тебя мобилу вытащили из кармана, — шепчет Ася на грани слышимости. Им везёт, и единственный на весь автозак силовик сидит в самом начале. — Телефон запаролен? Видимо, девчонка решила, что Антон, как обычный прохожий, нуждается в опеке. И в протестных тонкостях не разбирается. Стыдно, но пусть всё так и остаётся. — Графический ключ, — сообщает Антон. Это привычка, вшитая буквально на подкорку: не доверяй гаджетам настолько, насколько можешь. А в его случае телефон может стать очень опасным оружием, так что ни о каких биометрических паролях не может быть и речи. Только то, что незнакомец подобрать точно не сможет. — Хорошо. У меня звонилка с собой простенькая. Есть кому сообщить о задержании? Я могу эсэмэснуть. Или хотя бы правозащитникам давай скажем. Обратиться за помощью в правозащитную организацию было бы наиболее разумным решением. В конечном итоге, Антон их услуги сторицей оплатил раньше, стабильно перечисляя деньги, заработанные с помощью собственного творчества. Но почему-то вместо этого он одной рукой по памяти вбивает номер Позова. Ася же, спрятавшись за его плечом, быстро набирает короткое: «Антона задержали. Везут в Басманный». Всю пиздецовость ситуации Позов поймёт и без дополнительных вводных. Вид отделения вызывает у Антона ощутимую тошноту. Со стороны он, конечно, выглядит далеко не как герой. Всё же хорошо, что пока он воспринимается другими как случайный прохожий. Это даёт ему некоторую скидку. — Так... — начинает низкорослый, но довольно поджарый полицейский с майорской звёздочкой на погонах. — А вы у нас кто, молодой человек? Он звучит как будто бы доброжелательно, но Антон прекрасно знает, что за этим скрывается. И полицейский оправдывает ожидания Антона. Не дождавшись ответа, он грубо хватает его, с силой вытаскивая из внутреннего кармана паспорт. Смотрит в документ долго и пристально, а затем командует околачивающемуся рядом младшему сержанту: — Этого — в шестнадцатую. Антон не сопротивляется, потому что это бессмысленно. За ним однозначно ещё придут, но пока, кажется, дают некоторую передышку. И эта передышка Антону очень нужна. Психика постепенно начинает адаптироваться к ситуации, и теперь нужно не бессмысленно страдать, поскольку он уже вляпался в дерьмо, а думать, как из этого дерьма выбраться. Впрочем, вот тут как раз Антон мало что может сделать. Но в его силах хотя бы минимизировать потери. Камера, в которую его заводит сержант, оказывается пустой и тёмной. Что ж, по крайней мере, Антон сможет какое-то время сидеть, а это уже плюс. Спина неприятно ноет. Сильно Антона вроде бы не били, но он понимает, что это вопрос времени. Всё происходящее — вопрос времени. Антон надеется, что Позов свяжется с адвокатом раньше, чем ситуация станет совсем критической для его психики. Он сидит, закрыв лицо руками, и ждёт, когда в камеру начнут приводить других задержанных. Ну или когда придут за ним самим. Но не происходит ни первого, ни второго. Не происходит вообще ничего. И это ожидание оказывается мучительнее всего. В том числе и потому, что воспоминания, от которых Антон так старательно прятался, наваливаются со всей мощью. Темнота. Боль. Затёкшие и онемевшие руки, вывернутые за спиной в неестественном положении. Жажда, заставляющая думать только о воде и ни о чём кроме. Целлофан. Скотч. И упрямо повторяемое из последних сил: «Я отказываюсь говорить в соответствии с 51-й статьёй Конституции Российской Федерации». — Шастун, на выход, — командует всё тот же сержант, что и привёл Антона в камеру. Антон не сопротивляется, потому что сопротивляться нельзя. Целлофан. Скотч. «Ласточка». «Супермаркет». Страх. По коридору Антон идёт спокойно, разглядывая отдел, несколько месяцев снившийся в кошмарах, отстранённо. Будет забавно, если его в итоге приведут в тот же кабинет. Но ведут Антона куда-то в сторону выхода. — Шаст! Шаст, ты как? — к Антону подбегает Позов. Но он это воспринимает слабо. Дима берёт его за предплечье, но прикосновения Антон не чувствует. Просто осознаёт этот факт, потому что видит. Голова немного плывёт, и всё вокруг воспринимается так, словно Антон смотрит чужими глазами. Не дождавшись ответа, Позов поворачивается к уже знакомому Антону майору. — Покажите опись изъятого, — требует Дима. — Держите. Майор говорит сквозь зубы, но с напускной вежливостью. Если бы Антон был в состоянии понять, что происходит, он бы этому удивился. Но Антон не понимает даже, почему на руке, вытянутой перед ним, надето столько колец. И чья она вообще. — Мы свободны? — скорее для проформы уточняет Позов, хотя уже начинает осторожно вести Антона к выходу. — Да. Железная дверь начинает закрываться за спиной Антона с противным скрипом. Но он успевает услышать, как майор, обращаясь к кому-то в здании, бормочет фразу: «Да кто этот Шастун, блядь, такой». Никто. Просто сломанный винтик. — Антон, ты как? — снова повторяет вопрос Дима. Приходится собрать остатки концентрации, чтобы всё же проговорить фразу: — Дереализация. Дополнительных объяснений Диме не нужно. Он открывает дверь какой-то машины, помогая Антону сесть внутрь. — Так, сосредоточься на теле, — просит Позов. — Почувствуй левую ногу. — Не могу. Антон знает, что за штуку сейчас проворачивает Дима. Не впервые им таким приходится заниматься, к сожалению. Но одного знания недостаточно. На самом деле, отсутствие связи с собственным телом — довольно неприятная штука. — Хорошо. Опиши текстуру ткани своей одежды. Или пощупай рукой сидение. Что чувствуешь? Антон послушно водит рукой по сидению. — Кожаное. — Ага. Хорошо, молодец. Что надето на твоих ногах? — Джоггеры. — Отлично. А на туловище? — Худи. Тёплая. — Молодец. Пять ощущений. — Хочется пить. И курить. Спина болит. Тошнота. Озноб. — Ага. Теперь давай пять предметов, которые ты видишь. — Зеркало заднего вида. Спинка водительского кресла. Селектор. Бутылка воды. Арсений Попов... — реальность врывается в сознание Антона неожиданно. Что? Какого хуя? Депутат Арсений Попов, вызывающий у Антона разнообразный спектр эмоций, среди которых нет ни одной положительной, сидит на переднем пассажирском сидении и рассматривает Антона с интересом. — Вещью меня ещё никто не называл, — фыркает он. — Арсений Сергеевич, не сейчас, — шипит Позов. — Пожалуйста. Затем Дима откуда-то сбоку достаёт запечатанную бутылку воды и протягивает Антону. Тот жадно прикладывается к горлышку, осушая залпом. Сознание постепенно начинает приходить в норму, но после пережитого стресса организм всё равно пидорасит по-страшному. — И как это вышло? — он имеет в виду тот факт, что снова сидит в машине у Попова. И, кажется, быстрое освобождение не обошлось без его участия. — Это я должен тебя спрашивать, Шаст. Как это вышло? — Я в магаз шёл. За ау... забрать заказ, — сначала Антон хочет сказать «аудиоинтерфейсом», но вспоминает, что прямо перед ним сидит Арсений Попов, в присутствии которого нужно следить за языком. — На «Китай-городе» тупанул, сунулся через другой выход. И уже на «Ильинских воротах» только понял, что там протестуют. Молчавший до этого Арсений вдруг решает вмешаться в разговор. — Ни за что не поверю, что вас задержали просто за то, что вы проходили мимо, — говорит он довольно спокойно и сухо. — Тогда вы плохо понимаете, в какой стране живёте, — огрызается Антон. Но всё же напоминает себе, что теперь он, к сожалению, в долгу перед депутатом. — Но задержали меня за нападение на сотрудника при исполнении. Позов, услышав это, даже в лице не меняется. Он достаточно хорошо знает Антона, чтобы понять, как это могло произойти. А вот у Арсения брови удивлённо взмывают вверх. Он довольно быстро берёт эмоции под контроль, но отголосок удивления сохраняется во взгляде. — Шаст, ну ёбаный рот, — вздыхает Дима, забывшись. — Да чо ёбаный рот. Они девчонку втроём вязали и пиздили. Мелкую совсем. Дай бог если восемнадцать есть. — И ты думал, что как в боевике сейчас троих уложишь? — Позов ворчит, но Антон не обижается. Конечно, Диме пришлось знатно стрессануть, когда он получил то сообщение. И если у кого и есть моральное право за что-то осуждать Антона, так у Позова. Но Дима, конечно же, не осуждает. — Я думал... — голос Антона предательски дрожит, потому что перед глазами стоит коридор отделения. — Да хуй знает, о чём я думал. Но был шанс, что девчонка успеет убежать, пока они отвлекутся. И пусть лучше я, чем она. Со своего сидения вновь решает подать голос Арсений. — И как? Успешно? По его интонации сложно понять, как он воспринял рассказ об идиотском геройстве Антона. Но какая-то странная эмоция, которой от него раньше Антон не слышал, проскальзывает. — Ну. Дала мне в автозаке телефон, чтобы написать Позу, — какое-то время после этой фразы держится тишина. Потому что, в общем-то, ситуацией, в которой оказался Антон, можно хорошо описать всю жизнь и протестную деятельность в России. Яркая, мать его, иллюстрация. Твоя попытка пожертвовать собой и кого-то защитить вряд ли увенчается успехом. — Вы, конечно, сейчас сидите и угораете с того, какой я долбоёб. Ну да, я знал, что девчонку всё равно повяжут. Но лучше ещё одна «Ласточка», чем жизнь с осознанием того, что я сволочь, способная пройти мимо, когда люди, которые должны нас защищать, бьют того, кто заведомо слабее. Арсений сначала о чём-то задумывается, а затем его лицо становится напряжённым и серьёзным. — Вас пытали? — тихо спрашивает он. Надо же, не совсем в вакууме живёт. — Сейчас — нет, — говорит Антон, ухмыльнувшись. Больше они ни о чём не говорят. У Антона есть вопросы, но задавать их несколько некорректно. Он в целом может понять, как вышло, что Позов решил привлечь к вызволению Антона своего влиятельного начальника. Но то, с чего вдруг Попов на это согласился, — загадка для Антона. В машине с того раза после аварии ничего не изменилось. Ну, кроме водителя. Теперь там вместо бритого наголо мужика сидит Макар. Забавно, что впервые за всё время, что оба живут в Москве, пересеклись они при таких обстоятельствах. В присутствии начальника Илья решает просто молча вести машину. Он даже не показывает никак, что знает Антона. Хотя, скорее всего, должен был узнать. Сам Арсений теряет интерес к происходящему, утыкаясь в смартфон. Что он там делает, одному богу известно. Но Антон рад, что к его персоне больше не проявляют внимания. Тем более что сейчас он находится в довольно уязвимом состоянии, потому что тело продолжает мелко трясти. Позов, знающий о том, что Антон очень тактильный с близкими, осторожно приобнимает его, просунув руку через расстёгнутую парку, и поглаживает по плечу. — Всё хорошо, Шаст, — вздыхает Дима. — И будет хорошо. Я, наверное, у тебя останусь сегодня. Кате отписался. — Поз, да ты чо, — пытается отмахнуться Антон, но знает, что не получится. Не после всего, через что Позову уже пришлось пройти. Кредит доверия исчерпан. Дима смотрит серьёзно и решительно. — Понял. Ладно. Макар тормозит перед подъездом. И в этот момент Антона накрывает волна облегчения вперемешку с неверием в происходящее. Он действительно будет сегодня ночевать дома, есть пиццу, пить холодное пиво (Антон не пьёт, но бывают такие дни, когда приходится делать исключения), смотреть какие-нибудь тупые стендапы. И старательно делать вид, что всё хорошо. Антон чувствует, что Арсений следит за ним через зеркало заднего вида, но не поворачивается. Понимать происходящее Антон уже перестал и, наверное, именно поэтому решается на глупость. Без особой, впрочем, надежды. — Вы меня сейчас пошлёте, конечно, — говорит он, уже почти выйдя из машины. В салон залетает морозный воздух. — Но зачем-то же вы сегодня приехали. Сделайте это ещё раз. Очевидно, что Антон просит не приехать ещё раз. Арсений, кажется, всё верно понимает. Поворачивается и смотрит оценивающе, слегка склонив голову набок. — Её зовут Ася, и у неё розовые волосы. Больше не знаю, но у Поза остался номер, с которого мы писали... — Хотите взять меня в союзники? — весело фыркает Арсений. — Хочу, чтобы она была в безопасности, — отвечает Антон, глядя Арсению прямо в глаза. — И верить, что всё... было не зря.