Арсений
Его будит неожиданная яркость под веками и Арсений щурится, пытаясь раскрыть глаза назло тёплому солнечному лучу, что проникает аккурат между не до конца задёрнутых штор. Ему хватает минуты, чтобы вспомнить. Его новый дом. Их новый дом. Арсений лениво, но аккуратно перекатывается на другой бок, и его встречает расслабленное во сне лицо Антона. Он ничуть не изменился, даже в таком беспечном состоянии умудряется излучать тот свет и уверенность, которые так поразили Арсения при первой встрече. На душе привычно теплеет, внутри всё переливается счастливыми искрами каждый раз, как он просыпается рядом с этим мужчиной. Арсений не рискует сцеловать знакомые созвездия веснушек у Антона на плечах — ранним утром сон всегда самый чуткий — поэтому тихонько выскальзывает из тёплой постели, подавляя уже привычное желание остаться. Наглый солнечный луч, от которого Антона защищала спина Арсения, теперь беззаботно теряется в каштановых кудрях. Арсений бесшумно задёргивает шторы плотнее, бросает на Шастуна последний взгляд, трепетно коллекционируя подобные светлые моменты, и выходит из спальни. Франция нравится ему своей нерасторопностью. Никто не бежит сломя голову по делам, хотя стандартный рабочий день такой же, как и в родной стране. Арсений втягивается в местный менталитет быстро и почти безболезненно. Французский «rendez-vous» лишь больше потакает его привычке планировать и держать всё под контролем. Может быть прошлой весной он бы и не поверил, скажи ему кто-то, что он будет наслаждаться утренней пробежкой по просыпающимся улочкам Парижа. Но жизнь оказалась слишком непредсказуемой штукой. Год пролетает быстро и незаметно. Уйма времени уходит просто на то, чтобы оповестить всех родных и близких о своих планах, а также завершить все оставшиеся дела и собрать документы. Только сейчас Арсений понимает, что от загонов их, скорее всего, спасла именно суета и желание закрыть все гештальты побыстрее, лишь бы не передумать. Они делали всё, чтобы не рассуждать о будущем в глобальном смысле, чтобы не подходить к отъезду, как к планированию. Просто проживали день за днём, не заглядывая далеко вперёд и не оглядываясь на ошибки прошлого. Решали проблемы по мере их поступления. Может это был и не самый правильный подход, может это и смахивало на избегание первое время. Но, честно говоря, стоило окончательно обосноваться во Франции, как Арсений наконец смог вдохнуть полной грудью. Он наконец-то понимает, что жизнь невозможно измерить. Всё его существование и есть жизнь. А рядом с Антоном он чувствует, как эта жизнь сияет, наполняется смыслом от каждой его искренней улыбки. Как приятно, оказывается, стоя в толпе, не бояться быть вместе. Или заказывать в кофейне на «нулевом» этаже их дома круассаны и кофе, привычно отвечая «Mon mec est un hibou» на каждое бодрое: «Anton est-il avec toi?». Конечно, они не сразу пришли к такой открытости и даже не сразу привыкли к новому дому. Но они продолжают строить свою новую жизнь по кирпичику, трепетно и осторожно. Арсений оставляет свежую выпечку на кухне, прекрасно зная, что запах кофе заставит Антона в итоге подняться. Он не покупает Антону круассаны со сладкими вкусами и даже не берёт те, что по сути являются сытными сэндвичами. Антон нашёл магазин с отделом русских продуктов, накупил варёной колбасы и, нарушая все законы местной кухни, делает себе на завтрак исключительно привычные бутерброды. Арсений нарекает эту привычку «принципиально забавной», потому что в целом Антон не прихотлив в еде и способен есть всё, что по вкусу вкусно. Хаотичный ранее график их жизней наконец-то превращается в стабильное расписание. Арсений вообще-то может спокойно работать из дома, но привыкший к социальному взаимодействию, он периодически посещает офис. В том числе, чтобы и у Антона было больше свободного пространства. Они всё ещё притираются в совместном быту, хотя и разобрались с фундаментальными вещами. Оба уже не маленькие, оба долгое время жили в одиночестве, и они не подростки, чтобы цепляться друг за друга. Антон с интересом изучает новое и нуждается в самостоятельности. Ему непросто даётся адаптация, особенно изучение языка с нуля, но, как оказалось, в Париже достаточно знакомых. Одна из таких — бывшая однокурсница Димы Позова — помогает Арсению найти новое место в этом мире. Он на это не рассчитывал, но стоило появиться во Франции, как ему тут же предложили дать несколько интервью. Сначала вопросами засыпали местные представители русскоязычных СМИ. Потом интерес проявили и французские, и Арсений с удивлением понял, что даже так далеко от дома его слова способны иметь вес. Надя Сысоева, по наводке Димы, который умудряется помогать даже без личного присутствия (у этого человека просто невероятная особенность разруливать сложные жизненные ситуации), первая берёт у Арсения мини-интервью, и это становится отправной точкой. А потом она предлагает ему попробовать себя в журналистике, и Арсений наконец-то понимает — вот оно. Писать оказывается просто, а писать своё личное профессиональное мнение — ещё проще. Будучи депутатом, он всегда принимал активное участие в написании своей речи, даже если не писал её с нуля — всегда вносил свои правки. И сейчас весь его накопленный опыт и бывший статус наконец-то работают на него. Если в своей стране ему приходилось постоянно доказывать свою важность и грызться за возможность высказать истинное мнение, то здесь излишнюю экспрессивность и настойчивость даже любят. Арсений не станет во Франции популярным настолько, чтобы его узнавали на улице, это точно. Но видит вселенная — ему хватило этого и в родной стране. Он купается во внимании СМИ как эксперт-политолог, как фигура, которая знает систему изнутри, и его избалованному самолюбию этого оказывается вполне достаточно. Он больше не меняет систему, он больше не собирается что-то доказывать людям. Если чему и научила Арсения жизнь с Антоном, так это тому, что не обязательно навязывать людям какое-то мнение. Их всегда можно подтолкнуть, но это должен быть личный выбор каждого. Только тогда изменения будут играть какую-то роль. Арсения из размышлений вырывает телефонный звонок. Ему приходится сначала выйти из метро, чтобы было не так шумно. Город дышит, движется, и парижское метро в часы-пик захлебывается от потока пассажиров, ничуть не отставая от московского. Пяти- и шестиэтажные исторические дома неплохо заменяют хрущевки, а в нетуристических уголках города царит такая же грязь и безработица, что и в российских городах-миллионниках. — Allô, oui? Арсений отвечает на звонок, коснувшись беспроводного наушника. В такой толпе доставать телефон чревато, поэтому он совершенно не ожидает услышать бодрый голос Кьяры на том конце: — Папа, мама купила билеты на самолёт! Арсений блаженно прикрывает глаза, выдыхая. Стоило ему только заикнуться родителям, что он всё бросает и уезжает за границу с концами, да ещё и с парнем, как всё худо-бедное общение окончательно сводится к каким-то бытовым вещам вроде здоровья и разговорам о дочери. Арсений, по правде говоря, насытился их вниманием ещё будучи в больнице, а тему «отцов и детей» закрыл сразу после переезда на учебу в Москву. Не все дети способны уживаться со своими родителями и, по мере взросления, не всем детям это оказывается нужным. Так бывает, и Арсений с чистой совестью прорабатывает и отпускает эту проблему, заостряя своё внимание на собственном ребёнке. Потому что с Кьярой он не хочет повторять ошибок своих родителей. Отсутствие в её жизни — единственное, что он переносит очень тяжело и о чём по-настоящему жалеет. Когда-то он обещал себе не упустить её взросления, но теперь становится очевидно, что он никогда не был готов к детям и вряд ли когда-то будет. Иначе объяснить себе, почему он уехал, прекрасно осознавая, что его уход — окончательная передача Кьяры в руки Андрея, он не может. Алёна успокаивает его тем, что «чем дальше от родителей — тем лучше отношения», но, по правде говоря, спустя год Арсений явственно чувствует разницу. Они с Кьярой много общаются по видеосвязи, но это больше похоже на дружеские посиделки, чем на родительскую опеку, необходимую девятилетнему ребёнку. Уже сейчас он понимает, что вряд ли будет восприниматься как полноценная уважаемая родительская фигура. И Арсений пока не знает, как к этому относиться. Возможно, в подростковом возрасте Кьяра будет запираться в своей комнате, жалуясь ему по видеосвязи на то, как её достали Алёна и Андрей или уроки в школе, но, честно говоря, вряд ли она сможет когда-то принять его критику или оценку всерьёз. Их отношения сейчас слишком расплывчатые, и, хотя разговоры неизменно заканчиваются обоюдным «скучаю», Арсений боится, что в скором времени ей это надоест. Когда-то реальная жизнь, там, в Москве, всё же заберёт её у него окончательно. Арсений старается об этом не думать, потому что скоро Кьяра снова прилетит к ним с Антоном, теперь уже на летние каникулы, и на этот раз задержится подольше. — И когда ты ко мне, золото? Шуршание в трубке сменяется голосом Алёны: — В августе, на две недели, потом нужно будет снова готовиться к школе, — она тяжело вздыхает. Арсений может и не способен её понять в полной мере, не обремененный полной версией заботы о ребёнке, но может себе представить, через что проходят женщины. В конце концов, он тоже когда-то был ребёнком. Поэтому забрать Кьяру на две недели — меньше, что он может сделать, чтобы помочь Алёне хоть немного расслабиться. — Я понимаю, ты планировал побыть с ней подольше. Но твои родители приезжают в июле. Что ж, этот ребёнок никогда не принадлежал только Арсению. И это, пожалуй, нормально. День выдаётся даже слишком хорошим. Поначалу появляться в офисе без своей обычной нейтральной маски было странно. Арсений чувствует себя слишком уязвимо в открытом коллективе. Но здоровая рабочая атмосфера без заговоров, двуличности или расчетливости быстро располагает к себе. Он никогда бы не подумал, что так легко попадёт в одно из самых популярных изданий Франции, и уж тем более никогда не рассчитывал, что уйдёт с должности депутата в колумнисты. Его французский даже с неплохой базой из института всё ещё недостаточно хорош для публицистики, но в любом случае, текст перед публикацией проходит не через одни руки. Несколько статей рецензенты даже нарекают «пугающе откровенными». Арсений не стремится очернить свою страну, нет. Как бы теперь не верещали его бывшие коллеги, что мнение «предателя и иноагента» их ни коим образом не касается, «не имеет никакого отношения к реальности» и вообще «оскорбляет родину», Арсений продолжает наблюдать, как после его отъезда в стране ещё более остервенело закручиваются гайки. Процесс жёсткой цензуры со стороны выглядит даже хуже, чем Арсений успел прочувствовать на себе. Ему искренне жаль. Ему обидно до слёз, потому что не всякий человек может позволить себе релокацию. Не каждый человек может позволить себе свободу, и это самое страшное. Поэтому, как только появляется возможность не молчать, он пишет. Kλόουν пел песни, потому что хотел поддержать себя и своих единомышленников в сложное время. Арсений же старается не дать людям поверить в то, что показывают по национальным телеканалам. Он просто не хочет, чтобы чьи-то розовые очки разбились прямо на лице также болезненно, как у него когда-то. Прокручивая в голове последний год снова и снова, Арсений всегда приходит к одному и тому же вопросу: «что, если бы Антон отказался?». Переезд — дело непростое, болезненное и даже травмирующее, но именно Антон оставил за спиной гораздо больше. Столько коллег, друзей, родных — иногда Арсению казалось, что он имел хорошие отношения едва ли не с половиной Москвы, не говоря уже о знакомых в Воронеже. Но теперь Антон вполне успешно обзаводится новым окружением здесь. Он может бесконечно утверждать, что он абсолютный интроверт с социальной тревожностью, что у него в голове целая колония различных тараканов, но он продолжает притягивать к себе людей, и, кажется, именно эти тараканы и привлекают всех вокруг. По крайней мере, Арсений точно бесповоротно влюблён в каждого маленького жучка в этой красивой голове. И пока домой подгоняет твёрдая уверенность в том, что больше не будет пустых, одиноких и темных комнат, пока Антон Шастун смотрит на него с доверием и преданностью, пока внутри всё распадается на атомы от осознания, что они оба могут вот так любить даже спустя год, несмотря на то, с каким скрипом всё начиналось, Арсений чувствует себя на высоте. Он всегда стремился к власти, но, сам того не ожидая, нашёл нечто более ценное. И поначалу это казалось невозможным — взять и отказаться от всех привилегий. Но сейчас Арсений даже не может толком вспомнить, когда они добирались куда-то на такси, не то что на личном автомобиле (который вообще остался пылиться в Москве). Зато в общественном транспорте всегда можно чмокнуть родинку на носу любимого человека и даже получить за это парочку завистливых взглядов. Арсений не знает, когда они смогут поехать на условные Мальдивы, потому что распределение бюджета сейчас не в пользу отдыха. Они совсем не бедствуют, но прежней роскошной жизни больше нет. И, оказывается, вовсе несложно зайти в супермаркет по пути домой. Со временем в конце рабочего дня список продуктов вытесняет мысли о работе на автомате. Совсем не сложно самостоятельно готовить ужин, следуя рецептам из интернета. Арсений понимает, что его прежние замашки были ничем иным, как показухой и понтами. У него нет и не будет домработницы, потому что готовить самостоятельно — приятно. А когда лень, можно заказать еду на дом. И убираться тоже весело, горланя на пару с Антоном любимые треки, пока в дверь не позвонят обеспокоенные соседи. Хотя и те со временем привыкли, делая Арсению с Антоном скидку на «русский менталитет». Пожалуй, единственный пережиток прежней роскошной жизни — квартира в десятом округе Парижа, которая удачно выходит на видовой канал Сен-Мартен. Антон не признаётся в этом, но на самом деле они оба радуются её расположению — достаточно далеко от двух вокзалов, чтобы быть в тишине, и при этом оставаться недалеко от центра. Это всё ещё квартира Кьяры, и Арсений верит, что дочь в будущем оценит их с Аленой старания, даже если они с Антоном затеют ремонт… Впрочем, Арсений уже подыскивает домик, в который они, в конечном итоге, смогут переехать. Антон в ответ на эти размышления неизменно добавляет: «чтобы доживать старость». А Арсений неизменно недовольно хмурится, потому что старым себя не чувствует совсем, хотя на горизонте уже маячат напряженные сорок. И вообще, рядом с Антоном он будто сбрасывает минимум лет пять. Впрочем, про доживание старости Антон говорит не всерьёз, а скорее из природной ворчливости. Его взгляды на жизнь не так пессимистичны, как раньше. Но ему нравится держать этот образ. Арсений быстро залетает домой, держа в одной руке пакеты с едой, а другой пытаясь быстро набрать сообщение Сереже. С переездом Арсений перестал быть работодателем Матвиенко, и это оказалось приятно. Их наконец-то связывает только дружба, и Арсений высоко ценит эти связи. В итоге своим появлением Арсений создает кучу шума. Он хочет позвать Антона, но вовремя прикусывает язык, потому что из комнаты доносится женский голос. Антон, расслабленно развалившийся на диване в гостиной, держит ноутбук на груди. От экрана он отрывается, чтобы одарить Арсения приветливой улыбкой, но тут же возвращается к разговору. — Ну вот, а потом Олег говорит, что либо его переводят в отдел с нормированным графиком, либо он пишет заявление. Вернее, заявление-то было написано давно ещё. Но он столько лет там проработал, сам знаешь. Не хотелось что-то менять… Арсений быстро целует Антона в лоб и невозмутимо машет Майе Олеговне, присаживаясь на пол. Это через экран он такой спокойный и храбрый. На деле же с сумбурного знакомства прошёл почти год, но Арсений лишь недавно смог переварить ту встречу. Принятие Арсения в семью Антона прошло неожиданно хорошо, настолько, что из-за собственного шока он был единственным, кто выглядел зажатым и перепуганным. Он не ожидал, что люди с советским воспитанием способны легко принять чью-либо отличающуюся ориентацию. Родители Арсения никогда не были открыты к подобному, а бывшие тесть и тёща, через знакомство с которыми он тоже когда-то прошёл, были военными в каком-то там поколении. Его бывшей жене вообще повезло родиться девочкой и иметь право выбора будущей профессии. К тёплому приёму семьи Антона было сложно подготовиться. Антон же даже сейчас поглядывает на Арсения с косой ухмылкой, чтобы позже снова припомнить грандиозный провал, произошедший в Воронеже. К счастью, время и расстояние, в итоге, размыли сомнения и страхи, поэтому сейчас Арсений приветливо улыбается, втягиваясь в разговор. Семья Шастунов неизменно окутывает своим теплом и располагает к доверию. — Я могу посоветовать хорошего юриста, — вклинивается он абсолютно серьёзно, ощущая внутри приятное волнение. Приятна даже не возможность быть полезным, а то, что ему есть кого защищать. И количество таких людей даже растёт, на удивление. — Скажите, что от меня, и не придётся платить. Майя Олеговна старательно давит улыбку. И в этот момент её сходство с сыном кажется невероятным. Помнится, Арсения в прошлом эта женщина поразила ещё и тем, что является отнюдь не маленькой и хрупкой. Она оказалась на полголовы выше своего мужа, что выглядело весьма впечатляюще. Арсений-то думал, что ростом Антон пошёл в Высочинского, но тот всё-таки больше похож именно на свою мать. Вместе Антон и Майя Олеговна казались впечатляющими — высокие, твёрдо стоящие на ногах, излучающие спокойную уверенность в себе. Мать Антона завела привычку называть Арсения «Арсюшей», стоило им только перейти на ты. И он даже не возражал, потому что этой потрясающей женщине был готов позволить почти всё. — Арсюш, — всё же улыбается Майя Олеговна. — Ну какие юристы. Мы люди маленькие, в бутылку лишний раз не лезем. Лучше расскажи, как там у тебя в твоей газете дела? Арсений, вообще-то, в газете не работал. Но для человека советской закалки концепция новостных порталов оказалась не слишком понятной. Да и бог с ней. Арсений быстро и уклончиво рассказывает о делах в редакции, всё ещё не до конца избавившийся от привычки избегать разговоров о работе. А затем уходит на кухню, чтобы не мешать Антону. Но все равно слышит как Майя Олеговна, очень громким шёпотом говорит сыну что-то вроде: «Всё-таки он у тебя так похож на Андрея в молодости. Такой же деятельный». Сравнение с Высочинским заставляет Арсения нервно закашляться. Разумеется, Антон знает, что он всё прекрасно слышал, а значит не откажет себе в удовольствии отпустить парочку саркастичных комментариев на этот счёт. Арсений возвращается в комнату и устраивается на диване рядом с Антоном, наблюдая как тот закрывает крышку ноутбука. Какое-то время они просто лежат в приятной тишине. Былые проблемы никуда не делись и умудряются долетать до них даже из Воронежа, преодолевая почти три тысячи километров. И это не учитывая их собственных текущих проблем. Бюрократия во Франции оказалась даже хуже, чем в родной стране с её лагающей, но худо-бедно работающей интернет-платформой. И если Арсений за долгое время привык следить за своими иностранными документами где бы то ни было, то Антон с titre de sejour прошёл все круги ада. Хотя, стоит сказать спасибо за то, что даже во Франции деньги и связи решают всё. Получить ВНЖ всего за год почти нереально и немного незаконно. Но теперь Антон может спокойно жить в стране, не опасаясь проблем. Сейчас, когда всё наконец-то нормализовалось, настает долгожданный период отдыха. Период, когда наконец-то можно замедлиться и пройтись по основным парижским достопримечательностям. По крайней мере тот факт, что Антон наизусть выучил путь до консульства, а от Эйфелевой башни видел только мелькающий за домами шпиль, Арсения совсем не устраивает. — Как день? — Я слишком увлекся написанием текста нового трека, — вздыхает Антон и поворачивается к Арсению, скидывая ноутбук с колен подальше в ноги. Назойливые отросшие кудри норовят залезть в глаза, и он, недовольно морщась, смахивает их резким движением. Арсению наконец-то открывается любимый вид на мягкую зелень глаз напротив. — Очухался только от звонка в Skype. — Просто удивительно, что мы вернулись к Skype. Он же был популярен лет десять назад. Сейчас есть Zoom. Discord в конце концов. — Ага, блядь, ты просто не успел рассмотреть ту рухлядь, которая осталась в родительском доме, — Антон тут же недовольно хмурится. Что ж, Арсений любит это хождение по тонкому лезвию. Никогда не знаешь, какая шутка залетит, а какая воспримется в штыки. Но Арсений чувствует, что близок к золотой середине. Ему просто нужно чуть больше времени. И оно у них, наконец, есть. — Там был установлен Skype, и всё. Мне проще скачать что-то себе, чем она будет мучиться и устанавливать что-то неизвестное. Арсений мычит понимающе, прижимаясь к прохладной руке Антона, дорвавшись до долгожданной нежности. — Ой, я тут узнал кое-что, — Антон загорается ярко-ярко и Арсению даже не надо угадывать о чем пойдёт речь. — Через пару недель будет Fête de la Musique. Выступать мне, конечно, рано. Но я б посмотрел. Музыка остаётся неотъемлемой частью жизни Антона, точно так же, как у Арсения потребность в озвучивании своего мнения. Они, по сути, делают одно и тоже, но разными методами, и такое совпадение Арсений искренне считает очаровательным. Возможно, благодаря этой черте они в итоге и сошлись. Нашли точку соприкосновения, глубоко об этом не задумываясь, не анализируя причин. Они всегда были не такими разными, как казалось на первый взгляд. Арсений любит музыку Антона. Любит то, как даже немного сменив ракурс, она всё равно откликается глубоко внутри. Он по-прежнему прикладывает голос Антона к ранам души, лечит старые рубцы его текстами. Это ощущается таким естественным и правильным — быть самым верным фанатом своего молодого человека. И тот факт, что главная жизненная страсть Антона не угасла, не растворилась в стрессе переезда, что творческая жилка продолжает пульсировать и развиваться — успокаивает Арсения. Вселяет уверенность в их будущем. Поэтому он не может не выдохнуть радостно: — Двадцать первое июня, да? Я обязательно возьму выходной, Тош. Улыбка Антона почти ослепляет. — Что нового в офисе, кстати? — Я разузнал, кто всё-таки появился у Луи, — Арсений хитро улыбается, глядя как Антон резко поднимается с подушки, широко распахнув глаза. — Не-е-ет, он не мог расколоться так быстро, — он плюхается обратно на подушку, и Арсений легко смеётся, глядя как прыгают у Антона на голове кудряшки. — Я ставил на то, что он будет молчать ещё три месяца. — А он ничего и не говорил, — Арсений широко улыбается, упиваясь недоумением на лице напротив. — Надя случайно увидела, когда он вылезал из машины. Они остановились далековато от входа, но она тоже не нашла парковку ближе, так что… — И-и-и? Арсений упрямо держит интригующую паузу, просто потому что может. Просто потому что растворяется в их беззаботном дурачестве, трепетно коллекционируя такие моменты. Он, наконец-то, дома. — Это всё же парень, а не девушка. — Й-е-е-с, — нараспев тянет Антон и довольно прикрывает глаза. — Я же говорил. А ведь я его видел только на фото. — У каждого правила есть исключение. — Ты должен мне десять евро. Арсений азартный, и привычка бороться до последнего резко берёт вверх: — Так не пойдёт, условием было его молчание полгода. Он должен был лучше скрывать своего парня, если не хочет говорить о нём. Арсений стаскивает у Антона из-под головы подушку и воинственно вскакивает. Ноги резко немеют от притока крови, но он мужественно терпит. Шастун тут же садится, напрягаясь всем телом, потому что тоже хорошо Арсения знает. — Это непредвиденные обстоятельства, — Антон отвечает нравоучительным тоном, с трудом сдерживая лукавую улыбку. — Я угадал основное. К тому же, вы сжульничали… Он не успевает договорить, потому что Арсений подныривает к животу и бесцеремонно лезет под свободную футболку, легко щекоча рёбра. Он с искренним наслаждением доводит Антона до той степени хохота, когда мышцы живота отдают болью, и только тогда они заваливаются на мягкий ковёр в попытках отдышаться. Антон красный как рак, но искренне счастливый. Арсений даже со своими тренировками задыхается, но в воздухе продолжают плясать искорки их веселья. И совсем немного потревоженная пыль. Они улыбаются, и впереди ещё много таких тёплых моментов. Арсений едва ли не впервые в жизни перестаёт бояться старости. С Антоном она точно не будет скучной. Арсений осознаёт, что с Антоном стал чувствительнее. Что этот человек будто пришёл, смазал все винтики, и механизм заработал, ожил. Арсений явно становится мягче, сентиментальнее, и перенимает у Антона дурацкую привычку к саморефлексии. Хочется верить, что он и был таким до вуза, до работы, что Антон просто раскопал это глубоко в его душе и вывел на свет, но Арсений в этом не очень уверен. Зато он точно уверен в том, что гораздо приятнее быть живым человеком, а не канцелярским роботом. Гораздо приятнее наблюдать мир вокруг себя, любимых людей и что-то новое, а не только бессмысленные бумажки. Приятно, когда есть конкретные цели, а не слепое плавание по течению. В конце концов, он скоро закончит первую в своей жизни книгу. Даже в самые амбициозные свои годы он не мог бы предположить такой исход событий. — Как ты думаешь, — Арсений разрезает возникшую тишину внезапно серьёзным голосом. — Во всей этой истории мы победители или проигравшие? Антон шумно выдыхает и снова разворачивается к нему боком. Арсений продолжает разглядывать белый потолок их гостиной. Он всегда любил конкретику, любил называть вещи своими именами. Его этапы жизни можно было бы собрать в один большой ящик, рассортировав по папкам, обязательно озаглавленным. «Детство. Отрочество. Юность.» или что-то в этом духе. — О чём ты? — Если разбирать период с момента нашей встречи и до сегодняшнего дня, тот финиш к которому мы пришли… Та точка, в которой мы сейчас — это победа или поражение относительно всей нашей жизни? Ну, знаешь, если провести анализ, как литературного произведения… Он замолкает, потому что уже на моменте объяснения осознаёт, какая эта чушь. Антон молчит достаточно долго, видимо всерьёз обдумывая вопрос, и Арсений уже хочет сказать, чтобы он не брал в голову его тщетные попытки в философию, но тот отвечает, уверенно и со знанием дела: — Я думаю, что это ни то и ни другое. Ты можешь сделать промежуточные выводы, но не видишь общей картинки. Может, и до самой смерти не сможешь. Это просто жизнь, такая, какая есть. Арсений соглашается. Особенно, учитывая, что с некоторых пор начал эту жизнь, наконец, по-настоящему ценить.Антон
Возвращался к музыке Антон… странно. Писать и тексты, и биты хотелось до дрожи даже в первые месяцы после переезда, но он сознательно себя останавливал. Чтобы отойти от прошлого, нужно дать себе время остыть, соскучиться по делу всей своей жизни, забыть, что значит выблёвывать на страницы записной книжки слова, жгущие глотку, и снова начать творить. И поэтому Антон себя останавливает. Отмахивается от рифмующихся в голове стихов на остро-политические темы, с головой погружаясь в текущие заботы. А их у него предостаточно: сначала была гонка за попытки получить легальное право оставаться в новой стране, потом появился шелтер и уроки французского. Теперь есть работа, да и милая старушка-соседка частенько просит сгонять до ближайшего супермаркета. Короче, дел хватает. Но однажды направленность беспрестанно складывающихся в строфы слов меняется, и Антон понимает, что теперь он готов попробовать. Текст получается совершенно не рэперский, и Антону впервые приходит в голову, что можно… попробовать работать не в одиночку. Да, с κλόουν он, строго говоря, тоже никогда не был один. Но это в основном касалось технической стороны и организационных моментов. К музыке Антон никого не подпускал, поскольку она была его личной терапией и отдушиной. Сейчас же будущая песня ощущается тем, чем и должна: творчеством. Антону больше не нужно писать музыку, чтобы выжить, ему просто прикольно. И он не прочь разделить это чувство с кем-то ещё. Беда лишь в том, что из знакомых музыкантов у него один только Выграновский, который находится в Москве и всё ещё пишет рэп, иногда кидая свои песни Антону на оценку. История с κλόουν сделала Антона в глазах Эда безусловным экспертом, так что тот только радуется, когда получает предложение о помощи со сведением и мастерингом. А Антону правда несложно, он даже пару раз использовал полумёртвый Telegram-канал κλόουν в корыстных целях, пиаря треки Выграновского. Впрочем, есть ещё Юра Музыченко, который давно участвует в весьма успешном проекте. И начал он это задолго до того, как присоединился к клоуну. Просто Антон был так поглощён своей депрессией, что никогда не обращал должного внимания на тех, кто его окружает. А музыка у группы, фронтменом которой является Юра, вообще-то классная. Но Антона больше интересует не сам Юра как музыкант, а его обширные связи. И так случайно складывается, что первым, кого Музыченко ему рекомендует, оказывается тот самый хакер, помогавший раньше с конспирацией. По счастливому стечению обстоятельств он как раз недавно ушёл из группы, в которой состоял несколько лет. Писать страшно. Антон понимает, что это довольно странно: просить о сотрудничестве, когда предложить решительно нечего. Да, у него миллиард идей в голове, но постороннего человека вряд ли убедит мысль о том, что он «талантливый и музыкальный мальчик». А треки κλόουν — не то, чем стоит гордиться. В том плане, что Антон вовсе не хочет тащить этот вайб в свой новый творческий этап, и показывать что-то из старого просто-напросто нерепрезентативно. В общем-то, он так откровенно и пишет, что был бы рад поработать вместе, но поймёт, если музыкант не захочет сотрудничать с ноунеймом. — Хуя ты прибедняешься, — вместо приветствия пишет музыкант-хакер Антон Лиссов. — Это ты-то ноунейм? Антон вспоминает, что тёзка всё же довольно тесно работал с его соцсетями и оказался даже немного вовлечён в шантаж Высочинского, так что прекрасно отдаёт себе отчёт в том, кто именно ему написал. — Ну, проект-то закрыт, — поясняет он, даже немного оправдываясь. — И я не планирую больше работать в этом направлении. Так что предложить реально особо нечего пока. — Достаточно того, что я знаю, что ты пиздатый музыкант, — уверенно отвечает Лиссов. — Меня всегда прикалывало, что ты позиционировал себя как рэпер, а периодически в жёсткую панкуху скатывался. — Ты как-то подозрительно много знаешь о моей музыке, — парирует со смешком Антон. А потом до него доходит. — Юра, ну конечно. — Должен же я был представлять, куда именно ввязываюсь, — спокойно признаётся невидимый собеседник. — В моих кругах — не музыкальных — анонимность, знаешь ли, тоже высоко ценится. Антон готов поспорить, что хакерские услуги Лиссова тут были ни при чём. Зная Музыченко, искренне любившего песни клоуна, велика вероятность, что тот просто не слишком мог держать этот восторг в себе, и периодически доёбывал приятеля, который точно будет держать язык за зубами, так ещё и находится даже не в РФ. Как бы то ни было, Антону удаётся легко сойтись с тёзкой. Тот подтягивает пару знакомых музыкантов, и получается настоящая группа. Они раскиданы по разным уголкам мира, но даже собираются пару раз в Париже, чтобы записать треки. Половину альбома — в первый приезд, половину — во второй. Да, у них в итоге выходит целый альбом, с ума сойти. Группа долгое время существует без названия. Впрочем, и музыку она на тот момент ещё не выпускает. Но чем ближе был релиз, тем острее вставал этот вопрос. И положение неожиданно спас Позов (хотя, наоборот, ожидаемо, Дима всё ещё отвечает в жизни Антона за здравый смысл и светлые идеи). Предложение собрать анаграмму из фамилии Шастун Антон находит ироничным. С учётом того, что он провёл не один год, скрывая не только своё имя, но и лицо. Теперь же, получается, буквально орёт о собственной личности, потому что название пишется капслоком. Остальные ребята в группе, что удивительно, идею поддерживают, их группа с названием HASNUTS более чем устраивает. Опасения Антона развеивает Лиссов: «Ну так без тебя эта группа всё равно существовать не будет, на тебе же всё держится, так что это справедливо». И вот новоиспечённая рок-группа наконец выпускает альбом. Его шерят все, кто только может. Сам Антон скидывает линк в канал κλόουν, добавив короткое, но искреннее сообщение о том, что будет рад раскрыть новую сторону себя всем, кто в этом заинтересован. Постят ссылку ребята из прошлой группы Лиссова, Выграновский, Дидёнок. Перепост от Кирилла делает какая-то панк-группа, незнакомая Антону. Удивившись, он включает первый попавшийся на глаза их трек и замирает, чувствуя, как на лице расползается широкая ухмылка. Вокалист у этих ребят — определённо тот самый чувак, с которым Антон однажды записал фит про хуи на могилы, с лёгкой руки посвящённый Арсению. Трек, с которого всё началось. Жизнь иногда закольцовывает всё удивительным образом. В фоновом режиме Антон врубает любимый трек из собственного альбома. Любимый, потому что в нем удивительно органичным образом переплелось его творчество из прошлого и настоящего. И, пожалуй, в этой песне очень много настоящего Антона, хотя он и обещал себе, что будет писать менее личные песни. Но ему чертовски нравится результат. «Я хочу придумать краску, Разукрасить серость дней. Я хочу ходить без маски, Так лети же ты скорей... Лети лепесток, Пусть не будет мир жесток. Упадёшь на край земли, Быть по-моему вели», — звучит собственный, ничем не изменённый голос, и Антон улыбается. Правда дольше прослушать песню не удаётся, поскольку начинает звонить телефон. Антон смотрит на имя абонента и вздыхает. Не раздражённо или тяжело, а скорее нервно. Всё-таки он привык не ко всем переменам. — Да, привет, — отвечает он оптимистично и бодро. В этом есть капля притворства, но лишь потому, что человек на том конце провода, решив, что у Антона что-то не так, может развести бурную деятельность. Со временем это перестало вызывать раздражение. Антон просто осознал, что дело не в том, что Высочинский действительно пытается его контролировать, он просто… выражает любовь. Как умеет. — Бонжур, — говорит Высочинский с жутким акцентом, но скорее нарочитым, чтобы беззлобно Антона поддеть. — Звоню сказать, что у Арсения вышла отличная книга. Можешь ему так и передать. Книга Арсения — пиздец. В хорошем, но опасном смысле. Высочинского Арсений, сливая внутреннюю кухню, по понятным причинам не тронул. Не из-за кровного родства, в котором тот состоит с Антоном, а потому, что тот действительно очень помог. И когда ловили киллера, и когда пытались закрыть Шустова, и когда Антону в экстренном порядке оформляли визу, а потом и вид на жительство. Высочинский ничего не требовал взамен, лишь звонил периодически. И Антон сначала выдавливал из себя вежливость, потому что чувствовал себя обязанным, а потом привык и расслабился. — Лучше всё же ему не знать, что ты его спалил, — усмехается Антон. — Зря что ли такая конспирация была разведена. — Ну, тогда просто привет передавай. Делать этого Антон не будет, потому что с Арсением о Высочинском говорить всё ещё неловко. Не всё сразу, считает Антон философски. Со временем и с этим они оба окончательно свыкнутся. — Ага. У тебя как дела? — Да нормально, — обтекаемо отвечает Высочинский, тему его работы они по-прежнему стараются обходить по широкой дуге. — Я вообще вот зачем позвонил. Буду на днях в Париже, на саммите одном. Под вечер есть пара часов свободных, подъедешь? Удивительно, но Антон вовсе не против встречи с Высочинским. Они пересекались пару раз с момента переезда. Один раз в Москве, когда Антон с Арсением прилетали на свадьбу Макара, а второй — в Лондоне, куда Высочинский прибыл по делам, а Антон — по его просьбе. Со временем Антон с удивлением даже для себя отметил, что… скучает по нему. Своеобразно, но тем не менее. Кто бы мог подумать, что всё в итоге вот так обернётся. — Да, конечно, отец. Скажи только, когда конкретно. Называть Высочинского отцом получается не сразу, но оказывается в итоге легче, чем Антон думал. Просто однажды он приходит к выводу, что игнорировать этот факт родства всё же невозможно. Да и не ясно было, как в Высочинскому обращаться: и по фамилии, и по имени, и по имени-отчеству было бы довольно странно. Так что Антон аккуратно приучал себя использовать непривычное слово, придя к компромиссу с собственной совестью: Олег, которого он исторически называет по имени, в его голове — папа, а Высочинский — отец. И для Антона это разные понятия. Счастливое детство с Олегом не заменит ничто и никогда, и любовь к нему от появления Высочинского у Антона не стала меньше. К Высочинскому же он относится совсем иначе. Не хуже, просто иначе. Они довольно тепло прощаются. И Антон в очередной раз удивляется тому, как сильно всё переменилось. Расскажи кто ему об этом ещё год назад — не поверил бы. Пожалуй, он бы со всем этим просто не справился в одиночку. И с переездом и бюрократическими проволочками, и с неуклюжими попытками наладить отношения с биологическим отцом, и с адаптацией к новой стране. На самом деле, Антону сначала было невыносимо тяжело, и он бы не справился со всем этим без Арсения. Дело даже не в том, что Арсений куда лучше ориентировался в том, как все устроено во Франции. Просто… удивительным образом он чуть ли не единственный, если не понимал тоску Антона по родине, то по крайней мере уважал его чувства. Это интересная российская черта — мечтать переехать. Кроме шуток, это желание присутствует у очень многих людей. И почти у всех, кого Антон знает. Он в целом понимает, с чем это связано. И даже напрямую услышал это однажды от Позова. Не понимаю, мол, что тебя не устраивает. Сам же жаловался на эту бесконечную хтонь и серость, на гомофобию, грубость и гопников. Теперь жизнь стала лучше, радуйся. И, да, Антон правда на всё это жаловался. Но дело в том, что всё это было его страной. В которой он родился, вырос, жил и творил. Из которой никогда не планировал уезжать. Это были его гопники, его гомофобы, его хтонь и серость. Он мечтал изменить это, а не оставить в прошлом. Нет, само собой, Антон ни о чём не жалел. Ему нравилась жизнь во Франции, ему было приятно учиться дышать полной грудью и существовать без вечного страха и боли. Но он… скучал. Чувствовал себя чужим, нелепым и неуместным. Прямо как в московской квартире Арсения, только в сто раз сильнее. Но, как и в прошлом, Арсения абсолютно не заботила неуместность Антона. Он был рядом, утаскивал в крепкие объятия при любом удобном случае и постоянно стремился целовать на людях. Не вульгарно в засос (Антон всё ещё считает такое поведение мерзким вне зависимости от ориентации), а коротко, нежно и трепетно. И Антон подозревает, что такое публичное выражение чувств не столько нужно самому Арсению, сколько призвано развеять страхи Антона. И это работает. Арсений не пытается поднять на смех чувства Антона, но мягко и ненавязчиво даёт альтернативу. Не позволяет забыть, почему они вообще здесь. Поэтому сейчас Антон, бодро вышагивающий по улице, чувствует спокойствие. Боли в груди больше нет, только лёгкий флёр тоски, с которым Антон научился справляться ещё и потому, что нашёл способ стать по-настоящему полезным для соотечественников. Удивительно, что перейти от слов к реальным делам ему удалось лишь оказавшись за тысячи километров от дома. И добиться этого он смог не без помощи Арсения, хотя тот предпочитает прибедняться, и так ни разу и не зашёл, чтобы посмотреть на результат своих финансовых вложений. Антон подходит к неприметному серому зданию, резко контрастирующему с пышностью исторической застройки района, в котором они с Арсением живут, и привычно толкает дверь. Колокольчик на входе мелодично звенит, и из-за стойки регистрации выглядывает Жюли. Девушка радостно расплывается в улыбке. — Anton, tu es là! — Salut, Julie. Il y avait beaucoup de choses à faire au travail. Vous allez bien? — Tout va bien, ne t'inquiète pas. Arseny n'est plus avec toi? — Je pense qu'il n'est pas encore prêt. Жюли выглядит расстроенной. Как и всякий раз, когда осознаёт, что Арсений и сегодня не появится. Жюли стояла у истоков шелтера, поэтому знает, как много денег в это вложил Арсений, и мечтает с ним познакомиться. Но пока у неё всё ещё нет такой возможности, поэтому девушка вынуждена довольствоваться рассказами Антона. Вообще-то, у него не настолько богатый вокабуляр, поэтому вести долгие монологи на французском он не смог бы при всём желании. Но у Жюли прекрасный русский, она в шелтере буквально работает переводчицей. И с Антоном общается на французском по его собственной просьбе. Это началось довольно давно, когда шелтер был его основной деятельностью. Антон мало гулял, почти не общался с соседями и не имел возможностей для активной языковой практики. Так что помощь Жюли пришлась как нельзя кстати. Она важна и сейчас, потому что Антон, всё же вынужденный найти себе обычную работу, пошёл по пути наименьшего сопротивления и устроился в русский книжный магазин в 15-м округе. Конечно, среди покупателей встречаются и французы, но обычно из тех, кто изучает русский. Так что они, наоборот, пытаются практиковать язык во время покупки. Из глубины помещения появляется Егор, и Антон непроизвольно вздыхает. Парня он видеть, конечно, рад. Но его появление обычно означает, что придётся разбираться с закупками и вникать во множество смет. По правде говоря, Антон доверяет Егору, но тот, кажется, боится брать на себя ответственность и действительно воспринимает Антона как какого-то большого начальника. Егор был первым человеком, поселившимся в шелтере. Так сложилось, что парню пришлось бежать из страны из-за политического преследования. Он был в настолько отчаянном положении, что просто написал в комментариях в телеге клоуна, спросив, может ли тот как-то помочь с информационной оглаской. Ситуация была действительно пиздецовая. И Антон решил хотя бы попытаться оказать парню не просто информационную поддержку, но и реальную помощь. На тот момент они с Арсением уже выкупили помещение. Хотелось бы сказать что вскладчину, но это не совсем верно. Да, Антон потратил на приобретение здания внушительную часть денег, скопившихся на счету, куда он скидывал всё, что присылал Высочинский. Но какую-то часть пришлось оставить, потому что остальные расходы на шелтер тоже нужно было как-то оплачивать. Так или иначе, когда Егор перебрался в страну, это было по сути просто помещение в финальной стадии ремонта, с парой жилых комнат и Антоном, выполняющим функции всего персонала сразу. Потом уже появились администратор, психолог, переводчик. А Егор, отчаянно желавший отплатить за помощь, стал заниматься закупками, что позволило Антону выдохнуть и уделять чуть больше внимания работе и творчеству. — Здорова, — радостно улыбается Егору Антон, смирившись с грядущей финансовой экзекуцией. — Ну давай, выкладывай. Из шелтера Антон выходит лишь к вечеру. Иногда Арсений удивляется тому, что он охотно проводит вот так выходные. Но для самого Антона такая деятельность становится настоящей отдушиной. Он может помогать людям, не только соотечественникам, потому что в шелтер принимают всех русскоговорящих (Антон надеется, что однажды это ограничение будет в прошлом, но сейчас большая часть персонала хорошо говорит лишь на русском). И это позволяет ему чувствовать себя значимым. Антон, несмотря на мудрые советы психотерапевта, только пытается учиться жить для себя. Сейчас он в большей степени живёт для других. Для Арсения, для друзей, для людей, которым помогает. Не в том плане, что он не хочет жить, это чувство к счастью прошло. Просто пока что именно так он способен ощутить значимость собственной жизни. Наверное, со временем Антон сможет прийти к осознанию того, что его жизнь значима и ценна сама по себе, без каких-либо условностей. Но пока что он лишь в начале этого пути. По дороге Антон решает завернуть в небольшую кофейню. Он давно её облюбовал, потому что ходить этим маршрутом приходится часто. И в этот раз он решает не хватать кофе и пить на бегу, а устроиться на небольшой уютной веранде. Бариста приветливо улыбается и начинает расспрашивать, как у Антона дела. А вот заказ не спрашивает, потому что Антон постоянен в пищевых привычках. Этого парня зовут Адриан. И с Адрианом выдалась весьма неловкая ситуация, потому что в первые пару месяцев он пытался к Антону подкатывать. И Антон, во-первых, не сразу это понял, списывая всё на непривычный французский менталитет. А, во-вторых, охуел и очень растерялся, когда всё-таки понял. Пришлось провести с Адрианом крайне смущающий разговор. Тот сначала извинился за то, что решил, что Антон по парням, а потом просиял, узнав, что это предположение оказалось верным, просто сердце у Антона уже занято. Преодолеть эту неловкость в итоге им всё же удалось, хотя Антон на всякий случай целый месяц не заходил в кофейню в смены Адриана. Человек, занимающий сердце Антона, кажется, начал ревновать, когда услышал эту историю. Но, видимо, нелепый вид Антона настолько развеселил Арсения, что он оттаял. И потратил добрые десять минут на попытки доказать Антону, что нет ничего удивительного в том, что он может нравиться людям. Хотя для самого Антона это всё ещё довольно дико. Он до сих пор не понял до конца, как вообще вышло, что Арсений в него влюбился. Это кажется чем-то, что противоречит всем возможным законам вселенной. Дело не только в том, что Арсений невероятно красивый (с объективной точки зрения, а не глазами влюбленного Антона). Просто они были максимально разными, буквально из разных миров, которые не должны соприкасаться. И Антон слукавит, если скажет, что был в тот период жизни классным и приветливым парнем. Нет, с ним даже общаться-то было сложно. Но Арсений не из тех, кто привык выбирать лёгкие пути, поэтому загадочным образом решил, что Антон — тот самый человек, которого он так долго искал. Ностальгический настрой заставляет Антона ещё больше задуматься о прошлом. О том дне, когда он впервые встретил Арсения и проникся внезапной безотчётной ненавистью. О встречах на концертах, когда внимание Арсения, которое Антон непроизвольно к себе приковывал, казалось пугающим. О том, как постепенно они привязывались друг к другу, не понимая до конца, к чему всё это приведёт. О том, как приняли друг друга теми, кто они есть. Неидеальными, со скверными характерами, травмами, грузом совершённых ошибок и неверных решений. О том, как страшно было осознавать, что Антон мог Арсения потерять. И о том, как в тридцать лет Антон понял, что такое любовь, хотя не верил, что для него это когда-нибудь будет возможно. Телефон начинает звонить, и Антон не сдерживает улыбку, отвечая настойчивому абоненту. — Тош, привет, меня тут позвали выступить как эксперта в эфире одного канала, — начинает Арсений немного виновато. — Я знаю, что мы хотели сегодня поужинать, но буду немного поздно. Прости, пожалуйста. На самом деле ужины, которые они часто проводят как полноценные свидания, в большей степени важны для самого Арсения. Антон более ленивый человек, и меньше склонен к красивым широким жестам. Ему не так важно провести время в уютном ресторане. Нет, он конечно ценит и такие вечера. Но для него значимо любое время, проведённое вместе. Да, сегодня они не попадут в заведение, а просто встретятся часов в десять вечера, закажут пиццу и продолжат смотреть сериал, который начали несколько дней назад. Антона это устроит. — Как я могу обижаться, — фыркает Антон. — Мой парень — звезда телеэкранов. — Да пиздец, — недовольно цокает Арсений. — Звездой телеэкранов я уже был, мне не понравилось. Естественно, Арсений врёт. Не о том, что ему не нравилась прошлая жизнь. Но привлекать к себе внимание он любит, для Арсения это также необходимо, как для Антона — помогать кому-то. — Значит, ты продолжаешь наступать на те же грабли, — поддевает Антон непроизвольно. — Это другие грабли, новой модели, — паясничает Арсений. — Ладно, очень нужно бежать. Люблю тебя. — И я тебя люблю. Антон возвращается домой в очень лиричном настроении. И даже немного радуется, что Арсений сегодня будет поздно. Он чувствует, что готов написать нечто особенное. Что-то глубоко личное, оптимистичное и приятное. Что-то, что позволит выразить любовь, которую он испытывает. И Антон пишет. Ночью придёт сновидениями вещими, Тот, кто полюбит все твои трещины. Может, мужчина, а может быть, женщина, Та, что полюбит все твои трещины. Могут сначала казаться зловещими, Те, кто полюбят все твои трещины. Сможешь однажды оставить все вещи Там, где полюбят все твои трещины.