***
Мы вылетели ранним утром, даже солнце не успело пока окрасить лиловым цветом небо. Перед отлётом я попыталась наведаться к Кайлу, но врачи настойчиво попросили меня не беспокоить его, так как пациент смог наконец-то нормально заснуть. Однако что-то мне подсказывало, что Гэррик вовсе не смотрел свой десятый сон, а сидел весь на иголках, предвещая какое-нибудь надвигающееся бедствие. Собственно, как и все мы. Почему так? Объясняю. Наше задание должно стать решаемой точкой в поимке объявленной цели, которую зовут Карл Остерфилд – британец, но урожденный венгр с именем Вилли Наги, который стал занятной тёмной фигурой и связывающим звеном всей центральной Азии и в привлечении их террористов. Сам он не являлся им, скорее был больше бизнесменом, что заправлял огромным спросом товара на чёрном рынке: скупал их, преображал и перепродавал его своим покупателям за сладкую цену. Товаром могло послужить что угодно: оружие, наркота, самодельные бомбы, люди… дети. Наша цель – схватить его, и допросить – от таких людей можно было соскрести кучу полезной информации. Но если ситуация не будет позволять этого и мы окажемся в затруднительном положении, то в крайнем случае было дано разрешение ликвидировать цель. Это единственный шанс поскорее уйти из команды – но мне не хотелось думать о том, как другие ребята отреагируют на мой бурный уход, ведь к некоторым из них я успела всё-таки привязаться. Думаю, как и они ко мне. Но в то же время в моей голове происходило осознание того, что больше так продолжаться не могло. Ну никак. Слишком много воды вытекло с тех пор, как между мной и Гоустом возросла большая стена недопониманий и обид. Я больше не чувствовала себя здесь спокойно и на своём месте, а значит это означало лишь одно: нужно было идти дальше. Даже если за тобой остаются прекрасные и добрые люди. Посадка на вражескую территорию прошла успешно, по крайней мере, потому что на нас ещё никто не нападал. При себе мы имели лишь один отряд, так как все остальные были или на других миссиях, или на больничном, или… уже мертвы. Не густо, но мы всё ещё оставались профессионалами и знали толк в своём ремесле. Прайс дал команду разделиться на шесть групп, в каждой которой было по четыре человека. Несложно было догадаться, что нашу группу представляли Соуп, Гоуст, Прайс и я. Мы двигались к центральной точке здания, в то время как другие шли в обход. Природа начинала потихоньку оживать, когда солнце неторопливо выходило из-за горизонта. Но неприятная сырость всё ещё душила меня и не давала покоя. Я чувствовала, что пойдёт сильный дождь, а за ним гнался бушующий ветер. Это нервировало всё сильнее: погода будто предупреждала нас. Несчастья подобны сильному ветру: никогда не узнаешь, в какой момент наступит буря. Покрепче схватившись за оружие, я поспешила за своей группой, замыкая наше построение. Все находились в абсолютном спокойствии, сосредотачиваясь лишь только на посторонних звуках, что могли доноситься из глубин леса. Но после нескольких минут непрерывного и напряжённого молчания первый всё-таки сдался МакТавиш (что как раз-таки ничуть меня не удивило), который начал тихонько напевать себе под нос строчки из песен Барри Уайта. — Let the music play… Забавно, что Прайс ещё не заткнул его. — I just wanna dance the night away! — завыл пуще прежнего он. — Притихни, Соуп! Шикнул на него капитан, отчего я мерзко захихикала, не удержавшись от своего очевидного предположения. К этому всё шло. Джон только надулся, явно разочарованный тем, что никто не захотел слушать его бесплатный концерт. Украдкой я заглядывалась на широкую спину лейтенанта Райли, а после отдёргивала себя и насильно отворачивала голову в другую сторону, чтобы найти хоть какую-нибудь скрытую угрозу в безобидных бурьянах. Безусловно жалкое зрелище. Неожиданно я словила себя на мысли, что лучше бы тут уже началась перестрелка. Мы вышли из зарослей, спрятавшись в каких-то кустах. Густые хмурые тучи и мрачное утро давало нам преимущество оставаться в невидимости. Прайс подозвал нас всех и озвучил свой план: — Действуем также, как мы и обговаривали на собрании. Соуп и Моралес остаются на подхвате и замыкают наш круг для облавы – Гоуст и я движемся к остальным группам. Когда доберёмся до конечной – свяжемся с вами по рации. — Есть! — ответили мы все хором. Он проехался тяжёлым взглядом по нашим лицам, а после удовлетворённо кивнул своей головой. — Группа Альфа, это Браво 6, как слышно нас? — связался по рации капитан. Динамик в ухе тут же неприятно зашипел: — Слышу Вас отлично, Браво 6, мы приближаемся к чёрному входу, где вы сейчас? — Направляемся к центру здания, ожидайте дальнейших указаний. — Принято. Голос в ухе затих, и я спокойно прикрыла глаза. Всё шло пока гладко, хочется надеется, что так будет до конца всей миссии. Я следила за каждым движением капитана и лейтенанта, что медленно пробивались к названной точке через высокую траву. Меня поражал даже тот факт, что при всём своём высочайшем росте Гоусту легко удавалось оставаться незамеченным. Глупо было лгать о том, что мне плевать на них. Где-то глубоко, в закравшейся невидимыми путами страха моей души, я откровенно переживала за них - не показывала этого - но искренне переживала, потому что видеть смерти этих людей, с которыми я прошла через огонь и воду – последнее, что мне когда-либо хотелось узреть. Даже если это будет смерть мужчины, который разбил моё сердце и втоптал его в грязь вместе с достоинством и честью. Слева от меня раздался скучающий зевок Джона, и я ненароком дёрнулась, но тут же успокоилась. — Никакой динамики. Я тихонько хмыкнула. — А тебе одно веселье подавай. Соуп косо на меня глянул, после чего отвернулся и поучительным тоном запричитал: — Зато ты у нас в последнее время такая вся из себя серьёзная и зажатая. Мои глаза округлились, словно у кота, что нюхнул мяты. Моё тело инстинктивно развернулось к Соупу и настойчиво ожидало дальнейших пояснений его брошенных в мою сторону слов. — Что? Не смотри на меня так, это пугает. — Я не зажатая, — хмуро ответила я, скрестив руки на груди. Джон тихонько присвистнул, приподняв брови. — Ого! А тебя это зацепило. — Я не.. Была уже готова снова ответить, как тут же в шоке замерла. Осознание моей глупости пришло сразу же, как и то, что слова Джона были брошены просто случайно и не несли никакого смысла. А я, как дура, повелась, да ещё и с таким раздражением. Это только сильнее меня взбесило. — У тебя проблемы, — утвердительно оповестил своё предположение сержант, в то время как мой глаз стал уже нервно подрагивать. — С чем? — С проблемами! — тупо выпалил он, а я не сдержалась от раздражённого вздоха. — Слушай, мы сейчас на задании, все на взводе, мы пытаемся поймать нашу цель. Оно и неудивительно, что я слегка… возбуждена. — Так теперь это называется? — приподнял он брови. — Скоро будешь на полу в конвульсиях биться? — Ты же понял, о чём я, — недовольно буркнула, несильно пихнув его кулаком в плечо. Джон бархатисто рассмеялся. — Ладно, ладно, прости. Но серьёзно: всё нормально? — Всё нормально? — повторила я, а затем вздохнула и отвернулась, — хотелось бы так сказать, да вот только уже сама себе врать не могу. — Это как-то связано с Гэрриком? Я надеялась, что он не поднимет тему моего недавнего психоза в больничном крыле. Но что ещё можно было ожидать? Это же Соуп. Было бы странно, если он это так и оставил, толком не поговорив. Холодный ветер закрался под куртку, хоть и одета я была весьма солидно. Ещё и бронежилет тянул меня вниз и ужасно давил на позвоночник. Ощущение, будто на меня повесили бетон. — Его это не слишком касается, но некто считает иначе, — меланхолично повела рукой. — У-у-у, тайный ревнивец, как интересно, — сделал он идиотскую гримасу, а тон стал каким-то слащавым. — Пхах, не смеши! По-твоему, у меня может кто-то быть? — Если вильнёшь бёдрами, то точно скажу. — Балбес! — Ха-ха, я уже ни чему не удивлюсь, Од. Ты у нас в последнее время, после Гоуста, самый мутный человек в команде. Практически не выходишь на контакт, уходишь раньше – приходишь позже. Я готов ко всему. Так что жду от тебя любых выкрутасов. Его любопытство позабавило, но и немного пристыдило, ведь даже он обратил внимание на мою чрезмерную замкнутость в последнее время. И всё же, он действительно иногда вёл себя как ребёнок. — Нечего рассказывать, Джон. Просто я натворила слишком много глупостей, вот и теперь разгребаю их последствия. Мы замолчали. На сырую землю потихоньку начал спускаться моросящий дождь. Небо будто плакало. Я скучно глядела вдаль, пока моё внимание не привлёк оживший тон моего товарища, что на этот раз звучал гораздо серьёзнее: — Знаешь, у шотландцев есть мудрая поговорка: «Если ты упал, то постарайся поднять что-то с пола, пока лежишь». Он сказал это так заумно и с такой гордостью, но увидев моё вопросительное выражение лица, он вздохнул. — И что бы это могло значить? — Это означает, что человек должен из любого неприятного опыта извлекать из него какую-то выгоду и что-то полезное для себя. — Вынуждая меня к нему развернуться, он положил руку мне на плечо и внимательно посмотрел в глаза. — Ситуация выдалась для тебя худшей, — с интригой протянул он, а затем весело, с лёгкими искорками задорности, выпалил: — Так попробуй найти в ней хоть что-нибудь положительное, Одри! Ведь если ты сможешь найти, хоть единый плюс в этом, то тогда быстрее сможешь отпустить всю ситуацию и позабыть о ней, как о страшном сне. И что самое важное - не допустить ту же ошибку в будущем. Понимаешь о чём я? Его слова ввели меня в ступор и заставили действительно задуматься. Горло стало сухим и мне пришлось прокашляться, а после сухо ответить: — Понимаю. На сей раз Джон с удовольствием кивнул и отвернулся, отвлекаясь теперь на здание, которое в скором времени должно быть захвачено. Я болванчиком помотала головой и отвернулась от него, но снова погрузилась в свои мысли, перемешанными его словами. Попробовать найти что-то положительное из той ситуации, что я сейчас переживаю? Что можно найти хорошего в том, что для своего лейтенанта я кажусь дешевкой и даже не заслуживаю уважительного взгляда с его стороны? Какая выгода может быть вычерпана из этого? Что этот договор мне принёс, какие здесь могут быть плюсы? Минутку. Плюсы в нашем договоре. В моей голове всплыли, сказанные на раннем этапе зарождения нашего договора, слова Райли: «Не уверен, что это прям-таки изменит твою жизнь, но я предлагаю договор по обоюдному согласию, который даст нам обоим неплохую разрядку». Даст нам разрядку… Разрядка – наслаждение. Ради этого всё и начиналось. Ради разрядки. Ради обыкновенного снятия стресса. Нет, пожалуй, минутки мне не хватит. Но… всё ведь верно. У нас был договор. Мы наслаждались им, я им наслаждалась. Благодаря ему я поняла, что значит жить. Жить, как простой человек. Без страхов, без упрёков, без всяких сомнений мне полагалась полная воля и свобода действий лишь на одну ночь. На одну ночь с ним. Я жила, жила этим договором, этим чувством – упивалась им и наслаждалась. В те моменты я будто оживала. В моём теле просыпалась всё то неизведанное, что у меня не получалось прожить в мои ранние годы молодости. Всю свою жизнь меня готовили к сражениям: учили, тренировали, наставляли. Моя жизнь складывалась лишь из двух слов: служба и долг. Но ведь… что такое, эта сама «жизнь»? Жизнь — это когда ты сам можешь сделать выбор. Когда в одно прекрасное утро ты можешь проснуться и сказать себе, что никуда сегодня не пойдёшь. А проживать вечно один и тот же день, погрузнувши в его повседневную рутинность - вовсе не называется жизнью, а лишь жалким существованием. Так всё и было у меня. Жалкое существование. До тех пор, пока не встретила лейтенанта. В тот момент я поняла, что иду наперекор всем правилам, приказам и причитаниям. Моё буйство и жгучее желание продемонстрировать свою неподчиненость сыграло со мной злую шутку, но я о ней не жалела и не жалею по сей день. Наш выбор с Гоустом разрушил наши отношения, но я не должна жалеть о том, какое удовольствие я получала, лишь находясь рядом с ним. Единственного, кого мне в этой ситуации жаль – лишь самого Райли. И пусть он катится к чёрту, вместе со своим прогнившим языком. Моё сознание тут же сделало кульбит, когда в рацию ударил голос Прайса: — Соуп и Моралес, двигайтесь к северу, не привлекая внимания. Мы заходим внутрь. Вы – прямо к складу. — Принято, капитан, уже идём — ответила я, и поманила рукой, чтобы Джон пошёл за мной. Мы шли тихо, но достаточно быстро, чтобы через несколько минут оказаться у подножия склада. Какие-то заброшенные контейнеры, сырые стены, и грязные потолки вызывали в моём желудке приступ отвращения. Перед моими ботинками пробежало несколько грязных, жирных крыс. Я скривилась. — Видишь что-нибудь? — спросил меня МакТавиш. — Не, найти бы щиток с питанием. Стоило мне только закончить предложение, как с другого конца всего здания послышались оглушительные выстрелы. Мы тут же схватились за наши стволы. — Будь начеку, сержант, — тихо прошептала я, проходя мимо громадных контейнеров прямо в кромешную тьму. — Есть, лейтенант. Я сделала пару бесшумных шагов, инстинктивно согнувшись в коленях. Мне хотелось бы что-нибудь здесь найти, что-то, что могло оказаться полезным для нас, но приходилось быть начеку. Сырость мерзко проникала в лёгкие, вынуждая меня чуть закашлять. Из другого тёмного угла я уловила шум. Неожиданно к нам навстречу выбежал незнакомец, укутанный в каких-то грязных лохмотьях. Ощущение, будто на него надели мешок из-под картошки. Разбираться, кто он: враг или друг не имело никакого смысла и времени. Я была настроена решительно и непреклонно. В его руках был автомат и целился он на нас. Мой взгляд зацепился на то, как именно он держал своё оружие – неправильно и непрофессионально. Возможно, он до этого никогда не держал автомат в руках. Так как сама его хватка была очень слабой мне не составило особого труда сориентироваться куда быстрее, и выстрелить первой, попадая прямехонько ему в грудь. Мужчина закашлялся кровью и захрипел, роняя оружие, и упал на колени. Мешковатое тело шлёпнулось на пол, лицо вниз. Из груди стремительно вытекала багровая субстанция, окрашивая грязный пол в смертельный узор, что напомнил мне мак. Его горло издавало булькающие звуки, отчего я скривилась в отвращении. Он задыхался собственной кровью до тех пор, пока не замер с широко распахнутыми в ужасе глазами. Ужасная смерть. МакТавиш медленно подошёл к нему и перевернул на спину. Моё лицо захлестнул шок. Это был не мужчина, а молодой парниша, лет так семнадцати. Мои руки зачесались, словно я чувствовала, как ещё одна чья-то невинная смерть проникает мне под кожу и смешивает мою кровь с его. Как же так? Что же война делает с детьми? — Такой юный, — тихо прошептала я. — Ещё вся жизнь впереди. — Была. — Коротко ответил Соуп и посмотрел прямо. Я проследовала за его взглядом. — Вроде чисто, — сказал он. — Это и настораживает, — накрыла ладонью глаза мальчишки и поднялась с места. Пусть спит спокойно, больше его ничто не потревожит. — На складе был только он. Неужели все двинулись к остальным отрядам? — Видать защищают нашу цель, — пожал плечами мужчина. — Знают, что мы ищем, поэтому перестраховываются. — Тем хуже для них. — Сухо ответила я и прошла вперёд. — Наша главная цель – оставаться на шухере и в случае чего сообщить о подкреплении, возможно, даже суметь найти что-то полезное здесь, так что просто затаимся и будем ждать ответа от наших. — Как прикажете, лейтенант, — грустно проскулил он, ещё больше огорченный тем, что нас не отправили на открытое поле боя. Шум выстрелов продолжался и хотелось бы надеяться, что большую часть они принадлежали нам. — Приём, как слышно? — зашипел в наушник до омерзения знакомый голос. — Повторяю: как слышно? — Слышно громко и чётко, Гоуст. В чём дело? — напряглась я, стараясь вслушаться в шипящий голос, что перекрывался громкой пальбой на заднем плане. Секундная затянувшаяся тишина по ту сторону динамика стоило мне несколько нервных клеток. — Цель у нас, повторяю, цель у нас. Идём к заднему выходу. У вас там всё чисто? Приём. — Как ни странно, но да. Поторопитесь. В нелётную погоду будет сложнее улететь, — строгим тоном проголосила я, наблюдая за тем, как дождь начинал превращаться в ливень. — Будем очищать для вас путь… Я не успела закончить, так как что-то пролетело в нескольких сантиметров от моего уха, вынуждая меня спрятаться за ближайшим контейнером. Джон последовала моему примеру. На верхнем этаже склада что-то резко упало, распространяя всё эхо по зданию. Мы с Соупом передёрнулись, а затем напряженно посмотрели друг на друга. Звук напомнил мне падающий металлический баллон на кафельный пол. Он доносился откуда-то сверху над нашими головами, но из-за эха было сложно понять, в какой именно части. Ко всему прочему, и к нашему всеобщему ужасу, последовал тяжёлый, наполненный ужасом, крик, что буквально пробрал меня до костей. Он был протяжным и будто молил о помощи. Столько боли и страха, что даже МакТавиш невольно съёжился. Возможно, это был кто-то из наших товарищей, и мне бы хотелось это немедленно выяснить. Бросать своих я не собиралась. — Лейтенант Моралес, что у вас там? — снова обратился ко мне голос Гоуста. Меня словно окосили. Я вспомнила, что так и не прервала нашу связь. — Пока не знаю. Кто-то здесь есть, возможно, кто-то из наших и ему нужна помощь, — моё тело вздрогнуло, когда до ушей достиг ещё один душераздирающий крик. Но слова Гоуста спустили меня обратно на землю и будто выбили из-под ног землю. — В бой не вступать. Это приказ. Я глупо моргнула, не веря своим ушам. Соуп выглядел таким же потрясённым. — Как это понимать, лейтенант? — мой начал трястись. Крик мужчины затих, а после раздались выстрелы. Скорее всего он обороняется. — Как хотите, так и понимайте, лейтенант, но я предупредил – никакой своевольности! — жёстко отчеканил лейтенант, а после в ухо ударил звук взрыва. Мне захотелось сматериться. Терпеть такое безразличие к нашим товарищам мне осточертело. Что он себе вообще позволяет? Эти солдаты – живые люди – не инструменты, которые можно по использовать, а потом выкинуть, как надоест. Райли же показывал полное равнодушие к жизням, что просто ускользали мимо нас. Хочется спросить его, а если кто-то бы оказался там из нашего ОТГ-141 – он бы тоже просто бросил нас, и сказал бы идти дальше, к точке эвакуации? Нет. Не хочу думать об этом, ибо я всё больше разочаровываюсь в этом человеке. — Но… — Никаких «но», Моралес. Без моего слова ты и шевелиться не должна. Вы с Соупом идёте к вертолёту, там и встречаемся. Это мой приказ, — его слова были черствы и непоколебимы, чтобы дать мне стимул принять решающий вывод. Знаете, что самое страшное в людях? Это не жестокость, не лицемерность и не постоянное вранье. Самое худшее, что есть в человеке, в каждом из нас – это равнодушие. И сейчас я чётко осознавала это к Райли. В моей жизни было много изъянов, от которых я потом мучалась. Мне приходилось быстро брать ответственность и учиться посылать проблемы куда подальше, чтобы не зацикливаться на маловажном. Я смирилась с этим, и теперь четко знала, что нужно делать. И прежде всего я послала к чертям собачьим Гоуста и его грёбанные приказы. Я разъединила нашу связь и развернулась к Джону. — Соуп, иди на север. Я на юг. Возможно, кто-то из наших сейчас ранен и им нужна помощь. Осмотрим периметр и встретимся у точки эвакуации. Сержант, казалось, метался между согласием и отказом. Он понимал, что приказ старшего лейтенанта считалось табу, но я тоже была им. Моё слово тоже имело вес. Я настойчивей заглянула ему в глаза, как бы прося о помощи, а он, секунду поколебавшись, кивнул. — Есть! Мы разошлись по разным сторонам. Соуп – за пределы склада – я же побежала в сторону лестницы, чтобы выяснить, что там происходит. Каждый мой шаг по ступеням вверх, сопровождался предательским скрипом и нервным подёргиванием в руках. Я сглотнула вязкую слюну, чувствуя, как становится жарко в камуфляже. У меня был страх. Страх войти в неизвестность и не выбраться из неё. Страх того, что всё закончится именно так. Я не боялась самой смерти – я боялась того, что будет после неё. Небытие? Пустота? Ад? Но уйти, так просто бросив своих же людей я не была способна. Так, видимо, поступить мог только лейтенант Саймон «Гоуст» Райли. Поднявшись на самый вверх, я увидела раздражитель шума, на который мы с Джоном среагировали. Интуиция меня не подвела: это был действительно газовый баллон. Видать соскочил с других рядов и свалился на пол. Думать о том, что его мог кто-то задеть нарочно совсем не хотелось. Внезапно металлическая дверь сзади противно скрипнула, заставляя меня в панике обернуться и наставить пистолет. Моё дыхание сбилось, я тут же нацепила на глаза прибор ночного виденья. Из той комнаты повеяло отвратительным сквозняком, что зябко прошёлся по моему лицу. Доставать гранату совсем не хотелось: шанс привлечь к себе большее внимание был крайне высок. Пускать дымовуху тоже не стоило: высокая вероятность не увидеть цель и самой стать мишенью. Ноги медленно вели меня к проёму, пока тело ломило уже от усталости и стресса. Почему-то сейчас вспомнилось, что на базе остался мой плеер. Последняя музыка там была “California Dreamin’”. Мне так захотелось её послушать. Стоило только дойти до порога, как передо мной выскочила фигура, что, обезумевши посмотрело мне в глаза. Взгляд был недобрый, дикий и устрашающий, но напугало меня вовсе не это. Даже труп паренька за его спиной, с перерезанным горлом, не так сильно добил меня. Мой рот раскрылся в немом крике. Всё, что я успела сделать – бежать куда попало, пока в подрагивающей руке этого сумасшедшего заискрился детонатор. На его груди висела парочку динамитов. Кнопка нажатия звучала для меня как приговор - страшнее, чем любой выстрел или крик умирающего. Секундная тишина и дикий разрывающий крик смертника заложил мои уши, пока моё тело бежало за угол, чтобы спрятаться от опасности. Внезапная ударная волна выбило опору под моими ногами и откинуло в сторону, взрывая также газовые баллоны. В глазах заплескались искры, а в ушах послышался звон. В нос ударил запах бетона и зажаристой плоти. Мне оставалось только согнуться пополам и лежать на земле в позе эмбриона, в ожидании предвещающей смерти. Потолок начал крошиться, угрожая вот-вот обвалиться и придавить меня. Всё тело неимоверно ныло, а левая нога противно жгла. Сил хватило лишь только на то, чтобы перевернуться на спину и учащённо задышать. Цемент, что превратился уже в пыль попал мне в рот и глаза. — Лейтенант, это Соуп, что у тебя там? Я слышал взрыв. До меня не сразу дошло, что обращались ко мне. Рука непослушно то подымалась, то опускалась, не в силах нажать на рацию. Мозг не соображал, в голове каша, а мерзкая пыль всё больше душила меня. Хотелось очень сильно спать. — Лейтенант, приём, как слышно? Скажи, что там у тебя происходит? Рука не дотягивается… будто… немеет. Глаза, кажется, закрываются, раз уж ничего не видно. Голос Соупа слышался мне отдалённым эхом. Чувствовалось будто я находилась глубоко под водой. — Лейтенант Моралес, где Вы? Дайте ответ, что у вас там с сержантом происходит? Этот голос… До боли знакомый. Нужно дотянуться рукой и сказать. Почему так тяжко? Почему моё тело мне не подчиняется? — Лейтенант? Одри…! — Докладываю, — прохрипела я, кое-как нормально усевшись. Опорой послужила мне стена, которая ещё не успела толком обвалиться. — Был произведён взрыв террористом-смертником. Меня задели, но не смертельно. — С тяжёлым стоном я поднялась с пыльного пола, хватаясь одной рукой за стенку. — По крайней мере, ходить ещё в состоянии. — Где ты? Сколько тебе требуется времени, чтобы дойти до точки эвакуации? — его бархатистый голос приятно скользнул по моим ушам, отчего я вяло улыбнулась, словно в пьяном бреду. Но я знала, что он злится. Наверное, догадывался, что мне не составило труда ослушаться его приказа и упорно сделать так, как я считаю нужным. Больше всего я сожалела лишь о том, что не смогла спасти парня, что так рьяно кричал о помощи, но так и не получил её, умерев с перерезанным горлом на холодном, пыльном полу в страхе и одиночестве. Кажется, на глазах выступили слёзы жалости и беспомощности. Но всё можно было списать на обыкновенную бетонную пыль, что всё время лезла мне в глаза. Только сейчас поняла, что прибор ночного виденья слетел у меня с головы и валялся сейчас где-то у моих ног сломанным. Я жалостливо шмыгнула носом, зная, что потом очень сильно отгребу за непослушание. Как от Гоуста, так и от Прайса. Мне удалось полностью встать и виноватым голосом ответить ему: — В западном крыле склада. Буду, где-то, через двадцать мину… Мне не дали договорить, так как в эту же секунду в мой висок прилетело что-то увесистое и тяжкое, мгновенно сбивая с ног. Мир резко потух в моих глазах, а в ушах больше не слышался голос Гоуста.***
Отматываем временную петлю чуть назад и теперь возвращаемся в его настоящее. Нехило меня так пробрало с самого начала моей истории прошлого. Собственно, именно так я и оказалась здесь, во всей этой нелепой ситуации со захватом заложницы – меня. Казалось, что пролетела вся жизнь, пока я вспоминала своё существование здесь, а на деле же прошло не менее пары секунд. Я даже уже успела толком позабыть, по какой причине я здесь нахожусь. — Где наш босс?! — рявкнул на меня один из миньонов. Моя всё ещё запрокинутая голова теперь вспомнила, почему. Как же запястья ноют. Я всё ещё не отошла от его предыдущего удара. А ещё пить хочется. Сколько я уже здесь нахожусь? День-два или может неделю? Не помню. Всё так туманно. Один из силачей взял меня за волосы и потянул на себя так, что даже ножки стула заскрипели. Я громко зашипела, уставившись в его чернящие глаза, что походили на маленькие озлобленные бусинки, как у акулы, что учуяла запах крови своей жертвы. — Я тебя, суку, по-хорошему ведь спрашиваю, — прорычал он мне в лицо, оплёвывая его. Мерзость. И когда он зубы чистил в последний раз? — либо ты отвечаешь, либо жалеешь о том, что появилась на этот свет. — Я итак об этом жалею каждый день, сволочь! — прохрипела я, а затем замахнулась головой, четко целясь своим лбом ему прямо в нос. Мужик отпустил мою голову и в шоке отпрыгнул назад, хватаясь за кровоточащую переносицу. Я же истерически хихикнула, ощущая искренний животный страх за себя и свою жизнь, что начинал потихоньку прорезаться наружу. Ну уж нет, пусть меня лучше сразу застрелят, чем будут пытать. Я больше не вытерплю, если мучения будут нескончаемы. Хочу покоя и тишины. Хочу туда, где мне хорошо и спокойно. Хочу к… нет, я ни за что не скажу этого! Кровоточащий идиот словно с цепи сорвался и озверел ещё больше. — Блядота паршивая! Он замахнулся кулаком и зверски врезал мне по лицу, что даже стул не выдержал и опрокинул моё тело набок. Больно ударившись правым плечом, моя голова легла на кровавый пол. Глаза начали предательски намокать, покрываясь пеленой, а в сердце стучать бешенный ритм, что напоминал мне похоронный колокол, предчувствующий чью-то смерть. Всё плыло, мой взгляд не хотел фокусироваться: видел только размытые картинки, и различал звуки, не более. Мой мозг порядком отключился и ничего не соображал. Я чувствовала, что моя реальность начинает угасать. Перед глазами промелькнула какая-то маленькая девочка в нежно зелёном платьице. Точно. Мне ведь так хотелось обратно в постель - услышать тёплые слова матери и вновь почувствовать её объятия. Чувство чего-то родного зябко легло мне на грудь. Мне стало так тепло и уютно. Вязкая красная субстанция, что сейчас впитывалась в мои пыльные и грязные волосы напомнило мне о мягком пледе и горячем чае. О доме, где меня ждали. Кто-то постучался в металлическую дверь. Стало почему-то страшно – мама резко исчезла. По моим щекам побежали слёзы. Вероятно, кто-то хотел присоединиться к веселому издевательству надо мной. Это так часто происходило – все они издевались, а я в ответ называла их кретинами и мелкими букашками, б-е-е-е-е. В детстве надо мной постоянно смеялись. Вот ведь, я же всё вижу: маленькие дети бегут и бросаются мусором – кричат, мол, семья наша проклята, только беды можем устраивать. Что такие люди, как я, не должны были родиться на этот свет. Стук в дверь стал интенсивнее, но как-то реагировать больше не хотелось – даже не пошевелилась. Скорее всего, снова кто-то из служащих к тёте пришёл. Я закроюсь в комнате и прижму к себе сестру. Мы в порядке. Я в порядке. Красная жидкость начинала жечь кожу, въедаясь. Увидел бы кто-то из знакомых - подумал бы, что уже мертва. Возможно так и есть. Кто-то стоял надо мной и разглядывал, а кто-то другой подошёл к двери, открывая её. Кажется, кто-то из них ударил меня. Почему эти страшные дяденьки ударили меня? Я что-то сделала не так, я провинилась в чём-то? Они злятся, что мамы и папы не стало из-за меня? Не помню. Когда уже домой? Мой взгляд и слух не заострил внимания на том, как произошёл какой-то выстрел, как в шоке схватился за живот умирающий мужчина. Возможно мне снова снится кошмар – сейчас придёт мама и обнимет меня. С глухим падением того дяди заметушился второй, что всё это время стоял надо мной, но не успев ничего предпринять, отправился вслед за своим другом, падая прямо передо мной. Его лицо казалось таким реальным. Таким страдающим и печальным. Не печалься, незнакомый дяденька, который ударил меня, ты просто в моём сне. Скоро всё закончится, и мы проснёмся. Мамочка, ты уже скоро там? Мне страшно и холодно. Я смотрела на его закатывающиеся глаза, что в шоке глазели на меня. Он вбирал воздух, как рыбка, что выкинули на сушу, а я только медленно созерцала его жалкие потуги выжить. Такой забавный сон, я улыбнулась. Фокус всё ещё плыл, я не чувствовала ровным счётом ничего. Мне казалось, словно моя душа рьяно покидала тело, и я видела лишь галлюцинации. Всё бы так и продолжалось, пока этот мёртвый дяденька, за которым я так тщательно наблюдала, не откинули грубо в сторону чьи-то большие руки. Мои запястья тут же почувствовали долгожданную свободу, а тело полностью опустилось на холодный пол, но пронеслось ощущение, будто кто-то крепко схватил меня. Неужели мама наконец-то пришла? Меня развернули. Свет падал на нас, это заставляло меня сощуриться, чтобы хоть как-то понять происходящее вокруг. Темная голова с каким-то блеклым рисунком внимательно смотрело на меня. Его тёмные глаза застыли на моих. Я чувствовала это. Я знала эти глаза. Они заставили мой взгляд проясниться, а разум возвращаться на место, опуская все эти бредни, и стирая их вместе с тёплыми воспоминаниями и мамиными руками. Галлюцинации начали отступать на задний план – моё сознание проснулось. Но голова по прежнему продолжала мерзко кружиться. Меня крепко обхватили и прижали к твёрдому телу. Такой знакомый, родной запах. Необдуманно, я хриплым и осевшим тоном произнесла одно лишь спасительное слово: — Саймон… На потрескавшись губах распласталась горькая улыбка. Теперь же я хорошо его видела. Гоуст держал меня, пытаясь привести в чувство, пока позади него стоял Соуп, остерегая выход. Реальность вернулась ко мне. Показалось, будто я вынырнула из бездонного дна и лёгкие вкусили долгожданный кислород. — Жива-таки, — тихо выдохнул Райли, а мне осталось лишь тяжко вздохнуть, когда я попыталась пошевелиться, и что более самоуверенней – встать. — Не уверен, что осилишь подъём. У тебя, скорее всего, сотрясение мозга. Ты несла полоумный бред. Я проигнорировала эти слова и отпихнула его руки в сторону, полностью выбравшись из хватки лейтенанта. Бесит. Я попыталась ухватиться за стенку, от которой было бы побольше толку, чем от его ненужных слов. — Лейтенант, тебе не стоит так напрягаться, — обеспокоенно затараторил Джон, увидев мои жалкие потуги встать. Мои глаза злобно стрельнули в его сторону, отчего тот затих. Дыхание стало тяжким. — Ствол… — Не понял? — Дайте мне ствол, — грозно прорычала я, выпрямившись. — Пистолет! —произнесла по слогам, словно для маленьких детей, выпячивая руку. Гоуст недовольно закатил глаза, но просьбу мою выполнил, протягивая мне оружие. Обычный глушитель, но лучше, чем ничего. Идти с пустыми руками вовсе не хотелось. — Где мы? — спросила я, всё ещё покачиваясь в разные стороны. Ко всему прочему к горлу начала подступать тошнота. Видимо удары тех дебилов сделали надобное, ибо я полностью дезориентирована. Осмотрелась по сторонам. Глаза зацепились за своё же тело: хуже и быть не могло. На мне не было живого места, страшно было даже представить, что творилось на лице. — В заброшенной обсерватории, — ответил Райли, наблюдая как я перезаряжаю пистолет. — Эти идиоты не успели так далеко тебя увезти. — А сколько я была в плену? Соуп и Гоуст переглянулись. На этот раз мне ответил Джон виноватым тоном: — Четыре дня. Я сглотнула, поджала губы, а затем мрачно, на одном дыхании, ответила: — Ясно. МакТавиш прокашлялся в кулак. — Кайл себе места не находил. Он так рьяно рвался в бой, когда мы думали о том, где бы тебя удобнее перехватить. — Кайл тоже здесь? — растерянно посмотрела я на них. — Нет. — На этот раз голос принадлежал Гоусту. — Прайс ему не позволил. Я вздохнула. — Хорошо. Неожиданно Соуп и Гоуст замерли, будто прислушивались к чему-то. Я поняла, что по рации с ними кто-то говорил. — Принято, капитан, — отчеканил лейтенант и посмотрел на меня. — Советую поторопиться и не отставать от нас. Выговор получишь, когда прилетим уже. Я возмущённо вздохнула. — Выговор? Да как ты… — Лейтенаты, — взмолился Джон, — давайте вы позже погрызётесь, а сейчас нам нужно уходить. Времени не так много, а скоро их будет здесь гораздо больше, чем мы рассчитывали, — он обвёл нас строгим взглядом, и мы с Райли отошли друг от друга, остынув. Вот же позорище. Двух опытных лейтенантов разъединяет сержант. Совсем от рук отбились. Когда я успокоилась, осмотрев всех присутствующих хмурым взглядом, спокойно произнесла: — Буду идти за вами и следовать вашим приказам. Первый ринулся МакТавиш, очищая нам путь. Мы бежали с Гоустом, не отставая. Изредка лейтенант оглядывался, чтобы убедиться в том, что я не отстала и не свалилась куда-то к ебеням. Моя голова всё ещё кружилась, но ноги продолжали двигаться, и я не собиралась сдаваться. Пусть это будет на зло ему, что хоть где-то его помощь мне не надобна. Моя маленькая, незначительная, и даже немного детская, победа. До выхода оставалось совсем чуть-чуть. Мы прислонились к стенке, выглядывая за угол. Одновременно оба убрали головы, когда в стену ударила пуля. Проверив, сколько у меня осталось патронов, я тихо выругалась. — Проклятье! Лейтенант искоса глянул на меня. — Надо поговорить. Я прекратила свои действия и удивленно посмотрела на него, но его лицо оставалось таким же спокойным и нечитаемым. О нет, я прекрасно помнила этот взгляд – тот самый взгляд, который предложил мне договор, тот взгляд, что каждый раз цеплял меня за живое и возрождал к жизни, отчего чувство надобности и привязанности крепло с каждым днём. И тот самый взгляд, что в итоге породил худшее, что могло быть. Он уничтожил меня и назвал шавкой. Я помотала головой. — Поговорить? Нашёл время! — злобно прикрикнула я, когда ещё одни выстрел врезался в стену, заставив нас присесть. — Не сейчас – когда вернёмся. — Раздражённо ответил он, а затем выглянул из укрытия, тут же попадая в цель. Вернулся обратно ко мне и посмотрел горящими глазами. Замерев от ожидания, мне было страшно даже пошевелиться. Кажется, он был настроен серьёзно. Вот только, была ли настроена я? Наступать на те же повторные грабли вовсе не хотелось. Казалось, замер весь мир, как когда-то, в его комнате. Всё стало так запутано и непонятно. Я устала от этого уже. Почему он просто не оставит меня в покое? Смахнув с глаз быстрое туманное наваждение прошлого, пристально заглянула в его глаза, вступая в какой-то бесконтактный бой. И как всегда, первой проиграла я. Как и всегда… Если ему есть, что сказать, я выслушаю его, но не более. Потом – уйду. Навсегда. Поэтому я согласилась. Всегда соглашалась. — Хорошо. Большего говорить не нужно было. Мы оба всё поняли. Гоуст кивнул и снова обернулся, чтобы посмотреть, есть ли кто-либо на горизонте. Он поманил своей рукой, подзывая меня к себе. Я послушно подошла к нему, прижав ближе к груди глушитель. Какой-то нечестивый звон бился в ушах и подхватывал мой панический настрой. Я волновалась, но от чего – не знаю. Адреналин плескался в крови, циркулируя с такой стремительной скоростью, что не составило бы мне труда пробежать целый марафон. Мы медленно продвигались вдоль коридоров, изредка натыкаясь на недоброжелателей, но и также быстро от них избавляясь. Всё это время я держалась позади Гоуста, так как шанс попасть в меня и летально убить был крайне велик. На мне были только короткая рваная майка, потёртые штаны и грязные ботинки. В отличии от Гоуста и Соупа, бронежилета, к сожалению, я при себе не имела. — Сколько нас вообще? — поинтересовалась я, стремительно ступая по ступеням. — Немного. — А поконкретней? — Наша операция по спасению тебя не была одобрена Шепардом, — скомкано пробубнил лейтенант, выбив плечом дверь. Попавшиеся двое мужчин в наше поле зрения, были тут же обезврежены мной и Райли. — Мы проводим её секретно по одобрению Ласвэлл и генерала-майора Милз. Так что нас лишь четверо. — Тётя тоже в курсе? — мои глаза бешено расширились. Наверное, со стороны я напоминала сейчас наркоманку. — Она больше всех настаивала на том, чтобы мы как можно скорее организовали операцию по спасению тебя. Моё лицо стало мрачным, и я подавленно вздохнула. — Пиздец. Потом буду ещё выслушивать нотации от тётушки за то, что я такая бестолковая и неспособная, даже простое задание с поимкой бизнесмена не могу выполнить. Позорище и просто бла-бла-бла. Лейтенант решил тактично проигнорировать моё сквернословие. Я хмыкнула. У самого ведь тоже рот-помойка. К нам навстречу вышли ещё несколько людей, что крикнули что-то нечленораздельное. Уверена, что это точно не было доброжелательным приветствием. Их было трое. Райли удалось обезвредить двоих. Мне, с моей же нестабильностью и слабостью, еле было под силу справиться с третьим. Чувство свежего воздуха начинал потихоньку радостно плескаться в груди. Внутреннее наваждение пробудило во мне второе дыхание. И всё было бы супер, но вот только… их было не трое. Был ещё один. Я успела увидеть лишь его пылающее яростью лицо и то, как он уверено нацелился на меня. Вместо крика я выпустила лишь короткий вздох. Он был всё ближе и ближе, а моя душа шла всё дальше и дальше. Не хватило лишь мгновения и пары секунд, чтобы увернуться. Я замерла в шоке, оглядывая, как моя майка стремительно пропитывается кровью. Изо рта начала противно вытекать густая вязкая жидкость. Дышать становилось тяже, чем было до, а всё пространство вокруг стало тусклым и мрачным. Меня затошнило. Захотелось лечь. Мои подкосившие ноги больше не держали, а тело будто летело в самую пропасть. Ещё немного и я бы провалилась, если бы вовремя не подхватившие меня руки лейтенанта не притянули б к себе. Перед ногами упал труп того человека, что подстрелил меня. Я тихонько сглотнула и туманно посмотрела на Райли. Выглядел он слегка… помято. Он опустил меня вниз, придерживая меня рукой за спину. Моя голова болванчиком опрокинулась назад. Внизу живота неимоверно жгло. — Твою мать! — выругался мужчина, осматривая меня. Прислонил руку к рации и заговорил: — Капитан, докладываю: лейтенант Моралес ранена, мы срочно бежим к вертолёту. Обеспечьте нам прикрытие и защиту. С этими словами он закинул мою руку к себе через плечо, а другую свою положил мне на талию и резко потянул, отчего я громко зашипела. — Потерпи, скоро прибудем. Он смотрел так уверенно, с такой надеждой вперёд, а я видела лишь размытые кляксы. — Гоуст, я не… — Заткнись! — грубо выплюнул он, даже не посмотрев. — Просто заткнись и иди. Я пытаюсь, честно пытаюсь, но ноги не слушаются. Они словно отделяются от меня и живут теперь своей жизнью. Меня вывели на улицу. В лицо ударил долгожданный вкус свободы и облегчения, но тело всё ещё молило о покое. Глаза начали закатываться, а ноги вовсе перестали двигаться. — Моралес… ! — успел выкрикнуть Райли, но дальше мне было тяжелее слушать. Всё было похоже на бесформенное пятно, когда в глазах вставали слёзы. Я слышала посторонние голоса и ощущала, как меня несли. Кто-то кричал и, возможно, даже звал меня. Но больше всего ощущалось чувство приближающегося сна.***
Мы летели – летели долго и мучительно. Меня положили на длинные сиденья, на которых лежало какое-то покрывало, что давно уже пропиталось моей кровью. Лежала я на боку, а рана на животе была туго затянута, но это не мешало ей высасывать из меня всю жизнь. Держаться становилось всё труднее. Возле меня столпились ребята: Соуп заботливо вытирал мне пот со лба и говорил какие-то подбадривающие слова, Прайс кружил возле пилота и что-то кричал ему, но я не понимала, что. Гоуст же… сидел напротив, и молча смотрел на меня. Было сложно рассмотреть его: взгляд то и дело плыл, но в сердце чувствовалась полная уверенность, что он о чём-то думал. Мои глаза начали слипаться. — Не смей! Как гром среди ясного неба я распахнула веки и уставилась на лейтенанта, что всё также сидел напротив. Сил не хватило даже на улыбку. Значит, всё-таки наблюдает, засранец. — Долго ещё? — измученный голос еле доходил до их ушей. — Ещё чуть-чуть, — заботливо обратился МакТавиш, положив руку мне на плечо. Мягко сжал. — Вот увидишь: зашьём тебя и будешь как новенькая. Мои губы испустили тяжёлый вздох. Забавно, а я ведь просто хотела хихикнуть. — Соуп, подойди сюда! Слова принадлежали Прайсу. Джон тихонько выругался. Пообещав мне, что скоро вернётся, он положил тряпку рядом со мной, и направился к капитану. Мы сидели с Гоустом в абсолютной тишине, только шум двигателя напоминал нам, где мы сейчас. И снова всё вернулось на круги своя: я умираю – Гоуст спасает. Круг вращается – история повторяется. Забавно, что я даже не злюсь больше на него: сейчас это всё стало таким бессмысленным и ненужным. Возможно, глубоко в душе, я просто понимала, что меня уже не спасти и что за всеми нашими ссорами и обидами крылась лишь моя вина. Моя вина была в том, что наш договор распался. Моя и больше ничья. В чувстве неизведанного, приближающегося страха, я с мольбой протянула свою окровавленную руку, тут же почувствовав, как её крепко схватил Райли. Я криво улыбнулась, но затем губы предательски задрожали. — Гоуст… — Держись, мы уже почти на месте. Потерпи немного, — сказал он мне, а в его словах больше не слышалась прежняя раздражённость. Наоборот, какая-то... забота? Милосердие? Страх неизбежного? Неужели он… больше не чувствует ко мне отвращения? Хм, забавно о таком думать, когда времени уже окончательно нет. Полуприкрытые веки мелко задрожали. Терпеть эти мучения стали для меня пыткой. Стало так грустно и печально, что отчаянно помотав головой, тихо просипела: — Это конец. Я так… хочу домой. Взгляд полный тоски и отчаянья полностью отразился на лице Райли, хоть я не видела его сквозь маску. Просто, наверное, чувствовала. — Ты же помнишь? Мы ещё не поговорили. До наших ушей донеслось, что мы идём на посадку, но мы всё так же продолжали смотреть друг на друга. Саймон крепче стиснул мою руку. Хотелось разрыдаться, но сил не было даже на это. — Одри… Он произнёс моё имя с таким невесомым шёпотом, с таким трепетом и невообразимым отчаяньем, и верой во что-то хорошее, что я невольно всё же дала волю слезам. Значит, какая-то часть сил была внутри меня. Даже, если это касалось слёз. Было что-то ироничное в том, что когда-то я сказала себе, что, умирая, лучше буду вспоминать лицо лейтенанта, чем думать о девизе, который сопровождает нас на службу. Как же жестока и смешна в то же время эта судьба. Теперь я точно вижу его лицо, и думаю о том, как всё-таки прекрасен был наш с ним (хоть и недолгий) договор по обоюдному согласию. Моя рука стала вялой в его хватке, а потом и вовсе расслабилась, больше не держа его.Когда самолёт опустился на взлётную полосу, а медики со всех ног бежали на встречу к неминуемой судьбе. Когда Соуп и Прайс нервно показывали, куда нужно идти, а Райли всё так же крепко продолжал держать ослабевшую девичью руку в невиданной надежде на чудо – сердце лейтенанта Моралес замерло.