Верь мне

— Ну доброе утро, голубки. Варя скрещивает руки на груди, недовольным взглядом окидывая кровать — крылья Даниэль убрал еще ночью, и теперь было видно, как сильно прижимался к нему Азик, пряча лицо в горловине бежевого свитера. Первым, все же, просыпается сам ангел. Приподнимается резко, но бережно отрывая от себя падшего — и стоит ему заметить Баженову, как вспомнились события всей ночи. Все эти глупые обещания, которые были даны Митрохину; все эти глупые надежды, что Демьян пожалеет, поймёт, что такой демон как Азазель ему нужен. Вероятность данного события была маленькой, почти равнялась нулю, но кроме этого у них ничего не оставалось. Варвара и Даниэль смотрят друг на друга добрые две минуты. На кухне слышатся тяжёлые шаги, скрип половиц и грохот посуды. Конечно же это Григорий, девушку тоже наверняка он привел; спасибо хоть на том, что сам не стал влезать в дела любовные. Видимо, пожалел своего неродивого ученика и его глупое, пылкое и влюбленное сердце. Любовь всегда запрещена всему божественному, слишком сильно она меняет их нутро, вытравляет саму святыню. — Пошли поговорим. — Баженова говорит твёрдо, но тихо. Не зашугано, как раньше: Азик сделал из испуганного гадкого утёнка настоящего лебедя, который может своим клювом без проблем разорвать добычу. Это отражалось уже и в позах девушки, и в ее поведении, и во внешнем виде. Перед Даниэлем был уже не забитый угловатый подросток, что замазывал синяки тональным кремом. Перед ним была настоящая маленькая катастрофа, во взгляде которой без труда можно было прочитать: " если перейдешь дорогу мне или моим близким, то тебе не сдобровать». Ангел садится, но встать ему не позволяют крепкие руки — Азик уже не спит, недовольно вскидывает бровь, сверкая медовыми глазами. Что-то подсказывает Даниэлю, зря они пытались отгородить падшего от правды. Тот же почти как адская гончая: доведёт себя, но все нужное узнает. Не скрыть от него, и сейчас Митрохин резво слезает с кровати, пытаясь поправить непослушные волосы. Те действительно напоминали адское пламя, и ангел против воли залип на это — безбожно смотрел, как пальцы поправляют прядь за прядью, образуя некое подобие причёски. Но Даниэль уж точно не ожидал наткнуться на понимающий взгляд Вари — его словно кипятком обливают, щеки предательски краснеют. Баженова же и сама в Азика была влюблена, только чувство это сразу вглубь забила, предпочла забыть. Понимала, что не по пути им — Митрохин заменил ей старшего брата, но не смог бы ответить взаимностью на влюблённость школьницы. А Даниэлю ответить смог. Неужели Варе не обидно? Неужели Варя не хотела бы занять место ангела? Нет. Не хотела, ведь первая влюблённость никогда не сбудется. — Можете говорить при мне, что за тайны? Я похож на сахарную принцессу в башне? — Азик недовольно морщит нос, скрещивая руки на груди. Закрывается против воли, переступает босыми ногами. Холод растекается ледяными иглами по коже, быть человеком неприятно и сложно. Этот мешок с костями хочется выбросить поскорее, избавиться от него, как от ненужного хлама. Митрохин знает, что по-другому не бывает; мозг Митрохину усиленно подбрасывает, что не его это жизнь. Чужая что-то, по ошибке досталась. Даниэль сдаётся первым — подтягивается, словно кот, после сосредоточенно стирая черные пятна с ткани. В маленькой квартирке уже четверо человек, слишком много, она на такое не рассчитана. Только Григорий обратно на небеса собрался, а Варя долго задерживаться не будет — у ангела был план, который он хотел исполнить. И Баженова в нем сыграет отнюдь не последнюю роль. — Мне бы Демьяна найти и поговорить с ним. — быстро бросает Даниэль, надеясь, что до девушки дойдёт ход его мыслей. Возможно, получается не до конца, но подробностей Варя не требует. Только поджимает сухие губы, колко ответив: — Думаешь, он будет тебя слушать? Ни за что в жизни. И меня тоже. Бесспорный аргумент. Только Даниэль и это продумал, ведь все же оставался человек, которым старший Баженов дорожил — Мария. Невинная и чистая, готовая на все, ради сохранения счастья сына. Если женщина придет просить за них всех, разве сможет Демьян отказаться? Что-то подсказывало, что да. Но другого выбора пока не было. — Зато будет слушать свою мать. Нужно попытаться, Варь. — хмурится Даниэль, пожимая обессилено плечами. На кухне гремят кружки, а Азик вдруг прижимает ладонь ко рту, в два прыжка вылетая в коридор. Баженова и ангел слышат, как хлопает дверь ванной комнаты, и кажется, падшего выворачивает наизнанку. — Он что, налакался вчера? — мрачно интересуется девушка, вздохнув едва уловимо. Ответа не требует, вопрос явно риторический. Она лишь хрустит пальцами, явно решаюсь на что-то. И все же говорит. Даниэль внимательно слушает, не перебивает, словно на исповеди. — Я поговорю с мамой. И с Демьяном. Они такие люди, может, и получится.- Варя замолкает на пару секунд. — А ты за Азиком посмотри. Ты же его знаешь. Такой крутой, а потом дед инсайдом станет. Варя не говорит, что переживает о главном — она прекрасно помнит, как они сидели на мосту, деля на двоих одну бутылку дешёвого пива. Баженова тогда впервые рассказала, как резала себя, пытаясь привлечь внимание. И даже пару шрамов показала, которые Азик разглядывал с безучастным выражением лица. Девушка боялась, что друг наступит на эти же грабли. Не справится с болью моральной, решит заглушить её болью физической, не попросит помощи. И все закончится слишком печально. Все закончится просто ужасно. — Следи, чтобы он ел. Ты же знаешь, людям без этого…не прожить. — Варя накидывает на плечо сумку, что до этого лежала рядом на комоде. Вслушивается в звук включённой воды из ванной, в тихие звуки от Григория, что уже планировал уйти вместе с ней. Словно им двоим было тяжело находится в этой квартире, да и еще старший ангел обещал Баженову до дома подбросить без приключений. Даниэль кивает, встаёт и крепко-крепко сжимает Варю в своих объятиях. Целует, словно благословляет, в макушку, только после этого отпуская. — Я обещаю, что сберегу его. — только и слетает с губ ангела клятва.

***

— Ужастик? Серьезно, пернатый? Азик легко толкает его пяткой в поясницу, устраиваясь поудобнее. Диван маленький для двоих, но телевизор есть только в гостиной. Да и если учесть, что Митрохин специально занимал так много места, будет удобно — хотя, Даниэль с его «давай устроим вечер фильмов» такого не заслужил. У падшего болела голова с похмелья, тошнило, а еще он почему-то странно тёр руку, спрятанную за длинным рукавом серой пижамной кофты. Может, аллергия какая-нибудь? Знал ведь ангел, что не надо тому есть всякую дрянь, тем более, если она черт знает сколько лежит в холодильнике. Но кто его слушать будет? Даниэль все же останавливается на каком-то мрачном фильме ужасов — на экране группа подростков собирается в доме одного из героев, чтобы устроить самую крутую вечеринку в их жизни. Идет перебивка с титрами, мелькают страшные морды, и ангел поближе подсаживается к Азику, вжимаясь в него почти что. А тот и не против, даже руку кладёт на чужую острую коленку, любовно оглаживая её — Даниэль тянется, чтобы перехватить пальцы падшего, но тот как-то слишком резко прекращает все. — Смотри давай, сам же выбрал. — Азик поворачивает голову, чтобы взглянуть в глаза напротив, но лицо ангела оказывается слишком близко. Настолько, что даже удаётся разглядеть золотые искры в радужке. Это заставляет все внутри сжаться и тяжело сглотнуть, облизнув пересохшие губы. Даниэль, видимо, решает ему помочь — Митрохин чувствует его пухлые губы на своих, чувствует, как язык осторожно скользит по ним, словно спрашивая разрешения. И получает его в виде приоткрытого рта и тихого стона, который издаёт Азик, зарываясь пальцами в светлые кудри. Притягивает к себе ближе настолько, насколько это вообще возможно; целует до одури, вылизывает податливый рот, удивляясь, где ангел этому научился. Неужели сам Митрохин когда-то хихикал над пунцовыми щеками, над неуверенным касаниями, над словами о том, что это влечение — грех? От попытки вспомнить голова болит, но она почти сразу идет кругом, стоит ощутить под футболкой горячие ладони — Даниэль скользит по животу к груди, замирая на долю секунды лишь для того, чтобы уверенно сжать горошины сосков. Азик захлебывается неожиданно даже для самого себя в стоне, не понимая: хочет ли он уйти от прикосновения, или наоборот, поддаться навстречу? Но Даниэль отрывается от губ, оставив пару поцелуев на подбородке — перемещает руки на спину, не спеша снять ненужную одежду. У Митрохина коленки дрожат от одного простого осознания — ему сейчас не нужно притворяться Казановой, не нужно вести себя как змей-искусситель. Ему не нужно ничего решать, потому что ангел сделает все сам; он не позволит упасть падшему снова, и прямо сейчас собирает его по кусочкам, залюбливая. На экране кто-то кого-то режет, кто-то кричит, но они слишком заняты, чтобы обратить на это внимание — Даниэль неожиданно опускает голову, задирая футболки на Азике. Смотрит снизу-вверх, пока шершавый язык скользит по прессу, заставляя падшего поджимать пальцы на ногах. В штанах становится слишком тесно, ангел везде, как и его горячие прикосновения — но стоит Дане попытаться снять футболку, как его тут же прерывают, почти насильно усаживая прямо. Азик весь горит, словно при приступе лихорадки, пытается грациозно сползти с дивана, но в итоге ударяется коленями — ангел гладит его по щеке, пока Митрохин устраивается удобнее у чужих ног, кладя подбородок на колени и пальцами сжимая бедра сквозь ткань штанов. Синяков на бархатной коже не останется, а жаль. Даниэль не успевает и слова сказать, как холодные пальцы уверенно пробираются под ткань белья — Азик слегка раздраженно спускает с него мешающиеся штаны, оставляя их висеть на щиколотках. Ангел, вроде как, из них двоих всегда был более собранный и терпеливый — только вот сейчас уже возбужден до предела, и короткие ногти проходятся по налитому кровью члену через ткань, крепко сжимая и почти сразу оглаживая. Теперь очередь ангела не сдерживать голос и шире разводить ноги, желая получить хоть что-то от бывшего демона. Почему-то кажется, что Азик этим самому себе хочет что-то доказать. Но вот что — Даня решит уже завтра, не позволяя демону снова удариться в порочные утехи — Мне кажется, у тебя телефон звонит. — Азик говорит это буднично, со спокойным выражением лица спуская уже белье с ангела. Разводит бедра шире, оставляя укус на внутренней стороне бедра, тут же вылизывая его и зацеловывая. Тихая мелодия действительно раздаётся между рваными вздохами, и Даниэль тянется к мобильнику, пока руки дрожат не так сильно. Высвечивается номер Григория — и зачем они только телефон ему дали? Палец почти попадает мимо кнопки принять, но в итоге Даниэль справляется с этим — слышит в трубке знакомый голос и сразу же затыкает себе рот ладонью, чувствуя, как Азик обхватил губами алую головку. Наверное, все уже пошло к черту — ангел прижимал телефон одной рукой к уху, другой бережно скользя по взьерошенным волосам. Со всей любовью, которую он только мог дать — карие глаза были прикрыты, пока падший старательно пропускал член глубже, наплевав на то, что абонент Григорий все еще был на связи. — Ты меня вообще слышишь или нет? — наконец не выдерживает старший ангел, заставляя Даню прикусить губу. — Слышу. — голос почти не дрожит, что нельзя сказать о коленях. Азик совсем не помогает, только наоборот: наконец берет в рот полностью, позволяя упереться головке в щеку. Скользит по нежной коже языком, с неподдельным блаженством вылизывая член Даниэля. Ангел надеется, что Азик делает это не для того, чтобы забыться — а из-за того, что в груди у него все еще теплятся те воспоминания, что связывали попрочнее нити судьбы. — Могу поздравить. Нашли Демьяна. — голос только вот Григория вовсе не вызывает радости. Скорее он удрученно звучит и устало, и Даниэль начинает волноваться, только вот Азик не дает ему этого сделать, не замедляясь при разговоре. Только активнее начинает двигать головой, наполняя комнату через чур характерными звуками. И заставляя Даниэля молиться, чтобы Григорий не понял, что это за звуки. — Хорошо. Я понял, спасибо. А что насчет Марии? — ангел отрывает телефон от уха, прикрывая динамик рукой. Азик почти выпускает член изо рта, играючи лаская едва уловимо. Но и этого достаточно, чтобы бедра Дани мелко задрожали, а он сам кончил, несдержанно застонав. Небольшие капли спермы попали на алые губы Азика и тот, словно змей, слизал их медленно, заставляя забыть обо всем. Но голос Григория вернул обоих на землю, заставляя оторваться друг от друга. — Что вы там вообще делаете? — возмущённо пыхтит старший ангел, а Даниэль не находит, что ответить. Только смотрит на Азика, что прижался к коленям, кажется, заснув от этих эмоциональных качелей. — Не хочу знать подробности. Жду тебя у старой церкви. — только и отрезает Григорий, бросая трубку. Внутри медленно расползается страх за это чудо, что доверчиво уснуло на нем, словно котёнок — Даниэль понимает, что готов умереть и убить за Азика. За это доверие, за эту любовь, и за эти мимолетные моменты, полные любви. Их связывает не физическое желание. Это на уровне подсознательном, что никто объяснить и не может. Все пути ведут к Демьяну. Все пути ведут в забытую богом церковь. Что же. Если ради счастья Азика придется ввязаться в авантюру с антихристом — он согласен.