Deo gratias

Он пообещал ему небо и звезды, не осознавая до конца, что теряет земляно-каменную опору под ногами. Поколебленная земная кора, и так уже давшая трещину, распадалась на куски, чтобы обнажить желто-алые всполохи магмы, уступала место песчаным зыбким замкам и воздушным крепостям. И все же, и все же, и все же, и все же… Он не мог сказать нет. Просто не мог. Не тогда, когда близкий сердцу человек задыхался в рыданиях, сплевывая темную кровь и собирая с губ налипшие цветы. Цветы, которых здесь не должно быть. Что ему оставалось делать? Что он мог сделать в принципе? Итэр никогда не слышал о подобной болезни. Разве нежные чувства могут превратиться в хрупкую опухоль с нежными лепестками, рвущую тело и душу в кровавые сгустки и клочки плоти? Если душевное состояние так выражает себя физическим образом, то Альбедо прав – ни один доктор не может ему помочь. Альбедо вообще всегда прав, он просто не может быть не прав, путешественник слишком хорошо это знает и не смеет сомневаться в его словах. Не выдержав, Итэр все же отвел глаза от расцветших алых капелек, стыдливо присыпанных сверху мягким пушком нового тихо падающего снега и украдкой посмотрел на юного алхимика, сидящего рядом, так, что их колени иногда случайно соприкасались только, чтобы через секунду их в смущении отдергивали. Альбедо не смотрел на него, он вообще никуда толком не смотрел, лишь рассеянно, но так изящно, перебирал спешно собранные листы с многочисленными рисунками. Его, Итэра, портретами. Боги, и правда, чуть ли не каждый лист – его изображение. Однажды кто-то сказал ему, что любовь художника можно измерить по количеству нарисованных портретов дорогого ему человека. Если это правда, то любовь Альбедо можно сравнить с бескрайним Облачным морем времени и терпения, с какими он выводил одни и те же линии, слегка меняя вариации. Солнце клонилось к закату и окрашивало драконий хребет в персиково-розовые цвета, оттенявшие светлую фигуру и лицо юного алхимика. Заметив чужой взгляд, Альбедо поднял свои невозможно бирюзовые, с вкраплениями циана и аквамарина глаза с уже совсем немного покрасневшими молочными белками, выражавшие тихую грусть, надежду, смущение, страх, и в то же время, казалось, не выражавшие ничего. Его губы – не полные и не тонкие, слегка розоватые, идеальные, которые касались его, Итэра, губ в таком нежном и трепетном поцелуе, что грудь щемило от невыразимой нежности и сладости – чуть дрогнули, будто не решаясь задать вопрос. Порыв ветра игриво провел по светлым мягким волосам, будто желая испортить аккуратную, идеальную прическу, но вместо этого делая юношу еще более привлекательным, более неземным, подчеркивая буквально нечеловеческую красоту. Да, именно так. Альбедо был красивым, чрезвычайно привлекательным, изящным, его хотелось короновать и называть только одним словом – Принц. Впрочем, мондштадцты так и сделали. И он был влюблен в Итэра. Путешественник почувствовал, как осознание этих слов снова попыталось осесть в воспаленном разуме, и едкий жар поднялся к его щекам. Потому что ему безумно льстила вся эта ситуация, потому что в него влюбился самый красивый человек, которого Итэр когда-либо знал, и, по всей видимости, влюбился так сильно, что в самом прямом смысле болел и страдал от любви, настолько, что молил о его благосклонности, о простой человеческой жалости, того чувства, которого он бы никогда не хотел видеть в глазах других людей по отношению к нему. И Итэр его жалел, преисполнившись самодовольного желания спасти своего драгоценного друга. Он сделает все, что в его силах. Разве влюбленному для счастья нужно много? – Альбедо, я… немного подумал о нашей ситуации, – наконец выдавил Итэр, но прямого зрительного контакта все же не выдержал и отвел взгляд, оглядывая лагерь, собираясь с мыслями, набирая воздух перед тем, как нырнуть в горячее озеро с головой. Все вещи лежали на своих местах, в идеальном порядке, колбы рассортированы по размеру и форме, книги по алфавиту стояли на деревянных полках, солнечный костер весело горел, самоотверженно отдавая тепло двум сидящим юношам. Итэр, чуть подумав, подбросил туда небольшое полено, чтобы поддержать уровень тепла, но Альбедо лишь зябко поежился, пытаясь сильнее укутаться в свой плащ. То, что произошло здесь час назад, казалось нереальным и невозможным, навеянной чем-то иллюзией. Если бы не алые капли на снегу под ногами путешественника, он бы окончательно потерял связь с реальностью. – Я буду приходить два раза в неделю, - первое предложение было почти легким, естественным, как дыхание, но последующее заставило его покраснеть только при одной мысли о том, как оно воплощается в реальность. – Мы… мы м-можем обниматься, если ты захочешь. – Скамейка под ними внезапно скрипнула от неожиданно движения, и Итэр инстинктивно посмотрел на юного алхимика, который сократил дистанцию между ними до минимального, и теперь их руки и ноги соприкасались, а чужое теплое дыхание ласкало чувствительную кожу шеи и щек и бледное ухо с длинной сережкой. Глаза Альбедо были чуть прикрыты в смущении, и легкий румянец окрасил бледные скулы, но он смотрел прямо на него, прямо в его глаза, не скрывая того, как сильно его взволновали эти слова. Альбедо был таким… милым. Беззащитным. Слабым. Доверчивым. Полностью в его власти, готовый сделать все, что ему скажут. Итэр живо представил, как говорит Альбедо поклониться, и тот беспрекословно подчиняется, изящно склоняется перед ним, смотрит снизу вверх в ожидании последующих слов, чувствуя в сердце лишь одно желание – порадовать любимого. Его единственное счастье – минуты, проведенные вместе, его единственная радость – их соприкосновения, его единственная печаль – ожидание следующей встречи. Итэр зажмурился, чувствуя стыд и вину за такие мысли. Власть над чувствами и судьбой другого человека пьянила не хуже вина из одуванчиков. Реальный Альбедо все также смотрел на него доверчиво, послушно, и Итэр, не выдержав, провел рукой по его щеке, немного неловко, неуклюже задевая ногтем, но юный алхимик лишь подался навстречу в попытке получить больше горько-сладкой ласки. Итэр смутился от этого бесстыдного невинного жеста и замер, неуверенный, стоит ли прекратить или наоборот продолжить, но Альбедо решил за него. Он положил свою руку поверх его и прижался к ней, прикрыв глаза. Путешественник чувствовал подушечками пальцев нежную кожу, теплую, почти горячую – яркий контраст с холодной погодой. С розоватых губ юного алхимика сорвался судорожный вздох, и Итэр от неожиданности отдернул руку, нарушая чужой покой. Альбедо открыл глаза и посмотрел на него с такой болью, будто он забрал у него самое ценное, самое дорогое, что было в его жизни. Бирюзовые глаза заблестели будто от грозящих сорваться вниз слез, а кончик аккуратного носа покраснел. Губы чуть приоткрылись, и с высунувшегося наружу розового языка упал лепесток, тяжело приземляясь на темно-синюю ткань штанов. Итэр почувствовал себя самым настоящим негодяем, мерзавцем, отвратительным человеком. Разве так трудно – просто погладить Альбедо по щеке? Ведь он выглядел так... мирно. Ветер снова взъерошил светлые волосы, и путешественник ощутил непреодолимое желание их коснуться. Он легонько провел по ним раскрытыми пальцами, чувствуя мягкие шелковистые пряди. Слезы из бирюзовых глаз исчезли, лицо Альбедо снова было смущенным и… довольным. Словно трава-светяшка выпустила светящийся бутончик с приходом ночи. Итэр, желая сделать ему приятно, погладил его по макушке, пытаясь отбросить навязчивое сравнение юного алхимика с котенком. Альбедо жмурился от приятных поглаживаний, Итэр готов был поклясться, что, если бы мог, он бы от них урчал. Постепенно рука начала уставать, и путешественник решил, что это уже совсем неловко, так долго гладить другого человека, тем более рыцаря, ученого, гениального алхимика. В конце концов Альбедо не домашний питомец. Но, как оказалось, человек в его мыслях был категорически с этим не согласен, и совсем уж детским жестом он обхватил его руку и удержал на месте. Альбедо был очень милым, светлым и воздушным. А еще очень теплым. И отчего-то так похожим на Кли. Нежные чувства раскрывали его с таких сторон, о которых Итэр совсем не знал, и они ему очень нравились. Намного больше, чем прогорклые слезы и алая кровь. Вдруг Альбедо опустил его руку, мягко сжимая двумя своими ладонями, и робко посмотрел на него. Внезапная смена настроения удивила Итэра. Юный алхимик будто мучился страшным неразрешимым вопросом. – А мы… можем целоваться? – спросил он вдруг тихо, с надеждой. – И… и все остальное? Путешественник почувствовал, как краска затопила все его тело. Казалось, горели уши, живот, даже колени. Телесный пожар поднимал температуру и ускорял пульс, заставлял красную птичку отчаянно биться о грудную клетку. В голову полезли смущающие мысли о возможном «всем остальном», и от них живот странно скрутило, ведь путешественник был еще совсем – в силу понятных обстоятельств, но все еще по-дурацки, так, что от этого было даже стыдно – девственником, которого немного пугали перспективы близости. Но Альбедо выглядел так невинно, так чисто, что Итэр почувствовал укол вины за то, что подумал о нем так плохо. Вряд ли его слова подразумевали… гм… пошлый подтекст. Может, что-то немного… кхм… интимное. Может, они станут ближе так, что путешественнику будет достаточно комфортно. Да даже если не очень, то… Если Альбедо этого хочет, если это сделает его счастливым… Если это спасет ему жизнь…Если это Альбедо, то он не против. – Да, – выдохнул он. Он не удивился, когда за словами последовало уже знакомое прикосновение к губам, только в этот раз оно не было трепетным и легким. Альбедо прижимался к нему всем телом, так отчаянно, будто совсем замерз от пронизывающих ветров Драконьего хребта и теперь желал согреться его теплом. Итэр не ожидал такого напора, не ожидал такой страсти и желания. На миг его глаза распахнулись, и он инстинктивно попытался вывернуться из цепких, жарких объятий. В попытке воспрепятствовать словесно он приоткрыл губы и через секунду почувствовал, как его язык оглаживает чужой, горячий и мягкий. Альбедо пах кровью и сесилиями – безумный, кружащий голову запах, напомнивший почему-то о сражениях с хиличурлами на Утесе Здездолова. Итэр тогда только-только проснулся от многолетнего сна и не смог дать им достойный отпор. Как сейчас, он помнил жуткую рану на левой руке и красную россыпь на белых, тогда еще не известных ему цветах. Альбедо словно воплощал собой это застывшее воспоминание. Его губы отдавали горьким, ядовитым вкусом, и путешественник вдруг отчетливо понял – таковы на вкус цветки сесилии. Нежные и красивые на вид, но жаляще острые и кусачие. Руки юного алхимика, слегка надавливая на обнаженный живот, неспешно ощупывали нежную кожу, будто пальпируя, оказывались все выше, пока не скользнули под крепкую темную ткань. От такого пыла путешественник не смог усидеть прямо и завалился на спину, буквально ложась на жалобно скрипящую скамейку. Где-то на задворках мыслей пронеслась одна, отдаленная и немного испуганная, до жути глупая – а что, если она сломается? Но ее быстро выбили физические ощущения – чувство жара и тяжести сверху. Итэр не сразу осознал, что Альбедо навис над ним. Тело не желало реагировать вовремя, и мозг не успевал оценивать резко меняющуюся ситуацию. Единственное, что мог делать путешественник – это рвано вдыхать, когда его губы на долю секунды оставляли в покое, чтобы затем выдохнуть не до конца одно белое, мелодичное имя, и цепляться за чужой белый плащ, тянуть его в сторону, пытаясь заново создать исчезнувшую противную дистанцию. Но его не слышали, а противный треск ткани не замечали. Осознание опасности пришло к нему только тогда, когда он почувствовал усилившееся давление в районе паха и скользящее прикосновение к правому соску. Альбедо прекратил его целовать и уткнулся в шею, издав глухой стон, и обнял его, так сильно и крепко, что шевелиться было очень трудно. Даже дышать стало больно. Словно грудная клетка, расширяясь для судорожного вдоха, пыталась сдвинуть горную белую породу. Итэр ощущал жаркие болезненные поцелуи-укусы, грозящие оставить на тонкой коже шеи яркие фиолетовые синяки-засосы, и чужое возбуждение, тяжелое и темное. И от всей ситуации становилось не по себе. Становилось еще страшней. Чуть ли не до паники. Но и в то же время абсолютно ясно и понятно. Альбедо – не маленький мальчик, которому достаточно подержаться за ручку. Альбедо – опытный, взрослый юноша с определенными желаниями и потребностями. Альбедо – искусственно созданный человек, обладающий огромной скрытой силой, способной разрушить целый город. Альбедо – талантливый ученый и алхимик, знающий такие снадобья и зелья, что Итэру и не снилось. Так почему Альбедо станет страдать, если он может запереть Итэра здесь, рядом с собой, сделать беспрекословной куклой, заставить любить себя в ответ, стереть память о сестре и его путешествии и еще много-много всего, о чем Итэр даже не может сейчас подумать? Он дернулся, чувствуя необъяснимый, иррациональный (или даже очень рациональный) страх. Альбедо не ослабил хватки, лишь стал сильнее тереться своим пахом об его. – Альбедо, прекрати сейчас же! – крикнул Итэр без особой надежды быть услышанным, чувствуя отчаяние от того, как ситуация полностью выходит из-под контроля. А был ли у него вообще контроль? Лишь иллюзия власти над влюбленным человеком, но так ли чиста и невинна эта любовь? Неожиданно Альбедо отпустил его и приподнялся на руках. Бирюзовые глаза потемнели, напоминая море во время шторма. Алхимик недовольно прищурился, поджимая губы. Так смотрят на оступившихся официантов, допустивших ошибку продавцов, опоздавших курьеров. Так не смотрят на любимых людей, пытающихся сказать, что им неприятно. – Почему? – холодно спросил Альбедо. Итэр почувствовал желание сбежать, как можно дальше, как можно быстрее, но что-то ему подсказывало, что это лишь осложнит ситуацию, сделает ее еще хуже, чем она есть. Ему никогда не доводилось проверять, насколько быстрым сделали искусственное создание, сейчас тяжело восседающее на нем, и какими эффективными могут быть снадобья для поисков. – Ты сам разрешил. И правда. Чего еще он ожидал? Альбедо спросил разрешения, как и полагается в такой ситуации, а он согласился расплывчато, без уточнений. Юный алхимик и так страдал от того, что не может до конца понять человеческую природу и собственные чувства, а теперь еще и путешественник, сначала разрешивший, а теперь кричащий прекратить, совсем запутал несчастное создание. – Да, но…! – Итэр уперся руками в чужие плечи и с трудом сел. – Н-не все сразу. – Он тяжело дышал, пытаясь собраться с мыслями, чтобы выразиться как можно лучше и понятней. – Я думал, что наши отношения будут развиваться… не так. Что мы просто будем проводить время вместе… Много времени. Обниматься и… и целоваться. Чтобы нам обоим было хорошо. А такие резкие действия меня пугают. Лицо Альбедо сначала выражало растерянность, такую искреннюю и даже чем-то забавную, но затем он задумался. Медленно провел по подбородку рукой, как всегда делал, когда решал алхимические задачи. Юный алхимик снова вел себя, как раньше. Итэр почувствовал облегчение. Он справился. Смог донести свою мысль. Страх исчез так же внезапно, как и появился. Альбедо в смущении опустил глаза и стал нервно крутить подол пальто. – Прости... мне очень жаль, что я тебя напугал. – Его голос был тихим и расстроенным – абсолютная противоположность тому холодному и грубому, который так сильно удивил путешественника. Альбедо отсел подальше от Итэра и закрыл лицо руками. Вся его поза выражала смиренное раскаяние и вину. Будто совсем другой человек. Раздался влажный, хлюпающий кашель, от которого все внутри неприятно сжалось. Что-то в самом дальнем уголке рационального сознания нашептывало Итэру уйти как можно дальше, сбежать, забыть, что был на этом свете юный алхимик, искусственный гомункул, его дорогой друг. Но другая, душевная и эмоциональная, слепая часть разума, более сильная и громкая, призывала простить этот порыв. Альбедо не виноват, он очень болен, он не может нести ответственность за свои действия в таком разбитом состоянии. Именно поэтому Итэр должен помочь ему, позаботиться о дорогом друге, взять ответственность за жизнь, сейчас полностью зависящую от него. – Совсем нет. Просто… это было слишком неожиданно. – Путешественник сел рядом и медленно отнял чужие руки от покрасневшего лица. Альбедо смотрел на него смущенно и даже напугано, но не смел сопротивляться легким прикосновениям. Такое выражение лица у него Итэр видел впервые, и это… завораживало. Юный алхимик был слишком красив, прекраснее всех, кого путешественнику довелось когда-либо видеть. И уж точно совсем, совсем не опасным. Не тем, от кого нужно убегать. Альбедо был словно морозный узор на окне, хрупкий, тающий от одного лишь теплого солнечного лучика. Далекая звезда, сверкающая из темных загадочных, но таких привлекательных глубин космоса. Нежный цветок, ветролюбивая сесилия, отказывающаяся расти в спокойных, теплых зеленых местах, предпочитая им колючие пронизывающие порывы, пропитанные морской солью. Разве может такой человек навредить? Разве Альбедо может ему навредить? Он лишь делал то, что ему разрешили делать, со всей страстностью и рвением, на которые было способно его искусственное, чувствительное сердце. А тот резкий ответ – реакция обиды и непонимания. Им еще предстоит многое изучить друг в друге, чтобы жить мирно вместе. Влажный, жуткий кашель стал сильнее, Альбедо кашлял так, будто хотел выплюнуть надоевшие легкие. Он стыдливо отводил взгляд и пытался кашлять по всем правилам этикета – в сжатый кулак, хотя это выглядело неуместно и ненужно. Сердце Итэра сжалось от жалости и вины. Его план оказался нежизнеспособным. Он не может бросить Альбедо здесь одного и приходить, когда вздумается. Юный алхимик просто его не дождется. Любая попытка отдалиться порождала активную негативную реакцию в искусственном теле, и становилось попросту страшно от того, что будет, если путешественник развернется и уйдет. Итэр медленно огладил нежную кожу бледных рук, даже в такую холодную погоду сохранивших тепло. На внутренней стороне ладони осталась стыть розоватая жидкость, огибавшая длинные и короткие линии, будто пытаясь нагадать их дальнейшую судьбу. – Я не хочу оставлять тебя здесь, совсем одного, – тихо прошептал Итэр. Он не знал, почему шепчет, но, казалось, по-другому говорить сейчас совершенно нельзя. – Тогда не оставляй, – прошептал Альбедо окровавленными губами, пристально, отчаянно смотря Итэру прямо в глаза, будто стараясь передать одним своим взглядом всю ту боль, что причиняла ему одна лишь мысль о разлуке. И у него это получалось. – Я не могу остаться здесь, – путешественник не мог выдержать такое пристальное внимание. Непонятно от чего появившийся стыд и вина тяжелым грузом осели на его сердце. Ум настойчиво твердил ему, что не стоит вмешиваться в закономерный жизненный круг здешнего мира и взваливать на себя ответственность за другого человека, что нужно продолжать путь и найти любимую сестру, единственную семью. Но сердце… сердце сжималось от жалости. Как он может бросить кого-то умирать?! Он никогда себе этого не простит. Люмин ему этого не простит. Когда узнает, сама, лично, выпотрошит тело нерадивого братца. Он не может просто… Неожиданно появившаяся в светлой голове мысль заставила Итэра вскочить на ноги, напитывая все его тело приятной энергией и решимостью, которые появляются, когда человек наконец понимает, что ему нужно делать. Итэр встал перед все еще сидящим юным алхимиком и протянул ему ладонь, улыбаясь одной из своих самых широких улыбок, однако нервная, заметная опытному глазу дрожь выдавала его волнение. – Альбедо, Принц мела, главный алхимик и капитан следственной группы Ордо Фавониус, согласен ли ты стать моим спутником в путешествии по Тейвату и помогать в поисках моей пропавшей сестры? Юный алхимик посмотрел на него удивленно, недоверчиво, будто сомневался в своей способности осознавать происходящее, но теплая улыбка и протянутая рука никуда не девались, напротив, терпеливо ждали ответа, положительного ответа. Потому как он может сказать «нет»? Разве может он в чем-то отказать этим сияющим глазам и красивой улыбке? Альбедо вскочил со скамьи, его движения резкие и хаотичные. Он проигнорировал протянутую руку и вместо этого чуть неловко, но крепко обнял путешественника. Итэр от неожиданности выдохнул громче, чем обычно, но выстоял, чувствуя, как чужой прохладный нос проводит по его теплой шее, посылая странно приятные мурашки скатываться вниз вдоль позвоночника. Юный алхимик оказался, на удивление, очень тактильным. – Я пойду с тобой куда угодно, – прошептал Альбедо, и этот шепот для путешественника громче крика, громче взрыва, устроенного непоседой Кли, громче раската грозы в Инадзуме. И красноречивей любых признаний и обещаний. Итэр обнял юного алхимика в ответ и смущенно погладил его по голове. Альбедо казался ему таким уязвимым, таким потерянным, таким ранимым. Его хотелось защищать. И он обязательно защитит. Поможет ему. Просто потому, что по-другому не умеет. Если бы Итэр отстранился от Альбедо раньше хотя бы на пару секунд, то успел бы увидеть, как изящные губы чуть изгибаются под странным углом. Если бы отстранился чуть назад, по почувствовал бы, как длинные тонкие пальцы с силой сжимают белоснежный с золотистым узором плащ, но тут же расслабляются и позволяют ткани осесть так, как было. Альбедо отстранился и с огромным, искренним облегчением вздохнул. Итэр не сдержался и взъерошил его мягкие волосы. – Спасибо.