Deo gratias

Итэра одолевали сомнения. Он не был уверен, как и что делать. Мысли неопределенной формы крутились в голове, в конце концов оформившись в намерение разбудить Альбедо. Он встал и подошел к кровати. Алхимик все еще лежал, свернувшись в комочек, будто пытаясь защититься от этого мира. Будить его не хотелось, но по-другому Итэр не мог. Протянув руку, он коснулся его плеча и потормошил. — Пора вставать, — прошептал он. Сначала Альбедо не реагировал, но спустя минуту он стал просыпаться. Медленно открыл глаза и повернул голову к источнику беспокойства. На растерянном заспанном лице и правда отпечатались линии от подушек и одеяла. — Итэр? — хрипло спросил он, будто не веря своим глазам, пока путешественник помогал ему сесть. — Да. Это я, — он чуть улыбнулся ему. — Ты не помнишь, что вчера было? Альбедо отвел взгляд, избегая прямого зрительного контакта. Он чувствовал себя неуютно и некомфортно в этом мире, сейчас жестоко требующим от него действий. Ответа за собственные поступки. — Я думал, что это сон. Точнее, хотел бы думать, — ответил он наконец с сожалением и замолчал. В воздухе повисло напряжение, которое появлялось всякий раз, когда предстоял неприятный разговор. Оба парня собирались с мыслями, никто не хотел начинать первым. Но по-другому было никак. Однако ситуацию вовремя разрядило урчание из голодного живота. — Кажется, ты очень голоден. Розария как раз принесла еду, — воспользовавшись такой возможностью, Итэр с готовностью сменил тему и пододвинул сервировочный стол к кровати. Только сейчас он смог разглядеть, какие блюда им привезли. Блинчики с вареньем — в подаче блюда явно угадывалась заботливая рука Ноэлль, питательный салат, рыбацкие бутерброды с четырехлистным красным клевером — видимо, Кли решила подбодрить заболевшего братика, еще теплое медовое мясо с морковкой, томатное рагу и яблочный сок. Альбедо громко сглотнул, хотя старался делать вид, что не так уж и голоден. У Итэра не было аппетита, но он все равно заставил себя немного поесть салат. Горло отдавалось неприятными ощущениями каждый раз, когда он глотал. Есть за низким столиком, сидя на кровати, было очень неудобно, и он устроил небольшой беспорядок. Альбедо был его полной противоположностью. Аккуратно ел, соблюдая манеры даже в таком неудобном положении, не торопясь. Когда он закончил с мясом и потянулся за рагу, предварительно уточнив, что Итэр его не хочет, а после и за всем остальным, путешественник, забыв про свою тарелку, с шоком наблюдал за ним. Заметив его взгляд, алхимик замер с бутербродом у рта и, так и не откусив, опустил руку. Прочистив горло, сохраняя остатки приличия, он объяснил, извиняясь: — Я очень сильно проголодался. Обычно такой аппетит мне не свойственен, но в последние дни я не находил себе места и ничего не мог есть. Итэр сразу понял, в чем была причина, но заострять на ней внимание не хотел. Эта тема была темной, отталкивающей. Игнорировать ее нельзя, но и обсуждать ее напрямую казалось неправильным. Оставались лишь недомолвки, обрывки невысказанных слов и пространные намеки. — Из-за особенностей твоего происхождения ты можешь так много съесть за раз? Альбедо выпрямил спину и на секунду задумался, пытаясь подобрать нужные слова. Сейчас он вел себя как ученый, исследователь, без лишней гордости, но с чувством собственного достоинства, который собирался поделиться сокровенным знанием, какое имел честь обрести. — Я могу очень долго обходиться без еды и воды, но мне все еще нужно регулярно питаться для сохранения нормальной жизнедеятельности. — Его тон был бесстрастным и серьезным — сугубо научный подход к осознанию самого себя. — В противном случае будет расходоваться первородная энергия, которую использовала учитель для моего создания. Итэр улыбнулся на такой серьезный подход к своему вопросу. Он не сдержался и все же нарушил официальную атмосферу, окутавшую их. — Тебе все равно далеко до Паймон. Не понимаю, куда девается вся та еда, что она ест, — пошутил путешественник и тихо рассмеялся. Альбедо моргнул, осознавая сказанное, и присоединился к нему. Напряжение, повисшее в комнате после пробуждения алхимика, развеялось окончательно. Приятное теплое чувство разлилось в животе путешественника. Стало совсем легко-легко, словно ласковые ветряные потоки подхватили крылья планера. Альбедо все тот же, с ним все так же хорошо и радостно. Они все еще могут быть хорошими друзьями. Отложив порядком надоевший и так и не доеденный салат, Итэр повернулся к Альбедо. Веселье сменилось странной атмосферой. Алхимик чутко уловил это и посерьезнел. — В чем дело? — спросил он, когда Итэр так и продолжил молчать. — Розария сказала кое-что, — начал путешественник, осторожно подбирая слова. — На твоем теле появлялись синяки, когда… — он запнулся, боясь это произносить. Альбедо смотрел на него пристально и не давал расслабиться ни на секунду. — В общем, она хотела тебя осмотреть, но я попросил ее этого не делать. Сказал, что посмотрю сам. — Выпалив это, Итэр внимательно следил за реакцией алхимика. Секунду Альбедо сидел, задумчиво подперев подбородок рукой и пристально разглядывая путешественника, словно пытался разгадать какую-то непостижимую загадку. — Ты хочешь, чтобы я перед тобой разделся? — спросил он прямо. — Нет! — тут же ответил Итэр быстро, но, подумав, понял, что в принципе Альбедо прав. — То есть, да, — добавил он, но это прозвучало чересчур странно и потребовало от него немедленно оправдаться. — Можно и так сказать, но только… кхм… только ради того, чтобы… убедиться, что ты в порядке. — Однако чем больше он говорил, тем сильнее чувствовал, как сам себя зарывает все глубже и глубже. К его удивлению, Альбедо не стал шутить или как-то комментировать его слова. Он вообще ничего не сказал. Только встал и, повернувшись к Итэру, потянулся к своей одежде. Его пальцы не медленно и не быстро, методично расстегнули все пуговицы на синей рубашке. Сначала путешественник опустил взгляд в пол, чувствуя неправильность ситуации. Но логика настойчиво нашептывала ему, что в этом нет ничего такого. Они оба парни. Правда, в непростых отношениях, «практически пара», но все же. Успокоив громко стучащее сердце, Итэр заставил себя посмотреть вверх. Взгляд выцепил темную ткань шорт, бледный живот с легкими очертаниями кубиков пресса и… темно-фиолетовые тонкие полоски. Они тянулись от левой части груди, где билось сердце, и расходились во все стороны, напоминая темное солнце. В центре получался круг сплошной потемневшей кожи, будто синяк. Итэр обеспокоенно вскочил, не сдержавшись, и потянулся к нему, но его пальцы замерли, так и не коснувшись. — Это… — прошептал он и посмотрел Альбедо в лицо. Алхимик был абсолютно спокоен, будто… будто это не стало для него неожиданностью. Будто он знал, что это случится. Сглотнув, Итэр спросил: — Болит? — Нет, — тихо ответил Альбедо. — Уже нет. Путешественник снова посмотрел на ужасное переплетение. Если сильно напрячь воображение, то можно посчитать это красивой татуировкой. Он все же осторожно коснулся подушечками пальцев чужой кожи и услышал рваный вдох. Боясь сделать больно, он медленно провел по ране пальцами и накрыл ее ладонью. Черные линии на несколько сантиметров выступали из-за его руки. Поврежденное место казалось горячее, чем здоровая кожа. Осознание того, что именно он стал причиной появления этой метки, этой боли, этой ситуации медленно накрывало его. Путешественник снова чувствовал невыносимую, почти иррациональную вину за то, что допустил нечто подобное, хоть логика настойчиво шептала, что он не виноват. Он не сделал ничего плохого. Только вот на душе все равно было тяжело. Нежная кожа приятно грела подушечки пальцев. Прислушавшись к своим ощущениям, Итэр почувствовал чужое биение сердца — символ жизни и неутомимого желания продолжать исследовать этот мир. Оно было быстрым и рваным, словно торопилось прожить все то время, что у них осталось. Нагнать упущенные возможности и создать новые воспоминания. Путешественник провел по темным линиям пальцами, ощущая бархатистую кожу. Альбедо снова шумно выдохнул и вырвал его из странного транса. Итэр тут же отдернул руку. — Больно? Извини, я не хотел, — обеспокоено сказал он. Ему не хотелось причинять еще больше неприятных ощущений. Альбедо покачал головой. Его щеки подернулись светло-розовым, почти незаметным оттенком, глаза были прикрыты, рука прижалась к горячему лбу. Он стоял с трудом, его движения были рваными и деревянными. — Не больно, — хрипло ответил он. — Совсем наоборот. Сначала Итэр не понял, что алхимик имеет в виду, но когда его взгляд скользнул ниже, на темную ткань шорт с заметным бугорком, он резко отвернулся. Глупо. Как же глупо он себя ведет! Не хочет провоцировать своими возможными действиями или поведением, но в итоге откровенно гладит его по обнаженной груди, словно намекает на возможность продолжения, а потом резко все обрывает. Альбедо на это грустно улыбнулся. Под черным солнцем отдалось тихой болью и желанием почувствовать нежные прикосновения снова. Хотелось вернуть их, поменяться местами, коснуться чужой груди и провести пальцами — возможно, ногтями, оставляя розовые полоски — своеобразный аналог его темной метки. Положить ладонь на левую сторону и прижать как можно сильнее, чтобы ощутить чужое сердце в собственных руках. Альбедо будет о нем заботиться, одарит любовью и лаской, закроет за тысячей замков, чтобы его никто не мог забрать. — Так… ты знаешь, что с тобой происходит? — спросил Итэр, вырывая его из мыслей.– Розария рассказала, что никто не смог тебе помочь. И что они не могут найти информацию об этой болезни, но ты… ты как будто бы знаешь больше остальных. — Путешественнику совсем не хотелось, чтобы его слова прозвучали как обвинение, но не указать на странное поведение Альбедо он просто не мог. Картина происходящего не желала складываться. — Кхм, — алхимик прочистил горло и затих, размышляя над его словами. Голову словно окутал туман. Мысли стали вязкими и липкими, привлекательные образы Итэра без этой надоевшей одежды не желали покидать воспаленный разум. Но он должен отогнать это наваждение и обратить внимание на то, что происходит сейчас. — Меня прокляли. Сердце Итэра на секунду забилось как бешеное. Проклятье? Что это значит? Какая-то ведьма, словно в сказке, наложила на Альбедо злые чары, и теперь он медленно погибает? — И что… что теперь делать? — едва слышно выдавил путешественник, поворачиваясь к Альбедо. — Твой поцелуй может меня спасти, — алхимик прижал одну руку к сердцу, а другую протянул к Итэру, прося о помощи и жалости. Его глаза выражали глубокую печаль и безграничное чувство жажды. Странного, нетелесного голода. От этих слов путешественнику стало жарко. Он пытался выдавить, что они уже целовались, что проклятье какое-то странное, что наверняка его можно снять другими способами… Пока до него не дошло, что над ним просто пошутили. Заметив обиженно поджатые губки, Альбедо издал короткий смешок в сжатый кулак. — Прошу прощения, я просто не смог удержаться. Ты был таким серьезным. Итэр обиженно отвернулся, чувствуя, как горят щеки от негодования. Тихий сдержанный смех становился все менее сдержанным. Какое же странное порой чувство юмора у Альбедо. — А может, я не шучу, — алхимик снова посерьезнел. Итэр скептично посмотрел на восстановившего привычное хладнокровие Альбедо. — Все равно я не стану тебя целовать, — заявил путешественник с каменным лицом. Ему очень хотелось хоть как-то отомстить. Даже таким детским способом. Но он тут же об этом пожалел. На короткий, но заметный миг лицо алхимика потемнело. Улыбка стала выглядеть неестественной и натянутой. — Станешь, — уверенно пообещал Альбедо, и Итэру на секунду стало неприятно. Алхимик был в этом так уверен. Словно это было фактом, своеобразной аксиомой, правилом навроде дважды два — четыре. Словно мнение путешественника не учитывалось. Словно его чувства совершенно не играли никакой роли. Но самым неприятным было другое. Итэр и сам прекрасно знал, что рано или поздно все до этого дойдет. Уже дошло. Но через минуту все снова стало как раньше. — Возвращаясь к твоему вопросу, — задумчиво протянул Альбедо, кидая взгляд на собственное тело в зеркале, — я абсолютно точно уверен, что мой… недуг тесно связан с тобой. После ряда опытов я пришел к выводу, что мои чувства к тебе очень близки к определению любви. Схожие с моими проявления характерны для влюбленных людей, которых я опрашивал во время сбора данных для последующего анализа. И все же, кое-что отличает меня от них. Твое присутствие и испытываемые мной чувства напрямую влияют на мою физиологию. Когда я вижу, что мои чувства не взаимны и не нужны тебе, мое тело охватывает невыносимая боль. Особенно яркие инциденты заканчиваются такими проявлениями. — Алхимик осторожно провел пальцами по образованиям на коже, задумчиво разглядывая самого себя, словно видел в первый раз. Будто снова обдумывал свое происхождение, раз за разом пытаясь понять, кто он и для чего появился в этом мире. — Сначала они были небольшими точками, потом превратились в линии. Я до сих пор не понимаю, почему так отличаюсь от других людей. Почему чувство любви оборачивается для меня сильной болью… Но я уверен, что моя создательница знает ответ. Итэр молчал, чувствуя странную темную атмосферу, сгущавшуюся вокруг них. Он и не подозревал, что Альбедо успел провести такой доскональный анализ своего состояния. То, с какой печалью алхимик воспринимал собственное существование, вызывало жалость и сочувствие. Путешественник даже не подозревал, что происходит с его другом. Хотя его давно не было в Мондштадте, он помогал людям в другом месте, спасал народы и сражался за чужие жизни… К чему эти оправдания? Итэр и не думал узнавать о том, как живет Альбедо. Ему просто, откровенно говоря, было плевать. Жестокая и неприятная, но правда. Ты сам виноват, что довел ситуацию до такого. Путешественник вздохнул. Тот факт, что Альбедо относился к самому себе и своим чувствам как к объекту для исследований, немного расстраивал. Очередное напоминание о его нечеловеческом происхождении. — Значит, — начал он, затолкав свои мысли подальше, — мы должны найти Рейндоттир и все выяснить. Лицо Альбедо на миг застыло. Словно такая возможность совершенно не приходила ему в голову. То, что он чувствовал по отношению к учителю, нельзя было описать одним словом. Это была вереница эмоций и ассоциаций, неприятных и болезненных, но важных, приправленных далеким, почти забытым чувством собственной нужности и важности. — Я давно ничего о ней не слышал. Даже не могу предположить, где она сейчас находится или чем занимается. — Тогда займемся ее поисками. Посетим ее любимые места, поговорим со знакомыми, спросим у умных людей, в конце концов! — сказал Итэр громко, с удовольствием бульдога вцепившись в эту возможность. Мысль о том, что спасение Альбедо теперь лишь вопрос времени, воодушевила его. Он сможет ему помочь, а после снова вернется к прежней жизни, без этих странных чувств, без вины и ощущения долга. Но его светлые надежды омрачились неприятными ощущениями. Напряжение голосовых связок раздражило и без того болевшее от долгих разговоров горло, и он натужно закашлялся. Алхимик обхватил его за плечи, с беспокойством и… чувством вины. Когда кашель чуть стих, он спросил: — Дать тебе воды? Я могу чем-то помочь? Итэр лишь мотал головой. Мысль о том, чтобы что-то выпить и снова напрячь горло, отдалась неприятными фантомными ощущениями в поврежденном месте. — Нет, все нормально, — просипел он, касаясь рукой синяков. Альбедо проследил за его движениями и сглотнул. — Мне… очень жаль, что так получилось. И то, что я себя в тот момент не контролировал, не является оправданием. — Алхимик опустил голову. Его слова звучали так искренне, что Итэр не мог не простить его. — Мне нужно было сразу извиниться, но я не знал, с чего начать. — Альбедо набрался смелости и снова взглянул путешественнику в лицо, но его взгляд тут же опустился вниз, на изгиб тонкой шеи, украшенной темными пятнами. Алхимик осторожно взял его за подбородок и приподнял его лицо, открывая больше доступа к шее, словно хотел получше осмотреть синяки и, может, как-то помочь. Но это было не так. Что-то мягкое коснулось чувствительной кожи и немного прижалось. Появилось щекочущее ощущение, далекое от боли. Только когда оно переместилось в сторону, путешественник понял, что Альбедо целует оставленные им же синяки. Он не знал, как реагировать. Оттолкнуть или не делать ничего. Однако каждая прошедшая секунда делала его будущее возмущение все более нелепым, пока не прошло слишком много времени. Когда Альбедо поцеловал его под подбородком, прямо в самое беззащитное и чувствительное место, Итэр не сдержал тихий стон, разлившийся чувством непонятной досады на самого себя. Ощущения были приятными. Путешественник не мог этого отрицать. Но мысль о том, куда такие прикосновения могут их привести, испуганной птичкой билась о задворки сознания, не позволяя полностью отдаться воле случая. Альбедо медленно выцеловывал каждый миллиметр его шеи, даже там, где синяков не было. Чужое тело настойчиво прижалось к нему. Итэр почувствовал его сильное возбуждение и хотел отстраниться, но другая рука алхимика обхватила его за талию и не давала сдвинуться с места. Сердце практически остановилось, когда он почувствовал влажный язык и сомкнувшиеся вокруг чувствительной кожи губы. Альбедо оставил засос. — Пожалуйста, хватит! — Набравшись сил, Итэр все же смог оторвать его от своей шеи. Альбедо тяжело дышал и, казалось, вот-вот потеряет над собой контроль. Алхимик все еще судорожно сжимал путешественника в своих руках, но, будто поборов внутри себя что-то темное, с большим усилием заставил себя его отпустить. — Я немного увлекся, — сказал он, тяжело дыша, пытаясь снова обрести утерянное хладнокровие. — Я понял. Ты чуть меня не съел, — с сарказмом ответил Итэр, скрывая смущение и страх. Альбедо кашлянул в кулак. Путешественник с ужасом и тревогой ждал красных пятнышек или лепестков, но сжатая ладонь осталась бледной и чистой. Алхимик внимательно посмотрел на него через полузакрытые глаза, но быстро перевел взгляд на часы. Почти десять. — Боюсь, мне нужно собираться, — сказал он, мысленно что-то обдумывая. Итэр не сразу понял, куда. Заметив его вопросительный взгляд, Альбедо объяснил: — Скорее всего, магистр Джинн устроила внеочередное собрание по моему поводу. Я хочу выступить в свое… оправдание и заявить об уходе с должности. Путешественник стал нервно теребить кончик шарфа. На секунду его охватило сомнение, что для Альбедо так будет лучше. Ведь он очень долго жил в Мондштадте. Привык к здешним местам и людям. Но Итэр не мог оставаться здесь вечно. Кому-то из них надо было пожертвовать собственным комфортом и целями. И этим кем-то стал Альбедо. Когда они найдут Рейндоттир и решат эту проблему, он обязательно вернет алхимика домой. Альбедо подхватил сменную одежду и предметы гигиены и вышел в коридор, явно направляясь в уборную. Итэр не мог спокойно сидеть здесь один. Это казалось неправильным. Находиться на одном месте было невыносимо, поэтому он тоже покинул комнату. Прислонившись к стене в коридоре, он стоял и будто чего-то ждал, сам не уверенный, чего именно. Мысли его рассеялись, не сосредотачиваясь на чем-то конкретном, пока не пришел алхимик. Альбедо выглядел безукоризненно: извечный белый плащ, хорошо защищающий от непогоды, синяя официальная рубашка с немного другим узором, но так похожая на ту, что он обычно носил, и черные штаны с золотистым узором, заправленные в ботфорты. Часть волос была собрана в высокий простой пучок на затылке — быстрая, но аккуратная прическа. Итэру не верилось, что еще пару часов назад Альбедо выглядел растрепанным и потерянным. Алхимик подошел к нему. Поколебавшись, взял его за руку, нежно огладил ладонь. Итэру казалось, будто они прощаются на долгие месяцы, если не годы, и от этого хотелось истерически засмеяться, если бы не было так грустно. Он не нашел в себе силы вырвать ладонь из чужих рук. — Мне… нужно идти, — прошептал Альбедо, рассматривая их переплетенные руки. Ему очень тяжело давалось расставание, особенно после произошедшего. — Удачи, — пожелал ему Итэр искренне. Он не знал, что еще сказать или сделать. Алхимик грустно улыбнулся и с усилием отпустил его руку. Он повернулся и направился к лестнице, но у самых ступеней остановился и обернулся. Путешественнику казалось, что он не сдержится, вернется к нему, отчаянно обнимет и потащит вниз, с собой, и через 5 минут они вдвоем будут стоять напротив Джинн и мусолить неприятную тему… Но Альбедо сделал шаг вперед. И еще один. Неуверенно, но он спускался вниз, вцепившись в перила. Путешественник остался один. Ощущения от их прощания не желали пропадать, отдаваясь горечью на языке, но он не мог стоять здесь вечно. Ему просто нужно найти себе дело, чтобы эти болезненные мысли исчезли. Не зная, чем себя занять, Итэр решил отвезти сервировочный столик на кухню, чтобы облегчить работу Ноэлль. Он глубоко уважал горничную Ордо Фавониус и старался доставлять ей как можно меньше проблем. Помогая другим, путешественник словно помогал себе. Это всегда позволяло ему очистить собственные мысли. Однако его планам не суждено было сбыться. По крайней мере, не так спокойно, как ему того хотелось. На втором этаже Итэр внезапно встретил Кейю. Мужчина стоял посреди коридора и сжимал в руке какой-то лист бумаги. Внешнее спокойствие не обмануло путешественника — он слишком хорошо знал Кейю, чтобы не заметить неуловимые признаки его беспокойства. — Путешественник, нам надо поговорить, — сказал капитан кавалерии, едва заметив его. — О чем? — спросил Итэр, чувствуя, как ему становится не по себе. Обычно Кейа бы поздоровался, отпустил какую-нибудь шутку, побродил бы вокруг да около и только потом удосужился бы приступить к делу. Такая серьезность сбивала с толку и настораживала. — Об Альбедо. Итэр не удивился. На секунду его даже затопило облегчение. — Вчера он был не в себе, но я смог до него достучаться. Сегодня он извинился за свое поведение. Мы вообще много чего обсудили, но теперь все в порядке. Кейа не разделял его настроения. Наоборот, он нахмурился сильнее. — Я просто хочу тебе кое-что показать. — И он сунул Итэру в руку странную бумагу. — Я нашел это в мастерской Альбедо. Просто… — Кейа замолчал, не зная, как именно выразить то, что ему хотелось, но в итоге он оставил свои попытки и выдал резкое: — Ты должен это увидеть. Бумага оказалась рисунком. Искусно выведенные линии, соединяющиеся в худое тело и милое лицо, неуловимо передавали чувство отчаяния и боли. Единственным прикрытием для обнаженного тела служила мягкая ткань, подчеркивавшая изящные изгибы. Он очаровывал своими страданиями и болью, соблазнял и влек к себе отчаянием и беспомощностью. Итэра затрясло. На бумаге был нарисован он.