***
Дирк Страйдер влюблен в тебя. Ты пока не уверен, меняет ли это что-либо. — Что рисуешь? Ты сидишь на полу, и твоя голова на диване, рядом с его коленом. — Да так, — получаешь в ответ. — Ничего. И это совершенно нечестно — Дирку видно, что ты читаешь. Ты опускаешь комикс чуть ниже, прячешь его за собой. Карандаш непоколебимо шуршит по бумаге. Дирк оставляет рисунки на столе. Ты в них не заглядываешь. Тебе и не нужно — ты знаешь, что там найдешь.***
Дневная температура ровняется с ночной. Ты перестаешь надевать майки — Джейк осторожно интересуется, почему, и тебе приходится пояснять, что холод ты переносишь просто ужасно. И Джейк облегченно улыбается и предлагает одолжить свои старые свитеры. Ты соглашаешься через чур быстро. Вы завтракаете на улице, хоть ты и предупреждаешь, что это плохая идея. Тарелки выглядят несуразно на широком деревянном столе. — У меня есть тыквенные семена, — говорит Джейк. — Было бы превосходно посадить их здесь, за домом. — Уже поздно что-либо сажать, — напоминаешь ты и прожевываешь кусок удручающе быстро остывшего тоста. Ты чувствуешь, как Джейк пожимает плечами. — Значит, придется подождать до следующего лета. Крошки попадают не туда. Ты негромко откашливаешься и отлично справляешься с тем, чтобы скрыть крутящееся у тебя в голове «подождать до лета». «Триста два дня,» сообщает Хал. Девяносто один, добавляешь ты. Тебе почему-то не удается представить столько времени с Джейком. Ты спугнешь его гораздо раньше, оттолкнешь еще до того, как семена успеют оказаться в земле. Чайки отбирают у тебя оба тоста. Джейк с трудом отвоевывает половину, но даже это для него явно победа. Он остается доволен. Ты бы улыбался, если бы умел. Ты бы признался ему прямо сейчас, если бы мог. — Я прочитал тот комикс, — говоришь, — про Человека-паука. Джейк делает тебе еще одну порцию тостов. У него они получаются вкуснее. Взамен ты приносишь запылившуюся под кроватью коробку конфет и подталкиваешь ее к Джейку. — Это… к чаю? — спрашивает Джейк и тычет в напечатанное на картоне название. Обертка шуршит под его пальцем. — Нет. Это тебе. Джейк поднимает коробку, переворачивает и вчитывается в состав. — Дирк, — смеется он. Тебе хочется провалиться сквозь землю. — Благодарствую, но они все с орехами. У меня аллергия. Ты садишься рядом, все так же близко, но кончики пальцев прячешь под бедра. — Ничего страшного, — убеждает тебя Джейк. — Я бы в любом случае с тобой поделился. И это, конечно же, правда — у тебя из собственного разве что зубная щетка. И кровать. Ты бы очень хотел делить с ним кровать. Ты не выключаешь свет до трех ночи, бездумно перелистывая страницы какого-то старого выпуска. Джейк так и не приходит. Ты снова спишь один.***
Твои мышцы окончательно затекают. Ты разминаешься перед завтраком там, где будет сад, в одной футболке, которая вскоре становится полностью мокрой — от напряжения в ногах избавиться не получается. — Боюсь, я не в силах помочь, — отвечает на твои жалобы Дирк и ставит перед тобой тарелку. — У меня нет никакого оборудования. Да и спортом я в принципе не занимаюсь. — Совсем никаким? — интересуешься ты. — Ну, японским фехтованием, когда-то давно. И борьбой немного. Но сейчас мне, как видишь, не с кем. Дирк отворачивается от тебя, чтобы выключить тостер — ты чувствуешь себя по-странному взволнованно. — Не с кем, — повторяешь и улыбаешься. Чай растекается по твоим губам. Дирк оказывается не против с тобой побороться, но сразу предупреждает, что на многое рассчитывать не стоит. Он разогревается скорее для вида. И, когда ты напоминаешь ему снять очки, он отказывается. — Они дают дополнительные баллы к силе, ловкости и крутости, — поясняет Дирк, и ты не можешь понять, шутит он или нет. Ты обещаешь быть осторожнее. Дирк целится тебе в нос. Каждый твой удар он предугадывает и уворачивается так быстро, что и без того размытый силуэт окончательно плывет перед глазами — ты подозреваешь, что Хал ему подсказывает, но азарт не дает тебе остановиться. Ты пытаешься попасть по его ноге. Волосы прилипают ко лбу. Дирк успевает зачесывать свою челку назад между ударами и держится все так же уверенно, но очки необратимо начинают сползать. Он направляет кулак тебе в грудь. Вам действительно следовало делать это чаще. Ты забыл, как приятно позволять телу двигаться свободно, контролировать его только подсознательно, забыть о том, что вокруг, как во сне, вода, вода, вода, и ощущать лишь кислород. Дирк следит за твоей рукой, опускает голову — черные очки приземляются рядом с твоей ногой. Ты попадаешь ему в челюсть. Дирк отшатывается назад и, вероятно, спотыкается о растянувшиеся на полу провода. Ты не успеваешь его удержать. Пальцы разжимаются с трудом. Ковер заглушает падение почти идеально. Ты вздыхаешь и садишься рядом с Дирком, склоняешься над ним, чтобы рассмотреть место удара. Нижняя губа оказывается разбитой. Ты кладешь ладонь на разгоряченную щеку и пальцем стираешь кровь. Дирк жмурится от этого, но не отворачивается. — Это конец, — сообщает он ровным тоном. Ты растерянно моргаешь. — Пардон? — Меня уже ничто не спасет от смерти. Это мое последнее поражение. Дирк приоткрывает один глаз, и без очков его зрачок кажется неестественно широким. Ты склоняешь голову к плечу. Рука, на которую ты опираешься, начинает дрожать. — Разве что… — Дирк ненастойчиво касается твоего плеча, на границе кожи и ткани. — Поцелуй. Дрожь усиливается, переходит на губы. Ты стараешься улыбнуться. — Поцелуй меня, Джейк. — Ты не умираешь, — протестуешь ты и находишь рукой его грудную клетку. Смешение еще не восстановившегося дыхания и пульсации сердца сводит тебя с ума. — Моя жизнь в твоих руках, — говорит Дирк совершенно неубедительно, так, будто знает, что ты согласишься. И все встает на свои места. Пусть ты и не так это себе представлял — ты даже не можешь вспомнить, как это представлял; исход всегда мог быть только один. Это же очевидно. На пыльном полу, среди замолкших проводов ты целуешь Дирка и не чувствуешь ничего, кроме полузапекшейся крови. Дирк оживает под тобой. Он впивается в твое плечо, в твои губы, тянет к себе, зарывается в твои волосы — и едва успевает дышать. Ты цепляешься за его футболку и слабо надеешься не утонуть. И Дирка не останавливает ни вновь открывшаяся рана, ни случайно прикушенный язык, ни сталкивающиеся друг о друга зубы. Ты вздрагиваешь каждый раз, когда его клыки проходятся по тонкой коже, и тогда он гладит тебя по позвоночнику — держаться становится все труднее. Тебе невыносимо жарко, и каждый поцелуй оставляет ожоги. Ты открываешь рот и глотаешь терпкий, сырой воздух, словно последние капли газировки. Дирк зарывается в насквозь мокрые волосы, притягивает тебя обратно — его пальцы ломаются о твой скальп, ты слышишь хруст прямо над ухом. И твой кулак саднит, только если вспомнить о боли, но думать получается лишь о чужих руках. Когда Дирк отпускает тебя, ты падаешь, утыкаешься носом в его шею. Соленая капля стекает тебе на лоб. — Я тебя люблю, — констатирует Дирк. Ты любишь море. Любишь фильмы. Любишь черепа. Из последних сил ты поднимаешься на локтях и целуешь Дирка в щеку.***
Джейк лежит в нескольких сантиметрах от тебя. Ты запутался в нем, как в одеяле, и вряд ли бы разобрался, какие ноги твои, если бы решил уйти — но ты и не собираешься. Ты будешь держать его руку хоть при потопе, хоть при пожаре, пока не закончится мир или ты не заснешь. Ты смотришь на него так, как нельзя было раньше — разглядываешь призрачное, хрупкое лицо. Луна покрывает его кожу холодящими бликами. Джейк жмурится и трет глаза. Ты снимаешь с него очки. — Я тебя вижу, — шепчет Джейк, прижавшись щекой к подушке. Пересматривать «Аватара» было ошибкой, решаешь ты, но забываешь об этом тут же. — Пиздеж, — отвечаешь. Ты подаешься вперед и оставляешь последний поцелуй на его фарфоровых губах.