Сборник всякого по кукирану

Шаг левой. Шаг правой. Шаг левой. Шаг правой. Шаги девушки в легких кроссовках по железным ступеням, тихим звоном отдавались в ослепительно белом пространстве, наполненном огромными, замудрёнными хистросплетениями шестерёнок. Сколько Кроссант бродит по этому лестничному лабиринту, бесконечно поднимаясь и спускаясь, огибая работающие механизмы? Она заблудилась. Кросс села на холодную ребристую ступеньку, лениво наблюдая за висящими в пространстве железками. Легкое головокружение, преследующее девушку с самого её появления здесь, усилилось. Голова тяжелая, словно после долгого сна и Кросс подпёрла её рукой, что бы не упасть. Шестерёнки продолжали равнодушно работать, не обращая никого внимания на уставшую, потерявшуюся девушку. Они были идеально смазаны, ни одного постороннего скрипа не было слышно, лишь негромкое тиканье часов. Тик. Так. Тик. Так. Медленно, равномерно, четко. Работу сдешнего мастера можно по праву назвать превосходной. Мимо Кросс лениво, словно в киселе, проплыл болтик, но только девушка протянула к нему руку, болтик покачнулся, как от сильного ветра, и, рассердившись на механика, что потревожила его безмятежность, уплыл подальше от неё. С каждой...секундой? Минутой? Часом ? Сколько вообще Кроссант провела здесь? Впрочем, для Пространства это неважно. Девушка здесь чужая. Ей здесь не рады. Дышать становилось все тажелее, словно грудь плотно обматали слоем бинтов, недавая вздохнуть полной грудью. Зрение мутилось, разум Кросс упрямо клонило в сон, но только её зрение начинало темнеть, девушка судорожно вскакивала, мотала головой, зевала, широко открыв рот, жадно пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. Но легкие не желали получать кислород. Они получали маленький глоточек воздуха и тут же выплёвывали его наружу. Сердце стучало вроде и обычно, но Кросс, что не могла убрать руку от пульса, казалось что оно постепенно замедляется и вот-вот совсем остановится. Сердце и впрямь начало перекачивать кровь медленнее, изредко делая большие удары вне ритма. От страха дышать стало ещё тяжелее. Кроссант кашляла и хрипела, в глазах расплывалось, а сердце резко начало стучать в бешеном ритме, да так, что был слышал скрип шестерёнок внутри него. В груди стало больно, и эта боль отдавалась в руках, по артериям. Даже если бы у Кросс были сейчас силы закричать... ...её никто никогда не услышит... ...в этой холодной, бездушной пустоте.. Никто её не спасёт. Холодными, дрожащими руками девушка хваталась за перила, пытаясь сохранить связь с реальностью. Кто нибуть... Кто нибуть...помогите... Прошу...прош.. Холодные пальцы расжались и девушка упала на на лестницу, безвольной куклой лежа на железных ступенях. Шаг левой. Шаг правой. Шаг левой. Шаг правой. Но лестница не звенела от соприкосновения с черными тяжелыми туфлями. Появление Хозяйки Пустоты выдавал лишь тихий шорох её плаща. Она бесшумно спустилась по лестнице, к бездыханной девушке, опустившись возле неё на колени. Рука в черной перчатке легла на макушку Кросс. Мягким, неощутимым касанием, Хозяйка повела руку ниже; сначала по затылку, накручивая на пальцы короткие волосы, затем дальше, по шее, затем – вдоль позвоночника, пересчитывая пальцами позвонки. Взяв Кросс за плечо, она аккуратно перевернула девушку на спину, заботливо поддерживая её голову.       – Давай разбудим тебя, маленькая марионетка. Давай заведём твоё сердце вновь. Маленьким ключиком Часовщица открутила маленькие гаечки на груди девушки. Она сняла пластину, скрывающую сердце, и вот, перед ней, как на блюдечке, предстал исскусно созданный механизм: насосы из самой мягкой и прочной резины, тонкие пластинки, шестерёнки и тоненькие, словно нитки трубочки, через которые течёт красная, почти прозрачная жидкость. Воистину ювелирная работа. Починка которой, для Часовщицы была сродне игре. Благо она наизусть знает своё изобретение. Своё произведение исскуства. Оттянуть сосуды, подтянуть шестеренки, закрепить тонкие пластинки, зашить насос, что бы он заработал вновь. Красная, полупрозрачная жидкость наполнила трубочки, Часовщица сделала вручную несколько перекачек, и сердце смогло заработать самостоятельно. Кросс резко открыла глаза, бегая зрачками по своему месту нахождению. Рука в черной перчатке легла на подбородок девушки, разворачивая её лицом к Часовщице.       – Смотри на меня, маленькая куколка. Смотри только на меня одну. И Кросс смотрела. Смотрела на своего ангела-спасителя, плащ которой, словно два больших крыла, укрывал её плечи, шляпа которой, была почти что размером с её голову, прикрывала её белокурые, отдающие золотом, волосы. Глаз Часовщицы, который не был сокрыт желтой линзой, почти любовно смотрел на девушку под ней.. *** В блеске золотых шестеренок, в свете белоснежной пустоты они танцевали. Черный бархат перчаток, казалось побывал по всему телу Кросс: Часовщица ловко ставила свою куколку в нужную позицию для следущего движения в танце. Вечность и пустота кружились вокруг них. Весь мир кружился вокруг них. Они сами стали всем миром. Хозяйка кружилась вместе со своей марионеткой и обнимала её, смеялась и мурлыкала прямо ей на ухо:       – Неисполненные желания ушли в прошлое. Для тебя это больше ничего не значит, чедесная куколка чародейского театра. Мы проведём вечность вместе, смотря на рассветы и закаты миров. Ну разве это не чудесно? – Часовщица вся светилась, а руки в перчатках крепко сжали ладони Кросс, показывая, что её никуда больше не отпустят. Голос Часовщицы был звонкий, похожий на звон стеклянных бокалов друг об друга. Она ждала ответа. Она ждала позитивного ответа, но Кросс нечем было обрадовать её.       – Нет, это вовсе не чудесно.