Пока летит монетка

      У Микеле все, и правда, хорошо. У Флорана, наверняка, тоже. Определённо тоже, потому что Микеле интересовался буквально… неделю назад. Никакие нитки о себе не напоминают, об этом он также интересовался, и свою пока не видит. И думается, что простая человеческая коммуникация: даже такая банальная, как три с половиной сообщения в день, неплохо способствует этому затишью. По крайней мере, пока.       С Ноэми Микеле даже не приходится объясняться, она отходит сама за то время, что они проводят порознь, глупые мелочи перестают иметь значение, и всё становится действительно хорошо. Как и должно быть.       На второй неделе Флоран пропадает с тремя с половиной сообщениями, и появляется только к началу третьей с вопросом:       "У тебя есть свободные дни в конце недели?"       И через секунду добавляет:       "Я приеду в четверг".       Микеле смотрит в экран задумчиво и несколько раздраженно за это игнорирование, так что ответ пишет с долей сарказма:       "Хочешь узнать, есть ли у меня пара свободных часов в четверг?"       Флоран удивляет:       "В конце недели. На выходных".       Реальность обрушивается на Микеле каким-то необъяснимым холодком, пробегающим вдоль спины: Флоран пишет не потому что плохо и нужно, как всегда он сам же делал до этого, а просто потому что. Из желания встретиться. Микеле до такого уровня считает себя не дошедшим, потому печатает слегка дрожащими пальцами:       "Возможно. Скажу конкретнее, если ты скажешь, на какое время планируешь тут остаться".       И получает ответ с некоторой задержкой:       "Зависит от тебя"       Микеле искренне радуется, что находится на улице, что никого знакомого вокруг не наблюдается, и что поблизости нет ничего, обо что он мог бы случайно или специально приложиться головой, потому что очень уж хочется.       В то же время он пытается заткнуть навязчивые мысли, которые подбивают его задавать не те вопросы. Вроде "А что ты снова скажешь своей жене?". Это всё ещё больная тема, потому что она никуда не делась, но…       "До конца недели, по крайней мере", – приходит ему более конкретный ответ, и Микеле выдыхает, пишет вопрос, потому что не знает, что должен ответить:       "И чем ты хочешь заняться?"       "Чем угодно"       Воображение дорисовывает строчкам текста образы: Флоран в промежутках между некими важными делами постоянно отвлекается на телефон, чтобы ответить за несколько секунд. И ждет ответа, также наблюдая за мигающим курсором, как Микеле всего парой недель ранее. Еще он думает, что не знает, что планировать, ведь в планах снова слишком много элементов, за которых принимать решения ему нельзя.       "У меня есть время в субботу. Вероятно"       "Только вероятно?" – приходит с подмигивающим смайликом. Микеле с этого немного злится, пока не знает на кого или на что конкретно.       Флоран на другой стороне атлантики словно бы знает об этом, почти сразу приходит и следующее сообщение:       "Ладно. Во сколько?"       Злость в Микеле становится более конкретизированной. В этот раз он злится на себя и задает вопрос вместо ответа. Прямо как кое-кто, в ком он с этой черты сильно бесился не так давно.       "А когда у тебя заканчиваются дела и начинается свободное время?"       "Скорее всего, к концу пятницы"       Некоторое время Микеле раздумывает, так ли это важно, нужно, и… оправдания и попытки придумывать отговорки не помогают и ни к чему не приводят, так что пишет он что-то весьма расплывчатое:       "Могу прийти после работы"       Понимающий Флоран продолжает оставаться понимающим:       "Во сколько?"       И добавляет:       "Не говори только, что будешь мне мстить заявлениями посреди ночи"       Микеле не говорит, только спрашивает адрес, а потом делает именно то, что от него ожидали – заявляется посреди ночи, ощущая, как круг замыкается. Но, правда, для начала звонит, потому что кто вообще его пустит. Флоран на том конце звучит сонно, но не более того, выходит, кивает дотошным сотрудникам, и Микеле ощущает, словно тот день повторяется наоборот. Даже все действия почти те же самые, разве что чайника никакого нет, да и причин для того, чтобы устраивать ссоры на этот раз. По крайней мере пока. А еще Микеле молчит, потому что не знает, что говорить. Сначала задает банальные вопросы о работе, но не чувствует от них какого-то существенного понимания диалога. Затем задает другие вежливые вопросы, скрывается в ванной и долго смотрит в зеркало, размышляя, что вообще должно дальше происходить, зачем и с какой целью он сюда пришел и чего хочет. Чувствует, что начинает потряхивать от неизвестности, хотя в определенных аспектах всё было ясно ещё в прошлый раз. Или дело не в неизвестности вовсе.       С зеркалом он пытается общаться так долго, что Флоран осторожно стучит в дверь, и пока Микеле в ужасе думает, что отвечать, тот спрашивает:       – Покормить тебя чем-нибудь?       Что вызывает острое желание свернуться калачиком или стукнуться лбом об несчастное зеркало. Микеле старается держаться, не делая ничего.       – А у тебя есть чем? – спрашивает он, всеми силами стараясь звучать отрешенно.       – Что-нибудь найдется.       Но улыбку затолкать обратно уже невозможно. Микеле заканчивает со всеми банными процедурами быстрее, чем мог бы, и выбирается на свет маленькой комнаты отеля, где Флоран копается в таком же маленьком холодильнике, больше похожим на тумбочку. На звук дверей он оборачивается и хмыкает:       – А ты подготовился.       Имея ввиду, очевидно, что Микеле одежду с собой захватил, но думает Локонте совсем не об этом, что на секунду (или чуть больше) заставляет его покраснеть, что, он надеется, не слишком заметно. Запасы у Флорана совсем не романтичные, без свечей и шампанского, но с сосисками и хлебом, словно с завтрака в отеле утащил. От мысли становится смешно, а от наполняющегося желудка начинает клонить в сон, и мысль, что драгоценное время улетит в пустую сквозь закрывающиеся глаза настойчиво о себе напоминает. На часах больше трех ночи, и еду можно засчитать за ранний завтрак, Флоран радушно и гостеприимно делится с Микеле своими запасами в эти самые три часа ночи, и, кроме сонливости и благодарности Микеле больше ни на что не хватает.       – Я усну, как только закрою глаза, – говорит он с сожалением. Флоран улыбается и кивает       – Тогда ложись.       – Тогда мы потратим время в пустую.       – А ты хотел потратить его на что-то конкретное? – поднимает весьма выразительно брови Флоран и почти что подмигивает. Почти.       – Нет! – посмешно отвечает Микеле, слишком резко, быстро осознает и добавляет. – Не знаю. Может быть.       – Планируй на следующий раз. Сегодня в планах сон.       "Следующий раз" греет душу. Но в то же время…       – Мы так и не решили, что делать со всем этим… – начинает Микеле, точно зная, что уничтожит этим весь положительный настрой окончательно. Флоран вздыхает, потирает переносицу, выражение его лица приобретает не слишком счастливый вид, задумчивый, утомленный. Он говорит:       – Сам же сказал: посмотрим, что будет.       – Сказал, да, – стушевывается Микеле, – но это же не решение.       Флоран протягивает руку, касается щеки, Микеле едва заметно вздрагивает, словно бы хочет уйти от прикосновения, сам не до конца осознавая. По телу от места соприкосновения разливается приятное тепло, хочется ластиться, словно домашняя кошка. Осторожно Микеле прижимает его руку своей, пытается уложить в голове всю эту конструкцию – ничего не изменилось. Временное помутнение прошлого раза никуда не делось, вот оно, смотрит на него слегка затуманенными глазами Флорана и приближается с конкретной целью. Микеле знает, что не нужно, и что неправильно, но бороться больше не способен, ещё в прошлый раз сдался, знает, что и в этот будет также. Ловит губы Флорана на полпути и целует, медленно, ощущая, как ещё больше сонливости накатывает на него под ощущением тепла и ласки, заботы и внимания.       – Будем думать об этом, когда станет необходимо, – говорит Флоран шепотом, едва отстранившись на несколько сантиметров. Микеле улыбается, потому что не может не улыбаться, но ощущение тотальной запутанности и потерянности никуда не девается. Оно преследует постоянно, но у Флорана неплохо получается отвлекать, уничтожать все связные мысли у Микеле в голове. Или это наступающий сон их уничтожает. Он понятия не имеет, целует, пока есть возможность, пока ещё способен бороться против сна.       Через какое-то время сон едва ли не перебарывает, но из последних сил Микеле спрашивает:       – Надолго ты тут?       В ответ он получает широкую улыбку:       – Зависит от тебя.       Это кажется неплохим шагом в направлении решки, хотя до конца Микеле не уверен.       – И что, если я захочу, ты тут и останешься? – спрашивает он насмешливо. Флоран неопределенно хмыкает и затаскивает Микеле под одеяло, заботливо подравнивая уголки, говорит:       – Может быть.       – Неужели?       Флоран в ответ корявенько пожимает плечами, поднимается, чтобы выключить свет, и, вернувшись, удобно устраивается поблизости, позволяет Микеле решить самостоятельно, в каком положении засыпать. Локонте сильно импонирует, что в его номере кровать двуспальная, но слишком далеко отодвигаться ему не хочется. Тепло обволакивает, погружая в сон, и маленькая мысль посещает его сознание перед полным отключением: "Вот теперь точно должно быть хорошо”.