All The Young Dudes — Sirius's Perspective

Среда, 8 января 1975 года. Как и предсказывал Дамблдор, новость об убийстве семьи Фрейзеров попала на первую полосу новостей в день подарков, сопровождаемая множеством заметок и статей, обсуждающих разгорающуюся войну. Забыть об этой теме до конца рождественских каникул никто не мог. Это был первый раз, когда кто-то из них видел метку, и уж точно не последний. Никто из мальчишек не мог понять, когда они стали бояться этого огромного черного черепа с разинутой пастью и зловещей извивающейся змеей. В то время он лишь напоминал Сириусу о множестве фамильных реликвий — символ явно напоминал Слизерин. Как только они вернулись в Хогвартс, он стряхнул со своего сундука все искусно вырезанные змеиные мотивы. — Осторожней, брат, — сказал Джеймс, когда дым от заклинания Сириуса заполнил всю комнату. — возможно, ты только что испортил фамильную реликвию. — А мне похуй. — ответил Сириус и запустил в дымящийся чемодан ещё одно заклинание, чтобы наверняка. — Он мой, и я не хочу, чтобы на моих вещах была эта грёбаная метка. Несмотря на то, что Дамблдор сказал, что нет никаких доказательств причастности Блэков к нападению, Сириус в это не верил. Он знал, что они связаны с Волдемортом; он знал, что они занимаются темной магией; он знал, что они думают о маглах. То, чему они учили его думать о маглах. Хуже всего было то, что все остальные тоже знали об этом. Он чувствовал, как они думают об этом, глаза, как жуки, ползали по его коже, когда он шёл по коридорам. Как он ни старался отдалиться, от собственной фамилии никуда не деться — она цеплялась за него, как кулак, как челюсть, как синяк. Его сны были полны змей. Сириус так давно не видел свою семью — его родители не писали, и даже если они с братом встречались друг с другом в холлах, Рег больше с ним не разговаривал. Гнев, который он так часто испытывал к своей семье, притупился, обида несколько смягчилась на расстоянии. Но когда Сириус посмотрел на первую страницу этой газеты, он не смог удержаться от ненависти. — Я их ненавижу, — подумал он, глядя на эту черную змею, извивающуюся в небе. — Я ненавижу их, — подумал он, когда сел на поезд обратно в Хогвартс, мельком осматривая станцию в поисках своих родителей, задаваясь вопросом, сможет ли он сказать им это вслух. — Я ненавижу их, — подумал он, когда сплюнул зубную пасту в раковину и посмотрел в зеркало, чтобы увидеть волосы своей матери и глаза своего отца. Они были в нём, застряли в его чистой и благородной крови. Никогда еще Сириус не испытывал такого бессмысленного желания расцарапать себя. Конечно, он ничего не мог сделать с возродившейся ненавистью — его родителей не было в Хогвартсе, не было и Волдеморта, и не было ни одного из тёмных волшебников, сеющих насилие и страх за изолированными стенами замка. Но были слизеринцы. Еще до перемен Сириусу нравилось защищать младших учеников — уязвимых, к которым приставали такие хулиганы, как Мальсибер. Он и Джеймс применяли свои защитные заклятия, чтобы отогнать группы слизеринцев, набрасывающихся на одиноких студентов-маглорождённых. После праздников Сириус возобновил этот крестовый поход с вновь обретённой страстью. Даже не осознавая этого, он обнаружил, что проводит всё больше и больше времени, блуждая по коридорам, в глубине души надеясь найти какого-нибудь несчастного первокурсника, над которым издевались, просто чтобы выпустить гнев, который угрожал задушить его. — Война не происходит прямо здесь, — однажды попытался сказать ему Римус после того, как тот умудрился заработать уже третью отработку за один день. — Дамблдор сказал быть бдительными, а не ввязываться в драки. — Война происходит везде, — мрачно ответил Сириус, и Джеймс согласно кивнул. — Да и вообще, кто бы говорил, что насчёт Снейпа? — Это, — возразил Римус, — личное. Сириус закатил глаза, но не стал спорить с ним. Решив вместо этого промолчать, он вернулся к книге, которую читал. Римусу было легко делать вид, что война — это что-то далёкое. Когда он не был в Хогвартсе, он был в магловском мире, изолированный от грязных сражений волшебников. И даже в Хогвартсе они были как бы в коконе; студентам было легко расслабиться, предаваясь фантазии о том, что к тому времени, когда они закончат учебу и им придется столкнуться с реальным миром, всё будет хорошо. Среди мародёров Джеймс был единственным, кто, казалось, разделял страсть Сириуса к его делу, что имело смысл, учитывая, насколько глубоко его семья была связана с Дамблдором и его… посещениями во время рождественских каникул. Но у Джеймса не было такого гнева , как у Сириуса. Он не мог понять личную ярость, которая пришла, когда Сириус понял, что родители были не просто подлыми или хулиганами, а по-настоящему темными, по-настоящему злыми. Это было глупо, потому что они всегда были ужасными людьми, и поэтому он действительно должен был это предвидеть. Но всё же Сириус чувствовал себя каким-то образом преданным. Были черты, которые его семья просто не должна была пересекать, и это заставляло его чувствовать себя ужасно наивным каждый раз, когда он с удивлением обнаруживал, что они их пересекли. Джеймс никогда бы этого не понял. Никто из его друзей не смог бы — вот почему Сириус пытался скрыть самое худшее, уже зная об их озабоченности тем, что они считали просто безрассудным гневом: типичный, эмоциональный Сириус, набрасывающийся, чтобы выпустить пар. Он не мог позволить им увидеть уродливые глубины ненависти, лежащие прямо под поверхностью. Иногда его пугало то, что он способен всё это чувствовать. — Разве она не видит, как сильно я повзрослел? — тяжело вздохнул Джеймс, вытаскивая Сириуса из мрачных мыслей. Когда он поднял голову, мальчик с растрёпанными волосами с тоской смотрел на Лили Эванс; она, должно быть, снова проучила его. — Я не уверен, что пару поцелуев с магловской девчонкой на последнем ряду кинотеатра можно назвать взрослением, — ответил Римус, спасая пострадавшую книгу и расправляя углы, которые смял Джеймс. — Я не об этом говорю, — ухмыльнулся Джеймс. — Я имею в виду… в целом. Я этого не понимаю, с Марлин же я хорошо общаюсь. — Ты в одной команде по квиддичу с Марлин, — сказал Питер. — У вас есть что-то общее. С тех пор, как они поймали его с Дездемоной (очевидно, теперь она была его девушкой), Питер начал умничать, будто знал всё, что нужно было знать о любви. Сириус только фыркнул, но Джеймс обратил на это внимание, отчаянно нуждаясь в любом совете, когда дело касалось победы над неуловимой рыжей. — Так что, — медленно сказал Джеймс, — ты думаешь, мне нужно попытаться затащить Лили в команду по квиддичу? Питер с жалостью цокнул языком: — Тебе нужно попытаться найти что-то общее, что есть у вас с Лили. Например, мы с Дездемоной оба любим шахматы, и сэндвичи с сыром, и… — У нас нет ничего общего, — мечтательно ответил Джеймс. — Поэтому она мне и нравится. — Тогда у тебя нет шансов, — фыркнул Питер. Джеймс выглядел подавленным. — Не слушай его, — сказал Римус, бросив сочувствующий взгляд на своего друга. — Люди не начинают встречаться с другими людьми просто из-за того, что у них есть что-то общее, это было бы скучно. Противоположности притягиваются и всё такое. — Да, ты прав, Лунатик! — воспрял духом Джеймс. — Но, наверное, мне всё-таки стоит узнать, что ей нравится… — Э… да, точно, неплохое начало, — сказал Римус с весёлой улыбкой на губах, возвращаясь к своему эссе по чарам. Сириус воздержался от своих собственных советов — на данный момент у него было достаточно девушек, после всего фиаско с пари с поцелуями и разочаровывающим поцелуем в задней части кинотеатра. Кроме того, если у Питера была девушка, то это не могло быть так круто. К счастью, у них с Джеймсом были заботы поважнее: а именно — предстоящий матч по квиддичу против Слизерина. Сириус оттачивал всю свою сдерживаемую ярость, чтобы убедиться, что они полностью уничтожат команду его брата, направляя каждую унцию своей энергии на тренировки. Он даже не жаловался на утренние тренировки Джеймса, без протеста вытаскивая себя из постели, когда его будили на рассвете. Джеймс, казалось, был рад, что наконец-то у него есть кто-то, столь же одержимый квиддичем, как и он, и они вдвоём, вероятно, проводили больше времени на своих мётлах в течение нескольких недель, предшествующих матчу, чем за весь предыдущий семестр. Между тренировками по квиддичу и многочисленными отработками, которые Сириус зарабатывал из-за своего воинственного поведения в коридорах, у него почти не было свободного времени. Он по-прежнему часто виделся с Джеймсом и больше, чем ему хотелось бы, с Питером (который приходил посмотреть на их тренировки и, казалось, всегда готовил пачку заметок, ни одна из которых ни разу не стала полезной.) У них почти не было времени работать над картой или даже планировать новые шалости — отчасти потому, что Римус всегда был заперт в библиотеке. Дошло до того, что Сириус видел Лунатика только во время обедов или на их общих уроках, как будто он избавлялся от мародёров в пользу своих подружек. Когда в середине января прошли первые выходные в Хогсмиде, Сириусу, Джеймсу и Питеру запретили туда ходить, хотя, как ни странно, все они были отстранены за разные вещи. Римус проворчал, потому что они заставляли его пойти туда одному. Сириус попросил его взять ему новые перья, а Джеймс спросил, может ли он отправить посылку своим родителям. Тогда Римус пожаловался, что они обращаются с ним, как с совой, но пробормотал, что он может также купить новые перья и для Питера, если он уже собирается идти в магазин. Сириус усмехнулся. — Знаешь, ты всегда можешь взять с собой одну из своих подружек — я уверен, им понравится возможность провести целый день в твоей восхитительной компании. Можете так же вместе сходить в ту кафешку для влюблённых, классно же? Римус громко застонал, швырнув подушку ему в голову, и Сириус рассмеялся, уклоняясь от удара. Люпин неоднократно ясно заявлял о своём отвращении ко всему романтическому, что делало ещё более забавным дразнить его по этому поводу. К этому моменту было хорошо известно, что у него не было никаких скрытых мотивов, когда дело доходило до тусовок с девушками, и Сириус не был даже близко — ну, серьёзен в своем предложении насчёт Хогсмида. Он сказал это только потому, что знал, что это гарантированно взбесит Римуса. Вот почему это стало шоком, когда на следующее утро Марлин уселась рядом с мародёрами за завтраком и потянулась за чаем. — Ну что, — обратилась она к Римусу, — как вчера всё прошло? Остальные трое прервали разговор о тактике квиддича, с любопытством прислушиваясь. Лунатик не упомянул ничего необычного о своей поездке в Хогсмид накануне — он просто доставил новые перья, как и обещал. — М-м? — он поднял взгляд от пергамента, выглядя сбитым с толку. — Вчера? — Вы с Лили, в Хогсмиде! — она понимающе улыбалась. — Она ничего нам не рассказывает, значит, всё прошло хорошо. Теперь Римус выглядел встревоженным. — Ты вообще о чём?! — Да, — с любопытством поднял голову Сириус. — О чём ты вообще, Маккиннон? — Он вам не рассказал? — она невинно положила сахар в свою чашку. — Римус и Лили вчера ходили на свидание. — Что?! — одновременно воскликнули Джеймс, Сириус и Римус. Сириус начал смеяться: — Лунатик — на свидание?! — С Эванс?! — Джеймс был в ужасе. — Чтоб меня! — выдохнул Питер. — Это было не свидание! – запротестовал Римус, повысив голос, когда он ударил пером. На его лице было такое комичное паническое выражение, что Сириус начал смеяться еще громче, наблюдая, как бедняга в отчаянии повернулся к Джеймсу, — Но мне не нравится Лили, мы просто друзья! — Да… я знаю, друг, — Джеймс ответил приглушённым голосом, звуча не очень уверенно. Смех Сириуса начал утихать, когда он понял, что мальчик выглядит искренне расстроенным, — Всё нормально. Я… увидимся после тренировки. С этими словами Джеймс встал и поспешил прочь, оставив недоеденный завтрак. Сириус какое-то время смотрел ему вслед, затем перевел взгляд на Римуса, потом снова на Джеймса, прежде чем, наконец, беспомощно пожать плечами и встать, чтобы выйти из зала вслед за другом. Выбирая между ними двумя он был почти уверен, что сейчас он нужен Поттеру больше — в конце концов, бедному мальчику только что разбили сердце.