Сборник по Пустышу

Казалось бы, после того, как ты перевидал столько смертей. После стольких криков и истерик. После всей пролитой крови. Наконец расслабься и начни наслаждаться жизнью. В чём вообще твоя проблема? Никто больше не будет страдать. Никто больше не узнает, что следует после фразы «Знакомьтесь, это Боб». Разве ты не рад? Разве, по-твоему, мог бы быть исход получше?! Нет, не мог. Это лучшее, что они могли бы получить. Тогда почему все сейчас сидят в одном из здешних кабинетов и весело щебечут о том, как они совсем скоро уже будут свободны, а ты сбежал в один из белых полигонов? Надеешься на то, что сможешь скрыться? Неужели они не заслужили твоего внимания? Ты что ли выше них? Может быть лучше? Почему ты заставляешь их волноваться? Ты ведь видел их озадаченные лица полные беспокойства... За тебя. Неужели ты ненавидишь их так сильно?.. Флеш крепко сжал свои плечи. И даже белая водолазка не спасала его от собственных ногтей. Но сейчас боль была не такой уж и большой проблемой. Пищинкой, если говорить про вселенские масштабы, хотя никому из клонов до них особо не было дела. Их волновало всегда лишь выживание, спасение новых клонов и поиск пути к свободе. Нет, Флеш не ненавидел своих “друзей”. В действительности в нём не было и грамма презрения ни к кому из них. Вплоть даже до тех, кто с самого своего появления на базе совал свой нос в важные дела, мешая исполнять другим свои обязанности. Так в чём же проблема? Почему ради приличия не посидеть с другими? Потому что… Тебе его жаль?.. Флеш не хотел допускать ничьей смерти. Звучит смешно, если вспомнить, сколько же людей было погублено из-за него. По мнению Флеша никто её не заслужил: ни только появившиеся на свет души, знающие лишь своё имя; ни человек, согрешивший в своей жизни столько, сколько нельзя будет искупить и за несколько столетий горения в аду. Флеш мечтал о том, что когда-нибудь они все наконец поймут друг друга, услышат и пойдут в новую жизни дружно под руку… Это было так наивно. Так глупо. Так… по-детски. Хотя Флеш и был ребёнком, который желал, чтобы дорогие ему люди просто перестали «ссориться». Реальность же встретила его жестокой правдой, что невозможно, чтобы все были счастливы. По итогу кто-то в любом случае будет страдать. И Флеш сделал то, что должен был сделать уже очень давно. Он рассказал правду. На удивление признаться во всём Шраму было не так уж и сложно. Слова сами лились из Флеша потоком. Он слишком долго это копил, слишком долго держал в себе, не позволяя себе ничего кроме туманных намёков, которые никак нельзя было понять, если не знать их истинного значения. Однако ещё удивительнее для Скоростного стало то, что Шрам не кричал и не ругался на него. Конечно, он не обрадовался, и по его красным уставшим глазам полных боли было ясно, что это не то, что он хотел бы услышать, но он его просто принял. Принял безоговорочно, даже, кажется, не предполагая у себя в голове ни на секунду, что может быть как-то иначе. Конечно, революция была быстренько отменена, и был разработан новый план. План, в котором от Флеша не требовалось абсолютно ничего кроме информации о том, где находится его кабинет. Вероятно, будь Флеш в состоянии, он бы оценил по достоинству этот жест Шрама, что ему даже не пришлось смотреть на всё это, но… К сожалению, это всё равно не смогло смягчить удар по-настоящему. Флеш не видел его смерти. Ему лишь передали сам факт того, что это произошло. Конечно, все радовались. Конечно, все отмечали этот день, как лучший день в году... Да и вообще во всей жизни... А внутри Двенадцатого словно что-то умерло. Как бы сильно он ни пытался его ненавидеть, как бы плохо он о нём ни думал, сколько бы боли он ему ни принёс — Флеш был не в состоянии отречься от него. Это било ещё сильнее. И с наступлением его смерти пришло и опустошение. Как будто весь смысл Флеша в одночасье исчез. Больше не было ничего. Человек, который был ему дорог, убил другой дорогой ему человек. Скоростной не винил Шрама. Шрам сделал то, что ему и было положено сделать. Это нельзя было назвать даже убийством со стороны Шрама с учётом того, что он и за человека его не считал. Флеш винил себя. Винил себя за то, что допустил то, что Шрам убил своими руками кого-то. Это было отвратительно. Флеш гнил изнутри. Его тянула блевать от всего своего естества: от кудряшек на голове, до поношенных кед на ступнях; от детской наивности, до своей преждевременной зрелости; от внешней оболочки, до мерзких внутренностей; от своих желаний и надежд, до своей покорности и нужды быть любимым. Хотелось стать кем-то другим. Кем-то, кем клон номер двенадцать никогда не являлся. И тем, смотря на кого, все бы им восхищались. Смотрение в одну точку ничего не изменит, знаешь ли. Нужно собраться с мыслями и всё же сделать это. Давай же! — Вот ты и нашёлся, пропажка. Сколько Флеш просидел в тишине? С самого утра?.. А он завтракал хоть? Да и вообще, который час? Внутри пусто. Не хочется даже пытаться напрягать свой мозг ради каких-то там мелочей. Но всё же в опустошённой голове находится песчинка интереса, кто же пришёл. Естественным предположением был бы Боец. Но голос совсем иной. Да и не только он. Что-то совсем другое. Впрочем, поворачивать голову не то, чтобы прямо было желание, поэтому Флеш лишь махнул рукой вслепую: — Ага, я тут. Стук мужских туфель. Клон подходит ближе к Флешу: — И что же ты тут выдумал? И действительно что? Флеш сидел перед железной бочкой посреди пустоты. Интересное, должно быть, занятие. Клон подошёл к бочке и заглянул в неё, Флеш же наконец смог увидеть до боли знакомую одежду обычного Боба. Значит, Пустыня. Наверное, это был последний человек, который вообще мог бы прийти сейчас к Скоростному из группы выживших. Пожалуй, даже Джею он не так сильно бы удивился. Они хоть как-то общались друг с другом. Флеш напрягает свой и так до ужаса вымотанный мозг, чтобы вспомнить хоть какую-то полезную информацию об этом клоне. Пустынный был двадцать вторым клоном, а также пятым членом команды. Во время эксперимента его пытали высокой температурой пустыни, а также некоторыми другими вещами, свойственными данной природной зоне. Способность выявлена не была. Был спасён роботом Шрама. Бесполезная информация. Сухая и бестолковая. Нужно что-то более…личное. Ни Пустыня, ни Флеш никогда не были заинтересованы друг в друге, слишком уж разные они личности. И связывало их лишь только то, что они оба были здесь заперты, да ещё два близких друга. Но более… Они бы скорее предпочли притвориться, что не замечают существования друг друга. Пустыня всегда что-то писал у себя в тетрадке, в которую не позволял никому заглянуть. Порой зачитывал свои произведения на публику, таким образом поднимал дух команде. Ну и просто любил выпендриваться своей интеллектуальностью и элитарностью. А также у него был минус сто у навыка готовки. …И это всё?.. Пустыня смотрит на Флеша удивлённо и словно пытается прочесть по лицу Двенадцатого, что такое здесь происходит. В бочке находились бумажки. Кажется, это были какие-то доклады, исследования, бланки и тому подобное. Насколько они были важны, сказать никто не мог, но всем и было плевать, сейчас их ценность всё равно стала равна нулю. Поверх же всего этого мусора валялась голубая жилетка Флеша, а на полу рядом стояла канистра. Глаза под очками смотрят в ответ, также внимательно. Был ли тот факт, что он не мог сказать практически ничего про клона напротив, его оплошностью, закономерностью, или же…. Он всё забыл? Хм. Флеш замечает небольшую деталь. Волосы. Они были длиннее, чем обычно. Такие были ещё у Шрама. Но он их заплетал в хвостик. Пустыня же оставил так. Отращивает длинное каре?.. Хотя не Флешу судить. Его волосы уже прошли положенную им длину и лезли в лицо, намекая на то, что стоило бы их отрезать. Однако Скоростному не было дела в последнее время до своего внешнего вида, а потому он зарастал всё сильнее. Флеш наконец встал, ноги хрустнули, и тоже подошёл к бочке, прихватив канистру: — Отойди, сейчас узнаешь, — пара быстрых движений и вот в бочку льётся прозрачная жидкость. Рука тянется к карману и там же останавливается, останавливается и время. Флеш робко смотрит на свою пропитанную бензином голубую жилетку и неуверенно стоит. Назад хода уже точно нет. Но продолжить... Клон переводит взгляд на Пустыню: тот замер, так и не сделав даже шага назад; руки сложены, а лицо, как всегда, насуплено. И всё же забавно, что пришёл сюда именно он. Время вновь начинает идти своим ходом. Лучше не стало, но из кармана вытаскивается коробочка. Чирк спичкой. На удивление жилетка горит хорошо. Два клона сидят чуть в стороне, наблюдая за тем, как дым поднимается вверх. Белое пространство такое холодное, такое безжизненное. Выглядит очень сюрреалистично, клоны уже привыкли и даже не обращали на это внимания, но человек, оказавшийся здесь впервые, скорее всего подумает о том, что он уже умер, даже не подозревая того, что скоро его предположение станет явью. Шуршание со стороны, и Флеш видит словно в замедленной съёмке, как Пустыня подходит к бочке и кидает туда уже свою жилетку: — Говоря без утайки, мне тоже они никогда не были по душе, — Писатель смотрит в глаза Скоростного, подливая бензин в огонь. — Сказал бы я, что все мы ходим в этой одинаковой одежде как какие-то клоны, но в ситуации подобной нашей это звучит ещё более гадостно. Я уповаю, что, выбравшись, мы сможем себе подыскать обновки… Зачем так сложно? Сказал бы просто, что тебе не нравится эта одежда, и ты хочешь новую… Однако… — …словно пометка, что мы какие-то не такие! А чем мы хуже?! Если его Высочеству право так нравятся эти жилетки, так пусть сам и шастает в одной из них! А мы заслуживает большего, чем какая-то там челядь! Белая водолазка. Брюки. Кеды. Очки. И голубая жилетка. “Униформа”, как предпочитал думать Флеш. Многие люди, когда ходят на работу, носят специальную одежду. Так же и у него. Он надевал униформу на свою работу. Только вот… Одежда уже давно пропиталась кровью, пусть на неё она никогда и не попадала. Работа на которой у тебя нет права ни на что. Молись, чтобы не стало хуже. По крайней мере ты жив, так возрадуйся же уже этому. Не многие заслуживают такой чести, раб. Пустыня выглядел забавно, он испускал всё новые и новые мысли, формировал так свои изречения, что не всегда Флеш мог даже понять, что такое говорил Писатель. Однако смысл был один: была задета действительно щепетильная тема для Пустыни, и он взорвался после замалчивая, продолжительностью в месяцы. И всё же через некоторое время он успокаивается и вновь садится рядом с Флешем. Скоростной тих и весь в себе. Необычно. Он не любил показывать эту часть себя. Зачем? Никто не любит сложных. Легкомысленный и весёлый парень будет гораздо больше у всех в почёте. И всё же... Сейчас у него нет никаких сил на то, чтобы притворяться. Может быть позже, может быть когда-нибудь, когда не сейчас. — Флеш… Знаешь... Мы все по нему горюем, — Флеш смотрит широко раскрытыми глазами. — Он был частью нашей семьи, пусть и не мог быть с нами физически. И каждый из нас хотел, когда-нибудь в живую пообщаться с Ядерным… Звон в голове. Ядерный? Ядерный?! Ну, конечно, они подумали, что он в таком состоянии из-за смерти Ядерного. Из-за чье же ещё, действительно?! Мерзость. Флешу было плевать на Ядерного. Он и думать забыл о каком-то там Ядерном. Если бы Пустыня только знал. Как бы он тогда взглянул? Отвратительный, и от этого не скроешься. Никогда. Нигде. Никак. Дышать становится нечем. Флеш задыхается. Он утопает в отчаянии. Лучше бы он сдох на своём эксперименте. Всем стало бы проще без него. Он делал всё только хуже. Все страдали из-за него. Трус. Никчёмный. Идиот. Ядерный был с ними пусть и недолго, но он был полноправным членом команды. Флеш помнит, как его единственного друга засунули в капсулу. Скоростной ждал, когда же он вернётся, познакомится со всеми, кто присоединился к команде, и всё будет хорошо. Но теперь это лишь слабые отголоски прошлого, когда всё было проще и невиннее. Когда он мог позволить себе мечтать. Флеш не замечает того, как под очками копятся слёзы, не замечает того, что Писатель снимает их, не замечает и того, как его крепко прижимают к себе и шепчут какие-то извинения. Только когда дым перестаёт идти из бочки, а от содержимого остаются лишь угольки, наступает очередное опустошение. Как будто ничего и не произошло. Флеш и Пустыня несут бочку вместе молча. Разговоры слишком нелепы и глупы. Каждый из них знает, что больше никогда не вспомнит об этом случае, как и про голубые жилетки Бобов.