***
Звонку на перемену Хосок радовался, наверное, больше, чем странник в пустыне оазису с живительной влагой. Физкультуру отменили, и большая часть одноклассников уже ушла домой. Чону пришлось остаться, чтобы заполнить список вместо приболевшего классного руководителя. В пустом коридоре раздаются быстрые шаги, уже переходящие на бег. Дверь шумно открывается, ударяясь об стену и в класс влетает омега с темными прямыми волосами до плеч. Небольшие глаза искрятся детским озорством, а на губах легкая улыбка с персиковым блеском. — Вот ты где! — радостно говорит вошедший парень, садясь на край парты, за которой сидел Хосок. — Я думал ты уже ушёл. — Ещё нет, но скоро пойду, — поднимая глаза на собеседника ответил Чон. Омега хоть и был старостой класса и самым жизнерадостным лучиком чуть ли не во всей школе, много друзей не имел, как и привычки заводить новые знакомства по собственной инициативе. Минсок считался хорошим другом, который в беде не бросит и поможет, чем сможет, однако раскрывать секреты Чон ему не спешил. Возможно, после окончания школы они и вовсе перестанут общаться. — Я хотел спросить кое-что, — накручивая прядь на палец начал Минсок. — Списать литературу не дам. — Да нет же, не нужна мне твоя литература, — с напускным недовольством отвечает омега. Он даже ударил рукой по столу из-за того, что его перебили. — Я хотел предложить прогуляться, погода хорошая сегодня, да и физкультуру отменили. — Хорошо, я уже заканчиваю. По инициативе Минсока омеги зашли ещё в пять магазинов, помимо запланированных. Чон перестал считать уже после третьего. — Ты решил обойти все магазины в городе? — с недовольством протянул Хосок. Чон любил ходить по магазинам и выбирать себе разные аксессуары, но на такое количество его выносливости явно не хватило. Ближе к вечеру температура немного упала, однако духота никуда не пропала и кажется, что дышать стало ещё труднее. От этого желание гулять постепенно уходило. — Я думаю, что на сегодня можно закончить, — потягиваясь со странными звуками, ответил Минсок. — Я проголодался. — Тогда до завтра. — Ага.***
— Пап, я дома, — кидая ключи на комод в коридоре, сказал Хосок. Тихо. В это время папа уже готовит ужин, но сегодня что-то не так. Если он опаздывает или отъезжает по делам, то всегда предупреждает. Хосок, обходя квартиру, решает позвонить, ведь тревожное чувство не покидало парня. Раздаются долгие гудки, и Хосок уже хочет сбросить звонок, но в этот момент трубку берут. — Ало, пап, ты где? Скоро будешь? — Хосок, папа в больнице, — говорит низкий мужской голос. Слова бьют под дых. Как? Почему? Когда? Паника накрывает как цунами, не щадя никого. — Отец? Чт-что случилось? — дрожащим от нервов голосом спрашивает парень. Ком в горле не даёт говорить, руки дрожат, и слёзы вот-вот польются из глаз. — Упокойся, я закажу тебе такси, — раздаются короткие гудки, а приложение присылает сообщение, что такси приедет через семь минут. Родители Хосока развелись, когда ему было восемь. Постоянные ссоры и скандалы хорошо отложились в памяти. Отец часто пил. После развода папа забрал Хосока жить к себе, так как сам Хосок был ещё маленький, однако с отцом видеться не запрещал. Родители понимали, что в их взаимоотношениях ребёнок был не виноват. Но со временем встреч с отцом становилось все меньше, а вскоре они совсем прекратились. Позже выяснилось, что он создал другую семью. Долго с другим омегой он не пробыл. Два часа ночи. В дверь настойчиво стучат, заставляя двух омег проснуться. — Пап, там кто-то стучит, — возле кровати, дергая папу за рукав халата, стоял мальчик в пижаме с цветочками, — мне страшно. — Не бойся, все хорошо, — целуя в аккуратный носик, успокаивал папа сына. — Я только посмотрю и вернусь, хорошо? Старший омега встаёт с кровати, включая ночник в форме зайчика, и выходит в коридор. Стук прекращается, слышно, как открывается дверь. — Минхёк? Что ты здесь делаешь? — Знаешь, — начинает альфа, — я вас так ненавижу. Лучше бы ты сделал аборт, — пьяное тело вваливается в прихожую. Омега сглатывает. — Что ты такое говоришь, — гневно шипя говорит мужчина. — Он ушёл из-за вас, сказал, чтобы я уходил к ребёнку, — переходя на крик и хватая омегу за руку, продолжает альфа. — Пап, — всхлипывая, из комнаты показывается макушка. Как только альфа увидел сына, все, что он так долго сдерживал, вылилось большим потоком. Резко шагнув вперёд, альфа начал замахиваться на мальчишку. Удар. На щеке расплывалось красное пятно. — Хосоки, иди в комнату, — дрожащим голосом, держась за щеку, сказал омега. На лестнице раздаются шаги. Кто-то из соседей вызвал полицию. Как только все посторонние вышли из квартиры, старший спешно пошёл в спальню. — Солнышко, — подходя к маленькому комочку из одеяла, шепчет омега. — Прости, прости, прости папу, — уже рыдая, омега обнимает сына.***
Уже сидя в холле больницы, Хосока всё ещё не отпускала тревога. Липкое, вязкое чувство расплывалось, заполняя каждый уголок в груди. Наблюдая за тем, как врачи и пациенты снуют из одной части здания в другую, легче не становилось. Страх услышать те самые слова с каждой минутой нарастал. Отец сидел на соседнем стуле, эмоции на его лице нельзя было прочесть. Из операционной выходит хирург, на его лице было видно сожаление. — Мне жаль, примите мои соболезнования. Время словно остановилось, в сердце медленно тлели цветы, высаженые старушкой Надеждой. Хосок не помнил, как добрался до квартиры. Сил для слёз уже не было, и, закрывая глаза, он все еще надеялся, что это просто кошмар.