***
Ксавье открывает только на третий стук. Она сразу понимает по тому, как её сразу же неумолимо потянуло к нему, словно он был магнитом, а она состояла из металла. Происходило определённо точно что-то неестественное и неправильное, подтверждая её предыдущие догадки. — Уэнсдей, — категорично приветствует он. Очевидно, он спал. Это видно по тому, как его волосы беспорядочно растрёпаны и по следу от подушки на щеке. Холодное безразличие практически ранит, заставив вздрогнуть от неожиданности. — Что ты хочешь? — он недовольно поджал губы, и они стали похожи на тонкую, бледную бескровную линию. На самом деле, одежда на нём выглядела излишне не по размеру. Ксавье не был крупным парнем, можно было сказать, что он был несколько худощав, но у него были мышцы, которые не давали ему выглядеть болезненно худым. Но теперь одежда на нём висела, готовая в любой момент сползти на пол. Она осматривает его с ног до головы, останавливаясь на лице. Под глазами залегли тёмные тени, а без того высокие скулы заострились, грозя прорвать кожу. Лицо приобрело нездоровый сероватый цвет. — Кажется, ты забыл пообедать, — в течении нескольких миллисекунд, она с трудом пытается восстановить контроль над своим взволнованным дыханием. — О, да, я очень торопился, — рассеянно отвечает, немного погрузившись в свои мысли, наполовину отвернувшись от Уэнсдей, ненароком давая ей возможность мельком взглянуть на неопрятный беспорядок, который так необычен для его комнаты. Безумная смесь из на вид грязной и чистой одежды, полотенец, полупустых упаковок из-под еды, использованных салфеток и школьных принадлежностей. Всё небрежно разбросано на полу по всей комнате, а в воздухе пахнет затхлостью. Это было бы приятно в любой другой момент, но в этот — вызывает только отвращение и недовольство. После короткой вспышки эмоций, быстро пробежавших по лицу, будто рой жучков, она вовремя восстанавливает контроль. — Я принесла это тебе, — она с неохотой отводит взгляд от беспорядка, как раз вовремя, чтобы заметить, как Ксавье напрягся от её слов, и достаёт из рюкзака две аккуратно завернутые в фольгу тарелки. — Как это… прорицательно и заботливо с твоей стороны, — сквозь зубы огрызается. Резкость его тона режет воздух сильнее, чем ожидалось. Он почти агрессивно выхватывает тарелки, но Уэнсдей предугадывает его следующие действия и ныряет под руки, не давая ему вытолкнуть её за дверь. Прежде чем он успевает как следует отреагировать на данную наглость, она уже сидит далеко в его комнате за столом, сложив руки на коленях. — Я составлю тебе компанию, спасибо, что пригласил. А теперь присаживайся, — приказывает и практически удивляется, когда он неохотно подходит к ней. Ксавье тяжело опускается на стул напротив, вяло наблюдая за тем, как Уэнсдей аккуратно распаковывает оба блюда — в каждой тарелке воскресное жаркое с подливой и кусок пирога «баноффи». Это будет весело. Она могла почти видеть проблеск отвращения на его лице, как ещё сильнее поджались губы, и это заставило её невольно наклониться ближе в его сторону. — Я принесла еду не для красоты. Будь любезен, ешь, — твёрдо заявляет через несколько мгновений, в течении которых никто не предпринимает никаких попыток двинуться. Она не собирается прикасаться к своей порции, пока Ксавье не сделает это первым. — Ксавье, — её взгляд пронзает его. — Ты также можешь просто рассказать мне, что происхо… — Ничего! — горячо выпаливает он, а затем, словно ему бросили вызов, хватает тарелку и столовые приборы, и так поспешно проглатывает содержимое, едва пережевывая, словно Уэнсдей установила бомбу с таймером. Ксавье с силой оттолкнул от себя пустую тарелку, чуть не швыряя столовые приборы в её сторону. — Сейчас довольна? Теперь уходи! — он свирепо смотрит на нее. Уэнсдей видит белки его глаз, сердито нахмуренные брови и на мгновение задумывается о их встрече в камере. Она знает, что это не займёт слишком много времени, когда видит, как его рука уже направляется к животу, видит, как Ксавье быстро сглатывает из-за активной выработки слюны перед тем, как стошнить. — Нет, — невозмутимо отвечает. — Уходи! — она замечает лёгкую дрожь в его голосе, и неподвижно следит за тем, как его плечи начинают дёргаться, а на лице появляется напряжённая гримаса в попытках сдержать тошноту. Он отчаянно устремляет свой взгляд в сторону ванной комнаты. Это случается, когда Ксавье внезапно закрывает себе рот обеими руками, Уэнсдей одним быстрым грациозным движением поднимается со своего места и становится рядом с ним, не давая ему избежать ситуации. Затем он просто наклоняется, и его бурно рвёт на стол перед ним. Она видит абсолютно непереваренное мясо, картофель и овощи, просто всего лишь перемолотые в слизистую кашу коричневого цвета. Его тело содрогается в конвульсиях ещё два или три раза, прежде чем он наконец-то успокаивается и замирает. Уэнсдей находится рядом с ним, чтобы успеть вовремя поймать его, не дав удариться головой об пол, когда он потерял сознание от изнеможения.***
Когда она наконец-то с трудом затаскивает безжизненное тело Ксавье на кровать, то выпрямляется с ощутимым хрустом в спине, прежде чем повернуться в сторону к Вещи, выходящему из-за занавески по подоконнику. — Вещь, — приветствует командным тоном. — Иди найди Энид и передай, что ей сегодня придётся обмануть ради меня миссис Уоддисборо вечером. После чего на обратном пути нанеси визит в лазарет. Третий шкаф справа. Она терпеливо ждёт, пока тихие постукивания Вещи не покинут комнату, прежде чем вернула свой взгляд на неподвижную фигуру Ксавье.***
После второго вливания раствора через капельницу, Уэнсдей замечает, что у него начал появляться слабый намёк на румянец на щеках, дыхание стало ровным, звуча не так болезненно и неравномерно, как раньше. И неожиданно понимает, что ей самой стало намного легче. Практически… испытала облегчение. Тем не менее, никуда не делось то странное… тянущее чувство. Она озадаченно хмурится. Она могла поклясться на могиле своей матери, что именно смертельно выглядевший цвет лица склонил чашу её весов. Но сейчас… Раздражённо, она качает головой, желая избавиться от этой мысли.***
Первое, что видит Ксавье, когда открывает глаза — это немигающий взгляд наблюдающей за ним Уэнсдей, который словно пронзает его насквозь смесью восхищения, отвращения и… желания? Он стонет, когда головная боль обрушивается на него в полную силу. Во рту ощущается неприятный горький и сухой вкус. Он не чувствует не единого мускула в своём теле, который бы не болел. — Здравствуй, Ксавье, — её ледяной тон абсолютно не сочетается с огнём в её глазах. Он моргает, сквозь мешающуюся головную боль пытаясь вспомнить, что произошло. Осторожно оглянувшись, он понял, что всё ещё находится в своей комнате, это точно. Воспоминания настигают его, словно его поразило током, взгляд устремляется к столу. Всё выглядит привычным, ничего лишнего на нём не находится. Он выдыхает с облегчением и позволяет себе откинуться на подушку. — Ох! — пронзившая резкая боль в локте заставляет вздрогнуть, и только сейчас Ксавье осознает, что в его правой руке, точно в вене расположена игла катетера с подключённой к ней тонкой трубкой, ведущей вверх к прикреплённому к шкафу над кроватью пластиковому пакету с какой-то прозрачной жидкостью. — Я взяла на себя смелость, — начинает Уэнсдей, — учитывая то, что понадобилось три таких вливания, чтобы тебя разбудить. Ты был настолько сильно обезвожен, что Тутанхамон на твоём фоне выглядел, как свежий огурец. Ксавье не нашёл, что ответить на это. Он знал, что с ним не всё в порядке. Помимо панических атак, которые начали посещать его каждый день, его желудок перестал переваривать твёрдую пишу после той ночи в тюрьме. Такое случалось с ним и раньше, ещё когда мама ушла от его отца, но тогда это длилось всего несколько недель и не выглядело настолько плохо, как сейчас. По крайней мере, так он думал, поскольку память о тех днях была довольно слаба и расплывчата. Что его напугало больше всего, так это то, что три дня назад ему стало тяжело пить. Он понимал, что ему нужна помощь, но он стал чувствовать себя настолько чертовски уставшим и опустошённым, что буквально не мог найти в себе силы даже просто обратиться за помощью хотя бы к друзьям. Внезапно в перед глазами предстаёт образ отца, и он вздрагивает. Мгновенное желание исчезнуть было сильным и непреодолимым, и он почувствовал знакомую тяжесть в груди и покалывание в пальцах, заметил, как начало ускоряться сердцебиение, прежде, чем… О, нет. Нет, нет, нет! Только не сейчас! Ради чувства собственного достоинства, он не может позволить панической атаке начаться прямо сейчас, не перед Уэнсдей Аддамс. Шкаф, окно, стол, худи, книга, лестница, самолёт. Крик вдалеке. Ксавье нежно положил руку на живот, пытаясь направить туда дыхание, как его учила делать доктор Кинботт, если пересчёт предметов не помогал. Как вдруг в его сознании промчалась волна красных вспышек, вернулось то тусклое подавленное воспоминание, когда он увидел, как его психотерапевта разорвали на куски, и ужас, который он испытал в ту ночь. Тошнота накатывает с новой силой, и ему удаётся свесить голову с кровати прежде, чем его начнёт сухо тошнить. К сожалению, он оказался не в состоянии чем либо себе помочь, чтобы справиться с неумолимо набирающей силу паникой. Внезапно он чувствует что-то тёплое на своём животе, странно успокаивающее мягкое давление. Ксавье хнычет, когда давление усиливалось до тех пор, пока вторая часть его «обеда» не вырвалась изо рта. После того, как Уэнсдей помогает ему лечь обратно на его чудесно чистую подушку, он понимает, что она свежая, как и одежда, в которую он был одет. Выбор Аддамс был очевиден — чёрная рубашка и того же цвета штаны, чего он практически не носил, но это странно позабавило его, несмотря на всю ситуацию и свой жалкий внешний вид. — Теперь чувствуешь себя лучше? — Да, — облизал пересохшие губы. — И спасибо. Через пару мгновений тишины, он внезапно слышит свой голос: — Зачем ты это делаешь? Он звучит, словно чужой, и он выпаливает следующий вопрос, прежде чем успел заткнуть свой глупый рот. Но он должен знать ответ. Он нуждается в нём. На мгновение Уэнсдей кажется застигнутой врасплох, что очевидно видно на её лице. Впервые с тех пор, как она пригласила Ксавье на танец, он видит, как она часто моргает, позволяя тем самым заглянуть в её душу чуть глубже, чем того позволял немигающий бездонный взгляд. — Я… — она громко прочищает горло, — Очевидно, я… испытываю глубокую тяжесть вины перед тобой, — с трудом заканчивает и отводит взгляд в сторону. Воцарилась тишина, во время которой можно было даже услышать гул воздуха в комнате, Ксавье начал чувствовать неожиданно тёплое, уютное чувство умиротворения, наполняющее изнутри, ощущает, как его веки будто наливаются свинцом. — Ладно, — отвечает он больше себе, чем Уэнсдей. Ещё через несколько минут: — Думаю, я могу с этим смириться, — и удивляется, когда слышит свой собственный голос, но не ощущая, будто это говорит он. — Хорошо, я по… гаю, я н-не мо… гу ж-жи… ть с-с… что это за… И только потом уже он замечает, что Уэнсдей встала, держа в руке пустой шприц. — Ты по-видимому начал бредить. У неё такой странный взгляд. — Мы… Уэнс… дей… Что проис… — он слышит своё невнятное бормотание, будто под водой, будто его рот внезапно перестал получать приказы от его мозга говорить правильно. От неожиданной потери контроля сердцебиение снова стало учащаться. Он пытается сесть, но не может. Его руки ватные. Лицо Уэнсдей внезапно оказывается прямо перед ним, её дыхание опаляло его ухо, когда он слышит её, словно она говорит, находясь очень далеко от него: — Крепких снов, Торп.***
Как только Ксавье наконец засыпает, Уэнсдей позволяет себе выдохнуть и устало проводит рукой по лицу. Она бы предпочла просто чувство вины, а не… это. Она задумчиво смотрит на него. Сейчас он выглядит спокойнее и даже почти умиротворённее, не столь больным, как раньше. Слабый розовый оттенок вернулся на его щёки, но он всё равно казался таким… прозрачным. Словно ластиком стёртый из этого мира. Пускай он практически сливается с белой простыней, она, казалось бы, никогда не видела его настолько чётко.