Я вижу тебя только когда ты становишься прозрачным

      Тем не менее, по дороге в библиотеку, желание Ксавье бросить вызов Уэнсдей в ответ на её доминирующее превосходство и нежеланные действия по отношению к нему, значительно поутихло. Но когда он дошёл до тайного входа в логово Белладонны, оно пропадает совсем.       Он медлит, не решаясь пройти дальше, пока вход закрывается за его спиной, и наблюдает за всеми собравшимися членами клуба сверху лестницы: под музыку и весёлый смех, блекло-зелёный дым витает в воздухе, заполняя собой комнату.       Бьянка сидит в кресле, откинувшись на спинку в одном из самых тёмных углов комнаты, и скучающе подносит к губам бутылку водки, когда замечает его. Её левая бровь удивлённо взлетает в воздух, а сама она немного подаётся вперёд, взгляд говорит сам за себя — она точно не ожидала, что он на самом деле прочитает сообщение и последует за приглашением. Тем не менее, сирена выглядит радостной от одного его появления, Ксавье даже показалось на секунду, что её лицо просветлело от восторга.       Он продолжает просто осматривать комнату, ожидая, когда ноги перестанут дрожать, угрожая подогнуться. Желудок громко урчит, и Ксавье потребовались все остатки силы воли, чтобы не дать себе согнуться пополам от боли — небольшая прогулка вкупе со слабительным, действительно привели всю систему в движение, и судороги усилились. Однако, это всё равно не означало, что ему может стать легче в необозримом будущем.       Аякс сидит на широком диване, который они притащили и поставили за книжные стеллажи в один из подобных вечеров. Сегодня же он стоит посередине комнаты, прямо напротив кресла, в котором сидит Бьянка.       Энид возбуждённо ёрзает, сидя на коленях Аякса, крепко обхватив рукой его шею, находясь в опасной близости от его шапки. Горгона выпускает из ноздрей дым, и что-то шепчет ей на ухо, на что та безумно хихикает.       Ксавье замечает, как одна змея лениво выползает из-под шапки, но её глаза слишком тяжело прикрыты, чтобы представлять для кого-то реальную опасность.       Она определённо летает высоко в небе, словно воздушный змей, ровно, как и её хозяин.       На полу, перед диваном растянувшись, опираясь на него и склонив головы друг к другу, тихо шепчутся Йоко, Кент и Дивина, окружённые полупустыми бутылками из-под алкоголя.       Ксавье задаётся вопросом: когда же до Кента дойдёт, что Дивина неровно дышит к нему?       И с трудом выпрямляется, натягивая на лицо довольную, практически не дрожащую улыбку, прежде, чем спуститься по лестнице.       — Ксав! — Йоко, находившаяся лицом в сторону выхода, первой замечает его и театрально восклицает, поднявшись, делая несколько неустойчивых шагов к нему.       Остальные, за исключением Бьянки, обессиленно закатившей глаза, синхронно поворачивают голову в их сторону, и гомон усиливается.       — Чувак, ты пришёл! Мы думали, что у тебя все ещё есть проблемы с дерьмом, — укуренно смеётся Аякс, заставив Дивину и Кента безудержно хихикать, когда Йоко, повиснув на шее Ксавье, начинает тащить его к дивану.       Даже если бы Ксавье хотел сопротивляться, а он не хотел, вряд ли его хилое физическое самочувствие могло бы что-то предложить в обмен на энергичный энтузиазм Йоко, поэтому он просто позволил ей провести себя, и упал на вязаную подушку рядом с ней на полу, и Аяксом с Энид, сидящими над ними.       Блондинка-оборотень бросила на него неуверенный взгляд, когда Аякс отвернулся.       — Мужик, рад видеть тебя, — Петрополус поворачивается к Ксавье, рассеянно поглаживая Энид по спине.       Ксавье испытывает облегчение, следя за тем, как змея уползает обратно в безопасное место под шапку. Однажды его превратили в камень, и это было ужасно. Было похоже на пребывание в коме, как он и представлял.       — Без изменений. Но сейчас лучше, чем когда-либо! — отвечает он, к сожалению, звуча лишь в половину убедительно, нежели хотелось.       — А-а-ага? — несколько скептически протягивает Аякс, бегло осматривая лицо друга, после чего смеётся. — Рад слышать!       После короткого разговора, всё внимание Аякса возвращается к Энид и Йоко, но в основном всё же к Энид, из-за чего Ксавье чувствует укол разочарования. Не то, чтобы он хочет, чтобы они знали правду, но они же его друзья, верно? Их было слишком легко обмануть. Хотя, Энид выглядела так, словно что-то знала, и Бьянка… он чувствует на себе её пристальный взгляд, и выдыхает с облегчением, когда Йоко поднимается и повисает на подлокотнике её кресла, вовлекая ту в оживлённую болтовню.       Ксавье качает головой, с трудом удерживая победу над неприятными мыслями и позволяет себе погрузиться в знакомый гул тусовки.       Из старых, скрытых в стенах динамиков, наверняка установленных ещё во времена предыдущих пасленов, звучал психоделический рок. Звук скрипучий, местами гаснущий в тонах, но Двери везде звучит хорошо. К счастью, это не являлось трэпом — по примеру дурацкого плейлиста Аякса, по мнению Ксавье, который ненавидит его, и в котором, к сожалению, присутствует преимущественно этот ненавистный ему вид жанра.       Ксавье тихо напевает себе под нос пресловутую мелодию, когда ему передают косяк, и он даже не задумывается, делая длинную затяжку. Тепло сразу же проникает в его тело, заполняя все внутренности, желанная тяжесть наполняет кровь и разносится по венам, по всему организму. Сердцебиение учащается, и это тот самый захватывающий момент, отправляющий в свободное падение, в неизвестность опьянения, перехватывающего дыхание, прямо перед тем, как сковавшее мышцы онемение, не даёт упасть на землю, заставляя шататься на месте от адреналина.       Голова настолько тяжела, что её становится трудно держать её в вертикальном положении, он ощущает себя плавленным сыром, растекающимся от высокой температуры по тосту: ноги вытягивает на полу, а затылком он приземляется на диван, тошнота подходит к горлу, и Ксавье с силой зажмуривается, чувствуя головокружение.

***

      — Выглядишь дерьмово, Ксавье.       Когда он открывает глаза, то видит перед собой Бьянку. Её спокойный внешний вид дал бы повод сомневаться, действительно ли они находятся на приватной вечеринке, если бы не пьяный шум, окружающий их плотным коконом.       Ксавье пытается привести в порядок свои мысли, копаясь в чертогах разума в попытках найти ту ниточку сюжета, приведшую его именно к этому моменту, но с недовольством замечает, насколько они взбалмошны и раздражены — сложить паззл было пока невозможно.       Бьянка сверлит его взглядом, искреннее беспокойство отчётливо виднеется на её лице.       — Серьёзно, я действительно рада видеть тебя. Но, где ты, чёрт возьми, был?       Ксавье откашливается, ощущая себя странно взволнованным её прямолинейностью. Он чувствует себя таким лёгким, будто его голова в любой момент может отделиться от тела и уплыть в любую минуту.       — Понимаешь… — отвечает, и резко замолкает, пытаясь взять под контроль свой неповоротливый язык. Неконтролируемое хихиканье вырывается из горла, но ему всё же удаётся сконцентрироваться и договорить. — У меня был желудочный грипп. Видимо съел что-то не то.       В ответ на это, Бьянка хмурится. Очевидно, она видела его насквозь, и понимала, что тот лжёт, но, похоже, не замечала или не придавала значение, насколько нетрезвым и неспособным на рациональные ответы он был.       Возможно, он немного переоценил свои возможности.       — Конечно. Подцепил желудочный грипп из-за невидимой еды, которую ты ел в одиночестве в своей комнате на протяжении десяти дней? С того дня, как это маленькое… — она осеклась, не дав себе закончить проклятие, – ...посадило тебя в тюрьму.       Ксавье вздыхает. В горле пересохло, а рот словно набит наждачной бумагой.       — Моя… ситуация, не имеет никакого отношения к Уэнсдей, — он слышит своё невнятное бормотание, будто говорит вовсе не он, и переводит зачарованный взгляд на портрет позади Бьянки, изображение на котором только что пошевелилось.       — Знаешь… — говорит Бьянка, внезапно наклоняясь ближе к нему, и он слышит её более взволнованный голос, будто погружаясь под воду. — Я пыталась поговорить с тобой после той ночи, но… ты был так непохож на самого себя. Наверное, это было ужасно — быть ложно обвиненным и заключённым под стражу за то, чего ты не делал.       «Люди для тебя чужие, когда ты просто прохожий».       — Да… я был… занят, — ему вдруг становится трудно сосредоточиться, ясность мышления начинает ускользать от него.       Почему стало так тяжело говорить?       Более того… этот человек с картины ему только что подмигнул?       Ксавье шокировано и недоверчиво смотрит на странно искривляющееся лицо, которое сошло с картины и теперь висит прямо за левым ухом сирены. Он обводит комнату взглядом и только собирается спросить Бьянку, что происходит, как всё вокруг начинает двигаться и расплываться.       «Их лица выглядят уродливыми, когда тебе одиноко».       Ксавье видит, как Энид поворачивается в его сторону, чтобы посмотреть на него. По крайней мере, это было очень похоже на неё, когда вдруг её счастливое лицо заменяется гротескной гримасой, которая неотрывно смотрит на него, приближается всё ближе и ближе.       И начинает кричать. Кричит, кричит и кричит.       Визжит на каком-то чужеродном, несуществующем языке.       «Женщины кажутся порочными, когда ты нежеланный».       Его глаза дико мечутся по сторонам, в отчаянной попытке найти выход из этого чудного кошмара, но куда бы он ни посмотрел, вокруг были только парящие полупрозрачные, тёмные маски с уродливыми глазами и леденящими кровь искривлёнными ртами. Они тянули к нему свои костлявые руки с искажёнными серыми пальцами, и общались между собой уродливым воем.       «А улицы кривы, когда ты чувствуешь себя подавленным».       Ксавье хочет кричать, звать на помощь, но ни звука не вырывается из его горла. Она даже не может дышать.       Кто-то поднимает к нему руку, и он вздрагивает, когда комната начинает сильнее вращаться, формы и цвета сливаются в один бурный поток, словно он находится на карусели, кружащейся с космической скоростью.       И вдруг слышит крик.       Свой собственный крик, с каждой секундой становившейся всё больше похожий на вопль, полный ужаса.       Чувствует, что наконец-то его больше ничего не держит, и вцепляется пальцами себе в волосы, закрываясь руками, и как его сила скапливается внутри него, сжимается в плотный комок, а затем взрывается, оставляя после себя мощную волну неконтролируемой энергии.       И прежде, чем совсем забыться в ощущениях, слышит звон стекла и крики.

***

      Уэнсдей резко просыпается, вздрагивая от испуга и не понимая, что её разбудило. Вторая сторона кровати холодная, и она ощущает, насколько пустой на самом деле является эта комната с деревянными панелями на стенах.       Когда она приходит в библиотеку, то видит, что та полностью разрушена. Энид, Аякс и другие паслены, тесно прижавшись друг к другу, спрятались за диваном, на котором сидит Ксавье. Бьянка стоит перед ним на коленях, крепко держа его лицо в своих руках, и что-то настойчиво повторяет.       Она замечает множественные порезы на лице и руках сирены, тёмные пятна крови на её рубашке.       Ксавье ошалело качается из стороны в сторону, руки безвольно свисают по бокам, глаза безумно бегают по сторонам, время от времени закатываясь к мозгу. Его дыхание неровное и прерывистое, энергия пульсирует, и яростно выходит из его тела оглушительными волнами, до конца разрушая предметы, стеллажи, стекло, снося книги к стенам.       Кент подрывается и начинает нервно возиться со своим амулетом, дрожащими руками пытаясь его снять, очевидно желая спеть песню сирены. Бьянка замечает и кричит на него с такой яростью, заставляя того не успеть и рта раскрыть. Уэнсдей даже не пытается разобрать слова, и видит, как та приближает своё лицо к Ксавье настолько близко, что остаётся от силы пару сантиметров. Выражение лица внезапно смягчается, появляется улыбка, она что-то шепчет, только сейчас сумев завладеть его вниманием.       Ксавье практически спокойно выдыхает, прежде чем резко обмякает, сирена вовремя ловит его, не дав упасть на пол, и аккуратно кладёт на диван.       Когда Бьянка выпрямляется и оборачивается, она излучает такую волну гнева и командования, что это ощущается не слабее взрыва силы Ксавье, заставив жалкую кучку пасленов отползти назад.       Она угрожающе нависает над ними, словно Хайд над своими жертвами.       Затем, вобрав в лёгкие побольше воздуха, начинает яростно кричать так, что звук эхом отдаётся от стен:       — Кто, блять, из вас, гениев, дал ему эту ёбанную травку?!       Она круто разворачивается, и, не дожидаясь, продолжает кричать, ни на тон не ослабев:       — Все… Ушли! Сейчас же!       Она не смотрит, как те послушно выполняют её приказ, даже и не думая оспорить, всё той же дружной кучкой поднимаясь по лестнице.       Когда они проходят мимо Уэнсдей, та видит обескровленное лицо Энид, раскрытые в тревоге глаза замечают её. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но Аддамс молча качает головой.       Позже.       Уэнсдей, дождавшись, когда проход закроется, наконец-то спускается с колотящимся сердцем, но с не дрогнувшим самообладанием, что совершенно не совпадает с тем, какой хаос она чувствует глубоко внутри себя.       Она внимательно наблюдает, приближаясь, за тем, как Бьянка медленно опускается на диван и нежно поглаживает Ксавье по волосам. Сирена выглядит обессиленной, кровь выходит из множественных порезов.       Ксавье лежит на боку, ноги распластаны по полу — крайне неудобная позиция. Но ворон не может понять, спит он или просто валяется без чувств.       Только когда Уэнсдей плавно выходит на свет, Бьянка вздрагивает от неожиданности.       — Уэнсдей, — сухо приветствует она, с настороженностью наблюдая. — Каждый раз всегда где-то рядом с происшествиями.       — Я пришла с миром, Бьянка.       К большому удивлению онной, Уэнсдей опускается на колени перед диваном, с интересом вглядываясь в лицо Ксавье.       Если бы она знала раньше, на что тот способен.       Ну, теперь всё встало на свои места.       Она ощущает себя, словно в экстазе.       — Ты, кажется, совершенно не удивлена произошедшим.       — Ты тоже, — отвечает Бьянка. Её глаза угрожающе мерцают, когда она смотрит на девушку перед собой и вытирает кровь со лба только для того, чтобы обнаружить, как за ней следует свежая жидкость.       — Только слабые и неуверенные в себе люди открыто демонстрируют свои чувства, чтобы привлечь к себе внимание, выпрашивая помощь у общественной системы, — сухо отвечает Уэнсдей, не отрывая взгляда от Ксавье, и чувствует укол раздражения, когда слышит смех Бьянки.       — Я правда не понимаю, что ему нравится в тебе, — она мягко смотрит на Ксавье. — Но, он доверяет тебе.       И внезапно, черты её лица ожесточаются.       — Ты ведь это сама знаешь, Уэнсдей. Верно? Несмотря на всё то, что ты… причинила ему, он всё ещё верит тебе, я чувствую это, — ядовито выплевывает она, её лицо внезапно потемнело от злости.       Уэнсдей не говорит ни слова в ответ.       — Он может не показывать этого или даже отталкивать от себя, но… О, не нужно выглядеть такой удивлённой, я всё знаю: и про его расстройство пищевого поведения, которое он так отчаянно отвергает, и про панические атаки…       Когда кровь стекает в глаза, Бьянка рассерженно вытирает тыльной стороной ладони. Порезы, очевидно, были глубокими.       — Знаешь, я наблюдаю за этим уже второй раз, — она вытирает кровь об рубашку, и Уэнсдей замечает, как дрожат у той руки.       Внезапно, она покачнулась и глубже погрузилась в диван, сильно посерев в лице.       — Уверяю тебя, мне было бы очень приятно, если бы ты умерла здесь, но причину смерти было бы трудно объяснить, поэтому я бы залегла на дно на некоторое вре…       — Я в порядке, Уэнсдей, — прерывает её Бьянка. — Мне просто нужно немного передохнуть.       Она сползает с дивана на пол, кладя верхнюю половину своего тела на пол, а ноги поднимая на спинку дивана, рядом с головой Ксавье.       — Скажешь кому-нибудь об этом хоть слово, и можешь считать себя трупом, — рычит сирена, по-прежнему серая под своей тёмной кожей.       Они остаются в тишине на какое-то время и когда момент слишком затянулся, Уэнсдей поднимает руку, собираясь проверить, дышит ли до сих пор сирена, когда та начинает говорить:       — В первый раз, когда он разрушил свою комнату в общежитие, это произошло сразу после нашей ссоры. Он так и не простил меня за песню сирены, но это действительно было… — она резко замолкает и вздрагивает, открывая глаза, чтобы встретить взгляд Уэнсдей, — …так страшно. Сначала мне показалось, что у него начался какой-то припадок, но… больше это было похоже на то, будто в него вселилось какое-то тёмное существо, он был словно одержим какой-то мощнейшей энергией или чем-то вроде того, — заканчивает, погружённая в свои мысли.       И вот снова.       Это желание.       Уголок рта Уэнсдей возбуждённо подёргивается, на что Бьянка удивлённо вскинула бровь.       — Правда? Это так извращённо, — сирена со стоном садится, опираясь на диван спиной и вытягивая ноги на полу.       — Что произошло потом? — подаёт голос Аддамс, проигнорировав замечание Бьянки и на этот раз не показывая, насколько ей интересно получить ответ.       — Его практически на неделю поместили в ту дурацкую комнату с… мягкими белыми стенками, только из-за того… — Бьянка прерывисто выдыхает, и Уэнсдей замечает, как у той в глазах встали слёзы, — …что, после его вспышки, я сказала, что он… так похож на своего отца, — она с трудом подавляет всхлип, прикрыв рот ладонью.       Уэнсдей скорее чувствует, чем осознаёт на самом деле, как поднимает руку только для того, чтобы неловко положить её поверх руки Бьянки.       — Это не твоя вина.