Тень

Тот день был на редкость солнечным. Саске лениво щурился, глядя на небо, сидя на тренировочном полигоне. Хокаге неожиданно предложил вспомнить былые времена и потренироваться, а Учиха не смог отказать. Хотя откровенно сомневался, что Наруто сильно улучшил свои навыки шиноби за период просиживания за столом. Кажется, от должности правителя деревни Узумаки ожидал чего-то иного. Скрывать своих эмоций он не умел, потому Саске часто видел в его глазах разочарование. Он совершенно ничего не успевал: заканчивать работу вовремя, отдыхать, видеть семью. Он даже перестал посещать любимую раменную, порой пропуская приёмы пищи вовсе. Для него стало нормой засыпать в кабинете, а потом таким помятым и растрёпанным продолжать работу. Непонятно, как он вообще жил в таком ритме. Вероятно, природное упрямство. Опустив взгляд на собственную руку, Учиха вздохнул. Ободок обручального кольца, казалось, тяжелил душу, а не только сковывал палец. Сам не понимал, зачем его носил. Возможно, чтобы избежать лишних вопросов. Хотя Наруто, например, избегал этой обязанности. И даже отмазку придумал в своём духе: потерять, мол, боится. Вновь подставив лицо лучам солнца, Учиха опустился на траву, разглядывая облака. Счастлив ли Наруто, что его судьба сложилась таким образом? Саске казалось, что нет, но он вполне мог принимать собственные иллюзии за реальность. Они никогда не обсуждали эту тему. Большую часть времени молчали, но эта тишина была на редкость уютной. Такой, какой она могла быть лишь рядом с Наруто. Мысли невольно перескочили на сына Узумаки. Мальчишка очень сильно напоминал отца — точно его отблеск — но дико бесился, когда их начинали сравнивать. Ему не нравилось, что Наруто приходит домой поздно (если вообще приходит), уделяет ему мало времени, а всю информацию о нём узнает исключительно из отчётов. Даже поздравления с успешным выполнением очередного задания или за достижения в учёбе отправлялись Боруто по электронной почте. Саске горько усмехнулся: друг всегда мечтал о семье, но в итоге оказался на редкость паршивым родителем. Хотя он и сам недалеко ушёл, предпочитая избегать Сакуру и Сараду. Казалось, что дома он появлялся ещё реже, чем Наруто. Но никакого чувства вины и в помине не было. Лишь осознание, что он делает что-то неправильно. Он часто задавался вопросом, для чего вообще женился. Впрочем, ответ был прост: клан сам себя не возродил бы. Но это было скорее… по инерции. Сакура была неплохой кандидатурой, пусть он так и не смог испытать к ней никаких чувств, кроме товарищеских. Она, правда, похоже этого не осознавала и до сих пор надеялась разбудить в нём любовь. Только все её попытки оказывались безуспешными. Как и предложения завести большую семью, ведь одной Сарады для возрождения было маловато. Саске часто вспоминал рассказы матери, которые остались в его голове с детства. Она говорила, что клан Учиха — преимущественно однолюбы. И, кажется, судьба единственного оставшегося в живых была предопределена без его ведома. Кто же виноват, что избранником Саске оказалась не симпатичная куноичи, а его бесячий напарник. Тот, кто всегда готов был протянуть руку помощи, как бы глубоко Учиха ни тонул во тьме. Казалось, он сам нырнул бы в липкую, противную тень, лишь бы спасти его. Конечно же, Саске никогда не показывал ему своих чувств. Ни к чему. Иногда они ему мешали, но чаще становились катализатором для новых свершений. И пусть Наруто неизменно опережал его хотя бы на шаг, он следовал за ним. Со временем собственное отставание перестало раздражать, а чувства — тяготить. Саске принял их, пусть так ничего и не сказал Узумаки. И даже женился на девушке, которая была готова его принять. Он не позволял сожалениям укорениться в своём сердце, предпочитая отвлекаться странствиями. Возвращение в деревню не было запланированным, он просто получил весточку от Наруто с очередным предложением встретиться... и просто не смог уйти вновь. Плавая в собственных мыслях, он даже не заметил, как уснул. Разбудило его ощущение прикосновения к собственной коже. Чья-то тёплая рука поглаживала щёку, медленно, нежно. Почему-то от этого в сердце зародилась бесконечная тоска, звеневшая разбитым стеклом. Саске открыл глаза. Наруто навис над ним, и его совершенно не смутило пробуждение друга. Чужие пальцы мягко касались щеки, а на губах Хокаге была улыбка. Не та, что обычно — пропитанная горечью — а искренняя, светлая. Словно Саске видел Наруто из далёкого прошлого, словно им обоим семнадцать, и они вновь в Долине Завершения. Лежат, основательно избив друг друга, и смеются. Это так странно и в то же время так правильно. Тогда Учиха окончательно осознал безнадёжность своего положения: разорвать узы с Наруто он не сможет, даже если очень захочет. Последняя отчаянная попытка обернулась громким провалом. …Саске не сопротивляется, молча глядя в лицо Наруто. Тот же смотрит на него так, будто видит впервые. Совершенно другими глазами, забыв про все свои убеждения. Его ладонь мягко ложится на грудь Учихи, и он ощущает прилив тепла, словно Узумаки решил вновь поделиться с ним чакрой. Ему дико хочется притянуть его к себе — дёрнуть за этот дурацкий плащ, оставив между их губами жалкие миллиметры. И в то же время слишком страшно что-либо менять. Минуты тянутся так долго, словно часы. От того, что вечно болтливый Хокаге до сих пор не сказал и слова, становится не по себе. — Добе… — голос подводит его: хриплый полушёпот словно становится для Наруто каким-то сигналом. Узумаки наклоняется ближе, и Саске ощущает тёплое дыхание на своих губах. Больше он ни о чём не думает — лишь дёргает Хокаге за этот злополучный и бесящий плащ, не оставляя между ними никакого расстояния… Саске целовал его жадно и с болезненной грубостью, но Наруто отвечал тем же. Сминал чужие губы, забирая последнее дыхание. Кусал до выступавшей крови. Его пальцы стискивали плащ Учихи, будто бывший нукенин мог куда-то пропасть, раствориться. Саске же прижимал его к себе так близко, как только мог. И целовал — целовал до головокружения, бешено бьющегося сердца и дрожи в руках. Словно пытался убедить себя, что всё это не выдумка и не сон. Наруто отстранился, глядя на бывшего сокомандника. На его щеках появился румянец, а дыхание было безнадёжно сбито. Спустя мгновение он вновь приблизился к нему, целуя уже иначе — медленно, с нежностью и чувством, о котором не мог сказать словами. И это заставляло задыхаться… Забывать самого себя. — Теме, ты… изменил Сакуре, вообще-то, — сказал Узумаки еле слышно, лежа рядом с Саске и рассеянно перебирая его пальцы. — Она убьёт меня, если узнает. — Наруто… — хмыкнул Учиха, не ощущавший никакой вины за свой поступок. Казалось, то, что сейчас произошло, было для них самой правильной вещью. — Если ты жалеешь, я забуду обо всём, что было. — Нет, Саске. Я не жалею, — твёрдо ответил он. — Впервые я сделал то, что должен был ещё давно… Спустя полгода после этого разговора Наруто умер. И тьма, что долгое время тянула к Саске лапы, наконец, получила своё. Боруто вздохнул, проверяя, все ли взял вещи. Ему назначили короткую миссию — буквально до вечера — доставить важный свиток в небольшое поселение неподалёку. Он отпирался до последнего — не хотел заниматься такой мелочёвкой, но Какаши, которому пришлось теперь выполнять обязанности Хокаге на постоянной основе — его даже не слушал. Просто выдал документы и уткнулся в очередную книгу. Порой он дико напоминал отца, не желая внимать никаким просьбам. Хорошо хоть, не начинал угрожать побоями, как любила Цунаде. Ему хотелось поскорее отделаться от задания, чтобы наступил вечер. Тогда он вновь сможет увидеть Саске. Это напоминало болезненную зависимость, которая обострилась после вчерашнего поцелуя. Но Боруто было плевать. Наконец-то он может получить то, чего так давно хотел. Пусть на задворках сознания и была мысль, что он, как последний придурок, занимается самообманом… Неважно. Рано или поздно Саске наверняка захочет вернуться к своим странствиям, ведь здесь его ничего не держит. Но до того момента Узумаки будет пользоваться всеми возможностями, что у него есть. Прекрасно понимая, что разрывать эту странную связь будет больно, как прилипший к ожогу бинт. Выйдя за пределы Конохи, Боруто отбросил все переживания и сосредоточился на задании. На удивление всё прошло гладко. Лишь на обратном пути пришлось сцепиться с каким-то шпионом без опознавательных знаков. Несмотря на то, что ему удалось обратить вражеского шиноби в бегство, тот сумел его ранить: пострадавшая от яда рука до сих пор до конца не восстановилась, защититься должным образом не получилось. Получил удар по ноге, но, вроде бы, несерьёзный. Даже к медикам обращаться не нужно. Наскоро перевязав рану, Боруто, слегка прихрамывая, поспешил домой к Саске. Он и так уже опаздывал. Дверь в чужой дом, на удивление, была закрыта. Пришлось стучать — и вскоре Учиха впустил его внутрь. Мельком осмотрел и хмыкнул: — Ты что, с миссии что ли? Саске вновь был нетрезв, но не так, как вчера. По крайней мере, на ногах стоял твёрдо. Лишь взгляд выдавал опьянение. Боруто кивнул в ответ на вопрос. Бывший нукенин лишь покачал головой и жестом пригласил гостя в небольшую гостиную. С благодарностью усевшись на диван, парень оглядел обстановку. Скромно, но чисто. Никаких бутылок — видимо, всё на кухне. Правда, в воздухе витал знакомый аромат рамена быстрого приготовления. В голове вновь мелькнула мысль, что это странное сочетание, ведь Саске ненавидел такую еду... Учиха взглянул на него, заметил небрежно перебинтованную рану на ноге и вздохнул. Хотя он ничего не сказал, Боруто остро почувствовал: Саске вновь проводит эти чёртовы аналогии. Он стиснул зубы и хотел уже выдать что-то злое и колкое, как учитель вдруг велел: — Снимай, — и ткнул пальцем на его штаны. Те, к слову, уже пропитывались кровью, что сочилась из-под повязки. — Ч-что, тебаса?.. — Боруто даже поперхнулся собственными возмущениями. — Что слышал, — бросил Саске, выйдя из комнаты. Где-то — кажется в ванной — хлопнул шкафчик, и спустя минуту Учиха вернулся. Боруто же так и сидел истуканом, с оторопелым лицом. Саске закатил глаза. — Снимай, сказал. Заляпаешь мне здесь всё кровью, сам будешь отмывать. В его голосе не было беспокойства или заботы. Лишь холод, ставший непривычным за долгое время разлуки. Боруто пришлось подчиниться. Он неловко стянул штаны, чувствуя себя отчего-то очень глупо. Ткань местами прилипла к коже, и Узумаки поморщился от неприятного ощущения. Саске опустился рядом с ним, без лишних предисловий налив на рану антисептик. Боруто зашипел от резко пронзившей боли. Учиха никак не отреагировал, стирая с внешней стороны бедра парня кровь. Он ощущал прикосновения холодных пальцев и, несмотря на абсурдность всей этой ситуации, ему стало жарко. Он прикусил губу, отводя взгляд от Саске. Мужчина был сосредоточен на изучении раны, но всё же заметил реакцию ученика и истолковал её по-своему. — Терпи. Ничего серьёзного, но перевязал ты на отвали. Боруто вздохнул. Саске, кажется, был совершенно слеп к любым проявлениям эмоций. Неужели с папой… он вёл себя так же? Нет, быть того не может. С Наруто Учиха был совсем другим. Это видели все. Даже мама, которая порой любила отрицать самые очевидные вещи. Саске, тем временем, завершил обработку раны, наложил на неё аккуратную повязку, управляясь на удивление ловко, затем подошёл к шкафу и бросил парню первые попавшиеся шорты. — Не твои же окровавленные лохмотья надевать, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд. — Саске-сенсей… — нерешительно начал Боруто. — А вы… скучаете по папе? Вопрос был абсолютно бестактным и до дикости глупым. На мгновение Саске прикрыл глаза, словно Боруто его окончательно доконал. Но когда снова посмотрел на Узумаки, тот увидел в его взгляде грусть и хорошо замаскированную тоску. Лишь мгновение. Затем бывший нукенин вновь стал отстранённым и холодным. И даже не потрудился ответить. Боруто хотел было извиниться и сесть обратно на диван, как столкнулся глазами с Шаринганом. ...вначале он видит лишь тьму. Беспросветную. Липкую. Страшную. Она словно окутывает его, сжимает в своих объятиях, отравляя, проникая в кости. По телу проходит дрожь, сухой кашель разрывает горло. Лёгкие сковывает спазмом, и у него едва получается вдохнуть. Неожиданно появляется свет. Глазам слишком ярко, Боруто приходится зажмуриться. Но вскоре возникают очертания предметов. Он пару раз моргает, позволяя зрению адаптироваться. Но лучше бы он ничего не видел. Крик застревает в глотке. Хочется зажмуриться, но что-то не даёт. Незнакомый, чужой ледяной голос повторяет раз за разом: Смотри. Смотри. Смотри. И Боруто смотрит. Каждый чёртов миг отпечатывается в его памяти, чтобы потом повториться тысячи раз. Отчаяние и страх ломают изнутри, всё тело дрожит, и хочется кричать кричать кричать кричать… Кровь. Её запах свербит в носу, а металлический вкус чувствуется во рту. Боруто хочет закрыть глаза, но не может. Ему приходится смотреть. Папа… он видит, что Саске грозит опасность. Даже не думает, а просто бросается вперёд. Надеется, что покров Курамы защитит его в очередной раз. Боруто чувствует мысли того, кто ему это показывает: нет нет нет нет нет, стой, не надо, остановись, нет… Но остановить Наруто не получается, выходит лишь слабо поднять руку в бесполезной попытке защитить. Хокаге не думает — он просто закрывает Саске собой, мельком касается его ладонью, передавая чакру лиса. Чтобы она спасла его от действия яда, которым было пропитано оружие врага. Когда Учиха осознаёт, что случилось, его глаза расширяются, он хочет что-то сказать, но с губ срывается лишь жалкий хрип. Лицо заливает кровью — горячей и вязкой. Она попадает в рот, и Саске давится ею, пытаясь выплюнуть. Жуткий вкус металла никуда не исчезает. Он судорожно кашляет, хочет скользкими от крови пальцами схватить оружие, но то выпадает из ослабевшей руки. Наруто, Наруто, Наруто… Он повторяет его имя, словно мантру. Испуганные случившимся враги разбегаются, ведь они планировали убить совсем не Хокаге. Саске уже не видит их, он про них уже не помнит. Он смотрит лишь на Наруто, который лежит перед ним в луже собственной крови. Ран так много, и одна — прямо в сердце… Даже он такое не переживёт. Покров чакры едва светится, словно отсчитывая последние секунды. Наруто слабо улыбается Саске. Хочет что-то сказать, но лишь кашляет — один из ударов повредил голосовые связки. Тогда он просто тянется дрожащей ладонью к щеке Учихи, мягко гладит её, размазывая собственную кровь и пыль. Саске судорожно сжимает его руку, отпечатывая в памяти этот момент. Последний. Он совершенно ничего не может сделать, и от осознания собственной беспомощности ему хочется выть. Покров чакры вспыхивает особенно ярко, а потом меркнет. Наруто закрывает глаза, его рука слабеет. Осознание накатывает на Саске, как цунами. Боруто слышит крик и не понимает, чей он: то ли Учихи, то ли его собственный. Сцена повторяется раз за разом, и он всё ещё не может закрыть глаза. Он не хочет этого видеть. Слёзы сами текут из глаз, страх сковывает. Он не способен развеять эту иллюзию, как бы ни пытался. Он видит смерть собственного отца, проживает её вместе с Саске опять и опять и не понимает, за что ему эта жестокость. Он повторяет просьбу прекратить сотни раз. Ему кажется, что очередного повтора он не выдержит, но разум почему-то справляется. Его пропитывает боль: собственная, Саске, папы. В конце концов у него не остаётся сил даже кричать. Когда иллюзия развеивается, в реальности не прошло и пары часов. Взгляд Саске пустой, равнодушный и какой-то обречённый. Боруто оторопело уставился на него, не понимая, что он должен чувствовать. Пережитый ужас не забудется уже никогда. Саске подошёл ближе и стёр с чужих щёк слёзы. Боруто выдохнул, ощущая дрожь во всём теле. Так больно, так несправедливо… Жестокое наказание за глупый, неуместный вопрос. — Ты во всём похож на него, — прошептал Учиха. — Почти полная копия. Один толчок — и Боруто оказался у стены. Удар выбил воздух из лёгких, заставляя судорожно хватать его ртом. Губы пересохли и потрескались. — Та же внешность, походка, привычки, любовь к тупым вопросам и необъяснимое упрямство, — продолжил Саске, приблизившись. — Даже грёбанное «тебаса» ты взял у него. Он поддел пальцем подбородок Боруто, вглядываясь в его глаза. Точно искал там ответы на невысказанные вопросы. Затем наклонился, чтобы поцеловать. Цепкая хватка не дает вырваться, но Узумаки и не способен сделать этого из-за шока. Поцелуй такой же грубый и ледяной. Боруто стиснул футболку Саске, не зная, хочет он его оттолкнуть или нет. Когда Учиха оторвался от его губ, его лицо ничего не выражало. Словно он только что и не целовал никого. Вновь скользнув глазами по лицу ученика, мужчина сказал безразлично: — Уходи. До сих пор оглушённый, Боруто не сопротивлялся. Он схватил испачканную одежду, поспешно обулся и покинул квартиру. В голове была пустота, казавшаяся непривычной и пугающей. Никаких чувств или эмоций. Опустошённый, он чувствовал себя безвольной куклой, которая просто делала, что ей скажут. И самое страшное, что сопротивляться этому он не мог. Эта противоестественная тяга к Саске была словно злым подарком, наследством от отца. Дома было тихо. Мама и Химавари уже спали. На столе ему заботливо оставили ужин, но при одной мысли о еде к горлу подкатывала тошнота. Он поспешно бросил испачканные штаны в стирку, а сам подошёл к раковине и включил воду. Отчаянно стал мыть руки, лицо. Перед глазами всё ещё стояла иллюзия, полная крови. Сдавленные рыдания рвались из горла. Ему казалось, что все его руки залиты кровью папы. Он почувствовал вину — всепоглощающую, уничтожающую, безжалостную. Посмотрел в зеркало и отшатнулся, на мгновение напомнив самому себе его. Что бы папа делал на его месте? Как бы поступил? Боруто рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку и позволив душащим слезам наконец-то вырваться наружу. Он не знал, как бы действовал отец. Но тот точно смог бы найти правильный выход. Жаль, что Боруто — лишь жалкое его подобие.