It's like a summer shower With every drop of rain singing "I love you, I love you, I love you I love you, I love you, I love you I love you, I love you, I love you!" Pink in the Night Mitski
Ночь оглушала своей тишиной. Коноха спала, и лишь некоторые её жители не могли найти покой. Боруто вертелся в постели, пытаясь отыскать удобное положение, но в итоге у него ничего так и не вышло. Глядя в противно белеющий потолок, парень устало вздохнул и потёр глаза. Шок от случившегося ранее его не отпустил, сжимая в липких лапах отчаяния и боли. Когда терпеть всё это стало совсем невыносимо, он поднялся и вышел из комнаты. Ноги сами принесли его к кабинету отца. Небольшое помещение использовалось Седьмым Хокаге для решения каких-то срочных рабочих вопросов. Когда он находился дома, к ним часто приходили самые разные люди. А советник отца — Шикамару — словно был членом их семьи. Боруто не осознавал этого ранее, но теперь, без этой суеты… Стало как-то пусто. Без вечного топота чужих ног мимо его комнаты, без звонкого голоса Наруто, отдававшего распоряжения. Без запаха любимых сигарет Шикамару. Он долго смотрел на дверь в кабинет, не решаясь открыть. Затем, сжав зубы, толкнул её и шагнул внутрь. Здесь всё было так, словно папа ушёл несколько минут назад. За исключением пыли, конечно. Видимо, мама сюда заглянуть так и не решилась. Боруто её не винил, хотя и слабо понимал попытки сбежать от правды. Прикрыв дверь, шиноби огляделся. Запах затхлости заставил поморщиться. Но окно Боруто решил не открывать. Словно свежий воздух мог разрушить атмосферу. Щёлкнул выключателем — зажглась тусклая лампочка. В помещении царил беспорядок. Отец почему-то никогда не парился о том, чтобы разложить вещи по своим местам. Впрочем, его сын долгое время был таким же… Пока не познакомился с Саске, который привил ему привычку соблюдать порядок. Боруто подошёл к столу. Ноутбук отца находился на привычном месте. Помедлив, парень всё же открыл крышку и нажал на кнопку включения. Хокаге даже пароль на компьютер не поставил. А вдруг кто-то решил бы украсть важные документы? Правда, вскоре шиноби убедился, что ничего особенного папа на ноутбуке не хранил. Так, какие-то мелочи. Ковыряясь по папкам, парень изучал то, что осталось от Наруто. То, чем он жил в последние годы. Немного семейных фотографий, какие-то странные снимки вместе с Саске… Судя по всему, они регулярно тайком встречались в разных местах. Например, однажды провели время в мексиканском ресторанчике. Боруто об этом даже не знал. Сколько же всего ему неизвестно о родителе. Глядя на фото, он мог бы даже сказать, что его учитель выглядит… счастливым. Или, скорее, умиротворённым, спокойным. Будто рядом с Хокаге его совершенно ничего не беспокоило. Как же удивительно папа действовал на людей. Сглотнув, Боруто открыл приложение почты. Множество непрочитанных писем, которые получатель уже никогда не увидит. Видимо, не всем было известно, что Наруто больше нет. Но парень искал далеко не это. Он преследовал странную цель, у которой даже не было достойного обоснования. Руки дрожали, когда Боруто нажал на папку с исходящими. В груди точно царапали кошки. Он на мгновение прикрыл глаза, глубоко вдохнул. Одно из последних отправленных писем было для него. Боруто знал содержание едва ли не наизусть. Но когда он открыл послание с компьютера папы, почему-то это ощущалось иначе. Шиноби представил, как тот сидит в тёмной комнате около тускло горящего экрана и думает, что же написать. Наруто был человеком-противоречием: утверждал, что в речах особо не силён, но при этом умел находить ключик к каждому сердцу. Он менял людей. Его сын такой способности не унаследовал. И это вызвало… Боль. Ведь у него не получится сделать Саске таким же счастливым, каким он был с Наруто. Боруто, поздравляю тебя с успешным завершением миссии. Ты отлично справился, сын. Я горжусь тобой. Папа. Он не заметил, как слёзы подступили к глазам. Как потекли по щекам, оставаясь на губах солёным вкусом. Как рыдания начали разрывать глотку. Как боль стала раздирать грудь острыми когтями, обжигающими яростным пламенем. Боруто смотрел на расплывающиеся на экране слова, шепча бессмысленное: — Папа… папа… вернись… пожалуйста… пап… Перед глазами вдруг всплыла картина: отец мёртв… Испуганно опустив взгляд на собственные ладони, Боруто увидел на них кровь. Такая алая, тягучая, она капала на пол. Она стекала по его запястьям, пачкая и обжигая кислотой. Разъедая душу. Нос обожгло запахом железа. Шиноби судорожно вдохнул, несколько раз моргнул, пытаясь отогнать морок. Но кровь никуда не делась. К горлу подкатила тошнота. Он едва успел добежать до туалета, где его вырвало. Горький вкус желчи остался во рту даже после того, как он прополоскал его водой несколько раз. Ладони были совершенно чистыми. Ему всё это привиделось. Сердце билось, точно сумасшедшее. Желудок болезненно сжимался, но был абсолютно пустым. Сглотнув солоноватую слюну, Боруто вернулся в свою комнату, сотрясаемый дрожью. Ему казалось, будто он летит куда-то в пропасть. И ничего не может сделать с этим, находясь в свободном падении. Вопрос был только в том, что ожидало его внизу.***
Утро наступило слишком скоро. Неохотно открыв глаза, Боруто с ненавистью уставился на светившее в окно солнце, словно оно было виновато во всех его бедах. Подниматься с кровати отчаянно не хотелось, но мысль о тренировке немного подняла настроение. Она поможет ему забыться. Хотя бы на мгновение даст выбросить из головы боль, что надолго поселилась в душе. Завтракать не было желания, но Боруто заставил себя. Тренироваться на голодный желудок — глупо. Хлопнуться в обморок от перенапряжения не улыбалось. Мама странно смотрела на сына, слишком тихого и задумчивого, но ничего не говорила. Она всегда предпочитала молчать, а не обсуждать проблему. Иногда Боруто ненавидел её за это. Ему так хотелось поделиться болью с кем-то, кто бы его понял. С самым близким и родным человеком. Но мама неизменно избегала разговоров о Наруто после его смерти. Хотя многие говорили, что она была влюблена в него с детства. И Боруто приходилось тащить этот груз самому. Позволять боли грызть себя, откусывать по кусочку от души, разорванной в клочья. Не находить ей иного выхода, кроме как уничтожать себя бесконечными заданиями, нагрузками… и общением с Саске. Нога, раненная накануне, ещё болела. Утром Узумаки сменил повязку, безразлично разглядывая слегка воспалившиеся края пореза. Он не мог похвастаться отцовской регенерацией, конечно, но на нём всё, тем не менее, заживало довольно быстро. Вероятно, немного чакры Курамы ему удалось получить. Если раньше Боруто это раздражало, то сейчас даже немного грело душу. Словно папа ещё был где-то рядом. И помогал ему — пусть и таким странным образом. Попрощавшись с матерью, безмолвно ему кивнувшей, он выбежал из дома, не забыв взять всё необходимое для тренировки. Хотелось проверить, на что он способен после ранения. Рука до сих пор его нормально не слушалась. Прогнозы врачей не слишком обнадёживали: была вероятность, что он не сможет ей пользоваться так, как прежде. Всё зависело от организма. Яд пробыл там слишком долго, зацепил нервы. Чувствительность на определённых участках даже снизилась. Площадка для тренировок была пустой, что Боруто порадовало. Не хотелось делить её с кем-то ещё. Впрочем, сюда обычно приходили лишь генины, многие из которых в такие часы или занимались с наставниками, или находились на распределении заданий. Достав из сумки на поясе кунай, Боруто чуть его сжал. Пальцы тут же затряслись, будто он пытался совершить неимоверное усилие. Запястье прострелило болью, и шиноби выругался. Почему не могли ранить в другую руку? Или он сам дурак: подставил для защиты именно её. Правда, папа же как-то научился пользоваться левой, пока не получил протез… А Саске и вовсе справлялся правой, которая не была ведущей. И оба даже способны печати складывать так… Боруто стиснул зубы, крепче обхватывая рукоять оружия. Боль сковала ладонь, но он упорно её игнорировал. Размахнулся — и метнул кунай в мишень. Увы, тот даже близко не попал. Сдаваться Узумаки не стал и выхватил новое оружие, повторил движение. Результат остался тем же. Раз за разом, вновь и вновь, выверяя каждое движение, игнорируя дрожь и боль, Боруто повторял броски. Снова, снова, снова, снова, снова. Ничего не получалось. Рука отказывалась слушаться. Он прикусил губу, с ненавистью глядя на злополучную мишень. Угораздило же получить такую дурацкую рану. А потом ещё собственной тупостью добить самого себя. Он сел прямо на траву, выдыхая и ударяя по земле кулаком. Впрочем, удар получился слабым, полным бессилия и отчаяния. По небу проплывали белые пушистые облака. Глядя на них, Боруто смог привести мысли в относительный порядок. Даже если у него не получится нормально пользоваться рукой, переучится на левую. Тем более, в Академии основам научили. Скорее бы только восстановиться и вновь взять миссию. Можно даже не самую сложную, а попроще. Документы доставить или сопроводить кого… Лишь бы вырваться из этого удушающего места, сжимавшего в железных тисках. — Боруто. Тихий голос вырвал из раздумий, заставив вздрогнуть. Не хотелось оборачиваться, ведь и так ясно, кто это. Лишь один человек мог искать его здесь. Правда, совершенно непонятно, по какой причине. — Саске-сенсей, — ответил парень равнодушно. — Пришли снова показать своё владение гендзюцу? Учиха не ответил сразу, вынудив Боруто всё-таки взглянуть на него. Мужчина смотрел прямо на ученика, сжимая губами сигарету. Выдохнув дым, он хмыкнул. — Нет, — лаконичный ответ не вызвал ничего, кроме раздражения. Равно как и запах сигаретного дыма. Саске и не думал извиняться за вчерашнее. Впрочем, Боруто был бы совсем дураком, если бы ждал от него раскаяния. — Что с твоей рукой? Отвечать на этот вопрос совершенно не хотелось. Какое ему дело? Он его учитель лишь номинально. Они давно уже не тренировались вместе. Но и молчать Боруто отчего-то посчитал невежливым. — Ранили на недавней миссии. Кунай оказался ядовитым. Я слишком долго возвращался домой, потом ещё медикам показался не сразу. Токсин повлиял на нервные окончания. Теперь рука слушается меня хуже. Боруто пожал плечами, словно ему было всё равно. Естественно, он не собирался показывать своих переживаний Саске. Только не человеку, который был таким равнодушным. Хотя воспоминания из гендзюцу, в которых он видел перекошенное болью и потерей лицо учителя, с лёгкой насмешкой напоминали о себе. Он умеет сопереживать, Боруто. Но не тебе. Саске затянулся в последний раз, затем бросил сигарету и затушил её подошвой обуви. Требовательно протянул ладонь. Боруто поднял брови, не понимая, чего от него хочет учитель. Тот с тяжёлым вздохом пояснил: — Схвати мою ладонь. Сожми так сильно, как можешь. Боруто неохотно поднялся с места, после чего схватился за чужую руку. Сжал изо всех сил, мимолётно поморщившись от боли, что пронзила, кажется, до костей. Пальцы нещадно тряслись, не желая подчиняться. Учиха кивнул своим мыслям, мягко перехватывая ладонь ученика. Аккуратно провёл по ней, будто изучая. Он слегка нахмурился, но затем проговорил: — Ничего критичного. Больше сам себя накручиваешь, Боруто. Узумаки резко выдернул руку. Было неприятно признавать, но в словах Саске, вероятно, имелась логика. Вот только боль вполне реальная, и если он не преодолеет её до ближайшего задания, ни к чему хорошему это не приведёт. Учиха покачал головой с усмешкой. Совсем как Наруто — такой импульсивный, не желающий толком слушать. Саске вложил в ладонь ученика кунай, затем аккуратно согнул его пальцы, заставляя сжать оружие. Держал за запястье, словно желал забрать всю боль себе. Медленные поглаживания заставили Боруто расслабиться. Саске задал нужное положение тела и руки, как раньше, когда только начинал его учить. Затем отпустил его запястье, оставив ощущение пустоты. Сказал спокойно: — Бросай. И Боруто бросил. В этот раз дрожи почти не было, и кунай попал в мишень. Конечно, не идеально в центр, как хотелось, но значительно лучше, чем полчаса назад. Гордость за самого себя захватила его, словно он вновь был подростком, что осваивал азы искусства шиноби. — У меня получилось, Саске-сенсей! Слова вырвались против воли, как и улыбка, что появилась на лице. Боруто ничего не мог сделать с этой странной радостью, какой-то детской и наивной. Учиха усмехнулся, потрепав ученика по волосам. — Молодец. Краткая и скупая похвала заставила Боруто улыбнуться ещё шире. На мгновение он будто перенёсся в прошлое: когда смотрел на Саске в немом восхищении, усваивая каждый показанный приём. Кажется, у того были аналогичные мысли, потому как его лицо просветлело, и вечно мрачная маска исчезла. Пожалуй… Учиха тоже скучал по тому времени, хотя и держал это признание где-то далеко в себе. — Повторим? — предложил Саске, вновь взяв Боруто за запястье. Кожа парня была обжигающе горячей. Возможно, прикосновение холодных пальцев было не слишком приятно. Но Узумаки никак этого не показывал. Продолжая улыбаться, мальчишка кивнул, позволив учителю снова направить себя. Очередной бросок стал более точным. Саске с едва заметной улыбкой наблюдал за стараниями ученика, который так увлёкся, что даже, кажется, забыл про своего наставника. Вскоре ему уже не требовалась поддержка, хотя он упорно притворялся, что ему ещё нужно показать, как делать правильно. Учиха потакал его желаниям, не особо понимая, почему. Раз за разом сжимал пальцами чужое запястье, отмечая на грубоватой коже царапины и шрамы. На Боруто всё не заживало так, как на его отце. У того серьёзных шрамов было совсем мало. Время близилось к вечеру. Боруто устал, но не хотел показывать этого, потому что тогда придётся завершить тренировку. Проклятая дрожь никуда не ушла, а ещё было странно смотреть, как Саске прикасался к коже, утратившей чувствительность. Проводил по мелким шрамам, оставшимся от ядовитых ожогов, а Боруто при этом совершенно ничего не ощущал. Правда, сердце замирало от понимания того, что эти прикосновения не были простой необходимостью. Саске делал это потому, что сам того хотел. Закатное солнце осветило тренировочную площадку кроваво-алыми лучами. Учиха вскинул голову, точно лишь сейчас обратил внимание на время. Чиркнул зажигалкой, закурив. Протянул пачку Боруто, тот вначале думал отказаться, но затем почему-то вытащил сигарету и позволил учителю поднести к ней зажигалку. Узумаки курил лишь несколько раз, не найдя в этом занятии ничего интересного. Но рядом с Саске оно почему-то показалось личным и сокровенным. Дым заполнил лёгкие, и шиноби на мгновение задержал его внутри, прежде чем выпустить. Проводил тот взглядом, ощутив терпкий вкус во рту. — Наруто убил бы тебя за это, — сказал вдруг Саске, глядя на ученика с насмешкой. Сигарета тлела в его руке. Он затянулся, прикрыв глаза. Боруто замер, не найдя ответных слов: его поразило то, что Учиха сам заговорил о Наруто. А ещё то, как он сейчас выглядел… Шиноби не мог не любоваться им. А Саске делал вид, что не замечает никаких взглядов в свою сторону. — Я же знаю, что он и сам не отказывался закурить или выпить! В том числе и вместе с вами, тебаса! — Боруто обвинительно ткнул в Саске пальцем. — Видел я, каким он иногда возвращался поддатым. Говорил, положение дел в деревне обсуждает. Саке так способствовало улучшению финансового положения Конохи? Саске усмехнулся, позволив себе на секунду погрузиться в воспоминания. Да уж, Наруто меры никогда не знал. Благо, Курама, ставший ему верным другом, избавлял его от похмелья. А вот самому Учихе по утрам порой приходилось несладко. Узумаки вечно подбивал его «приглушить ещё рюмочку», обставить Хокаге хоть в чём-то. Единственный раз, когда Саске удалось его перепить, оставил о себе не самые приятные воспоминания. — Ты же знаешь… Наруто всегда заботился больше о других, чем о себе. Увидел бы тебя с сигаретой — руки бы оторвал, это уж точно. Он мне это сам сказал когда-то, — Учиха многозначительно взглянул на ученика. — Вечно забывал о себе. Если нас обоих ранили — сначала убеждался, что я в порядке. Даже если сам получил серьёзные травмы. Так похоже на папу. Он ведь всегда… сидел на работе допоздна, порой даже забывая про приёмы пищи. Мама ходила к нему в Резиденцию и носила еду, но ему обычно было некогда даже просто что-нибудь ухватить. Он посвящал всего себя своей мечте — быть Хокаге. Вот только делал это не ради себя, а ради деревни. Забывая даже о семье. Боруто вспомнилось, как однажды, с первой серьёзной миссии, выпрошенной у отца, он пришёл раненым. Не то чтобы он получил какие-то опасные травмы (хотя крестообразный шрам от чужого меча на груди так и не пропал), но дико вымотался. Получив медицинскую помощь, парень отправился домой, где рухнул на постель, даже не переодевшись, и отключился. Разбудил его тогда тихий шорох. С трудом разлепив глаза, Боруто увидел папу, полулежавшего на его постели. Хокаге сидел прямо на полу, ожидая, видимо, пробуждения сына. Но работа настолько его вымотала, что он заснул. Парень тогда даже замер, не доверяя собственным глазам. Потом он узнал, что кто-то сообщил Наруто о случившемся, и тот, бросив дела, отправился домой. Хотел убедиться, что сын в порядке. Разбудить не решился и просто остался рядом. Боруто впервые тогда увидел, насколько отец… постарел. Сон разгладил его хмурость, выражение лица стало умиротворённым и расслабленным. Словно перед ним был другой человек. Тот, о котором ему рассказывали как о самом непредсказуемом шиноби Конохи. О веселом и беззаботном мальчишке, спасшем мир от большой катастрофы. Было страшно даже дышать слишком громко — будто бы хрупкая атмосфера могла пойти трещинами. Вот, каким был его папа… До тех пор, пока не исполнил свою заветную мечту. — Да… папа всегда думал о других больше… — вздохнул Боруто, глядя в небо, что переливалось всеми оттенками красного. — Он был хорошим Хокаге. — И паршивым отцом, — с короткой усмешкой продолжил Саске. — Он говорил, что не только мы — его семья. Но и вся Коноха, тебаса, — произнёс Узумаки тихо, вспоминая нотки вины в голосе папы. Он старался как лучше. Пытался разорваться и успеть везде. Только тогда Боруто, ослеплённый своей обидой, этого не видел. Он замечал лишь недостаток внимания и заботы. — Верно. Вся Коноха, — повторил Учиха, затушив сигарету. — Боруто… Парень перевёл взгляд на учителя. На мгновение он будто увидел настоящего Саске — сломанного, растоптанного, уничтоженного своей потерей. Пытавшегося удушить горе никотином и алкоголем. До бесконечности одинокого, несмотря на наличие жены и дочери. Это было лишь мгновение… бившееся кровью в висках, что-то болезненно рвущее внутри. Опалявшее душу до углей. — Саске-сенсей? — нерешительно позвал он, когда молчание слишком уж затянулось. — Я не должен был показывать тебе смерть отца, — помедлив, произнёс Учиха. Боруто не знал, что ему ответить. Он действительно не должен был. Но эти слова не звучали извинением, в них не было и капли вины. Шиноби вдруг осознал, что Саске просто требовалось излить свою боль. Поделиться ею так же, как хотелось самому Боруто. И он сделал это, как умел — жестоко, растаптывая чужое сердце. Несправедливо, болезненно и отчаянно. Саске не ощущал вины. Должен ли был? Боруто не знал. Но он определённо видел перед собой человека, которого, как и его самого, уничтожала утрата. Человека, который каждый день встречался с призраками Наруто, жившими в каждом уголке Конохи. Жившими в его сыне. Боруто не думал. Он парой шагов сократил расстояние между собой и учителем, секунду смотрел на него, а затем поцеловал. Ему так хотелось дать Саске понять, что он будет рядом с ним. Он разделит с ним эту боль, пусть они ощущали её и по-разному. Учиха сжал его плечо, но лишь на краткое мгновение. Затем он притянул Боруто ближе к себе, отвечая на поцелуй. В этот раз его губы были мягче и бережнее. Чужие пальцы медленно пробежались по позвоночнику, заставив чуть выгнуться. Когда Саске отстранился от его губ, Боруто не выпустил его из объятий. Буквально обхватил руками, слабо сжав. Уткнулся носом в его шею, вдохнув едва уловимый запах табачного дыма от кожи. Саске выдохнул и запустил пальцы в светлые волосы. Чёртов мальчишка вызывал настолько противоречивые чувства, что разобраться в них было невозможно. Перебирая пряди, он не знал, как ему поступить. Всё это… неправильно. Но он как будто не мог сопротивляться странной тяге, что ощущал, находясь рядом с Боруто. Обманывал сам себя раз за разом, каждый день… Наконец, парень выпустил учителя из объятий, взглянув на него с едва заметной неуверенностью. Сомневался. Но он не стал ничего спрашивать, лишь слабо улыбнулся. Вот оно — отличие от отца. Наруто бы тут же засыпал Саске вопросами, безумно тупыми, странными, раздражающими. Или сказал бы ерунду, чтобы разрядить напряжённую обстановку. В лучах уходящего солнца лицо Боруто показалось залитым кровью. Саске подавил порыв отшатнуться от жуткой ассоциации. От призрака, которого в нём увидел. Слегка сжал зубы. Было бы правильным держаться от мальчишки подальше. Вот только Саске почему-то не мог. Ему казалось, что рядом с Боруто он словно… становился немного более живым. — Боруто… — сказал он тихо. Мальчишка поднял на него глаза. Почти такие же, как у Наруто. — Мне нужно идти. Я обещал Сакуре сегодня зайти домой. Не дожидаясь ответа, Саске развернулся и ушёл. Боруто провожал его взглядом. В носу так и стоял запах сигарет, а на губах всё ещё чувствовался вкус поцелуя. Учитель будто бы стремился убежать от чего-то. Возвращаясь домой, Узумаки пинал попавшийся ему под ногу камушек. Сакура просила, значит… Впервые он задумался о Харуно не как о матери Сарады, а как о жене Саске. Он будет целовать её губами, что только что касались губ Боруто. Будет касаться её рукой, что недавно так мягко скользила по его телу. А потом, ночью… Он её трахнет, да? Мысли заставили парня содрогнуться. Ему было противно — от самого себя, Саске, Сакуры, которая была виновата лишь в том, что вышла за Учиху замуж. Зайдя домой, он проскочил в свою комнату и тут же закрыл дверь. Против воли в голову лезли образы, как учитель целует жену, обнимает. Что-то рассказывает ей во время ужина. Но это совсем не похоже на Саске. Или похоже? Боруто и представления не имел, как тот ведёт себя дома. Зло ударив по постели, Узумаки сжал кулаки. Ему так хотелось возненавидеть Саске. Или хотя бы перестать так глупо его любить, несмотря ни на что. Он многое унаследовал от отца, и чувства к его «лучшему другу» были самым злым и несправедливым «подарком». Ему хотелось вырвать их из собственного сердца, точно это был сорняк. Выкорчевать так, чтобы уничтожить самые мелкие корешки, из которых растение могло бы подняться вновь. Растоптать, уничтожить, сжечь. И забыть о Саске навсегда. Но вместо этого Боруто смотрел в белеющий над ним потолок и думал о том, что Сакуру Учиха наверняка никогда не поцелует так, как целовал своего ученика на чёртовом тренировочном полигоне. Думал и неистово злился на Саске. И в то же время отчаянно желал поцеловать его вновь.