Виварий/Vivarium

Только самые первые мгновения после сна кажутся волшебными, полными наивности и солнца, но почти сразу шоры спадают с глаз. И всё возвращается на круги своя. Просыпаясь после липкого, неприятно приставучего сна, густого, тягучего и смолянистого, Ева хотела потянуться, перевернуться на другой бок и зарыться в мягкую подушку, чтобы поваляться ещё с полчасика в уютном облаке одеяла. Укрыться. Прикрыть глаза. Она пошевелила пальцами, ощутив, как затекли руки, и сразу вспомнила, в чём дело. Ей не удалось сбежать. Не открывая глаз, она прислушалась: этот мудак здесь, совсем рядом. Слышно, как он дышит в полной тишине. Надо продолжать притворяться спящей. И ей даже удалось не вздрогнуть, когда её ноги, кажется, обнажённой, что-то коснулось. И ещё раз. Защипало! Но Ева держалась, не морщилась, не сопела, не дёргалась. Терпеть! В следующее мгновение она ощутила, как к ноге что-то приклеивают. Кажется. Что происходит? Что это? Ева снова пошевелила пальцами, надеясь, что на этот раз руки окажутся свободными. Нет, всё-таки связаны. Мужчина встал. Ева услышала его шаги, и они удалялись. Это её шанс. В панике она зашевелила руками, заведёнными за спину, стараясь при этом не издавать ни звука. Приоткрыв глаза, Ева проверила, одна она или нет. Одна. С трудом повернувшись набок, она подтянула колени к себе и провела поверх ног связанные руки. Боже, как же они болели! Ева стиснула зубы, выждала несколько мучительных секунд, а когда боль немного отпустила, посмотрела на верёвку, стягивающую запястья. Страх захлёстывал с головой, обещая вот-вот перелиться в панику, но Ева старалась уговорить себя, что, раз она жива, значит, ещё не всё потеряно. Но подкрадывающаяся истерика могла всё испортить, и Ева быстро утирала выступавшие слёзы. Не здесь и не сейчас. Она мучилась с узлом, тянула его зубами и так и эдак, и наконец кое-как справилась. Быстро отбросив верёвку на пол, она посмотрела на ноги — некоторые раны были заклеены пластырем. Раны на руках тоже обработаны и заклеены. Зачем?! Зачем он это сделал? Зачем обработал её раны? Какой в этом смысл?! В виске меж тем колотилась единственная мысль: «Бежать!» Но когда со стороны выхода послышались шаги, Ева ничего лучше не придумала, как сгрести верёвку с пола, сунуть её под платье и лечь обратно, сложив руки под поясницу, делая вид, будто по-прежнему связана. Сердце не на шутку разогналось. Когда мужчина вернулся в комнату, Ева открыла глаза и посмотрела на него. Он стоял перед ней без мешка на голове. Кажется, его это не очень беспокоило, а вот Ева не представляла, что теперь делать. Не «спасибо» же мудаку говорить за то, что подлатал! Мразь! Подонок! Наверное, страх и ярость красноречиво читались на её лице. Ну и плевать! Пусть это чучело знает, что она о нём думает! Тем временем, нисколько не утруждая себя какими бы то ни было объяснениями, мужчина поставил на стол небольшой белый чемоданчик, открыл его и достал несколько небольших шуршащих упаковок. Ева нахмурилась. Мало того, что ей страшно, так с ней не пойми что ещё хотели сделать! Мужчина собрал пробирку для взятия крови, но это нисколько не успокаивало. Взяв жгут, он подошёл к лежавшей Еве и наклонился к её правой руке, чтобы застегнуть на ней жгут. Окончательно потеряв голову от страха, Ева вскочила и бросилась на негодяя, вереща: — Не смей ко мне прикасаться! Явно не ожидая такого поворота, мужчина оступился, повалился назад и упал на стоявший позади стул, уронив его на пол. Ева навалилась сверху, адреналин подстёгивал, и она вскочила было, чтобы дать дёру, но и её похититель не промах — схватил её за ногу и наугад впился в кожу пальцами, попав в одну из многочисленных ран. Ева закричала, а мужчина дёрнул её на себя. Комната будто перекатилась, перевернулась, всё вверх дном, но загнанный в угол зверь опаснее всего. В пылу борьбы задребезжал стол — вместе со всеми вещами на нём, которые вскоре полетели на пол. Ева схватила первую попавшуюся вещь — тот самый чемоданчик — и замахнулась, но мужчина извернулся, схватил её за руку. И тут, под задравшимся рукавом его рубашки, она увидела странное устройство. Не понимая, что это, но осознавая возможную опасность, Ева рванула вперёд и впилась зубами в эту самую руку. Она уже ничего не понимала. Просто сжимала зубы, до тех пор, пока в висок что-то больно не прилетело. Искры из глаз, конечно, не посыпались, но зубы Ева разжала. После чего её схватили за ворот платья, попутно хватая за волосы тоже, и как следует приложили о стену. Тьма навалилась мгновенно, но сознание пока никуда не провалилось. Просто… темно и сумбурно в голове. Ева инстинктивно попыталась отползти, но её снова шандарахнули об стену. Ева свалилась и закрыла голову руками, не понимая, где пол, где что. Уже и про побег испарились мысли, осталась только одна: «Больно!..» Ей хотелось засмеяться и исторгнуть из себя гнусную, страшную ложь: «У меня СПИД, гнида!» Но вместо смеха из груди вырвался всхлип. Ева слышала, как где-то шевелится и ползает, будто жук, её похититель. Но у неё сдали нервы. И она поздно спохватилась, когда к её лицу, к носу, прижали что-то непонятное, что-то твёрдое и холодное. Ева успела лишь испугаться, прежде чем погрузиться в уже знакомую ей темноту. *** В этот раз при пробуждении на душе было сумрачно. Единственное, что ей толком удалось понять о своём новом существовании, — так это то, что Ева не любила просыпаться. Потому что непременно оказывалось, что похищение и весь этот плен ей не приснились. Она действительно в жопе. Но сегодня пробуждение было не просто каким-то неприятным, а болезненным и неудобным. Тело затекло. Руки побаливали. Всё как-то… побаливало, если уж на то пошло. В таких условиях, когда примерно знаешь, что произошло, лучше упасть обратно в сон, чтобы и дальше ничего не знать. Но Ева открыла глаза и болезненно-сонно огляделась. Увы. На этот раз её тело встречал не зелёный старый диван, а старая, обшарпанная батарея, к которой Еву приковали. Руки были разведены в стороны, как будто её распяли, и прикованы наручниками, и при первой же попытке высвободиться стало понятно, что Пугало смекнул, как беглянке удалось развязаться, раз сейчас не верёвки. Он всё предусмотрел. Так что теперь прошлый фокус не пройдёт — провести ноги через руки. А чтобы у Евы точно не осталось ни шанса, ей в рот вставили кляп и обмотали клейкой лентой вокруг головы. Недалеко стояло старое зеркало, кем-то при этом наспех протёртое. О боже… Посмотреть своему отражению в испуганные глаза оказалось тем ещё аттракционом страха! И увидеть себя прикованной — тоже. Ева завозилась, забрыкалась, попыталась раскачаться, чтобы попробовать высвободить руки из металлических оков, — всё зря. Впрочем, не всё: натёртые запястья неприятно заныли, суставы дали о себе знать, а мышцы на правой руке свело судорогой, и Ева взвыла, кусая кляп. Теперь она не пыталась высвободиться, а хоть как-то старалась принять положение поудобнее, чтобы судорога прекратилась. Всё это время Ева приглушённо выла от боли. Наконец ей удалось чуть-чуть приподнять руки, насколько позволяли наручники, и положить их на батарею. Немного стало полегче. Сколько она так ещё просидела? По ощущениям вечность. В любом доступном положении тело неприятно затекало, к тому же ещё разболелась спина. Отчаявшись, Ева разревелась. В упадке сил боль в каждой мышце ощущалась ещё сильнее, и оттого что деться было некуда, хотелось биться головой о батарею. Ева два раза стукнулась об неё затылком, но облегчения это не принесло. Когда слёзы иссякли, Ева негромко стонала, стараясь не шевелиться. Спасибо, что хоть ноги не связал и ни к чему не приковал. Это позволяло часто менять положение: вытянуть ноги, сложить под себя. То ли в бреду, то ли на самом деле, но Еве показалось, будто она услышала отголоски приглушённых голосов. Не один голос, нет. Кто-то с кем-то разговаривал. Это могла быть полиция? Да кто бы там ни был, он наверняка не знал об узнице! Ева прислушалась, она старалась реже швыркать носом, чтобы хоть ещё кого-нибудь услышать помимо себя в тишине. Даже боль забылась, всё внимание было устремлено на пространство вокруг себя, на весь дом. Вот! Снова! Будто чей-то приглушённый голос. Ева снова сосредоточилась на страдающем теле, выбирая новое положение. Быстро отдышавшись от вновь вспыхнувшей боли, она набрала побольше воздуха в лёгкие и изо всех сил закричала, насколько позволял кляп. Вышло приглушённо, не звонко, но Ева не сдавалась. Она издавала как можно больше шума, надеясь хоть на какой-то эффект. Каждый крик — пытка. Иногда Ева останавливалась и ревела, не в силах даже отдышаться сквозь рыдания, но потом кое-как собиралась с силами и кричала снова. Надежда таяла, как апрельский лёд на солнце. Боже, пожалуйста! Ева снова рыдала и кричала, на этот раз не из желания привлечь к себе внимание, а от хтонического ужаса. Она не хотела умирать! Мама! Мамочка! Отец! Кожа на запястьях, кажется, истёрлась до мозолей. Щипало. Ева вздрогнула и открыла глаза, в ужасе озираясь по сторонам. Она всё ещё здесь, привязанная, испуганная, несчастная. До жути хотелось пить, но вокруг ни намёка на то, что её похититель приходил. Меж тем начала затекать шея. Ева осторожно повернула голову в одну сторону, потом в другу, затем подняла наверх. В комнате не было окон. Где она? «Боже, пожалуйста, не позволяй ему убить меня! Я хочу жить! Пожалуйста!» В какой-то момент Еве начало казаться, что она сходит с ума: от начинающейся боли во всём теле, от страха, от чувства полного одиночества. Страшного, нечеловеческого. Когда, казалось, силы и сама жизнь были на исходе, дверь в её тюрьму открылась. Ева встретила вошедшего мучителя с мольбой в глазах, ей уже было невыносимо терпеть своё истязание. — Вижу, ты хорошо подумала над своим поведением, — не без сарказма заметил мужчина. Она слушала его и не шевелилась, так как любое движение становилось пыткой: казалось, даже дышать теперь больно. — Если ты ещё не поняла, то поясню: до недавних пор я был добр к тебе, но ты этого не оценила, — он ядовито улыбался. — К тому же ты пренебрегла моим гостеприимством. Вздохнув, он добавил: — Ты просто ужасный гость, Ева. И я должен был тебя проучить. К тому же ты разбила два окна, — он помолчал и вкрадчиво добавил: — Мне пришлось вызывать замерщиков, а перед этим скрывать следы крови. Ты слишком дорого мне обходишься для подопытного экземпляра. У Евы округлились глаза от услышанного! Экзе… экземпляр?! А мужчина, кажется, наслаждался её реакцией, с таким удовольствием он за ней наблюдал. С таким удовольствием… триумфальным. И насмешливым. Еве снова стало страшно, потому что этот человек пришёл на самом деле не поговорить, а поиздеваться над ней. Можно закрыть глаза и не смотреть, но от его голоса не спрятаться. Наверное, у неё красные глаза. От усталости и от слёз. Когда она моргала или двигала глазами, то ощущала мешки под ними. — Отныне, — мужчина положил руки в карманы лёгкой спортивной куртки и обвёл торжествующим взглядом помещение, — это будет комната для наказания. Попробуешь снова сбежать — попадёшь сюда, любая попытка сопротивления — добро пожаловать. Укусишь ещё хоть раз, — он остановил взгляд на Еве, и она инстинктивно съёжилась, — кляп станет твоим верным другом. Кивни, если всё поняла. Ева тяжело сглотнула и, преодолевая боль в шее, медленно кивнула, не сводя глаз с мужчины. — И я даже готов прямо сейчас предоставить тебе выбор, Ева. Что за выбор? О чём он? Мужчина подошёл ближе и опустился перед Евой на корточки, с прежним любопытством наблюдая за каждой её реакцией. — Мне не нравится, что твой организм выдаёт на мой токсин анафилактическую реакцию, причём сам по себе шок не удивляет меня, но то, что за ним ничего не следует из того, что должно… Это меня расстраивает. Ева снова округлила глаза, одновременно и желая понять, о чём речь, и не желая этого. — Так что... Специально для тебя я сделал менее концентрированную дозу. Но ты сама должна её вдохнуть, Ева. Я принесу кислородный концентратор, заряженный токсином, и ты по своей воле вдохнёшь его. Сама. Ева нахмурилась. Ещё чего! Сдохни или сдохни! Вот и весь выбор! Она протестующее замычала, ошарашенно глядя на мужчину. А он в ответ недобро улыбнулся. — Или я оставлю тебя здесь, Ева. До тех пор, пока ты не станешь сговорчивой. Будешь сидеть без еды. Без воды, конечно, долго не протянешь, поэтому я каждый день буду менять тебе носовой зонд. Это неприятная процедура, поверь мне, — он говорил это и был весь такой… довольный. А Ева, представив, что ей придётся провести тут чёрт знает ещё сколько времени, задрожала и снова протестующее замычала. Это бесчеловечный выбор! Ничего из этого не было меньшим злом! — Так я несу кислородный концентратор? — спросил мужчина, ядовито улыбаясь, зная, что любым вариантом загонял в угол. Ева замычала и, не обращая внимания на затёкшую шею, замотала головой, давая понять: ни за что! — Что ж, — мужчина поднялся и без лишних слов развернулся к двери. — Тогда до завтра, Ева. До завтра?! Она не доживёт! Боже, она же умрёт! И тут же, будто сговорившись, все мышцы разом заполыхали огнём, нестерпимо, мучительно, словно она попала в адский котёл и теперь варилась в нём. Ева завизжала в кляп и зарыдала, мысленно умоляя мужчину вернуться. Он вернулся. На это раз стоял над Евой, глядя на неё сверху вниз. — Ты передумала? Она сквозь слёзы и всхлипывания обречённо кивнула. — Умница, — довольный собой, ответил он.