Электрум

Стоило ей привыкнуть к шелестящему, как пришлось прощаться. Что-то подсказывало, то ли в висящем в воздухе напряжении, то ли в взметнувшихся Лазури и Серебре златоглазого - он не вернется. Куда-то исчезла Зелень второго, но ее заменила более холодная, но не менее приятная, да и людей здесь прибавилось, как маленьких, размером с меня, так и больших, как златоглазый. Удивительно, населяющие этот мир так отличаются друг от друга... Цвета шептали и пели, провозглашая о своем прибытии, но все внимание привлек лишь один...Брат?.. Наверное, все же Брат. Все три его сердца были огромны - нынешняя Эле легко бы поместилась в каждое из них, еще бы и место осталось, вот только желания такого совершенно не было, даже наоборот. У Брата, затмившего всех своей яркостью, главным сердцем был Пурпур, губительно-страшный, ненавистный, сжигающий даже при таком расстоянии. Он даже оплел своей нервой Лазурь, словно контролируя малейшее биение третьего сердца. Однажды ей в наказание дали всего каплю, но и этого хватило, чтобы едва не раствориться в Промежутке от боли. Очень страшно, даже осознание того, что у многих Сестер он был и сейчас вряд ли несет опасность с ее Зеленью, не успокаивало. К счастью, очень быстро ее унесли подальше, опять усыпив. В первый раз засыпать было страшно, она просто не знала, что это такое, спутав со Спящим Промежутком, но сон оказался на удивление приятен. Во сне не был столь пугающ Пурпур, шепча не о ярости, а о силе, не раздражала игривостью и навеваемым ужасом Сирень, делая сновидения лишь более красочными. Была бы ее воля, она осталась бы здесь навсегда, но тогда жертва духа была бы совершенно обесценена. Нет, она слишком любит своего мучителя-хозяина, ставшего другом а после и частью ее самой. Единственный минус - даже здесь, в царстве ее грез, не были слышны остальные Сестры. Серебро холодно отмечало, что с ее прорывом все Сестры погибли, отдав свой Цвет, Золото же ободряло, что они живут в Цветах этого мира и радуются за нее, пусть и не могут этого сказать. Но тишина все равно убивала. Со временем - как же все еще непривычен его бег - ее стали навещать другие. Не похожие и похожие одновременно и на Сестер, и на Братьев, Эле решила называть их просто духами, пока не узнает настоящее название. Оно же должно существовать, верно? Как же сложно не понимать чужую речь! Ее тело запаковывали во что-то теплое, похожее на то, во что заматывал ее златоглазый, но со специальными отделениями для рук и ног, даже для головы, оставляя открытым лишь лицо. Ее кормили чем-то мягким и нежным, все еще расплывчатое зрение подсказывало, что оно было белым. Было очень непривычно есть что-то материальное и не содержащее привычный Цвет, еще и неприятные последствия имелись - тело чувствовало себя странно, после чего почему-то пачкалось. Хорошо, что ухаживающие за ней духи считали это нормальным, спокойно мыли и меняли на ней теплое. Зато очень быстро копилась Лазурь и чуть медленнее Зелень, что очень радовало - все же страх погибнуть, как кончится Цвет, пугал, слишком глубокий он был. Да что говорить, если она с ним родилась и не чувствовать Голод было так же одиноко, как и не слышать Сестер? Лазурь радовалась, шептала о времени, обещала показать нечто новое. И обещание было выполнено - вместо расплывчатых пятен стали видны четкие образы, сердца же, наоборот, стали более туманными и так явно не бросались в глаза, но рассмотреть их было все так же легко. В очередной раз она поблагодарила своего друга-хозяина за дар в виде его Цвета, стоило лишь заметить, что лазурное сердце было у каждого здесь. Но с этим появилась и еще одна особенность-странность - она менялась. Не раз и не два Эле со смехом замечала, как менялся златоглазый за время путешествия в Промежутке, малышка Оле и вовсе называла его стареющим, но чувствовать такое влияние времени на себе было довольно волнующе. Каждый раз, стоило ногтю отрасти хоть на миллиметр, ее охватывал восторг, Золото выплескивалось из сердца в нерву и тогда уже вместе с ней смеялись и находящиеся рядом духи. А что творилось, когда локон отросших волос показался ей на глаза - она всегда мечтала о длинных волосах, еще во времена, когда сил хватало не только на шепот, но и на зрительную связь с Сестрами, невольно сравнивая свой короткий серебряный волос с шикарной шелковой волной Уты того же Цвета. Завидовала ли она? Нельзя так сказать, это прерогатива мечтательной Сирени, но мечтать ей не запрещал никто. Увы, с бурными всплесками счастья и любви к этой жизни пришлось расстаться - Золото, как и Серебро, так просто не восстанавливались. Даже здесь они были редчайшей драгоценностью и найти их казалось невозможным. Такая жизнь даже начала ей нравится, если бы не Лазурь, гнавшая вперед - хотелось двигаться, что-то делать, ведь она уже не прикована к своим покоям и может направиться куда угодно! Первым шагом на этом пути стал, как ни странно, действительно первый шаг. Эле не знала, сколько уже прожила, никакого ориентира у нее просто не было, а долгий и частый сон размывал и без того эфемирную картину мира, но моменты, когда она смогла сесть, а после и встать, держась за прутья кроватки, не забудет никогда. Это и стало отправной точкой, после которой она поверила в свои силы и новое тело, в свою свободу. Она знала, как шагать, текущий по нерве Цвет позволял прочувствовать все мышцы, особенно в этом старалась Зелень, пообещав защитить и уберечь от неправильных движений и травм. Первая попытка была осуществлена сразу же, как очередной дух подошла к ее кроватке, просто, чтобы ее старания заметили и направили в нужное русло, все же Эле явственно осознавала свое отличие от местных и боялась сделать что-то не так. - Амэя, беги сюда! Смотри, она пошла! - Эле подхватили на руки, закружив и подбросив. Ей нравилась эта дух, она всегда была самой нежной и доброй, очень похожей на Сию, даже Цвет в сердцах бился тот же, Золото и Зелень. И Лазурь, конечно, неизменная Лазурь. - Мэй, успокойся ты! Ну пошла и что дальше? Странная она вообще, слышала, что над ней Орочимару эксперименты свои ставил? - Подошла еще одна, держа в руках стопку ткани с отделениями, в которую была одеты все, и даже другие маленькие духи в своих кроватках. - Ну и что? Вторую девочку тоже с его лабораторий спасли, так ты на нее так остро не реагируешь. - Фыркнула нежная, аккуратно поставив ее в кроватку на ноги. Сразу поняв, что от нее требуется, Эле сделала малюсенький шажок, с трудом подняв потяжелевшую конечность. Зелень словно ждала своей очереди, прорастая в нерву, обволакивая и успокаивая. Улыбнувшись протянувшей в ней руки духу, она легко сделала еще шаг, прежде чем упасть на попу под радостный смех. - Так вторая и не ходит в шесть месяцев, - пробурчала, передав стопку пробегающей мимо духу, чуть меньше ее по размеру, - да и вообще, она и без этого странная. Кто знает, что предатель ей в голову запихал, вдруг он шпионит так? - За кем, за пчелками? Больно ему это надо! - Нежная вновь подняла ее на руки, прижимая к груди. Делясь... Золотом. Эле выдохнула от осознания той простоты, что скрывалась за всеми непонятками, Серебро же удовлетворенно обдало прохладой. Лазурь и Зелень питали тело и странной еды и сна было для них достаточно, а вот драгоценные Цвета требовали иного подхода. Цвет любви, заботы, искренней привязанности, уважения и жалости вряд ли насытится пищей для тела, но одного объятия хватило, чтобы заполнить сердце на четверть. И как же ей питать Серебро?

***

- Почему бездельничаете, работы мало? - Грозная Хачика-сан, уперев руки в крутые бока, карающим ненастьем нависла над двумя девушками. - Да кто бездельничает, матушка? Я вся в заботах, только пеленки постирала, отдала на раздачу. - Кареглазая, с задорными веснушками и не менее задорными хвостиками по бокам головы замахала руками, чуть ли не вырисовывая в воздухе, как она занята. - Ну, я побежала, столько дел, столько дел! - Мэй? - Вопросительно вздернутая черненая бровь остро намекала говорить правду и только правду, чтобы не злить ее хозяйку еще больше. - Малышка из лаборатории пошла сегодня, - прекрасной красоты девушка, не работающая среди медовых лишь из-за ярко выраженного косоглазия, легонько подбросила засмеявшуюся розоволосую девочку, сама не сдержав улыбки. - Вы же знаете, матушка, как я ее выхаживала, недоношенная же, даже сосать не умела, та же Амэя твердила постоянно, что умрет так от голода. А она вот, пошла и так рано! - Привязалась, - тяжко выдохнула Хачика-сан, опускаясь в кресло, которое под нее подтолкнули расторопные девушки, - и что теперь? Слышала я ваш разговор, бестолковые, орали на всю детскую, детишек перебудили. В чем-то эта неугомонная права, выкормыши Орочимару, виновны они в том или нет, всегда будут под особым присмотром. - Привязалась, - призналась Мэй, сильнее прижимая к себе малышку с таким умилительно-серьезным лицом, словно понимавшую, что идет серьезный разговор. - Я понимаю, что как бы не сложилась ее дальнейшая жизнь, видеться в будущем мы не сможем ни при каком условии. Я правда понимаю, Хачика-сан, и не смею этому сопротивляться. Но прошу, дайте мне ее в воспитанницы, вы же знаете, что я отлично все знаю, даже лучше медовых пчелок! - Дааа, - протянула матушка, погрузившись в мысли. Рука было потянулась к табаку и трубке для лучших размышлений - подарок Хирузена, но женщина вовремя вспомнила, где она находится. Впрочем, обхватить пустую трубку губами и сверлить недобрым взглядом съежившуюся девушку ей не мешало ничего. Справится или нет? Талант у нее был и огромный, если бы не столь явное уродство, которое ирьенины отказались лечить, мол, с мозгом связано, а специалистов в этом нет, стала бы самой успешной медовой. Даже сейчас, с красными мозолистыми руками от постоянной стирки, затянутыми в простой узел светлыми волосами и живыми карими глазами, без капли косметики на лице она бы выиграла сто баллов вперед у любой из ее прославленных девочек. А про ее чайную церемонию и танец с веерами знающие легенды слагали... Такую не грех и на свое место готовить, если справится. - Хорошо, возьмешься за ее обучение. Но запомни, когда расставаться будете, чтобы не единой слезинки я не видела, ни единой жалобы не слышала! Что бы дальше не случилось, судьбы у вас разные, даже я это вижу. - Спасибо, Хачика-сама! - Девушка глубоко поклонилась, так и не выпустив уже свою подопечную из рук.

***

- Докладывай, - перевязанный старик с жесткими и четкими чертами лица, напрочь лишенный седины и старческой мягкости, положил трость к себе на колени. Яркое осеннее солнце больно било в полуслепой, не закрытый бинтами глаз, но пожилой шиноби словно и не замечал этого, продолжая щуриться и смотреть на небо. Такое чистое и мирное, словно и не было тех страшных событий... - Да, Шимура-доно, - бледный подросток, явно впервые за долгое время увидевший солнечный свет, спрятался от него в тени густых кустов. - Восстановление деревни после буйства девятихвостого практически завершено, остался лишь торговый район гражданских. Сосуд помещен в приют, ментальные закладки установить не удалось, чакра лиса все выжигает. - Что Хирузен? - Данзо передвинул королевского генерала, тут же перевернув доску на сто восемьдесят, размышляя уже над ходом соперника. - Как вы и предполагали, вскользь перед директором упомянул о том, что сосуд был на месте буйства хвостатого, каким-то чудом оказавшись жив и здоров даже после исчезновения кьюби. - А уж додумать нужное много мозгов не надо, два сильнейших шиноби погибли, а пацан цел, - хмыкнул старик, передвигая уже золотого генерала. И вновь доска развернулась. - И после этого он утверждает, что не завидовал четвертому? Так подгадить его сыну еще уметь надо, а если появиться в нужный момент, то и привязать легко. И кланам нос утер, как и договаривались. Красивый ход, может же еще. Что-то еще? - Орочимару интересовался здоровьем его новорожденного ирьенина, - бесстрастно пожал плечами подросток, на что скрипнувший зубами Данзо даже злиться не смог, правильные приоритеты без четких указаний эти безэмоциональные болванчики сами расставить не могли. Его просчет. - Больше он ничего не говорил или не передавал? - Нет, Шимура-доно. - Вот же... змей. Достань мне все сведения об выживших экспериментах не старше года. - Не обращая внимания на исчезнувшего в тенях подчиненного, Данзо продолжил игру, пусть уже и не с таким интересом, как прежде. Но ведь партию нужно закончить?

***

Амэя была права, девочка действительно была немного странной, но отказаться от нее Мэй и мысли не допускала, слишком сильно прикипела душой. Шагала она все более уверенно, даже начинала бегать, легко выговаривала ее несложное имя маленьким беззубым ртом. Разве что одежду не любила, словно не видела в ней смысла, вот только разговаривать еще толком не умела и нужного вопроса так и не прозвучало, переросла, привыкла. И даже полюбила, если можно так сказать - стоило ей хоть немного вырасти из привычного комплекта, так малышка вся светилась, причем буквально, всплеск чакры трудно было не заметить. Слишком сильный для обычной медовой куноичи, ей явная дорога в Академию, чему Мэй безгранично радовалась. Это ведь такой шанс вырваться из этой ямы! Первые странности проявились, когда они учили цвета по разноцветным карточкам, отчего-то она упорно не называла некоторые по их названию. Другим же удивлялась, словно их и существовать не может, как раньше удивлялась одежде. С этим пришлось действительно сложно, пришлось перечислять сотни оттенков, прежде чем упертая ученица сама выбрала из них то, что по душе. Так голубое небо у нее всегда было лазурным, кровь была не красной, а пурпурной, а сама Мэй почему-то золотой, хоть и была обладательницей обычных светло-русых волос. Амэю, иногда навещавшую ее в общежитии, и вовсе провозгласили янтарной, что очень злило эту неугомонную - быть засохшей в смоле мухой она не хотела, бесясь и раздраженно мотая своими хвостиками. А с каким восторгом девочка смотрела на себя в зеркало, практически не моргая, все повторяя шепотом :"Зелень, это же зелень! Спасибо, не оставил, рада тебе". Правда, объяснять ничего не захотела, капризно надув губки и намотав на пальчик розовый локон. - Маленькая, собирайся, Джирайя-доно прибыл! Он дает имена всем пчелкам, теперь у тебя будет свое! Быстрей-быстрей, бегом умываться! - Девочка смешно икнула, тяжело открыв после сна глазки. Имя она хотела давно, настоящее, из этого Предела, ведь Серебро настойчиво ей шептало, что "Эле" и не существует больше, в нынешней ней половина от Духа, даже его сердце Донора, запретное в Промежутке, было сейчас с ней. Ей, привыкшей лишь брать, иметь возможность отдавать всегда казалось чудом, и вот теперь это чудо принадлежало ей. Так из Сестер могла лишь Сестра из теплицы... Вспомнив, что время все так же неумолимо и не будет ждать, пока она предается воспоминаниям, с тихим "ой" Эле помчалась в ванную, умываться и чистить зубы. Как хорошо, что золотая всегда была рядом с ней, учила и направляла, не злясь на ее неумение и незнание! Если бы не она, даже простейшие действия были бы невозможны. Возможно ли ее называть Мамой, как называл Сию Дух, она ведь тоже заботилась о нем и объясняла все странности? Нужно будет спросить, Мэй всегда говорила спрашивать о непонятном, пока маленькая. Интересно, что изменится, когда она вырастет? В этом Пределе все постоянно меняется. - Выфрасту, - невнятно пробурчала, улыбнулась своему отражению, слишком уж смешным ей показалась щетка во рту, окруженная пеной, - штану крашавицей. Про свою внешность она никогда не задумывалась, не считая это чем-то важным - все еще считала, что лишь Цвет отвечает за суть человека, а не оболочка. Впрочем, это совершенно не мешало ей отращивать длинные, как у Уты, волосы, непонятного розового оттенка. Именно оттенка, хоть мама упорно утверждала, что это тоже Цвет, но разве Цвет будет таким молчаливым? Он же живой, в конце концов. Таких оттенков оказалось безумно много, и пусть весь этот мир был ими разукрашен, они все еще были безмолвные, мертвые. - Малышка, ты готова? - Мэй заглянула в ванную, посмеявшись с детской мордашки, запачканной пастой. - Одевайся скорей, саннин уже в гостиной! Все ждут только тебя! - Да, мама! - Эле действительно испугалась, что задерживает всех, принялась поспешно умывать лицо, одновременно стаскивая пижамные штаны. Не заметила, как вздрогнула Мэй, как у нее болезненно сжалось Золото в сердце, выплескиваясь в пространство, лишь повела плечами от неожиданного тепла. - Саннин? Орочимару? - Д-да, откуда ты знаешь его имя? - Я помню. Я была вот в такой, ммм, стеклянной посудине? - Девочка очертила руками в воздухе огромное бесформенное нечто, лишь при большом воображении похожее не сосуд. - Там было очень темно и страшно, как в Кошмаре, не было ни капли Цвета, кроме моего. А потом он меня оттуда спас, его называли Орочимару-сама. У него была Сирень, она мне не очень нравится, еще и с Серебром, жуткое сочетание, с ума сводит, но глаза у него золотые, прям как у тебя. Он умеет любить. - Никому этого не говори, хорошо? Про эти свои цвета и Оро... чимару. Поклянись! - Мэй не на шутку перепугалась, если ее разговоры о цветах можно было еще списать на фантазию, то вот остальное... Или же она слышала россказни Амэи о лабораторном выкормыше? Даже так, это должно быть сохранено здесь, в царстве пчелок, для ее же будущего. - Ладно, - неуверенно протянула, уже собирая волосы в низкий хвост, полностью переодевшись в стандартную униформу. - Клянусь? - Умница, пойдем, - взяв в руку доверчиво протянутую ладошку, наставница потянула девочку к выходу, мечась между двух абсолютно разных просьб - показать жабьему саннину умения в управлении чакрой или наоборот, стараться быть самой обычной? В итоге решила довериться умной не по годам воспитаннице и ее интуиции. - Джирайя-доно, мое имя Мэй, я из детской. - Стоило им выйти в огромную восьмиугольную гостиную, соединяющую все коридоры общежития, словно сердцевина диковинного цветка, золотая склонилась в глубоком поклоне, увлекая за собой и девочку. - Это моя воспитанница, ей почти три года, очень умная и добрая девочка. - Ооо, как ты выросла! - Мужчина с огромными, сияющими Золотом и Зеленью сердцами, понравился Эле сразу, она даже не возражала против того, что он схватил ее и маму в охапку, закружив по гостиной. - Мэй-чан, а ведь в прошлую нашу встречу ты едва дотягивалась до моего пояса! - Мне было шесть, Джирайя-доно, - смущенно выдохнула девушка, едва ее выпустили из хватки, - вы слишком редко заходите к нам. - Дел слишком много, малышка, тяжелые времена настали, - вздохнул огромный, положив свою огромную лапищу на голову наставницы. Эле вновь забылась, но быстро поправила себя - нужно запоминать внешность, в этом Пределе люди не могут узнавать друг друга по Цвету! Волосы у него были длиннее, чем у Уты, только колючие даже на вид, еще и мертвого белого оттенка. Глаза тоже были мертвыми, черными, как Кошмар, на лице узоры из Пурпура. И высокий он был, возвышался огромной горой, как Брат. Такая пугающая внешность и такая уютная душа, вот чтобы было, составь она первое впечатление именно по внешности? Обидела бы лишь страхом и недоверием. - Кланы грызутся между собой, гражданские не доверяют кланам, верхушка тоже что-то свое мутит... Меня даже к крестнику не пускают, все у них миссии какие-то важные, даже времени на поиски вдохновения нет, ахаха! - А зачем вам вдохновение? У вас же нет Си... - Эле едва не спалилась, как выразилась бы янтаринка, вовремя замолчав. - Ахаха! Да, их у меня нет, но это мне не мешает! - Огромный, и, как оказалось, громогласный, захохотал, изображая перед своей грудью две окружности. Такой большой, а такой глупый, две Скорлупы не создать сразу, да и цвета он не использует! Или намекает на что-то? Эле никогда не была в этом сильна, она же не Ава с ее загадками и двойными смыслами. - Я еще не стар, впереди огромный мир, полный си... вдохновения! Познакомлю я тебя как-нибудь с Цунаде, ммм, думаю оценишь! - Я не учила ее этому, Джирайя-доно, - поспешно, пока не пришли другие малышки за именами, протараторила Мэй. Не хотела, чтобы та, что назвала ее мамой, дарила сладость в грязных барак и борделях за толику информации, с ее расцветающей красотой это был самый достоверный вариант. Такую не укроют в детской, не подарят клану, не пустят в Академию, пусть и чакры у нее много. Нет, слишком многих пчелок рассекретили и уничтожили, чтобы терять такую драгоценность. - Только танцы, этикет, чайная церемония... Поставила речь и движения, научила двигаться в кимоно. Она достойна лучшего, господин. Малышка, можешь показать чакру? - Хочешь сказать, что в три года она умеет управлять чакрой? - Недоверчиво протянул Джирайя, окидывая Эле каким-то новым, непонятным взглядом. Сама же девочка растерялась, не понимая, выпускать Лазурь или Зелень? И то, и то мама называла чакрой, словно не видела особых различий между ними. Но при этом разделяла зеленый и синий... Все же странный этот Предел. - Еще раньше, господин, - Мэй упала на колени, положив голову на сложенные руки, - прошу, помогите ей. - А ну-ка встань, ты же знаешь, как я не люблю все это! - Рассердился громогласный, легко подымая девушку с пола и сгружая на диван. Хотел бы продолжить гневную отповедь, но задохнулся словами, вставшими поперек горла - мелкая, словно играя, сконцентрировала на одной руке обычную, нейтральную чакру, на другой же лечебную. Одновременно. - Как? Просто как? Эле насупилась, помня свою клятву не рассказывать про Цвета, просто пожала плечами. Пусть сам разбирается, если ему так интересно. Была бы с ней Ава, она бы рассмеялась, лукаво улыбаясь и прося угадать, обещая что-то взамен, а после бы убежала, сетуя на то, как скучно с ним играть. Как же она скучала по Сестрам, по мудрой Уте, наивной Оле, даже по сильной Эли... - Эй, не плачь, малышка, ну-ну, я совершенно не могу выносить женских слез! Если это твой секрет, то и пусть останется секретом, только не рви мне сердце! - Джирайя опустился перед Эле на колени, но даже так не сравнялся в росте, огромными руками неожиданно аккуратно стирая слезинки. - Я и не собиралась вырывать сердце, правда! Прошу прощения, Джирайя-доно, если причинила вам боль! - Девочка усилием воли остановила слезы, затолкав грусть по Сестрам глубоко-глубоко, проверила сердца громогласного - все были на месте. Какие же здесь хрупкие люди, в этом Пределе. Нужно запомнить, что плакать при них нельзя ни в коем случае! - Ха, а ты хорошо поработала над ее красноречием, так интересно выражается, - он облегченно выдохнул, неуклюже потерев затылок, - и откуда такой самородок взялся? - Из лаборатории Орочимару, - дождавшись разрешающего кивка от мамы, послушно ответила Эле, тихонько взяла ее за руку, делясь Золотом. Люди не могли его видеть, только чувствовать, поэтому делиться каплями Цвета было не страшно. - Думаю, ее и так не планировали держать здесь долго, только спрятать на время разборок, - мужчина сел прямо на пол, смешно вытянув одну ногу, а вторую подвернув под себя, наплевав и на свой статус, и на удобство. Он был здесь главным, понималось это четко и без вопросов, но ему самому было плевать на все ранги. - Орочи никогда ни за что не брался просто так, закончат эти кошки помойные собачиться, так и вспомнят про нее. Могу лишь пообещать, что буду приглядывать. А нареку я тебя Сакурой, хаха, больно у тебя волосы на это намекают! - Спасибо, - тихонько поблагодарила новоиспеченная Сакура, перекатывая новое имя на языке. Резкая смена разговора немного сбила ее с толку, но доносящиеся голоса из соседнего с ее коридора разъяснили ситуацию. Жаль только, что у громогласного не было времени хорошенько подумать, раз ему пришло в голову дать ей имя в честь мертвого розового оттенка. Но даже так она была действительно благодарна - ее право на жизнь в этом Пределе, наконец, признали. - Я вас не забуду, Джирайя-доно. - Почему тебе имя дали первой? - Возмутилась девочка, изящно выпорхнувшая на теплый пушистый ковер гостиной, казавшаяся какой-то невесомой и легкой. Если бы не ее Пурпур с Янтарем, то Сакура бы и не узнала в ней ту самую, лежащую рядом с ней на мокром полу лаборатории, а после и в соседней кроватке. - Тише, личинка, - холодно хмыкнула ее сопровождающая, тут же склонившись в глубоком поклоне перед громогласным. - Рада встрече с вами, Джирайя-доно. Я Акира, временно отбываю наказание в детской. Мне поручено приглядывать за этой личинкой. - Вот как, - саннин нахмурился, внешне и не заметно, лишь Зелень оплела своей нервой Золото, - тогда будет зваться Чо. Пусть выберется из своего положения "личинки" и свободно полетит. - Благодарю вас, господин, - в унисон сказали, словно тренировались, опять поклонились. Старшая, правда, еще и руки немного напрягла, чтобы очертить грудь под кимоно. Теперь стало понятно, что имел ввиду саннин, вырисовывая круги перед собой. Именно этому ее не обучила мама? Была бы в ней Янтарь, или Сирень, да тот же Пурпур, могло бы и получиться, но представить себя, как ту же Аву или Ире... Попросту невозможно. - Мэй, Сакура, у вас есть что-то еще сказать Джирайе-саннину? - Нет, Акира-сан, мы уже уходим. - Мама опять поклонилась, и Сакура последовала ее примеру, сначала глубоко громогласному, затем, чуть менее уважительно, сопровождающей свеженазванной Чо. Ее соседка высокомерно усмехнулась, гордо вздернув курносый носик, насмешливо окинула взглядом стандартную форму, словно невзначай проведя рукой по своему расшитому цветами кимоно. Нет, такому учиться она бы точно не хотела. Дальше время потекло столь же размеренно, как и до этого. Стук сердца - секунда. Еще один - и день прошел. Мэй, с позволения Хачика-самы, кроме стандартных уроков стала учить ее еще и грамоте с каллиграфией, питая Серебро кандзи вместо привычной хираганы. Приятное открытие, что знание питало мудрость этого Цвета. Поначалу было и не заметно, слишком много внимания оттягивали на себя Лазурь и Зелень, слишком яркими и живыми они были. Но чем больше она училась, тем больше пело Серебро, поощряя и радуясь, прося больше знаний. И Сакура с радостью познавала новое, пусть оно все еще и являлось элементарным для этого мира, но таким сложным для нее! Растения, животные, шиноби и гражданские - они все были такие разные, но все были живые. Лазурь постоянно меняла день с ночью, чередовала времена года, так хаотично для привыкшей к безвременью, но так гармонично для познавшей время. Еще бы увидеть это все своими глазами, ощутить капли дождя на коже, ветер в волосах, услышать птичьи трели в высочайших деревьях, живых и наполненных Зеленью! Растущее серебро лишь подогревало ее надежду увидеть это чудо, настоящее волшебство, за которым все время беспомощно наблюдала Ута, украдкой подглядывая за ненастоящей луной. У нее же был шанс увидеть и луну, и солнце, и теперь подземное убежище больше не дарило защиту и уют, а казалось оковами ее прежних покоев. Лазурь неумолима, Серебро удачливо, да и словам Джирайи-доно невозможно было не поверить. Незадолго до ее пятого дня рождения за ней пришли.