Скажи мне эти три слова

Я обещала себе бороться и я боролась. Было сложно. Но борьба — это то, что я делала всю свою жизнь. Я стала заставлять себя есть, каждое утро бегать, выкладываться на полную на тренировках. И в моей системе не было трещин. Ну, почти. Как бы я ни старалась убедить себя, что ты предатель, каждый вечер проходил одинаково. Сигарета, жвачка, ты. Я приходила домой после особо тяжелого дня и единственной отдушиной во всем этом мире для меня оставалась ты. Вернее, воспоминания о прошлой тебе. Я пересматривала из раза в раз твои прокаты, твой инстаграм, наше взаимодействие снятое на камеру, часто перелистывала галерею, наши совместные фотографии и видео. Мы там такие смешные, наивные, влюбленные. Впервые за эти пол года воспоминания о тебе не вызывают боль, скорее наоборот. Каждая мысль о тебе — роскошь, которую я не могу себе позволять, но удержаться так чертовски сложно. Наверное, мнение о тебе изменила та короткая встреча. Ты первая поздоровалась. Наш первый контакт после той ссоры. Я следила за тобой в интернете, но твой голос все же заставил мои ноги подкоситься. Тогда я не дала себе возможность анализировать свое поведение, слишком сильно была занята своей ненавистью. Но сейчас понимаю, что реакция нездоровая. Ты все ещё наркотик. Уже в меньшей дозе, с меньшим влиянием, но это только пока ты за тысячи километров, а когда оказываешься на расстоянии вытянутой руки становится гораздо сложнее контролировать себя. Становится, просто хреново. Хорошо, что со временем я это понимаю. Осознание проблемы — половина её решения. Вот только ты не проблема. Я продолжала работать, продолжала выступать. Благо, на этапах Гран-при мы не пересекались, уже легче. Финал ты пропустила, а я проиграла Кихире. Но честно, для меня это уже результат и не плохой. Серебро финала не поражение. Я стараюсь так думать. В любом случае это подстегивает работать еще больше. Меня сейчас все подстегивает. Возвращаюсь домой из Ванкувера со страхам перед Чемпионатам России. Боюсь всего. На лед выйдут юниорки. Эти сумасшедшие девочки с четверными и тройным акселем. Даже мои идеально чистые прокаты не гарантируют мне победу. А ещё страшно из-за нашей встречи. Теперь это не избежно. Мы будем тренироваться вместе, выступать на одном льду. Мы пересечемся, сомнений нет. От этого и страшно. К встречи с Женей подготовиться невозможно, а вот к чемпионату подготовиться я могу. С каждым днем я проводила на льду все больше часов. Иногда, мой мозг ловил флешбеки с прошлого года, когда я готовилась к олимпиаде. Тяжелое, но по своему счастливое время. Тогда ты была рядом, мы понимали и любили друг друга безмерно. Почему же ты все никак не уходишь из головы? Тренироваться становилось все сложнее. Особенно когда у тебя под боком прыгают четверные твои подруги по команде, готовые в любой момент выйти и столкнуть тебя с олимпа. А я ведь сделала также… Вот только, казалось Женя тогда вообще не боялась этого. Может просто казалось? Мы выехали в Саранск за 3 дня до начала соревнований. Я была далеко не в лучшей форме, но все же не так, как в начале сезона. Я здраво оценивала свои возможности, поэтому не рассчитывала на место выше второго. И то, при условии чьей-то ошибки. Но как научил меня опыт, нельзя надеятся на ошибку соперника. Я заранее договорилась с Этери Георгиевной, а она с организаторами о том, что жить я буду в номере вместе с Аней Щербаковой. Раньше я всегда жила с Женей и не исключено, что нас намеренно поселят вместе. Я этого не переживу. Казалось, я была готова ко всему. Было около 9 утра, когда я сидела в кресле в лобби отеля. Скоро должен был отъезжать автобус, который повезет нас на лед. У меня получилось собраться раньше, и в страхе опоздать я спустилась вниз, решив дождаться девочек и тренеров там. Внезапно меня охватило чувство, что что-то не так. Это было мерзкое, тянущие чувство внизу живота. Волнение? Я ощущала его много раз, но так, никогда. — Здравствуйте, я от федерации фигурного катания…. Да, я опоздала… Так, третий этаж 305 номер… Спасибо. До меня долетали только обрывки фраз, сказанные этим голосом. Я была просто не в силах повернуть голову и взглянуть на тебя. Я готовила себя к встречи с тобой на льду, в тренировочном зале, да где угодно, но только не здесь. Сидя в отели я чувствовала некую безопасность. Полную уверенность в том, что здесь я тебя не встречу. Если бы я знала, я бы могла подготовить себя к этому. И возможно тогда, не чувствовала себя бы сейчас так жалко и беспомощно. Боже, ну почему ты до сих пор имеешь такое влияние? На тренировке ты не появилась, это хорошо. Мне удалось собраться и я чисто откатала короткую. Свой успех я повторила и на другой день во время соревнований. Вся моя работа окупилась, я первая. Есть одна верная фраза — короткой программой выиграть невозможно, но можно проиграть. И я не проиграла эту битву. Впереди меня конечно ждет более тяжелая борьба, но я верю, что смогу выстоять. Уже вечером, в своем номере сижу одна и решаюсь наконец прочитать новости. Не делала этого с прошлого чемпионата мира. После той моей неудачи, начитавшись омерзительных слов о себе я впала почти что в депрессию. Но сейчас то все по-другому, сейчас то я лучшая. Зря. Я читала и не могла поверить. Как же так? Неужели они не видели моего проката? Я же сделала все идеально, это стоило мне таких сил! Этим журналистам, которые пишут эти грязные статейки нет дела до того, как я прокатала. Их волнуют только деньги, цена которых — моё ментальное здоровье. И самое главное в каждой статье где есть я, там всегда оказываешься ты. И меня мало волновали бы их слова, если бы я не понимала, что именно в эти слова верят люди. Большинство не желает узнать правду, понять. Они верят в то, что прочитали и в то, что просто интересно. Выхожу катать произвольную. Единственное о чем я думаю это те статьи. Пытаюсь выбросить их из головы, но никак не могу. Какого черта? Они засели в моей голове как дешевый дым в легких. Конечно. Развалила просто всю программу. Со своего первого места падаю на пятое. «Ещё никогда не была так низко, Алин.» Но меня не волнуют эти слова Этери Георгиевны, меня волнует твой взгляд, который я поймала во время падения. Ты стоишь в первом ряду, от волнения сжимая руками бортик. Смотришь этим своим взглядом. Так, будто тебе не все равно. Мы идем с тренерами по коридору ледовой арены, и я вновь чувствую это тянущее нечто внизу живота. Поднимаю мокрые от слез глаза и сталкиваюсь с твоим взглядом. У нас есть ничтожное мгновение, чтобы посмотреть друг другу в глаза, а после вернуться в жестокую реальность. И я готова бороться за каждую секунду этого взгляда. Сейчас, я не вижу в твоих глазах той теплоты, в них лишь сожаление. О чем ты сожалеешь? О прокате, о переходе, о нас? Но ты просто проходишь мимо, оставляя после себя этот чертов запах сигаретного дыма с клубникой. И ничего больше. Возвращаюсь к себе в номер. Аня что-то говорила про то, что сегодня останется у Саши с Аленой, будут праздновать. Они такие дружные, как мы когда-то. Мне нужно было держаться. Но я не могла. Больше нет. Больше у меня не получалось. Я закрыла дверь номера и съехала по ней спиной, ловя каждую неровность дерева кожей. Я подтянула под себя ноги, не ощущая ни холода, ни неудобства. Только сдвигающиеся стены. Это было так больно. Я почувствовала, как грудная клетка сжалась в всхлипе. Впервые за долгие месяцы. Меня накрыла такой силы агония, что в какой-то момент я правда не думала, что выберусь. А ведь такая глупость. Просто какое-то разбитое сердце, почти что заживо погребенный человек под слоем собственного очарования. А Женя умела очаровывать. Это была её фишка наряду с тем, когда она поджигала сигареты силой мысли, заставляя меня хихикать. Ты меня тоже подожгла. Как сигарету. И потом бросила, когда скурила, также. Но я сидела на полу, прикасаясь рукой к груди, горько рыдая и чувствуя, как остатки туши щипали глаза. В тот момент мне казалось, что мой мир распадался на части, как Помпея, и у меня не было времени даже взять себе сувенир на память. Кажется, не было времени даже самой спастись. В дверь раздался стук. Видеть никого не хотелось, я просто не могла видеть хоть что-то из-за пелены слез. Стук повторился снова и снова, и я все же открываю дверь. Ты заходишь неуверенно, будто сомневаешься пустят ли тебя. Слов просто нет, поэтому я молча отхожу к дивану и сажусь. Ты также молча опускаешься рядом. Как же ты была мне нужна. Черт. Черт. Мне хватает одного взгляда в твои глаза, одного прикосновения пальцев к твоей руке и я уже готова простить и забыть все на свете лишь бы ты не исчезла, лишь бы ты была правдой. Ты просто наклоняешь свою голову чуть ближе, просто кладешь свои руки мне на шею, ты просто убиваешь меня, просто заставляешь жить. Твой язык проник ко мне в рот. Женя провела по моему языку, и я почувствовала табачную клубнику в слюне. Ты курила совсем недавно. Первый влажный мазок был осторожным, практически пробующим, вспоминающим, а в следующий миг я услышала, как Женя простонала мне в губы. Ты зарылась пальцами мне в волосы, притягивая к себе ближе. И мне показалось, что сейчас, если бы я дёрнулась, Женя бы впилась зубами в тонкую кожу, чтобы не отпускать. Я чувствовала дорожки собственных слёз на щеках. Я повернула голову, открывая рот шире, позволяя Жене подтягивать её, как тебе было удобно, втискивать затылок в бархатный подлокотник, щёлкая зубами друг о друга от интенсивности. Ты укусила меня за нижнюю губу, и я ощутила щиплющую соль, когда туда упала слеза, но через секунду Женя смочила это место слюной. Ты отстранилась от меня спустя миг, и я увидела, что моя ладонь, которой я держала её футболку, дрожала. Чёрт. Женя потёрлась лбом о мой лоб, выдыхая мне прямо в лицо и не переставая поглаживать большим пальцем по губе, вытирая налитую капельку крови. Я со стороны слышала свои всхлипы. Женя громко дышала, держа глаза закрытыми. Как будто перебарывая в себе что-то. — Я н-не могу успо… — проговорила я с заикающимися задержками, чувствуя смесь стыда и боли, но ко второму я почти привыкла. Так я представляла себе, что это будет? Не то чтобы я часто представляла, не была такой самонадеянной. В моих мыслях твои поцелуи пахли бы льдом, если бы мы ещё когда-то поцеловались. Но сегодня ты была абсолютно теплой. Вряд ли тебе приносило большое удовольствие целоваться с тем, кто задыхался от слёз. — Ничего, — прошептала ты, целуя меня куда-то в скулу. Я сместила руку, сжимая ткань твоей футболки уже на плече. Ты прислонилась лбом к моему виску, сглатывая. — Это ничего. — Уходи… — собрав последние гроши гордости, которую я бы послала к чертям еще в мае, я прошу тебя уйти. Я знаю чем это закончится и ахуеть как сильно не хочу этого. Также сильно как мечтаю об этом. — И тебя не излечит время. Спасайся. И ты уходишь. В последний раз целуя мою щеку, проведя рукой по волосам, уходишь. Я буду жалеть об этом еще долго, но тогда это было единственное правильное решение. Тогда ты все еще была чужой, все еще была той, которая бросила. И мне нужно было прекратить это, просто потому что потом будет гораздо больнее. Мне должно быть больно. Просто потому, что мы обе живы. Уже дома, в Москве я снова прокручиваю в голове чемпионат России. Я так корю себя за позволенную слабость — мысли о тебе во время соревнований. Каждая мысль губительно влияет на меня, доказательство тому мой прокат произвольной. Не думать о тебе никогда не было просто, но находясь достаточно далеко, получалось концентрироваться на прокатах, а вот когда ты запредельно близко у меня нет и шанса. Это просто нездорово. Я каждый раз обещаю себе, что забуду тебя. Говорю, что ты больше не контролируешь мою жизнь. Говорю, что это последний раз, когда я позволила себе эту слабость, но я точно знаю, что я снова и снова обманываю себя. Знаю, что как только я почувствую твой запах, я просто не смогу остановиться. Не смогу остановиться бежать навстречу к тебе, однажды я все же до бегу до обрыва, и в конечном итоге я сделаю шаг, чтобы быть ближе, даже если он окажется последним.