Силенциум

      Желание постоянно наблюдать за Панталоне, как за прелюбопытным Объектом, разрасталось в груди. А ещё проснулось какое-то собственническое чувство, что никто, кроме него, Дотторе, не должен больше вбирать какие-либо эмоции от Панталоне. Кто потянет руки или другие части тела к красавцу, тому он с удовольствием отсечёт их. Себе Дотторе объяснил это сравнением с тем самым чувством, когда удавалось заполучить уникальный Образец для исследования, который он никому не собирался отдавать. Это его. Принадлежало ему. Руки прочь.       «Цин… — он позвал Панталоне по имени, ведя внутренний диалог. — Никто не спрашивал, чего хочешь Ты? Я прав?»       Находясь дома за рабочим столом, Дотторе открыл блокнот, вывел в первой строчке «Цинци». Записал все свои мысли по поводу произошедшего. Блокнот отправился в ящик стола, смешиваясь с остальными бумагами.       Утром за две минуты до будильника глаза раскрылись. Привычная рутина по подготовке себя к рабочему дню прошла на автомате, только найденный в кармане испачканный платок порочным пятном всколыхнул свежие воспоминания, убирая накатывающее чувство скуки. Дотторе кинул его на стол, не отправляя в мусор или стирку.

***

      Лаборатория на минус первом этаже встретила знакомой прохладой. Дотторе кивком поприветствовал Срезы. Проверил расчёты и ход репликации Образца номер тринадцать. Всё под контролем и в порядке.       Легласс, синтезированный три недели назад, давал превосходные результаты. Лужение костей этим веществом придавало особую прочность без утяжеления. Мышечные волокна тоже не теряли своей гибкости. Но всё это было результатами на мёртвой плоти. А стадия исследований возможностей материала ещё не дошла до момента, когда испытывать его на живых было бы рационально.       Дотторе управился с основной работой за пять часов. Вешая халат на крючок, отследил время. Час ноль три.       Размеренные шаги слышались в коридоре, ведущем к финансовому отделу. Фигура в клювовидной маске остановилась. Пальцы взялись за ручку и открыли дверь.       — Для начала нужно стучать, и потом… оу… — нравоучение оборвалось, стоило Панталоне увидеть гостя.       Дотторе захлопнул дверь и вплотную подошёл к столу из красного дерева. Привычным жестом сдвинул маску на макушку и втянул Панталоне в собственнический поцелуй.       — Здравствуй, мой сладкий, — указательный палец опустился на губы Панталоне знаком молчания. — Нет, не вредно для моих зубов.       — Мой милый, я тебя не узнаю. Где же громогласный пинок и вторжение победителя? — хихикнув, Панталоне прикрыл тонкие губы, наблюдая за спокойной фигурой.       Дотторе проигнорировал словесную шпильку. Расслабленной походкой развернулся к излюбленному месту на диване, расселся, раскидывая конечности. Маска вернулась на лицо. Леглассовый кубик, появившись в руке, подвергся преувеличенному заинтересованному рассмотрению.       Панталоне вернулся к бумагам, хмыкнув в задумчивости. Для обоих и хорошо, и плохо, что маска Дотторе скрывала глаза. Один без труда следил за объектами, то есть за людьми. Ныне за одним человеком. Второй раздражался, не понимая чужих эмоций, не зная мотивации.       Панталоне отвлекался, то и дело поглядывая на Дотторе.       — Дотторе.       — Да, мой золотой?       — Как твои эксперименты? Я вижу, что подходит время продления финансирования некоторых из них, и мне нужен будет отчет, — голос сквозил участливым безразличием.       — Успешно. Бионические бабочки для слежения прошли испытания. Я смог остановить гниение глаза внутри них, — Дотторе убрал кубик в карман, поправил чокер на шее. — Отчёт тебе пришлет Седьмой Срез. Конечно, вместе с образцом, прошедшим испытания. Всё самое лучшее моему дорогому спонсору, — губы растянулись улыбке-оскале. — Ты что-то хочешь? Есть индивидуальный заказ?       — Для тебя? Нет, — посмеялся Панталоне, продолжив перебирать документы.       Кубик легласса снова появился в хирургических пальцах, перекатывался то в одной руке, то в другой. Значит, заказов нет. Ну и ладно. Не очень-то Дотторе расстроился по этому поводу. Впрочем, это означало, что часть денег нельзя будет увести на опыты под свои нужды и интересы.       Панталоне с громким вздохом откинулся назад, прикладывая ладонь к разболевшейся шее, немного поморщившись.       — Ах, Дотторе… что же это такое, — протянул он. — Что вчера было? Эксперимент? Слишком на тебя не похоже. Неужели тестируешь новое лекарство?       Дотторе усмехнулся. Панталоне начал задавать любопытные вопросы. Ещё одна прозрачная запись образовалась в памяти.       — Что вчера было? Судя по действиям — секс. А непохоже?       — Не прикидывайся. Ты так себя не ведешь, только если не задумал что-то, — улыбка становилась шире, наполняясь азартом.       — Ты так плохо обо мне думаешь, мой сладкий, я почти польщён, — Дотторе продолжал скалиться.       — Я о тебе просто ужасного мнения, дорогой, — уколол ядом Панталоне.       Дотторе подошёл к столу, как обычно наклонился, вторгаясь в личное пространство.       — Мне теперь нравится по-другому. Не прикидывайся, что тебе не понравилось, — дразнился он, добавляя томные ноты в голос.       Панталоне облизал кончиком языка губы, пальцы зарылись в чужие волосы на затылке. Он почти невинно прильнул к лицу.       — Ха… и что же, — Панталоне отдал документ в руки дорогого гостя. Глаза поднялись вверх, рука потянулась к маске, снимая. — Теперь ты делаешь то, что нравится мне?       — Нет, дорогой, — отвечал ученый, — не забывайся, я всегда делаю то, что нравится мне.       Разум Дотторе анализировал эмоциональные излияния Панталоне. Опять сквозила фальшь. Кроме настоящего желания Панталоне — видеть его глаза без маски, чувствовались нити наигранности. Скорее всего, манера поведения врезалась в самоощущение. Видимо, это помогало и помогает ему выживать.       Какой бы реагент добавить в изменившийся субстрат? И не станет ли он опять нестабильным? Как минимум, Дотторе пробудил интерес объекта эксперимента. И собирался его продолжать.       Он отложил лист на стол, задевая несколько других бумаг и карандаш, которые слетели на пол. Пока Панталоне вступал в химическую реакцию на нежность, Дотторе будет добавлять её по щепотке. Не выдерживая, он втянул пахнущие вишней губы в развязный, вязкий поцелуй. Опять без укусов. Выдернул Панталоне из кресла, прижимая к себе одной рукой за талию, второй зарылся в волосы. Панталоне, отвечая на поцелуи, в лёгком танце поменялся с гостем местами. Усадил в своё кресло. Оседлал бёдра, продолжая целовать с жаркой отдачей.       Щелк!       Наручник пристегнул правое запястье к подлокотнику. По кабинету пронёсся довольный смешок. Выдыхая прямо в губы, Панталоне чуть отстранился, чтобы просмаковать реакцию.       — Ммм… попался. И всё же… иногда мы будем делать то, что хочу я.       В глазах Дотторе пробежала гневная искра, тело напряглось. Кулак сжался и дёрнулся. Раздался звон цепи. Рот раскрылся в оскале, готовый укусить, взрезав клыками гладкую кожу. Свободная рука, обнимающая Панталоне за талию, впилась стальной хваткой под рёбра. И только поцелуи в какой-то мере остужали вспышку ярости.       — Панталоне, — прорычал Дотторе.       Смеясь, Панталоне продолжил с нежностью зацеловывать уста, жался к груди, и пальцы скользили по щекам — бархат перчаток совсем не царапал.       — Дотторе… — мурлыкал Панталоне. — Дай мне закрыть кабинет. Будь хорошим мальчиком…       Закованная рука вновь дёрнулась, звеня оковами. Дикий взгляд проводил Панталоне, который подлетел к дверям, чтобы щёлкнуть замком. Дотторе заставил себя принять непринуждённую позу, будто он сам решил посидеть в кресле главного финансиста Фатуи.       Мужчина провёл свободной рукой по волосам, стряхивая гроздья гнева. Что ж, посмотрим, что задумал золотой мальчик.       — Ну и? — протянул Дотторе с преувеличенной скукой в голосе.       Панталоне открыл какой-то шкафчик, находясь на безопасном расстоянии.       — Вечно ты неторопливый, — он выхватил чёрную широкую ленту из шёлка. Покрутил в руках. Ткань отражала блики, переливаясь. — Я правда куплю тебе намордник, милый.       — Обойдемся без намордника, милый, — передразнил слащавую интонацию Дотторе.       С самодовольной улыбкой Панталоне приближался, шаг за шагом, покачивая бёдрами.       — Позволишь завязать глаза? — пальцы показали ленту.       — Депривация зрения? Хм. Ладно.       Придётся полагаться на слух и осязание. Лучше бы снять перчатки, что Дотторе и сделал.       «Что ты хочешь, Цин? — снова спросил учёный в мыслях. — Что приоткроет твоя душа взамен на исполнение желания?»       — Хорошо. Терпеливым воздастся, — процитировал Панталоне какого-то писателя и, зайдя за спину, завязал глаза. — Ты, наверное, задаёшься вопросом, что я задумал? Тебе есть чего бояться? Не любишь оставаться беззащитным? — зазвучал нежный шёпот, серьёзный, мягкий.       Раздались шаги, будто Панталоне встал спереди. Тишина. За ней очередное бряцание цепей и второе запястье тоже оказалось прикованным к креслу.       — Все не любят. Я не исключение, — Дотторе говорил ровным тоном. Сердце забилось чуть быстрее, но не зашлось галопом. Пальцы задевали встречающиеся складки одежды Панталоне. Дотторе слушал голос, движения. Всё, что он мог сейчас сделать, — это довериться инстинктам и Цинци.       — Перефразирую, — раздалось возле уха, опаляя. Волосы щекотали кожу. — Не любишь снизу?..       На хрящике уха сомкнулись губы, холодная кожа покрывалась мурашками от жара дыхания. Дрожь прокралась ниже, когда горячий язык заиграл с мочкой и металлом серьги.       В отсутствии зрения каждое действие отзывалось особенной остротой. Тело откликалось. Возбуждение ударило вниз, кровь приливала к нужному месту. В голове гудело, будто ацетилхолиновые рецепторы захватили наркотик онейроин. Дотторе решился добавить новый реагент, а именно — «правду».       — Я не могу ответить тебе на этот вопрос, — голос смягчился с металлических ноток до обычного. Пальцы трогали Панталоне там, куда дотягивались. — Потому что такого опыта не было.       — М?.. — прозвучало с удивлением, совсем рядом с сонной артерией. — Понятно. Хочешь попробовать? — спросил Панталоне.       Ладони Панталоне опустились на бёдра, надавливая и сжимая их верхнюю, жёсткую часть, массируя. Губы коснулись шеи. Обхватили дрожащий кадык. Зубы смыкались на напрягшейся трапеции, оставляя пылающее послевкусие. Кажется, там появится след.       Дотторе прислушался к своему телу. Ничего из того, что делал Панталоне, не причиняло ему боли или дискомфорта. Любопытство и профессиональный азарт застилали разум.       — Почему бы и да?..       Касания прекратились на несколько секунд. Можно предположить, что Панталоне о чём-то задумался. Момент тишины обратился жадным, куда более страстным поцелуем в шею. Волосы у корней на затылке с болезненной приятностью натянулись.       — Не сегодня… — прошептал Панталоне. — Сегодня я задумал другое.       Точно пациент на столе, Дотторе кожей «видел», как его изучали. С таким рвением и любопытством. Рубашка распахнулась. Пальцы Панталоне гуляли по телу, изучая, щупая. Горячие губы присоединились к ласкам. Дотторе вздрогнул, изнемогая от колких укусов-поцелуев, от натяжения в сосках. Их крутили и сдавливали, всасывали. Мокрый язык оставлял после себя прохладу.       Вот каким может быть его золотой мальчик, если дать ему то, что он хочет? — Если прислушаться к его желаниям. Панталоне целовал с таким исступлением. Интуитивно Дотторе понимал, что впервые почувствовал его настоящее желание, а не когда реакция тела принуждала отдаваться физическому наслаждению.       Эмоция волнительна. Будоражила. Опаснее то, что собственное тело давало животный, голодный отклик. Эрегированный член упирался в штаны, давление в яичках почти невыносимо. Искрящееся томление сильнее вспыхнуло внизу.       Хотелось прикоснуться и увидеть безумное вожделение в глазах Панталоне. Но волей последнего Дотторе не мог этого сделать, оставалось слушать и чувствовать.       Когда Панталоне коснулся его шрамов на животе, Дотторе застонал. Его старая боль, напоминание и болезненное возбуждение. Пальцы впились в подлокотники с нечеловеческой силой.       — Очень интересно… тебя пытались наколоть? — тихий смех щекотал кожу.       Чужой язык прошёлся по грубым рубцам. Дотторе выдохнул сквозь зубы. Вот же сладкий мерзавец — ко всему успевал ехидничать.       — Там… четыре параллельные полосы, — он всё ещё мог говорить длинными фразами. — Меня пытались… просто распотрошить.       — Значит, мне стоит заняться всеми четырьмя? — ёрничал Банкир.       Звон пряжки ремня. Вжух. Чужие пальцы шарили внизу, давление на член ослабло, тот выпрыгнул наружу. Брюки стянули до самых икр вместе с бельём. Взмокшие ягодицы липли к кожаному креслу.       — Я хочу наградить тебя. Сказать «спасибо» за вчерашнее. Мне… это было нужно.       Дотторе сжался, когда по головке заскользил мягкий язык. Обжигающее ощущение губ по всей длине, словно они собирали вкус. Эти губы действительно вытворяли такое? Снова странный отклик эхом пронесся по сознанию, ударяясь где-то пониже левых рёбер.       «Не вовлекайся, Фабьен».       Не нужно глаз, чтобы понимать, насколько умело пальцы играли по плоти на пару с языком. А скоро губы вовсе обхватили плотным кольцом. Дотторе выдохнул в немом восхищении от горячего рта. Понимал, как его всасывали — с удовольствием и желанием. Снизу донёсся первый тихий стон. Панталоне с мастерством контролировал давление, и в целом можно подумать, будто у него по этому «виду спорта» медаль.       «И сколько раз ему этим приходилось заниматься?» — мысли ревнивым топотом пробежали в голове и исчезли от очередного движения языка.       Когда член полностью окреп, все касания прекратились.       — И всё же… — долетел до ушей Дотторе мурлычащий голос. — …раз ты не против, я проведу один свой «эксперимент».       Послышался клик открывшейся крышки, хлюпающий звук. Холодная густая смазка опустилась на плоть. Ладонь заскользила вверх-вниз. Крепкая рука схватила под коленом и потянула вперёд, вынуждая поясницу сдвинуться с кресла. Ягодицы зависли над полом. Пальцем осторожно коснулись внизу, мышцы сжались.       — Ах, тс-с-с-с… — прошипел, точно змей, Панталоне. — Не волнуйся. Я не наврежу…       Хм, незнакомое ощущение. Собирая все знания в голове, которые пока не улетучились от королевского минета, Дотторе помнил, что тонус мышц внешнего анального сфинктера достаточно высокий, а напряжение тела будет вдвойне мешать. Но массаж простаты, если верить учебнику, может быть приятен. Возник вопрос, как скоро Панталоне найдёт точку давления на заветную железу.       Дотторе сделал долгий вдох, задержал дыхание на пару секунд, и выдохнул длиннее вдоха. Активируя тем самым парасимпатическую систему. Успокоил рептильный мозг. Тише, угрозы нет.       — Ммм…       Напряжение отступало. Круговые движения вокруг входа помогли расслабиться, палец вторгся внутрь с внимательной осторожностью. Он казался объёмным, первая реакция — вытолкнуть. Больше ничего не происходило. Тело привыкало, дыхание выравнивалось. И Панталоне, точно назло, молчал.       Палец покинул нутро. Дотторе с внутренним опасением гадал, что же произойдет. Слушал звуки хлюпанья смазки. Неизвестность тревожила.       Сдавливающее кольцо, будто от презерватива, окутало член. Опустилось к основанию, туго пережав. Для сдерживания? Подлость! Но куда более подлым ударом оказался неожиданный отросток: мягкий и гладкий, он с лёгкостью вошел внутрь и припал к стенке, давя на простату.       — Тебе со мной повезло… не находишь? — заговорил Панталоне с нотками змеиного восторга.       — Я… — начал предложение Дотторе, но больше не смог вымолвить и слова. От проникающего предмета тело прошило молнией удовольствия. Он закусил губу, давя утробный стон. Звёздочки поплыли перед глазами. Экстаз. Телесный и сознательный. Это что-то новое. Это дарило живое ощущение жара. Незнакомое, соблазнительное, опасное. Рот приоткрылся, обнажая ослепительные зубы. Голова запрокинулась на спинку кресла.       — Я… не верю… в везение, — наконец выдохнул Дотторе.       — Хм… поверь в меня? — спросил в самые губы Панталоне, упавшие вниз локоны щекотали лицо.       На бёдра Дотторе опустилась приятная тяжесть. Нижнюю губу обхватили. Он и сам не прочь поцеловать в ответ, но Панталоне увернулся от слепого. Пришлось искать его вновь. Нашёл. Снова жалящий укус на устах. От давления ладони на член отросток внутри проезжался по простате, вышибая новые искры. И когда плоть Дотторе погрузилась в горячее нутро, его захлестнуло головокружительное ощущение. Он услышал блаженный стон.       Рациональный ледяной разум затопил огонь неприкрытого вожделения, звенящей похоти, неозвученных желаний. Ощущать на себе горячее тело Панталоне, а внутри — таинственный предмет, высекающий огонь запредельного удовольствия, и целовать мягкие, но требовательные губы — взрывоопасный коктейль. Химический процесс, грозящий разнести если не полкабинета, то планки ограничений в голове Дотторе точно.       Он иногда вскидывал бёдрами навстречу, хотя ноги дрожали от давления игрушки на простату. Жалел, что не видел жаждущего Панталоне, его прекрасные фиолетовые глаза. Вдвойне сожалел, что не мог касаться его тела.       Обострённый слух улавливал влажные, откровенные стоны. Куда более искренние, свободные, без фальши. В них отчетливо различалось чистое незамутнённое удовлетворение. Болезненное возбуждение и передавленный у основания член возвратили Дотторе к мыслительному процессу. По восприятию всё совершенно не как в прошлые разы, это было непохоже на их спешной секс то на столе, то на диване — где придётся.       Шею обвили без намёка на грубость, держались. Дотторе не против, пока Панталоне вот так двигался вверх-вниз. Ещё раз. Ещё. Бесконечно ещё, без устали ублажая их обоих. Более опытный Панталоне сейчас применял полученные навыки с большой охотой. В бесконечном водовороте страсти Дотторе то и дело тянул металлические браслеты. Пытался дотянуться до скачущего на нём тела в безумном, сжигающем темпе. Не замечал, как отпустил себя и стонал в мягкие припухшие губы. Кожа чувствовала честные жаждущие прикосновения. Действительно награда.       Только Дотторе начинал захлёбываться в эмоциях от такого. Прижался щекой к руке, обнимающей его шею, ловил губами тяжёлый воздух, полный дразнящих запахов.       Член Панталоне тёрся об открытый живот, касался шрамов и оставлял холодящие от смазки разводы. Удовольствие подступало, накатывало волнами. Чужие мышцы плотнее сжали член. Горячее семя Панталоне окропило живот. Все это сопровождалось громкими стонами, всхлипами и дрожью Его золотого мальчика.       Немного погодя, когда Панталоне, видимо, отдышался, он вопросил охрипшим голосом:       — Хочешь?.. — губы нежно коснулись за ухом. — Я дам тебе кончить… но у меня есть одно условие.       — Озвучивай, — отвечал Дотторе. Его волосы гладили, убирая назад. Пульсирующее желание разрядки напополам с болезненностью отрезвляло.       — После… не снимай повязку, пока я не уйду.       Панталоне соскользнул с колен.       — Не сниму. Но дай мне прикоснуться к тебе после… — попросил Дотторе кротким тоном.       Молчание, перебиваемое шумным дыханием, волновало.       — Хорошо… — согласился Панталоне. Звучал нерешительно.       За кольцо потянули вверх с осторожностью. Чувствовалось, как перенапряжён член. Наконец игрушку сняли, стимулирующий отросток покинул тело.       Плоть пылала, точно вулкан, губы Панталоне вновь коснулись головки, и лёгкого давления языком хватило, чтобы Дотторе излился. Волны отложенного оргазма прошли разрядами, семя мелкими спазмами покидало ствол.       Дотторе встряхнул головой, чтобы быстрее вернуть чёткость сознания, пока Панталоне не ускользнул. Он слышал, что тот пока не сбежал, стоял рядом. Ощущал жар тела.       Браслеты со звоном расцепились, освобождая. Панталоне вздрогнул, должно быть испугался, когда Дотторе безошибочно сжал свои руки на его талии. Живот запачкан спермой, а тела липли друг к другу от пота. Но Дотторе сейчас всё равно, он переместил ладонь к волосам, зарылся пальцами, чтобы Панталоне не отвернулся. Невидяще угадал губы, целуя, отдавая тот излишний поток эмоций, которым его сегодня наградили.       Поцелуй вышел таким чувственным.       Чрезвычайно любовным.       Сверх меры собственническим.       — Мой сл… — он запнулся.       Он хотел сказать не это.       — Мой Цинци… — шептал в губы между поцелуями, запечатывая предсказуемое возмущение.       Панталоне упирался в плечи, точно преступник в решётку камеры. Вновь немного сопротивления, пускай даже такими слабыми руками. Не позволял полностью завладеть собой. Вскоре лёгкие судорожно сжались, и мужчина всё же отстранился, вздыхая у самых губ:       — Никаких имён…       Панталоне выскользнул из мокрых объятий. Дотторе ждал. По договорённости не снял повязку, на ощупь привёл себя в порядок, начиная с белья и брюк. Слух выловил отсутствие кого-либо в кабинете. Пальцы стянули ткань, не спеша продолжили одевать утомлённого хозяина. Глаза привыкли к свету. Вокруг никого. Ну что ж. Значит Панталоне ушёл с помощью Глаза Порчи — растворился дымом.       Дотторе забрал документ. Маска надёжно закрыла лицо.       «Никаких имён… что это значит?» — он считал что это какая-то бессмыслица. И задвинул подальше ощущение под левым нижним ребром, которое разлилось после ухода Панталоне. Это не складывалось с его исследованием. Но один вывод стоило зафиксировать: ему безумно хотелось испытать такое снова. Почувствовать искреннее желание Панталоне.       Стоя у двери, Доктор глянул на пустой кабинет главного финансиста Фатуи и покинул его степенной широкой походкой.       Плюс одна запись появилась в блокноте под заголовком «Цинци»:       1) Близкое эмоциональное взаимодействие с опытным образцом.       2) С эстетической точки зрения Девятый Предвестник весьма привлекателен. Почти как совершенный синтезированный металл.       3) Хочу искреннего желания Цинци (?)