Силенциум

      Янтарная жидкость обожгла горло, но Дотторе опрокидывал в себя стакан за стаканом. Жгучий стыд и злость наполняли то, что звалось душой. Он признавал себя убийцей, но не насильником. Никогда ему не доставляло удовольствие истязать кого-то. Не видел смысла тратить драгоценное время, когда можно лишить жизни блестящим росчерком скальпеля. И осознание насилия над Цинци оседало в сердце толстым слоем концентрированной вины. В мозгу отпечатались стеклянные кукольные глаза Панталоне и пугающая до жути гримаса. Язык не поворачивался назвать улыбкой растянутые в стороны, словно рыболовными крючками, уголки губ.       Бу-э-э-э. Дотторе вырвало. Он пил прямо на полу в туалете. Заливал в горло без остановки весь алкоголь, что нашёл среди старых подарков с научных конференций. Ползал на кафеле в пьяном бреду. Разодрал на груди рубашку. И царапал, царапал до красных полос в районе сердца.       Вой чудовища отражался от плитки на стенах.       На утро вкус и запах разлагающегося алкоголя преследовал повсюду. Дотторе выпил зелёную жидкость, что избавляла от похмелья и давала ясность ума. Но день всё равно обещал быть отвратительным. Вдобавок Сангуэ не явилась на работу. Надевая маску, Дотторе привычным движением проверил все сигналы пеленгаторов. Их осталось три, а должно быть четыре. Страшная догадка озарила разум. Широкими летящими шагами Дотторе направился в крыло, где жили Срезы.       Она будто спала. Бледная, холодная. Серебристые локоны покоились на подушке. Прожила всего двадцать три дня. На локте только след от укола. Дотторе втянул носом воздух. Нет никакого запаха яда.       Он вызвал Седьмого и Тринадцатого, те взяли кровь и сравнили с образцами в лаборатории.       — Это препарат двести пятьдесят семь. Без запаха и цвета. Наша последняя разработка, — констатировал Седьмой.       Дотторе издал утробный стон. Он знал у кого был мотив и ресурсы, чтобы совершить кражу из его лаборатории. И знал, кто в курсе проектов, ведь этот человек финансировал их.       «Панталоне! Мстительная ты сука!»       — Инициировать расследование? — поинтересовался Тринадцатый.       — Не нужно. Разберусь сам, — отрезал Дотторе.       Вихрь экипажа остановился у главного здания банка Северного Королевства. Охрана сжалась в ужасе от разъярённого, несущегося широкими шагами по лестницам Дотторе. Визор маски полыхал алым. Аура ярости окружала фигуру.       Замок взвыл под тяжёлым пинком и сломался. Детали со звоном посыпались по полу.       — Ты должен мне миллионы моры и кусок моего тела!       Панталоне обернулся, просыпаясь.       — А… ты не побоялся прийти, мой нежный, — пропел он с ядом в голосе, поднимаясь с дивана. — С каких пор такой долг ты требуешь у меня?..       Его глаза не фокусировались, блуждали. Панталоне передвигался точно обтекаемый дым.       Дотторе подскочил к нему, хватая за ворот одежды одной рукой, занося вторую, сжатую в кулаке, для удара.       — Ты отлично знаешь о чём я! Благо я не собираюсь идти к Пьеро с жалобой на то, что мой дорогостоящий Срез убит, и кого я подозреваю в этом! — кулак замер.       Слишком свежи вчерашние воспоминания. Он уже сделал больно Панталоне. Сделать ещё раз, теперь за дело? Рука дрогнула.       — Меня? Как нелогично, — Панталоне переводил замутнённый взгляд с кулака на лицо под маской. Довольный смех рассыпался колокольчиком в уши.       — Ты смешал личное с профессиональным. Хоть знаешь, сколько стоит вырастить Срез?       — Миллион моры? Ха-ха, если столько стоит твоя великолепная реакция, я тебе заплачу, — голос продолжал звенеть с видимым удовольствием.       Дотторе рассматривал лицо, по привычке анализируя состояния человека перед собой. Зрачки расширены, реакция заторможенная, речь тоже. Либо пьян, либо одурманен. Скорее всего второе, так как винных паров от Панталоне не слышно.       — Миллионы. Дурь забила тебе уши?       Панталоне вдруг прижался всем телом, шепча рядом с губами:       — А сколько должен мне ты за моральный ущерб? Посчитаем?..       — А что мне помешает дать официальное заявление на усиление охраны лабораторий и прошение финансирования на новый Срез? — близость тела давала смешанную реакцию. Гнев до сих пор плескался в венах. — В причине укажу: «Любовник убил из ревности». Заодно увижу лицо Пьеро. Он же уже знает о нас! Что нам терять, да, милый?       Пальцы свободной руки прижимали гибкое тело к себе.       Панталоне потёрся о чужую грудь.       — Да… и расскажем, что ты насиловал меня все эти годы, выбивая себе финансирование. По документам всё совпадает. Ведь ты… выглядишь, как самый обеспеченный из всех… — ладонь схватилась за горло поверх чокера. — Сходи… расскажи, милый. Давай нас двоих или арестуют, или уничтожат.       Сквозь пелену ярости Дотторе просчитывал возможные варианты. Как ни крути, в чём-то Панталоне прав. Их долбанные отношения, если всплывет предыстория, могут повлиять на работу и статус. Как они докатились до такого? Два высокопоставленных Предвестника и зависли в болоте личной жизни. Их личной жизни. Теперь нужно расхлёбывать заваренную кашу самим.       — Сука. Змея, — процедил Дотторе, однако, не выпустил Панталоне из рук.       — Ммм… как вкусно звучит от такой мрази и психопата, Док… — всё шипел Панталоне и, найдя силы опереться на ноги, постарался выскользнуть из рук. Не получалось. — Но знаешь, я счастлив. И я не дам тебе ни копейки на то, чтобы ты вырастил очередную секс-игрушку для себя. Я счастлив, что ты страдаешь от этого. Как думаешь, достаточно ли?..       — От мрази и слышу, — продолжал выплевывать проклятия Дотторе. — Неуравновешенный маньяк. Потешил самолюбие?       — Всего лишь на полпроцента. Так как ты узнал, что это я?       Дотторе нашёл в себе силы отпустить Панталоне. Отошёл к высокому окну, встал вполоборота, наблюдая издалека.       — Бионические бабочки зафиксировали агента Фатуи. Ты обратился к Теням, — не спрашивал, а утверждал Дотторе. Гнев в голосе стих, уступая место холоду. — Умно, но не против меня. Ради устоев организации я не инициировал расследование.       Панталоне склонил голову, усмехаясь. Плюхнулся обратно, сжав губы.       — Бабочки? Спасибо, что сообщил. Я им передам, — он прошелестел мерзким шипением, откидываясь на спинку дивана.       — Не попадайся так больше, — напоследок то ли посоветовал, то ли пожелал Дотторе.       — До встречи, мой хороший. Будь осторожен, — последние слова Панталоне произнёс с такой приторностью, точно уже предвкушал начало новой интереснейшей проделки.       — Что бы ты ни задумал, не вмешивай больше Фатуи. Мы в одной лодке, любимый, — обращение с трудом соскользнуло с языка, но Дотторе вложил весь гнев в это слово, который смог собрать по уголкам души.       Голова чуть обернулась, клюв маски покачнулся из стороны в сторону. Тяжёлыми шагами он удалился из здания, оставляя морозную ауру после себя.       Улучшить охрану лабораторий Дотторе поручил Седьмому Срезу. В течение дня невидимая цепь кайрос-кристаллов, бионических бабочек и леглассовых нитей опутала клеткой Фарадея помещения.       Дни превратились в рутину. Перед глазами мелькали колбы, пробирки, промежуточные расчёты. Дотторе перестал приходить в финансовый отдел после обеда. В паранойе проверял записи на фонтейских плёнках с точек наблюдения. Пока ничего не происходило. Если Панталоне и озвучил угрозу, то, видимо, не спешил с её воплощением.       Дотторе стал молчаливым, почти не говорил, не скалился, не делал лишних движений, словно превратился в один из своих Срезов.       

***

      Сезон метели не заставил себя ждать. Буря на улице совсем разыгралась, и с утра пораньше в лабораторию вошёл никто иной, как Панталоне. Он размахивал каким-то листочком, вальяжной походкой пробираясь вглубь, где трудились Срезы с Оригиналом.       — Доброе утро, — мурлыкая, с улыбкой на лице, Панталоне прошёл к главному столу и отдал чек. — Это ваш процент с последних отправленных изобретений, господин Второй Предвестник.       Дотторе, облачённый в белоснежный рабочий халат, строчил летящим врачебным почерком очередные заметки в тетради. Он поднял голову на вошедшего посетителя и опустил обратно в записи. Седьмой и Тринадцатый Срезы кивнули на приветствие. Пятый, помня о прошлых странных переменах в поведении Панталоне, неуверенным жестом поднял ладонь и тут же отвернулся, возвращаясь к очистке нервных окончаний какого-то органа.       Дотторе повернулся к Седьмому, кивнул ему, тот без слов забрал чек со стола, положив в папку с документами.       Тишина нарушалась только тихим стуком стеклянных флаконов, звоном инструментов и скрипом ручки Дотторе. Пауза затягивалась до неприличной по этикету. Панталоне с выжидающим видом нависал сверху. Наконец Дотторе ответил:       — Утро.       Панталоне хмыкнул и отправился к Пятому. Плавной, уверенной походкой от бедра.       — Сегодня особенно холодно на улице. Еле добрался, чтобы лично вручить вам чек.       Он окутал руками спину Среза, проведя вдоль крепких мышц. Пятый дёрнулся в явном испуге. Теперь, когда Сангуэ не стало, и он работал один появилось время переосмыслить всё происходящее. Первое: он понял, что не неуязвим. Второе: Создателя и Панталоне теперь связывало нечто большее, чем просто секс. Третье: после того вечера, когда Дотторе с тревогой унёсся в ночь вслед за Панталоне, а вернулся побитым — лезть между этими двумя себе дороже. Оба непредсказуемы! Либо у Панталоне крыша опять поедет, либо Оригинал его отправит в утилизатор. Как-то хотелось ещё пожить.       Потому он выбрался из объятий и отошёл за другой стол, прихватив работу.       — Господин Девятый Предвестник, покиньте рабочую зону, — ледяным тоном отчеканил Дотторе. — Здесь небезопасно. Вдруг что-то взорвётся и навредит Вам.       — Как скажете, Доктор. Если что, я сегодня у себя в резиденции, — словно клубящийся дым, Панталоне скользнул обратно к дверям, цокая каблуками сапог.       Когда Панталоне покинул лабораторию, Дотторе отложил ручку, замер на какое-то время, посмотрел на напряжённую спину Пятого Среза. Эту эмоцию он знал. Страх. Страх — это хорошо. Пусть лучше боится, чем приблизится к его Панталоне снова. Дотторе по-прежнему считал Панталоне своим. Это его мальчик Цин. Мстительный, ядовитый, злопамятный. Чувствительный, эмоциональный, любимый. Нотки ярости и нежности мешались в душе.       Итак, Панталоне дал понять, что сегодня в резиденции. Этот факт скрёб изнутри огромными когтями. После того, как следящее кольцо сгинуло во льдах Снежной, находиться рядом стало затруднительно. А хотелось. Очень хотелось, несмотря на всё, что произошло.       В пять вечера дверь финансового отдела открылась без предварительного стука. Дотторе вошёл и приземлился на диван около стола.       — Ну и?       Панталоне перевёл взгляд на часы, отрываясь от бумаг. Рука скользнула в стойку с документами и достала оттуда синюю папку. Протянула Дотторе.       — Это изобретение из Сумеру. Терминал Акаши. Знакомо тебе, верно?       Дотторе осмотрел чертёж маленького устройства, похожего на лист с дерева. Глаза за маской следили, ощупывали фигуру Панталоне. Он вправду хотел увидеться по делу? Хм, ладно. О делах Дотторе готов говорить часами, особенно если разработка его заинтересует. Он снял перчатки.       — Знакомо. Более чем, — указательный палец водил по строчкам. — Существует общий обширный архив знаний Сумеру. Доступ к нему осуществляется через терминал.       Дотторе захлопнул папку.       — Понятно. А ещё говорят, что сумерцы не видят снов. Но ты-то их видишь, — Панталоне уложил подбородок на скрещённые пальцы. Фальшивая нежная улыбка сменилась деловым любопытством. — Почему?       — Потому что, — ответил Дотторе, не желая обсуждать тему Сумеру.       — Непонятно, — вздохнул Панталоне, взглянув в глаза. — Хорошо. Тогда, согласно информации нашей разведки, каждый житель региона носит терминал. Меня интересует поистине безумный вопрос, кажущийся сейчас невозможным. И мне нужен твой профессиональный комментарий.       Дотторе закатил глаза.       — Так озвучивай вопрос.       — Как думаешь, можно ли извне влезть в систему Акаши и устроить диверсию? Заставить людей принести нам Гнозис? Или получить контроль над городом?       — Теоретически, всё возможно, — Дотторе стал серьёзным, обдумывая что-то. — Практически, легче всё же действовать изнутри. Вот если меня будут вынуждены пригласить в Академию после стольких лет…       Он рассмеялся этой мысли, представляя лица мудрецов.       — Ты мне не помогаешь… — Панталоне забрал папку обратно, возвращая в общую кипу документов.       Дотторе отвёл взгляд.       — Это всё?       Боль и отвращение к самому себе всколыхнула воспоминания той ночи в особняке. Что делать? Снова просить прощение? Дотторе за всю прожитую жизнь не перед кем столько не извинялся. Но если Цин его позовёт. Дотторе со слабостью признавался себе, что да, если Цин его позовёт, то он пойдёт за ним.       Панталоне закрыл ненадолго глаза.       — Да… да, всё, — пропел он сладким голосом, облизав губы.       Дотторе провёл рукой по лицу, смахивая накопившееся напряжение. Видимо, они вернулись к изначальной точке своих отношений. «Маска» на лице Панталоне, закопанный в недра души мальчик Цин. И он, Дотторе — гениальный учёный с потревоженным сердцем.       Впрочем, может, попытаться снова? Теперь по правилам из этих ужасных романов о любви. Он усмехнулся про себя.       «Фабьен, ты, видно, решил растерять последние мозги, так сильно любишь этого змея, да?»       Не вернув маску на лицо, Дотторе поднялся с места, подойдя к окну. Сегодня столько снега, будто кто-то зачерпнул вдоволь порчи и активировал крио.       — Только не выходи в окно моего кабинета. А то все подозрения падут на меня, — посмеялся Панталоне.       — Не собирался, — Дотторе обернулся и прислонился к подоконнику. — Цин, я… я сожалею о том, что сделал с тобой.       Взгляд впился в «маску» Панталоне, желая взрезать её, как скальпелем, чтобы вновь увидеть истинные эмоции.       — Ты не заслужил звать меня так, — отрезал Панталоне и снова облизал губы.       — Но ты меня тогда прилично выбесил. Я, конечно, всё это заслужил, но ты был просто невыносим.       — Я был невыносим, — повторил за ним Панталоне, ахнув. Эмоция лица в край отличалась от тембра голоса. — Я был невыносим! Ха!       Он отложил ручку и заговорил, не давая себя перебить:       — А ты умеешь извиниться! Спасибо, дорогой. Болит теперь меньше, полегчало!       Панталоне вынул какую-то печать, опуская на бумагу без звука. Потом ещё раз, переворачивая страницы.       — Как думаешь, если посчитать боль в количестве, сколько ещё я должен вернуть тебе? За измену я рассчитался, раз ты был против того, чтобы я шлялся две недели по рукам. А это? Что мне сделать с тобой? Простить и поверить? Да, Дотторе? Забыть обо всём? — повышал он тон, щурясь, как кобра.       — Отлично. Прекрасно. Великолепно, — саркастические нотки вернулись в голос Дотторе. — Закончил?       Он нахмурился, помотал головой, будто стряхивал с волос воду, прижал кулак к груди, в районе сердца и стукнул по нему.       — Всё-таки, ты расчётливое злобное пресмыкающееся! — Дотторе широким шагом подошёл к столу и склонился над лицом, не распуская руки. — Что-то ты не жаловался месяцами ранее и стонал подо мной из раза в раз! А, тогда ведь тебе это сулило миллионы моры! Конечно! Продажная тварь! Ненавижу тебя, что уронил бы наковальню сверху! Но, мой Цинци, будем мучиться вместе!       — Хо-хо, как ты заговорил, мой хороший. Но грош цена тебе и твоим словам, раз ты ведёшь себя, как тупорылый маньяк!       Где-то в коридоре кто-то услышал шум и поспешил покинуть этаж.       Панталоне повернул рукой в воздухе. Чёрные ползучие твари обхватили ноги и руки Дотторе, пригвоздив того к полу. Поставили на колени. Сам Панталоне не шелохнулся, с восторгом и надменностью глядел на пленника. Он подошёл. Рука выхватила из набедренного ремня Дотторе керамбит. Пальцы прошлись по острому лезвию. Улыбка не покидала уста.       — Говоришь, что тебе жаль? Дотторе… — Панталоне провел изогнутым остриём возле шеи, наблюдая искривлённое злостью лицо. — Но так сталось, что ты… изнасиловал человека, которого годами насиловали другие…       Крио глаз порчи активировался. Без направленных пассов руками морозный вихрь ударил в стороны. Оттолкнул от себя Панталоне и мелкую мебель. Что невозможно было снести вихрем, покрылось ледяной коркой.       Панталоне прикрывался рукой, второй усиливая теневых змей. Дотторе боролся, пылая гневом, но помнил, что не хотел снова причинять боль любимому человеку.       — Так почему не остановил меня тогда?! — низкий голос рычал, глаза сверкали опасными огнями. — Раз не сопротивлялся, значит понравилось! Ты! Притворная змея! Хочешь повесить всё на меня! Я извинялся перед тобой! Позволил тебе почти убить меня! Ты это проигнорировал!       Он выбирался из пут, зачёрпывая порчи, усилил крио. Хлоп. Панталоне отозвал змей. Дотторе клюнул носом пол.       Взвизгнул.       Панталоне замер от звука в испуге. Захлопал ресницами. Смех прорывался из горла. Сперва сдержанный. Набирая обороты, он всё больше походил на кашляющие спазмы, от которых Панталоне свернулся пополам и отошёл в сторону, пытаясь не подавать голос. Лицо запунцевело от натуги. И звонкий хохот расколол напряжение. Панталоне смеялся и смеялся, до слёз. Отдышавшись в сторонке, он утёр влагу в уголках глаз.       Дотторе, отряхиваясь, встал с гордой осанкой, будто не он минуты назад издал звук сумерского грибосвина. Занёс руки над головой, материализовался устрашающий ледяной клеймор.       Панталоне сжал керамбит до белеющих костяшек.       — Да, Док. Я мстительная змея. Ты полюбил меня таким, — голос звучал оскорблённым достоинством. — А я вот не знал, что полюблю того, кто вывернет мою душу только ради того, чтобы самому стать тем же ублюдком, которого мы с Цинци ненавидим.       — Ты полюбил чудовище. Ты знал об этом, — гигантское лезвие описало опасный полукруг.       — Дотторе… ты не логичен.       — Ты взываешь в логике, но любовь — чувство иррациональное. Проведя исследования, я пришёл именно к этому выводу.       — Да ты не можешь даже и процента потерпеть от того, что я пережил! Я не изменял тебе всё это время. Но если ты… и дальше планируешь так обращаться со мной, я убью тебя и рука не дрогнет.       — Ты просишь меня потерпеть? Я терплю твои выходки.       Замах! Свист рассекаемого воздуха! Руби, круши! Треск-дзынь-бульк! Шкаф с коллекцией безумно дорогого алкоголя превратился в щепки и осколки. Винный запах заполнил помещение.       Грудь Панталоне вздымалась. Ноздри расширились, втягивая воздух. Глаза округлились, став парой блестящих аметистов. Он с ужасом провожал каждый осколок, каждую разорванную упаковку и каждую этикетку. Вены проступили на лбу.       Дотторе отозвал порчу, рассеивая оружие. Мышцы напряглись, дыхание участилось.       — Я одержим тобой, — признание сорвалось с безумных губ. — Была бы моя воля, я бы запер тебя в своём подземелье и никогда бы не отпускал. Ты моё сокровище, Цинци, — голос стал почти нежным.       — Да ты ёбнутый психопат! — закричал Панталоне, указывая ладонью то на остатки коллекции, то на Дотторе. — Ты знаешь, сколько это стоит?!       — Миллион? — с иронией вернул шпильку Дотторе и вплотную подошёл к любимому, пожирая взглядом эмоции, которые проявились без масок притворщика.       Панталоне уставился в глаза перед собой.       — Милли..! — он запнулся. — Ах ты ж яйцо змеюки!       — Королевской кобры, — Дотторе невозмутим. — Не то, что ты.       — Ха! Твой максимум — болотный питон! — нос вздёрнулся гордой птичкой. — Удобно устроился. Я, значит, во всём виноват у тебя, да?       — Нет, не во всём, — глаза блестели маниакальным огнём, но Дотторе не двинул и пальцем. — Разнесу, пожалуй, кабинет тут, кабинет в банке, но тебя не коснусь.       Панталоне отвёл взгляд, опустошая лёгкие.       Дотторе продолжал едкий монолог:       — Я ведь, как это ты сказал? Ублюдок, которого ты теперь ненавидишь? Насильник, как те, из-за которых ты не можешь слышать своё имя? — сарказм иглами вонзался в уши. — Ты меня таким сделал. Ты, мой любимый. Но тебя я любить не перестану. Хотел бы, но уже поздно. Теперь будешь слушать мои признания каждый день.       Он оскалился. Погладил воздух около щеки Панталоне. Попятился назад, сохраняя на лице улыбку маньяка. Одними губами по слогам произнёс: «Цин-ци». И подмигнул.