Командор

      Они называли ее… странной.       И, по-птичьи склонив голову, сидевшая на краешке крыши командор крестового похода с любопытством сощурилась, рассматривая собравшихся внизу… как это называется-то?       Ах, да. Заговорщиков.       Над Дрезеном уже давно сгустились прохладные весенние сумерки, и прохожих на улицах знатно поубавилось, – но вместо того, чтобы сидеть в таверне или готовиться ко сну на постоялом дворе, очередные недовольные деловито шушукались в переулке, то и дело оглядываясь по сторонам. Наверх ни один из этих умников взглянуть так и не додумался, и Кречет уже ощутила в душе смутное желание прыгнуть вниз и сломать кому-нибудь доверчиво подставленную шею…       Но потом в ушах, разрывая липкие щупальца предка-клиппота, зазвучала нежная мелодия Элизиума, и, равнодушно отвернувшись, Кречет сорвалась в полет – лишь хлестнула по воздуху, подхваченная ветром, серебряная грива тронутых безумно-лиловым цветом волос.       Сейчас, когда темная ночь вступала в свои права, не было нужды перед кем-то притворяться, так что командор Пятого крестового похода не особенно следила за формой своего тела, цепляясь за стены отросшими когтями или в буквальном смысле сливаясь с тенями, чтобы вынырнуть из них на другой стороне улицы. Придет утро – и снова придется натягивать маску, играть назначенную роль в невесть зачем разыгранном спектакле, но пока…       Ах, пока что…       И, вытянув вперед неожиданно удлинившиеся руки, она без труда ухватилась за верхушку крепостной стены, после чего одним рывком вздернула себя на смотровую площадку, оказавшись аккурат за спиной клюющего носом стражника. И вновь при виде беззащитно открытой спины она захотела рвануться вперед, вонзиться отросшими клыками в мягкую плоть, ощутить на языке боль и удивление…       На этот раз справиться с соблазном оказалось труднее – ведь она уже ощущала запах ни о чем не подозревающей жертвы, столь неосторожно повернувшейся спиной к чудовищу из Бездны! – но Кречет уже привыкла к подобным испытаниям, из которых и состояла ее жизнь. Так что и на этот раз она лишь дернула плечом, насылая на растяпу-стражника глубокий сон (а если он и стукнулся башкой, упав на каменную стену, то так ему и надо!), после чего невозмутимо уселась на парапете, свесив вниз босые ступни.       Луна сегодня была особенно яркой – похожая на отполированный серебряный щит, она заливала пустоши Мировой Язвы холодным сиянием, безразличная и к куртинке робких цветов, и к обнаженным костям, наконец-то показавшимся из-под снега. Для луны они все были одинаковы, демоны и крестоносцы, рвущие друг другу глотки на потеху богам, и в такие моменты безумно хотелось плюнуть на все и, спрыгнув со стены, умчаться обратно в пустоши, чтобы снова читать следы в мягкой лесной земле, подстерегать оленей у водопоя и одинаково ловко прятаться от демонов и людей, чего-то от нее хотящих!..       Но – увы, увы ей: она уже попалась в расставленный капкан, по самые ушки увязнув в столь непривычном и пугающем мире «цивилизованных» существ, так что приходилось играть по их правилам. Раз за разом заталкивать черные щупальца на самое дно собственного существа, чтобы вытащить незадачливого тифлинга из-за решетки, или помочь странной эльфийке избежать «справедливой» расправы, или уберечь излишне ответственного жреца от сомнительной участи угодить на костер инквизиции.       Не уставать доказывать всему миру, что растущие под странными углами рога или глаза, не всегда остающиеся в природой им отведенном месте, еще не означают всецелой преданности заветам Бездны. Что даже у самого бестиального из всех отродий демонов, прогрызшего путь в этот мир сквозь утробу собственной матери и охотившегося на крыс в городских подворотнях, есть право на существование…       Кречет откинулась назад, почти коснувшись голыми пятками луны. И как-то отчаянно – не то весело, не то зло, – оскалилась на ее незапятнанный лик.       Они называют ее странной, да.       А как насчет того, что весь этот мир уже давно и бесповоротно спятил?..