И пусть Галактика горит огнем. Книга 4: Десять Воителей

11.09.300 ПЗЭ, Система Ньюкип Обычно большой зал «Лазурного Сокола» был полон жизни и голосов. Он находился неподалеку от командного мостика суперлинкора, однако, в отличие от последнего, не считался стратегически важной секцией, поэтому был открыт для свободного посещения офицерам и рядовым, пилотам и десантникам, где они могли пообщаться и отдохнуть в свободное от вахты время. Но не сегодня. Сегодняшний день обещал стать особенным… во всех смыслах. Это было видно уже по тому, что возле одной из стен установили уменьшенную копию Соколиного Трона, к которому вела темно-синяя ковровая дорожка. И вдоль нее выстроились шеренги солдат и космонавтов Орлиного Гнезда в боевых скафандрах и с оружием на изготовку. И Алисанне тоже велели надеть броню, изготовленную специально для нее по индивидуальному проекту (в который она упросила вставить прыжковый ранец последней модели, поскольку обожала летать). Конечно, никакого боевого опыта у нее не было, но ее никто и не собирался посылать четырнадцатилетнюю девочку на передовую. Вся эта атрибутика носила сугубо представительские функции. Она пришла сюда не как воин, а как дочь и потенциальная преемница своего лорда-отца. Никто не разговаривал, никто не смеялся. Гробовая тишина казалась предзнаменование чего-то нехорошего. — Пусть войдет, — сказал отец. Двойная металлическая дверь бесшумно открылась. И вошел ее брат. Когда Алисанне сказали, что Робин предал все, за что ратовала их семья, сбежав с гарпией, которую она всю жизнь называла «мамой», она думала, что больше его не увидит. В крайнем случае, если они встретятся в бою лицом к лицу — или если один попадет другому в плен и они встретятся перед неминуемой казнью проигравшей стороны. Но она не ожидала, что встреча произойдет так скоро — ей казалось, что этому должны были предшествовать несколько месяцев войны — или даже лет, если противостояние затянется. Вот почему она, как и многие другие, потеряла дар речи, как только на помощь защитникам Ньюкипа явился аж целый линкор — «Копье Востока» вывалилось у них в тылу и понеслось во весь опор прямо на флот Арренов. Вот только он почему-то оказался совершенно один. И его не составило особого труда обездвижить и взять на абордаж. И вот — настало время расплаты. И Алисанна не скрывала своего волнения и даже страха, потому что совершенно не представляла, как поступит ее отец. Она не исключала и такого варианта, что он простит блудного сына и вернет ему все, включая титулы и статус наследника… Хотя, с другой стороны, после массовых казней лоялистов на Хардингхилле и Викендене такое казалось очень маловероятным. — Отец… — тихо сказал он. И Алисанна не могла не признать, что мальчишка, которого она когда-то называла братом и которого сейчас привели к ним под конвоем, выглядел просто жалко. Его светлые волосы торчали во все стороны, а голубые глаза словно постарели лет на двадцать. Но это было ничто по сравнению с тем, во что он был одет. Для встречи с отцом Робин попытался надеть адмиральскую форму со всеми знаками отличия (пусть и без оружия, которое у него отобрали при аресте), хотя ни отец, ни кто-либо еще не присваивал ему этого звания. Да и не заслуживал он его, откровенно говоря. У Робина не было ни ума, ни авторитета, ни силы воли, чтобы командовать флотом. Так мало того, он в камере попробовал одеться самостоятельно — наверное, впервые в жизни. И натянул мундир так, словно это была его любимая пижама. И вдобавок, похоже, не брезговал использовать рукава в качестве салфеток или носовых платков… — Ты мой сын, — ответил лорд Аррен после долгой паузы, во время которой Робин переминался с ноги на ногу, не зная, что ему делать — просто стоять, опуститься на колено или падать ниц, моля о прощении. — Это точно. Тест ДНК, к сожалению, это подтвердил. — Отец… — повторил Робин умоляющим тоном. Хотя нет. Не повторил — проблеял, как большая овца, сопроводив слова долгим приступом кашля. Алисанна невольно задумалась о том, когда брат в последний раз принимал лекарства — а потом поняла, что ей уже все равно. Он, в отличие от нее, так и не решился отдать себя в руки лисенийских генеторов, нанятых отцом — потому что «мама» не хотела рисковать здоровьем своего первенца. А ее отдали — и ей повезло, ее здоровье пошло на поправку. Конечно, до конца она так и не поправилась, но она больше не глотала разные препараты горстями, а принимала одну-две таблетки дважды в месяц, не чаще. А все потому, что их «мать» не волновало, что непроверенное лечение может убить ее, Алисанну — ее заботило только здоровье «малыша Робина». «А если бы первой родилась я?» — Алисанна содрогнулась при одной мысли об этом. В этом случае именно ей пришлось бы терпеть материнскую «любовь». И именно она, быть может, сейчас тряслась бы перед отцом. — Робин из дома Аррен. Своим поступком ты опозорил наш дом на сто поколений вперед. — Отец… — Я мог бы согласиться с тем, что лорд, принесший клятву верности как мне, так и Таргариенам и вынужденный сделать выбор… Может сделать его неправильно. Но я отказываюсь понять, почему он это делает. Почему он до сих пор поклоняется высокомерным валирийским выродкам, рожденным в кровосмешении? Почему они до сих пор валяются в ногах своих господ, лишившихся драконов полтора века назад? Но даже если бы ты нашел для себя ответ на эти вопросы и присоединился к делу Графтонов и Таргариенов, веря в то, что они правы… И ты вместе с ними готов строить новый Вестерос… Я бы мог принять это. Мне было бы тяжело, но я мог бы. Но ты ведь и их бросил, я прав? — Я… Меня заставили… — несмотря на то, что он остался совсем один, Робин продолжал оглядываться на двери, словно ждал, что мама ворвется в зал и спасет его. Но эта надежда была тщетной. И чем дальше, тем сильнее он паниковал. А потом вдруг сорвался: — Отец, ты не понимаешь! Блэкфайры вернулись! Они уже здесь! Мы защищали Вейл — и погибли! Все погибли! Они идут сюда! Они всех убивают! Убей их, отец! Убей их всех! Они изменники! Убей их!!! Мрачные лица стражников — тех, у кого были открыты забрала — говорили о том, что эта истерика не прибавила сочувствия к ее брату. Они так до сих пор и не знали, что произошло в системе Гуллтаун и кто атаковал флот бунтовщиков. Единственным достоверным свидетелем были бортовые самописцы «Копья Востока», однако линкор покинул битву очень рано и не успел толком зафиксировать принадлежность врага. Однако по тому, что удалось расшифровать, было понятно, что противник настроен очень серьезно. Неудивительно, что Робин так быстро сбежал. — Ты трус, сын, — безжалостно заявил лорд Аррен. — Я, как ни стараюсь, не могу найти в тебе ни единого хорошего качества, которое могло бы смягчить твои грехи. Едва столкнувшись с серьезным испытанием, где ты мог достойно себя проявить, ты бросил тех, кто поддерживал тебя силой, словом и золотом. Ты презрел свои клятвы, свою семью и свою честь. — Я… я не хотел… мама… это все она… — Твоя мать — глупая женщина, которая считает, что любовь и сострадание ничего не стоят, если используются в дозах ниже смертельной. Она — живой пример того, что ни один представитель знатной фамилии не должен забывать девиза своего дома, даже вступив в брак. Ты помнишь девиз дома Талли, сын? «Семья, Долг, Честь». Ты нарушил все три. Ты бросил свою семью, согласившись поддержать Графтонов, Линдерли, Херси и Хардингов. Можешь этого не отрицать, я все прекрасно знаю. Я прекрасно понимаю, что семья для тебя ничего не значит. Что там дальше — Долг? Если бы он значил для тебя хоть что-то, ты сражался бы вместе с защитниками Гуллтауна, даже если бы это стоило твоей жизни. Ну а Честь… Боюсь, что я не смог объяснить тебе самого значения этого слова. — Я не виноват! Меня заставили! Последние крохи привязанности Алисанны к брату испарялись без следа, хотя их и так было совсем мало. Неужели Робин стал таким… чужим, пока она воспитывалась на Анкоре? Или он всегда таким был — а она всего лишь нарисовала в голове образ хорошего старшего брата? Сейчас она окончательно осознала, что Лорд-сегментум Вейла не должен быть таким. Робин не был лордом. Он был избалованным мальчишкой-недорослем, который в шестнадцать лет вел себя, как маленький ребенок. Он был последним, кто мог сесть на Соколиный Трон. — Если ты считаешь, что часть вины лежит на плечах твоей матери, можешь не волноваться. Она заплатит свою цену за предательство. Час назад она покаялась в грехах перед семью септонами и семь мейстеров засвидетельствовали принесение ею обетов Молчаливой Сестры, а также официальное расторжение нашего брака. Лиза Аррен, урожденная Талли, совершила слишком много преступлений, чтобы заслужить меньшее наказание. Прямо сейчас корабль везет ее в монастырь в системе Белмор, где она проведет остаток… Еще никогда Алисанна не видела на лице своего брата такой абсолютной кристальной чистоты ненависти. А сейчас она с трудом удержалась от того, чтобы попятиться назад, пока не вспомнила о том, что Робин был безоружным и не носил доспехов, в отличие от нее. Да и если бы они сошлись в поединке с равным оружием… Не факт, что этот калека сумел бы ее победить. Но он все равно с криком бросился вперед — не на нее, на отца. Глупо. Джон Аррен тоже ведь был в силовой броне. И его окружала солидная охрана. И один из стражников перехватил его рывок на третьем или четвертом шаге. А когда он грохнулся на ковер, это было так забавно, что некоторые зрители постарались замаскировать смех тихим покашливанием. — Ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ! Верни мне маму! Она… — Замолчи! — крикнул Лорд-сегментум. Но Робин продолжал реветь и кататься по полу, пока два стражника не поставили его силком на ноги и не встряхнули как следует, чтобы успокоить. — Теперь я понимаю, что правильно поступил, сделав наследницей Алисанну. Твоя сестра стоит десяти таких, как ты… Или еще больше. И ты так до сих пор и не понял, что это твоя мать сделала тебя посмешищем по сравнению с тем, кем ты мог бы стать… Нет, сын. Ты недостоин верности ни единого подданного Вейла! — Я твой сын! — И именно поэтому ты еще жив, Робин Аррен. И поэтому я удостоил тебя этого разговора, бесчестный ты трус. Я думал отправить тебя на стену, но Эддарду Старку нужны солдаты, а не трясущиеся от страха сопляки, неспособные удержать в руке вибромеч. Ты не чтишь Семерых, не чтишь принесенных тобой клятв на священных книгах. И я не могу тебя изгнать, поскольку Блэкфайры доказали своим примером, что изгнанники могут вернуться в самый неудачный момент. Алисанна не могла поверить собственным глазам — и тому, что кто-то может быть настолько глуп, как ее брат. Но Робин, похоже, поверил, что выйдет сухим из воды. И улыбнулся, думая, что сейчас услышит слова прощения. А охранники так до сих пор его и не выпустили. Но он не обращал на это никакого внимание. — Хорошо, отец, я готов… — Я рад, что ты готов провести остаток дней в Небесных Камерах. И вот тогда солдаты, наконец, отпустили Робина. И он тут же рухнул перед отцом на колени, пытаясь прохныкать что-то умоляющее. Небесные Камеры — самый знаменитый в их сегментуме тюремный комплекс. Да и во всем Империуме, пожалуй, тоже. Планета Аррен, ставшая плацдармом одноименного дома во время Андальского Вторжения, считалась условно пригодной для жизни, поскольку, с одной стороны, пригодный для дыхания воздух начинался на высоте в четыре-пять километров над уровнем местного неглубокого моря, но с другой, на планете было предостаточно высочайших гор высотой в десять, пятнадцать километров и даже выше. Поэтому основное население системы-столицы обитало в крупных космических поселениях. Но сам правящий дом, разумеется, стал исключением. Город-крепость Орлиное Гнездо, выстроенный из местного гранита и отделанный блестящим эссосским мрамором, раскинулся на относительно ровном плато Небесных гор. Основная часть построек находилась на высоте в пять-шесть километров, а цитадель дома Арренов располагалась еще выше. А на расположенной неподалеку горной вершине были построены Небесные Камеры — в десяти с лишним километрах над уровнем моря. Отец два раза показывал Алисанне это место и девочка честно призналась себе, что там действительно страшно. Эти маленькие обледенелые комнатушки, открытые в пустоту… Большинство камер в любое время пустовали, а если и занимались кем-то, то очень ненадолго. Аррены и их знаменосцы ссылали сюда худших из худших, оставляли им дыхательные маски с обогатителями и забывали о них. Почти все в первые же дни заключения бросались вниз с десятикилометровой высоты — по словам тюремщиков, постоянный вой ветра, холод и одиночество быстро сводили узников с ума. — Отец, умоляю… Пощади… — Пощадить? — впервые с начала встречи отец дал волю гневу. — А ты готов был пощадить кого-нибудь из нас, когда слал мне письма, в которых описывал то, что нас ждет после вашей победы? В которых ты писал, что сожжешь меня заживо или дезинтегрируешь Диким огнем, а свою сестру отдашь гвардейцам — и повесишь ее, если она переживет изнасилование тысячей солдат? Алисанна посмотрела на Робина… и он тут же отвел взгляд. Именно в этот момент в ней что-то переломилось, когда в душе с размаху столкнулись ярость и омерзение… И победу одержало именно омерзение. — Подождите, — услышала она чей-то голос. — Когда оставите его в Небесных Камерах, прикуйте его к стене. Я не хочу, чтобы он выбросился в первый же день. Через несколько ударов сердца она внезапно поняла, что голос принадлежал ей самой. — НЕТ! НЕ НАДО! Я НЕ ХОЧУ! Несмотря на то, с каким отчаянием это чудовище, которое она отказывалась считать своим братом, вырывалось из рук стражников, они без особого труда вытащили его из зала. И все молча проводили взглядом Робина Аррена в последний полет к своей родной планете.