***
Хамам шехзаде уже готов к приёму хозяина.
Горячий пар приятно обдувает бархатную кожу лица, что бледна как фарфор. С каждой секундой от повышенной температуры щёки понемногу, но стремительно краснеют. Серые глаза бегают по комнатке и останавливаются на лавочке, рядом с которой есть бочка с водой и кувшины, чтобы её черпать. Рука поднимается вверх, останавливая действия калфы и её попытки снять белоснежный халат с юного тела. Сейчас Ваньиню не хочется чувствовать на своей коже чужие касания, почему-то становится страшно, хочется отгородиться ото всех и жить в своём выдуманном мире, где нет такой несправедливости. — Господин? — девушка, чьи волосы собраны в хвост справа, поднимает взгляд на Цзян Чэна и взглядом задает вопрос: «Что же случилось?» Отвечать ей никто не собирается. — Оставьте меня одного, — на него поднимается ещё одна пара глаз, что выводит Чэна из себя. — Я что, по-вашему, не в состоянии вымыться? Пошли вон! — срываясь на повышенные тон, он разворачивается к слугам лицом, они спешат поклониться и покинуть помещение, но перед этим произносят: «Мы придём за вами, молодой господин, пожалуйста, до этого момента будьте тут. Такой приказ Регента». И уходят, оставив его одного со своими мыслями и страхом. Долго не простояв на одном месте, Цзян Чэн проходит к небольшому столику, параллельно вытаскивая из волос заколки, что держат его пучок. В принципе его волосы всегда заплетены и обязательно находятся в пучке, так проще тренироваться, ведь длинные волосы часто задевают что-то и мешаются. Одна, вторая, третья — одна за другой заколки покидают волосы Ваньиня, оставляя после себя ужасную боль, отчего приходится массировать подушечками пальцев кожу на голове, а после мягко распустить две косички. Они так же туго-натуго затянуты, не давая возможности даже с первой попытки распутать, но вот резинки с волос сняты, а прядки водопадом падают на грудь вместе с каплями маленьких слёз. Возможно, для кого-то выйти замуж за другого человека — пустяк, но не когда ты мужчина, который презирает однополые браки. Чэн хочет, чтобы всё это было страшным сном, чтоб он сейчас проснулся от этого кошмара и никогда больше его не вспоминал. — К чёрту всё, к чёрту свадьбу, к чёрту этот договор. Ничего не хочу. Оставьте меня в покое, пожалуйста… — юношу трясёт от стресса, что преследует его уже на протяжении месяца. Он боится, что его будущий муж будет тираном, что будет издеваться и насмехаться над ним. — Надеюсь, богиня Гуаньинь проявит ко мне милосердие и сжалится над моей судьбой. Уже который раз пытаясь собраться с мыслями, он подходит к бочке и черпает ладонями горячую воду, умывается. Пар сразу обдувает лицо, а после нежную кожу касается сама вода, не сильно обжигая, но принося приятные ощущения, а вместе с ними и некое облегчение. Выкинув из головы все мысли, Ваньинь, сняв с себя халат, залезает в воду полностью по шею, чувствуя, как тело с непривычки слегка колет мелкими иголками, по телу приятно проходятся мурашки. Это единственное, что сейчас спасает от собственных дурных мыслей, что, подобно отступающей волне после цунами, забирает с собой на глубину все переживания и невзгоды, дурные мысли и неприятности. Запрокинув локти на края бочки и уложив так же голову, Ваньинь прикрывает серые глаза длинными густыми ресницами. В голове тишина, ни единой мыслишки не проскочит, впервые за долгое время такой приятный и давно забытый отдых. Хочется остаться тут на всю жизнь, в этом безвременном пространстве, полном свободы мыслей и уединения, чего в последнее время очень не хватало — то подготовка, то примеры свадебных одеяний, то репетиции, то тренировки, то уроки, и если до этого Цзян Чэн был как белка в колесе, то теперь уже не в колесе, а в каком-то бесконечном механизме, где надо только работать, работать и ещё раз работать. — Господин, прошу прощения, но госпожа сказала, надо закончить и надеть свадебный наряд, — опять та же самая девушка, что он выпроводил за дверь на пару с евнухом, которого не видно в хамаме сейчас. — Проходи, — не открывая глаз, Цзян лишь подаётся к рукам девушки, что в ладонях успела размазать масло с ароматом сирени и чего-то ещё, сладкого настолько, что приходится слегка сморщить нос от непривычного приторного запаха. — Зачем так сладко? — Извините, но масла подбирала ваша матушка, мы сами не знали, что там. Движение тонких пальчиков девушки приносят настолько глубокое удовольствие, что за этим небольшим массажем и втиранием ароматного масла в корни волос, он не замечает, как проваливается в лёгкую дрёму. Столь приятные ощущения хоть и ежедневные, но сейчас что-то идёт по-другому, слишком хорошо калфа выполняет свою работу, так трепетно и аккуратно, что хочется, чтобы это продолжалось вечность. Тун Яо всегда делает ему массаж, но он не такой, чем-то отличается всегда от того, что делают другие служанки, но всё так же остаётся самым родным. Тем временем девушка по имени Хэн Си уже мягко массирует предкорневую зону и нежно, плавными движениями переходит на сами волосы, что на ощупь мягкие и бархатистые, словно самая лучшая ткань на свете. — Господин, с волосами закончено, можете выйти из бочки, пожалуйста, я займусь вашим телом, — скорее не спрашивая, а говоря, что нужно делать, Хэн Си отходит к лавочке, на которой стоят всякие баночки с маслами, а в ряд лежат полотенца. Белоснежные, банные, специально вышитые для знати, такой, как Цзян Ваньинь. Оно делает кожу более мягкой, впитывая влагу сколько нужно, не больше и не меньше. Чэн-Чэн покорно встаёт, освобождая тело из плена уже остывшей воды, и сразу же накидывает на бёдра полотенце, что закрывает его сокровенные места, да и ноги по колено. Чувствуя приятную ткань, юноша проходит и садится на небольшой стул, что поставила калфа на середину комнаты. Девушка сразу приближается и натирает плечи тем же маслом, что и волосы до этого. Небольшие ладони трут плечи и спину, опускаясь к пояснице и возвращаясь к шее, уже мягко массируя. Ещё одно полотенце ложится на плечи, закрывая спину по грудь, настолько большое. — С маслами и массажем закончено, пожалуйста, я сейчас выйду, наденьте нижние одежды, и я приду помочь вам одеться в верхние, — поклонившись, Хэн Си покидает комнату вновь, оставляя расслабленного шехзаде наедине со своими мыслями.***
— Господин Вэй! Пожалуйста, не надо так делать, вы можете навредить себе! — Кин Ми, калфа приставленная к Усяню обречённо вздыхает, глядя, как младший ходит по мокрому полу, иногда скользя на нём и чуть не падая, а всё потому что, этот растяпа разлил воду из бочки наполовину, просто запнувшись о свою ногу! — Да ладно тебе, Кин-ки, я же не такой растяпа-а! — юноша с красной лентой в волосах всё же поскальзывается и чудом не ударяется головой об острый угол лавочки, заставив бедную девушку раз сто про себя помолиться богам, чтобы господин не убился в её присутствии. — Я же говорила! Ну за что мне такой растяпа, как ты, ну почему? Где я так провинилась? Ответь мне! — говорит она, подходя и помогая этому несчастному встать. Конечно, её могут выпороть за такие слова, но они уже давно друг друга знают и понимают шутки. Опасности нет, ведь они знакомы чуть ли не с самого детства. Дёрнув за прядку волос Вэй Ина, девушка тянет его за руку и всё-таки усаживает на эту несчастную лавочку, берёт в руку расчёску, дабы привести в порядок длинные, тёмные и густые волосы. Аккуратные длинные пальчики мягко и нежно наносят масло с запахом граната, из-за чего вся комната постепенно наполняется этим ароматом, немного отдающим вином. Что, собственно, очень подходит Вэй Усяню и его хобби — распитию вина всегда и везде, при этом не пьянея от слова вообще. Это даже удивительно. Жаль, что время ограничено, а не как всегда. Ведь если вспомнить, то они могли проболтать тут и всю ночь или до того момента, пока он не понадобится Цзян Чэну или его матери. Усталость берёт своё, а действие массажа только ускоряет засыпание у юного господина. Он медленно проваливается в сон, чувствуя, как его волосы мягко массируют, иногда надавливая на какие-то точки, иногда просто проходясь пальцами по ним. Всё это очень приятно, на время Усянь даже выпадает из реальности, полностью отдаваясь в руки калфе. Мысли о скорой свадьбе уже не посещают голову Вэй Ина, он вообще на несколько минут забывает про неё и, честно, лучше бы не вспоминал больше никогда. — Пора заканчивать, эй?.. — не получив ответа, калфа нагибается вперёд и видит только спокойное выражение лица своего господина. Таким его редко застанешь, поэтому Кин Ми только мягко и осторожно вытирает полотенцем его голову и верхнюю часть тела. Оставив нижние одежды, калфа покидает хамам.***
Фиолетовый цвет, аромат сирени — теперь понятно, почему именно этот цветок: его запах отлично подходит под свадебный наряд, никак иначе. Длинные рукава верхней накидки свисают чуть ли не да пола, а сама ткань настолько лёгкая и бархатистая, что не чувствуется на теле вообще. Под накидкой находится биндалли темно-фиолетового цвета с вышивкой лотоса нежно-розовыми нитками на спине. Подол биндалли разделён на две части, первая и самая большая — задняя часть, она закрывает спину и ноги до самого пола. Вторая, чуть поменьше, находится впереди посередине. Края, а точнее, разрезы одеяний обшиты теми же нежно-розовыми нитками, что и вышитый знак Пристани Лотоса. На голове — капюшон от накидки, закрывающий всё лицо, но из-за того, что он полупрозрачный, лицо хоть и не так хорошо, но видно. — Всё, закончили со всем, господин Цзян, не стоит так волноваться, — девушка поправляет капюшон и встаёт перед Ваньинем, помогая тому подняться и выйти из предбанного помещения. Церемония вот-вот начнётся, а Цзян никак не может поверить, что всё это происходит в реальности, а не в жутком кошмаре. — Я бы на тебя посмотрел, будь ты на моём месте, — закатив глаза, произносит юноша и вслед за неторопливо вышедшей калфой покидает комнату. Сейчас они должны встретиться с Вэй Ином и пойти вместе к мужьям, так меньше будет стресса и страха в первый раз. Цзян Чэн специально уговаривал матушку на это, но она вроде как согласилась, а вроде бы нет. Заметив растерянный взгляд, когда они повернули не туда, куда положено, калфа как-то грустно улыбается и поясняет, что заставляет Ваньиня чуть ли не покрыться холодным потом, а серые глаза с отливом лилового растерянно уставились на девушку. Он останавливается, но та просто пожимает плечами и машет вниз, мягко напоминая, что его ждёт жених.***
Красная капюшон-фата покрывает слегка накрашенное личико Вэй Ина. Юноша, что пристроен ему в слуги, выглядит крайне красиво, но всё же не может затмить красоту «невесты». Мо Сюаньюй — мастер своего дела и прекрасно выполняет роль своеобразного визажиста в гареме. Пусть он и мужчина, хоть внешностью чуть похож на девушку — а именно хрупкой натурой и телом, пышными бёдрами, — но на самом деле он превосходный живописец и может пользоваться мечом, как хороший боец и янычар. — А-Сянь, неужели ты из-за такого потеряешь свою прелестную улыбку и не будешь озарять всех своей красотой? Ты должен блистать сегодня, и неважно, что будет дальше, главное — ты будешь с А-Чэном, верно? — сладкие речи юноши не могут не ласкать слух, но, увы, выдавить из себя улыбку старший не может, сколько ни пытается. Говорят, что приходит такой момент, когда маска клоуна спадает и утягивает верёвками, на которых держалась, шею, выдавливая тем самым ком слёз в горле наружу. Тех самых слёз, что скрывался долгие годы за этой самой маской веселья, радости и беззаботности. Но всему приходит конец, и маска износшивается, давая волю настоящим чувствам. Они рвутся наружу, разрывая горло изнутри острыми когтями, просясь на волю, а верёвки на шее стягиваются всё туже и туже, не давая и малейшего шанса на то, чтобы сдержаться. Сейчас у Вэй Ина такое состояние, когда хочется убежать. Он понял, каково Цзян Чэну, отчего тот старался остаться один, даже когда не было возможности. Это чувство заставляет буквально завопить, что рядом находящийся человек ему противен и отвратителен, но Вэй Ин не может, потому что, вырвавшееся на эмоциях часто приносит множество проблем и недопонимания, да и ужалить такого прелестного и ранимого Мо Сюаньюя не хочется. — Конечно буду, малыш Мо! — смех раздаётся в комнате, а вместе с ним и возмущённое «Эй». Тяжело вновь нацепить эту противную маску на лицо, но делать нечего. — Я вообще-то старше! Ну ладно, пойдёмте, Господин Вэй, — сразу перейдя на уважительную форму общения, юноша помогает жениху встать и, поправив «фату», выходит из комнаты.