Укушенные уткой

      Проснулась я от того, что кто-то со всей силы пнул меня в бок. Кто-то? Рамсес, разумеется. Я приоткрыла один глаз и с трудом сфокусировала взгляд на его слегка недовольным лице, нависшем надо мной. О-о-о, моя башка… Попытка пошевелиться отозвалась болью во всех мышцах, ещё бы, весь вчерашний день можно приравнять к тяжелейшей тренировке, осиленной на одном адреналине, но теперь адреналина больше не осталось, и ничто не мешало моему телу высказать всё, что оно думает о моём образе жизни. Думало оно в основном матом. Как, собственно, и я сама.       — И долго ты ещё желаешь нежиться, рабыня?       Да уж хотелось бы подольше. Судя по ощущениям, меня разбудили в фазу глубокого сна, а это, между прочим, вредно для здоровья!       — М… Э-э, — простонала я, чисто для того, чтобы Рамсес не решил, будто я его игнорю.       В принципе эти междометия вполне исчерпывающе описывали моё состояние.       — Рабам пристало подниматься раньше господина: готовить одеяние и воду для мытья.       Ой, поучи меня ещё здесь быть рабом, как будто у тебя, господин, в этом дохрена опыта. В голосе Рамсеса звучали весёлые нотки, вот что значит, человек выспался.       — Вчера был день, бэгэтый на собэтия.       — Да неужели?       Я со стоном села и, оттянув нижние веки, посмотрела на Рамсеса красными, воспалёнными глазами, что, похоже, развеселило его ещё больше. Всегда пожалуйста, блин.       — Бэгат с нэволнэчьих рынков да ещё и по песку дэвэльно сложно. А от того, что валяешься в ногах и просишь милости, устаэшь не меньше, чем от работы.       — Ну вот, твой повелитель нынче тебе дарует уникальный шанс увидеть разницу, рабыня Кося, — это прозвучало с насмешливой торжественностью, и я поняла, что мне пиздец.       Добро пожаловать, рабыня Кося, в мир тряпок, вёдер и грязных полов. Сегодня мы хлебнём невольничьей судьбинушки огромной бездонной ложкой… Ладно, постараемся не думать о плохом, это тоже вредно для здоровья.       В комнату бочком протиснулся какой-то совсем зелёный юнец и, увидев, что Рамсес уже проснулся, аж впал в столбняк. Но царевич сделал какой-то неопределённый жест рукой, и раб, пожелав господину благого утра, начал проделывать эти самые манипуляции, за которые мне только что рассказали. То есть, заниматься водой для умывания и прочими туалетами. Я, ещё не до конца раздуплившись, наблюдала настолько внимательно, насколько могла: вдруг пригодится. С мужскими-то нарядами попроще, ведь так? А будущее э-э-э трудоустройство всё ещё туманно и неопределённо, поэтому впитывать стоит любую информацию.       И-и-и, уже через минуту стало понятно, что мой план потерпел сокрушительное фиаско. Количество людей в комнате увеличивалось в геометрической прогрессии: откуда-то материализовались визажисты, несколько втирателей масел в разные части тела, гардеробщики…       А затем Рамсес вдруг, улыбаясь, как лукавый демон, протянул мне один из флакончиков.       — Случай сравнить представился.       — Да неужели? — это прозвучало язвительнее, чем мне бы хотелось.       Гардеробщик, расправлявший складки на схенти царевича, замер; у визажиста дрогнула рука, и он тут поторопился исправить ошибку; я прикрыла рот ладонью. Сарказм в адрес царевича в общем и Рамсеса в частности явно тоже вреден для здоровья.       — Работай, как дерзишь, и мы увидим, какую статую слепить из этой грубой белой глины, — он ткнул в меня пальцем.       Я взяла дрожащей рукой флакончик, но тут в комнату влетел очередной слуга с каким-то свитком в руках. Он что-то прошептал на ухо Рамсесу, одновременно вкладывая в его руки свою ношу. Рамсес открыл, за несколько секунд пробежался глазами по тексту, закрыл.       — Где он теперь?       — Ещё в Гесеме, повелитель.       — Беги в обитель фараона и извести меня как только он туда надумает явиться.       — Да, господин.       Гонца как ветром сдуло. Рамсес махнул рукой одному из слуг:       — Скажи-ка Бокенхонсу, чтоб колесницу мне готовить приказал.       — А мне что делать?       Все опять встали, как вкопанные. Блин, ну и какого чёрта любое моё слово превращает окружающих в соляные столбы? Щас что не так?       — А после пусть ко мне придёт, — продолжил Рамсес, будто не слыша меня, — её же, — он всё-таки кивнул в мою сторону, — в женский дом доставь.       Пожрать бы хоть дали, что ли.       Под гарем Рамсеса было отведено целое дворцовое крыло, в которое меня потащили через такой лабиринт коридоров, что даже минотавр бы плюнул и уволился. Когда коридоры закончились, начались комнаты. Вернее, одна огроменная комната посреди которой располагался квадратный бассейн, полный водяных лилий и всплывающих к поверхности экзотических рыб (я лично видела, как несколько из них булькнули, и от их прикосновения по водной глади поплыли круги). Какая красота… Помимо рыбок с водой играло и поднимающееся солнышко, чьи лучи прятались в белых лепестках, вспыхивали снопами искр. Всё потому, что над бассейном, в точности повторяя его периметр, располагалась огроменная дырень в потолке, служившая главным источником освещения.       Ближе к стенам комнаты валялись подушки, стояли тахты, столики для косметоса, столики для игр в настолки, здесь же среди подушек я заметила несколько музыкальных инструментов, ну и невозможно было не обратить внимание на здоровенный трон, инкрустированный золотом, нефритом, лазуритом, эмалью… На тему того, где обычно восседает главная жена хозяина дома, не возникало никаких сомнений. За всем этим великолепием как-то не сразу бросились в глаза двери, ведущие из этой комнаты в… Ну, вероятно, в комнаты жён и наложниц Рамсеса. Меня завели в одну из дверей.       И по комнате, и по её обитательницам было заметно, что они плюс-минус того же статуса, что и я. Во-первых, их сюда набилось чуть ли не с десяток; во-вторых, кроватями им служили циновки на полу, а мебель мало того, что была простецкой, так ещё и присутствовала в минимальном количестве; в-третьих… А что в-третьих я придумать не успела.       — Маль-Никаль?       Взгляд инстинктивно бежал по лицам девушек, занятых утренним туалетом, уж чего я не ожидала, так это встретить среди них знакомое, но вот оно — и лицо, и всё остальное, принадлежащее моей хеттской подружке по несчастью. Стоит с тазиком в руках.       — Маль-Никаль!       Я почему-то дико обрадовалась, как будто знакомый человек мог помочь мне адаптироваться в странной и не особо дружелюбной обстановке. Я бросилась к хеттке и схватила её за руку.       — Как твой пот? Тебя тоже купил царевич? Ошизеть! — последнее слово я произнесла по-русски, — Ты уже прэвэкла? Работа нетяжёлая?       Что я несу, когда она могла привыкнуть, ведь её купили ненамного позже, а может и раньше, чем меня… Ай, ладно.       По лицу Маль-Никаль скользнуло удивление, а потом она деликатно отобрала свою лапку и вернулась к умыванию. Это охладило мой пыл лучше самой ледяной воды… Блинский, выставила себя навязчивой идиоткой…       К счастью, приведший меня раб не стал ничего говорить, а просто выдал кувшин с тазиком, ржаную лепёшку, кусок сыра, несколько фиников и воды, а потом ретировался. Чудесно. Чувствую себя, как во время планового отключения горячей воды. Ладно, главное пожрать наконец-то дали, а там посмотрим.       После завтрака и мытья пришёл Бокенхонсу и сразу, с порога исполнил мои самые смелые ожидания.       — За мной ступайте, — приказал он мне, Маль-Никаль и ещё трём отобранным девушкам.       Интересненько… Бокенхонсу с утра был у Рамсеса и наверняка получил на мой счёт какие-то распоряжения.       Глаза… Мне вспомнилось, как Рамсес приказал натереть его кожу аромомаслом. Как смотрел, протягивая мне флакончик, а в его чёрных зрачках плясали такие же чёрные черти. Какой у него был лукавый прищур, как изгибались уголки губ, напоминая при этом рога… А наша сегодняшняя ночь? Маль-Никаль вон тоже купили накануне, и разве её Рамсес позвал, чтобы она поспала на коврике перед его кроватью? Нет, он позвал меня! Это ведь что-то значит?       — Кэса! Кэса! Очнись, рабыня, или я тебя ударю!       А?       Передо мной стоял Бокенхонсу. А ещё обмазанное глиной деревянное ведро с водой и тряпка.       Что, простите?       Я осмотрелась. Другие рабыни уже держали свои вёдра и выжидающе смотрели на меня. Я подняла рабочий инструмент.       — Ты моешь этот зал, и лишь попробуй оставить здесь хоть пятнышко. Одну соринку ежели увижу, то палок ты, рабыня, не избегнешь.       Прихватив остальных девушек, управляющий гордо удалился. Я осмотрела зал, с каждой секундой кажущийся всё больше.       Да какого хрена?!       Во египетской стране на чужой планете предстоит работать мне у фараона Сети… Ну, собственно, ни одни ожидания не были настолько смелыми, как ожидание вот этого вот всего. Хорошо ещё, что мне велели драить зал для приёмов — можно будет украдкой рассмотреть Рамсесовский трон.       Хотя в Египте тринадцатого века до нашей эры быть оставленной на несколько часов в любом помещении — уже подарок, но, едрить их всех через колено, как же болит спина! И руки! И вообще мышцы! А ещё жарко, непередаваемая, сука, жарища и духотища! Да, пересекать пустыню с караваном работорговцев было тоже невесело, но там хотя бы можно было отключиться и топать на автомате, а здесь приходится быть внимательной. Не хватало ещё огрести неиллюзорных на второй день новой жизни… И Рамсес ещё блин… На весь день настроение в жопе.       Хотя чего я ожидала? Ну серьёзно, разве не ведро с тряпкой было с самого начала моей самой вероятной перспективой? И ведь я это понимала и принимала, так почему теперь удивлена и обижена? Вот уж неправ был тот, кто сказал, что чужая душа — потёмки. Тут потёмки даже своя душа.       И, как будто до этого всё было чудесно, в зале вдруг материализовалась Нефертари. Ну ё-о-о… Только тебя здесь не хватало!