Укушенные уткой

      Какого лешего ты здесь шароё… Шатаешься! Я сейчас не в форме, не готова, не хочу!       Я села, поджав под себя пятки, и изобразила смирение, украдкой поглядывая на царевну.       — Госпожа.       Нефертари подошла совсем близко и несколько секунд смотрела так, будто брала в уме интегралы.       — Ты теперь нефрут?       Я открыла рот, чтобы ответить чистую правду, и осеклась.       Начнём с того, что Рамсес, судя по этому вопросу, не потрудился однозначно определить мой статус в своём доме. А, если так, стоит ли мне это делать вместо него? Как ни взгляни, идея хреновая, вдруг он не просто так оставил меня в своих покоях? Вдруг у него есть какой-то план, смысл которого и Макиавелли не смог бы разгадать, и мой ответ сейчас ему всё порушит… Сдаётся мне, что если я испорчу Рамсесу какую-то стратегию, то плети Бокенхонсу покажется игрушками из БДСМ-магазинчика…       А кроме того, какое Нефертари до меня дело? У Рамсеса этих нефрут — что собак нерезаных, не говоря уже об Исинофрет, а змеиным взглядом студят кровь в жилах почему-то мне.       Нефертари постояла-постояла, да и ушла, так и не став требовать ответа, я продолжила полировать пол, всем существом понимая, что ответ царевна таки получила, несмотря на всё моё молчание. А вернее, благодаря ему.       Прошёл час или около того, я послушно натирала мозоли на руках, стараясь не впасть в уныние. Надо держаться! Уныние — первый шаг к депрессии, а депрессия — начало конца. Из-за чего мне вообще хандрить? Из-за полов, серьёзно?! Дура, вспомни, как бывает! Как могло бы быть, вспомни! Или ты не видела всех этих рабов, таскающих камни на солнцепёке? Мешающих глину, стоя в ней по колено, утопающих в ней, как в болоте? Ты помнишь свист кнута в руках надсмотрщика? А Бака, старший строитель и его сальные взгляды? Где бы ты была, если бы Рамсес тебя не выкупил? Кстати о Рамсесе, если бы ночные инсинуации что-то значили, как думаешь, каким было бы продолжение? Неужели тебе, дуре, охота реально стать нефрут и причислиться к бесконечной армии Рамсесовых любовниц? Не хватало ещё залететь в древнем мире. Не-не-не, тряпка и ведро это хорошо, это просто великолепно. Щас домою, а потом трон изучу, у него такая спинка, такая спинка, я даже отсюда вижу всё богатство символики. Ничё-ничё, и здесь люди живут, прорвёмся. Подружимся с девочками, организуем что-то типа летнего лагеря. Глиняных табличек раздобуду, дневник стану вести, живу-то я среди экспонатов, считай. И плевать, что дворец фараона недоступен, ещё увидим, как жизнь повернёт. К тому же, кто знает… Я в Египте оказалась внезапно, кто сказал, что меня так же внезапно не может перебросить в родной Питер? Всё хорошо! Всё реально классно!       От этих размышлений меня действительно попустило, я даже стала напевать песенку, ту самую, про студента-эмигранта.       Так прошло ещё какое-то время (знать бы ещё, какое…), пока не заявился Бокенхонсу. Постоял, посмотрел на мою работу — я как раз заканчивала — и вдруг выдал:       — Закончишь здесь и можешь быть свободна. Другой работы для тебя сегодня нет.       Сказать, что я охренела, значит не описать и десятой доли моих эмоций.       — Как?!       — Наш господин Рамсес отдал распоряженье. За стены выходить запрещено и не в любую дверь тебе есть ход, но в остальном всё время нынешнего дня — твоё.       — А как я пэймэ, куда ходить нельзя?       — Об этом скажет стража у дверей.       — Чэдэсно!       Я отложила тряпку и пересела поближе к трону Рамсеса, управляющий смотрел на это примерно с таким же ахером, с каким я слушала его.       — И что ты делаешь?       — Я прэстэ посмотрю!       Бокенхонсу покачал головой, словно сомневаясь, можно ли мне остаться в зале для приёмов, но в итоге всё-таки свалил. Я прислонилась виском к ножке трона и сидела так с минуту, отходя от удивления. Всё-таки прошлая ночь что-то да значила, только почему-то меня это не радует. Верно в интернетах писали, что человек может получить что угодно, стоит только расхотеть.       Боже, какое великолепие, я не могу! Спинка трона представляла из себя фигуру сидящего мужчины, и я не сразу поняла, кто это… Хм… У него над головой солнечный диск, обрамлённый уреями, которые своими хвостами формируют знаки бесконечности шен, но при этом у него борода хебесуд, а значит он принадлежит к обоим мирам; это божество и солнечное, и потаённое… Ну конечно, это же Хех! Бог миллионов лет, то есть, бог времени! А солнце и борода отсылают к нехех и джет, то есть, к бесконечности и вечности. К времени этого мира и времени мира Дуат! Бог времени сидел на тигле со стекающими с него золотыми каплями. Золото… Символ бессмертия! Другой символ бессмертия анкх свисал с предплечья одной из расставленных в стороны рук божества, сжимающих в кистях пальмовые побеги. Финиковая пальма… В иероглифическом письме это рэнэпэт — год. Верхние концы растущих побегов обрамляли солнечные диски, нижние стояли на головостиках, головастик значит сто тысяч… Сто тысяч лет процветания в бесконечности держит бог времени для того, чьи имена написаны под его руками, а это имена Рамсеса.       Я не сразу поняла, что мои глаза застилают слёзы. Какие глубины глубин, какая красота, какая гармоничная, чисто мирски красивая, но вместе с тем сложная, осмысленная композиция! И это всего лишь один трон, даже менее того — всего лишь его спинка! Я… У меня нет слов. От мыслей, что в моём распоряжении целый дворец (почти целый, если исключить запрещённые помещения), наполненный подобными вещами, кружилась голова. И жизни не хватит, чтобы изучить всё это! Но я буду стараться! Продолжим ножками трона.       И я продолжила. Сначала ножками, потом стенами зала для приёмов, потом я даже выползла в коридор, но стены и там были расписаны. Мои глаза впитывали каждую сцену, каждый иероглиф, душа просто рвалась наружу…       Так прошёл почти целый день. Я выпросила у Бокенхонсу глиняную табличку с каламом и занялась конспектированием всего непонятного или особо удивительного, что удавалось встретить. Дело шло быстро, поскольку энтузиазм фонил прям из всех щелей, но под конец я слегка подустала. Накопленная информация требовала выхода, и, впросив вторую глиняную табличку, я стала записывать иероглифами песни из своего времени, начав с той, что пела вчера Рамсесу. Пусть узнает, о чём это было… Если он позовёт меня сегодня вечером, я буду готова. Лишь бы он позвал петь, а не… Что-нибудь другое. И лишь бы вообще позвал.       — Так-так, и для чего же ты явился? В мой дом, в преддверии вечера. Причина, побудившая тебя, должна быть веской, Моисей.       Ох, ёптить!