***
Тсуна, довольно скалясь, припекался на солнышке в форме морской звезды, отдыхая от дел насущих. Рядом с ним лежал его верный боевой топор, который вождь красного пера Варии доставал лишь в экстренных ситуациях и только для самых родных и любимых. Неподалеку ничком валялся, словно король, Реборн, стараясь выровнять дыхание и помолиться всем богам о снисхождении святой Наны с подносом заварных пирожных. Хаотично по прекрасной поляне были разбросаны воронки, которые станут основой для еще одних искусственных озер, ставших уже визитной карточкой особняка после каждого прихода очаровательного шатена. Сейчас, Савада чувствовал себя в гармонии со всем окружающим миром, нежно и трепетно вдыхая запахи рыхлой земли и палености. Красота. Однако Интуиция не была с ним солидарна. «Тсу-чан, грядет пиздец, а ты тут разлегся!» — недовольно бурчала девушка неопределенного возраста. «Дай ему понаслаждаться последними минутами спокойствия», — нравоучительно произнес Совесть, отпивая из рюмки нечто мутно-белое. «Еще чего! — недовольно фыркнула девушка. — Я обязана его морально подготовить, чтобы он оставался спокойным и готовым к выходкам своей невесты! Тем более я сама устрою БДСМ-сеанс этому мудаку, если посмеет сорвать мой план!» Совесть закашлялся, понимая, что логика покинуло его извечную подругу где-то на пятом слове в предложении. «У тебя есть план?» — с подозрением спросил мужчина, понимая, что страшнее Интуиции-импровизаторши есть только Интуиция-стратег. «Конечно!» — возмущенно воззрилась на него шестой пятачок в аспекте чувств людских. Совесть, посмотрев на мутную бутылку, плюнул и, откинув рюмку, сделал несколько крупных глотков, подготавливая свою психику к новым вывертам соседки. «И что за план?» — после пары глотков ему стало так тепло и хорошо, что он уже почти был готов согласиться и помочь всем, чем сможет. Эх, убойная все-таки вещь! «Я сыграю на этом идиотизме и… — увидев, что друг пребывает в своих грезах в обнимку со странной жидкостью, пощелкала пальцами перед мутными глазами нравственного элемента. — Ты меня хоть слушаешь?» «М-м? Да-да», — отмахнулся от нее мужчина, любовно погладив бутылку. «А что это у тебя в бутылке?» — с подозрением спросила обладательница больших глаз. Почему-то, Совесть был уверен, если он сейчас ответит, то последствия данной ошибки Тсуна будет разгребать всю свою жизнь. Не успев додумать, как свинцовый язык начал шевелится, поставив тем самым жирный крест на нервах любимого дитятки: «Это не просто бутылка! — оскорбился Совесть. — Это произведение искусства многих веков и поколений!» — запальчиво объяснил он. Подозрительность усилилась у интуиции сильнее, однако любопытство подталкивало ее к последнему вопросу: «И как это называется?» Совесть выпрямился и, не обращая никакого внимания на легкий шторм своей тушки, торжественно объявил: «Самогон!, — придержав театральную паузу, вернее, направив непослушный язык в нужную сторону, дополнил. — Будешь?» На лице девушке отразился весь спектр чувств, показывая, насколько она оскорблена вопросом: «Ты еще спрашиваешь? Наливай!»***
Вокруг летал пепел, пахло гарью: обои, охваченные алым пламенем, стремительно чернели, серели, съеживались, пока не превратились в хрупкий кокон. Воздух из открытого окна подхватывает пепел, что тяжелыми хлопьями кружится в раскаленном воздухе и мягко пикирует на почерневший паркет, по которому в хаосе рассыпаны осколки разбитой керамики династии Цин и упавших со стен зеркала и многочисленных картин. Стены в нескольких местах зияли черными проемами. Кругом тишина, и слышно только неровное дыхание и тихое урчание. Посреди этого «великолепия» стоял сам кандидат на пост Дечимо Вонголы, сын Девятого Дона, жгучий брюнет, по которому, даже несмотря на своенравный характер, сохла армия леди из мафиозных семей, небезызвестный Занзас Скайрини. А ведь эту комнату даже еще не успели заново отстроить. В темноте очертания его силуэта казались немного размытыми и неопределенными из-за нервно трепыхающихся, угасающих огоньков. Алые глаза, обычно напоминавшие дьявольские всполохи, теперь сияли ярко, оправдывая свое прозвище. Занзас смотрел на гаснущее пламя, смотрел, не отрываясь, пытаясь выявить четкий смысл очередной вспышки, которые стали его вечным спутником с приходом одного маленького ушлепка с женскими чертами. Он даже не замечал или очень правдоподобно притворялся, что не замечает на себе пристального взгляда любимца. Бестер недовольно порыкивал, всем своим видом показывая, что в обстановке с таким «антуражем» более находится не хочет. Кому бы хотелось постоянно отфыркиваться от сыплющегося мусора с потолка и стен. Скайрини с мрачным пониманием улавливал причину произошедшего, но гордость совершенно не хотела с этим мириться. Он при-рев-но-вал. Пиздец. Из груди вырвался очередной рык, и пламя с готовностью слетело с рук, сталкиваясь со стенкой и нанося очередной ущерб. Вот только злость уходить явно не собиралась. Он, блять, приревновал этого заносчивого япошку к бледной моли под именем Бьякуран Джессо? Нет. …Руки лихорадочно скользят по желанному телу, освобождая от одежды, запоминая, изучай, ставя клеймо… От его ладоней расходится жар по молочной бархатистой коже с легким итальянским загаром. Обвести кончиком носа старые шрамы, заодно покрывая сухими поцелуями, от которых загоралась кожа, и проводить языком по шее, пробуя на вкус… Занзас хрипло рассмеялся, но смех тут же оборвался, а язык облизал губы. Вот оно что. …Запах секса, похоти и плотского удовлетворения, перемешанный с громкими стонами, жаркими ласками и страстными поцелуями до крови, до нехватки воздуха. С каждым чуть рваным движением жар волнами накатывал на выгибающееся в спине тело… Есть вариант того, что этот медвежонок может попасть не в те руки. А это совершенно не входит в планы Скайрини. …С губ сквозь частое и громкое дыхание прорывались всхлипы, а мышцы внутри сокращались все чаще. Горячего дыхания в ухо и еще пары движений хватило, чтобы ощущая наслаждение каждой клеточкой тела, кончить с протяжным: — Занзас… Рычание похуже бестеровского отражается от стен, а губы кривятся в оскале. Этот медвежонок ляжет в первую очередь под него. Не хватало еще преподносить кому-то такой язвительный подарок. Ведь так приятно ломать таких независимых из элиты, которые даже не собираются считаться с мнением будущего начальства. И так приятно подчинять столь сильных. А как приятно будет посмотреть на результат своих трудов, что будет извиваться на шелковых простынях, скулить, умолять о большем и подмахивать бедрами… Воображение услужливо рисовало недавнюю картину сновидения, отчего низ живота стал скручиваться в тугой узел. Пора бы принять меры, чтобы заткнуть за пояс наглого, хоть и безумно сексуального медвежонка.