28.03.2004 16:13 Пациент #3427
— Добрый вечер, Ойкава. Как вы? — доктор тяжело вздохнул и озабочено посмотрел на пациента. Парень выглядел иначе: по видневшимся острым линиям скул и челюсти было ясно, что худоба начала проявляться ещё больше. Потрескавшиеся синеватые губы и красноватая сухая кожа вокруг глаз говорили о том, что шатен много плакал, и самое ужасное, что бросилось в глаза врачу – это яркие синяки на конечностях. Конечно, за рубашкой это скрывалось, но нетрудно было догадаться по отечным зеленым пятнам, где кровоподтеки продолжают свое существование. — Нормально, — сухо бросил парень, так и не поднимая взгляда на собеседника. — Хорошо, — замешкавшись, мужчина достал из кармана записную книжку. — Тс, — заметив уже до боли знакомую темно-синюю кожаную обложку ежедневника, в котором, как казалось, есть ответы на все, но Ойкава никогда не узнает что скрывается в этой загадочной вещице, он раздраженно цокнул и искоса посмотрел на врача. — Уже наготове? — Конечно. — И чего вы от меня ждете? — Ну, может, поделитесь своими переживаниями? По поводу своего состояния, к примеру? — мужчина пронзительно взглянул на пациента. — А что, по мне не видно? — Я не умею читать мысли. Ваше физическое состояние оценивает другой доктор, и это не мои компетенции. Мне интересно, что вы чувствуете и думаете. — Как будто это так легко передать, — Ойкава по привычке поправил выпавшую прядь за ухо, оголяя невидимую прежде ссадину, обрамленную синеватыми подтеками. Врач понимал, что это были травмы от эпилептических припадков, потому что по словам лечащего врача Тоору страдал приступами в течении трех дней, что не могло не сказаться на его внешнем виде. Собрав мысли в кучу и оторвавшись от рассмотрения повреждений, мужчина продолжил сеанс: — Давайте, попробуйте описать тремя словами. — Хах, мы что, вернулись к начальной точке? — шатен нервно оскалился и метнул в сторону собеседника презрительный взгляд. — Нет, вообще-то я обычно задаю этот вопрос на каждой сессии, но с вами у нас развился сюжетный диалог. Вы один из немногих, которые имеют возможность воспроизводить воспоминания. Это радует. И я могу честно признаться, что вы настолько редкий случай, что мне хочется приходить к вам, и, тем более, ещё больше я хочу помочь. — Звучит как текст из мелодрамы. — Простите за мою чрезмерную сентиментальность, — замявшись, доктор растеряно вскинул брови. — Но все познается в сравнении. — Хотите сказать, что я не хуже шизофреников каких-нибудь? — Хах, я бы сказал, хуже. — Почему? — Ну, вы же проходили основы клинпсиха на своей специальности, вот и вспомните, чем шизофреники отличаются от других, и можете ли вы себя к ним отнести. — Тс, так тогда в чем вообще ваша работа, если вы не можете даже диагноз поставить? — Ойкава поднял глаза. От нахлынувшего недовольства и раздражения парень сжал челюсть с такой силой, что были видны желваки. — Могу. — Да? И какой же? — F13.7 – пагубное употребление седативных и снотворных средств и впоследствии резидуальное состояние, в частности, расстройство личности и поведения. — Личности? Пиздец, это не диагноз, а приговор, — уже не скрывая своего негодования, громко прохрипел Тоору. — Я бы, конечно, еще приписал, но ваш лечащий запрещает. Боится, что вы превратитесь в овоща после назначенных препаратов. Да и к сожалению, в нашем лечебном учреждении пропагандируется политика того, что мы сначала решаем, чем лечить пациента, а потом только ставим диагноз. — Отвратительно. — Не делайте вид, что вы к этому не причастны. Вам выписывают лекарства согласно этой патологии, потому что если дать вам слишком сильное вещество, вы превратитесь в амебу, а слабое вы даже не почувствуете из-за вашей зависимости. Любое назначенное лечение – это решение человека, а следовательно, это риск, особенно в отношении психотропных средств. Доходчиво объяснил? — мужчина не стал реагировать на провокации и спокойно разъяснял информацию. Тем более, зная, что пациент в разуме, сделать это казалось куда рациональнее. — Вполне. — Отлично, — расслышав в голосе кареглазого нотки смирения, мужчина решил вернуться к сути. — Так что? Расскажете, что вас терзает в последнее время? — «В последнее время» – это мягко сказано…***
Темные тучи сгущались над городом все сильнее, предвещая жуткую грозу. Включив прогноз погоды на радио, Ойкава выруливал по улицам сумрачного Токио. «Сейчас в центральных областях температура воздуха существенно отстает от нормы, примерно на 3-4°С. Ожидается усиление ветра до 10 м/с и выпадение осадков. Убедительная просьба оста...» — Дерьмо, — тяжело выдохнув, шатен положил голову на руль. Голова жутко раскалывалась, а к горлу подступала тошнота, и, слава богу, сегодня ему не нужно было идти на вторую работу. Красный свет сменился на зелёный, и парень плавно нажал педаль газа. Его уже мало волновало окружение, словно все чувства выкорчевали, а внутри наступило эмоциональное истощение. В последнее время он плохо спал, да ещё и Ушиджима решил доконать его своими глупыми наставлениями. Свернув на перекрестке, он поехал по улице, где находилась его новая квартира. Ну, как новая, полгода назад он переехал сюда, чтобы добираться до основной работы быстрее, и заодно избавился от назойливых писем семьи, предупредив новых жильцов, чтобы они выбрасывали сомнительные конверты, подписанные его фамилией. Заехав во двор, он как обычно с трудом нашел место для парковки и оставил машину на другом конце улицы. Да, это был существенный, но единственный минус этого района. Добравшись до квартиры, он устало выдохнул и посмотрелся в зеркало. — Привет домик, — улыбнувшись в пустоту, он скинул с себя верхнюю одежду и отнес пакеты с едой на кухню. Сегодня в его планы входил ужин, приготовленный своими руками, и бутылка красного полусладкого. И начать он решил, конечно же, со второго, наполнив до середины бокал и искусно сделав пару глотков, подключил музыку на колонке. Виляя в такт мелодии бёдрами, он стянул с крючка фартук и надел его поверх одежды, посчитав, что сил на переодевание у него нет. Достав сковородку и поставив ее на огонь, он принялся нарезать овощи и филе курицы, конечно, не забывая потихоньку опустошать бокал и негромко подпевать знакомые строчки песни. В конце концов, не зря же он знает английский лучше, чем японский. — Take it from me, I don't wanna be mummified Sometimes I feel so isolated, I wanna die, — отправив продукты на раскаленную сковороду, он щедро заправил все специями и, накрыв крышкой, подошел к подоконнику. — And I'll take it from you if you got it every time So baby, bring your body here Next to mine, next to mine Oh, and I don't wanna dream, — он вытащил из пачки сигарету и с удовольствием закурил, чувствуя, как едкий дым обволакивает его легкие. — Hmm, I just wanna live it So baby, let's not miss this thing The big, big bang The reason I'm alive When all the stars collide In this universe inside The big, big bang, yeah, — его речь была такой гладкой, с идеальным произношением, что будь у Ойкавы хоть немного свободного времени и желания, он мог бы спокойно солировать в каком нибудь недорогом заведении, но пока что он позволяет себе исполнять откровенные танцы в модном стрип-клубе и вести продажи в рекламном агентстве неподалеку. Он уже давно смирился с таким положением в жизни, поэтому без зазрения совести допивает вино и, докурив сигарету, возвращается к сотворению кулинарного шедевра. Неожиданный звонок разрушил всю атмосферу лампового вечера. На экране высвечивалось «Ива-чан», и шатен облегченно выдохнул. — Ива-чан, неожиданно. — А че, ждал звонка своего козла? — шатен слышал язвительные нотки в голосе друга. — Прекрати. — Ты дома? — Да. — Один? — Нет. Со мной бутылка вина и ужин, — парень обновил, вновь налив себе в бокал алкоголь. — Познакомишь? — Ну, только если ты приведешь подружку. — У меня только парочка светлых нефильтрованных друзей, — Ойкава хмыкнул и улыбнулся высказыванию Хаджиме. — Думаю, мы найдем им применение. — Отлично. Через тридцать минут буду, — на другом конце послышались гудки, оставляя Тоору приятной томе. Как и ожидалось, через полчаса прозвучал звонок в дверь, отвлекая кареглазого от сервировки стола. Да, он всегда накрывал на стол, когда ждал гостей, потому что это происходило в последнее время очень редко. Не то, чтобы парень перестал общаться с людьми, просто времени на гостеприимство катастрофически не хватало. Если уж времени на сон не было, то о каких встречах на дому могла идти речь? Но сегодня он и сам не ожидал, что судьба приведет в его дом такого желанного и нужного гостя. — Проходи, Ива-чан, — распахнув двери Ойкава, не смог скрыть искренней улыбки, да и не нужно это было вовсе. — Я уже чувствую твою курицу с овощами, Дермойкава, — пришедший вручил пакет с пивом и снеками другу, попутно сбрасывая мокрую куртку. — Ебаная погода. Льет как из ведра, да ещё и ветер. Я думал, мои нефильтрованные друзья улетят в стратосферу. — Я бы этого не пережил, — выкладывая банки в холодильник, продолжил шатен. — Но я рад, что ты вообще добрался до меня. Когда Ойкава захлопнул дверцу, перед ним оказался Ивайзуми, и за долю секунды, прежде, чем тот заключил его в крепкие объятия, Тоору заметил во взгляде что-то необычно тоскливое и угнетающее. — Ты меня пугаешь, Ива-чан, — нервно проговорил кареглазый, чувствуя, что с каждой секундой хватка усиливается, но не не обнять в ответ он не мог. — Я просто скучал. — Да ладно, — высвободившись, Ойкава с сомнением глянул на друга. — Если так, то стоит почаще пропадать. Тогда я буду слышать от Ивы-чана много ласковых слов. — Дурак, я и так пару ласковых подзатыльников не прочь отвалить тебе. — Хватит угрожать, что ударишь меня! — Да не буду я тебя бить, идиот, — Хаджиме обхватил тонкую шею парня и потрепал волосы на макушке. — Ива-чан, моя идеальная укладка! — Она у тебя всегда идеальная, — парень руками переместился на спину и без стеснений начал ощупывать различные места. — Ойкава, ты сбросил. Надо набрать массу, а то скоро как скелет будешь. Стоит мне тебя оставить, так ты от голода сдохнешь. — Аппетита нет. — Зато выпить аппетит есть. — Я же не алкоголик. Выпиваю только после тяжелого рабочего дня, чтобы расслабиться. — Мне напомнить, что у тебя один выходной в месяц? — Ну, что поделаешь, если мне нужно платить счета и аренду, а это немалые деньги, — Тоору перемешал получившееся блюдо и аккуратно распределил его на две тарелки, предварительно положив в них рис. — Мы живем в такой стране, что за все нужно платить налог. Благо, что у меня нет детей и семьи, такую роскошь я не потянул бы. — Если бы ты отказался от своих вредных привычек, то сэкономил бы немалую сумму, — размышлял зеленоглазый, жадно потирая ладошки, когда шатен поставил перед ним тарелку. — Спасибо за еду. — Приятного аппетита, — сложив ладошки и тяжело выдохнув, парень посмотрел на содержимое и впервые за долгое время ощутил урчание в животе. И с удовлетворением отправил первую ложку в рот, затем вторую и третью. — Не торопись, — Ивайзуми заботливо похлопал по спине товарища, когда тот впопыхах закашлялся. — Сколько ты не ел? — Я ел, — прочистив горло и глотнув воды, которую преподнес друг, Тоору растеряно и виновато посмотрел во встревоженные зеленые глаза. — Просто немного. — Немного – это вино и молочный хлеб? — Ива-чан, у меня нет времени готовить. — Вари хотя бы рис. Для чего я тебе мультиварку подарил, идиот? Ей богу, двадцать шесть лет, а в голове опилки. — Хорошо, — словно не услышав, шатен продолжил уплетать ужин, но уже более размерено. — Как Изуми? — Я виделся с ней на прошлой неделе. Она вымахала. Уже сама все делает, так ещё и песни сочиняет на ходу, придумывает белиберду всякую, — Хаджиме с трепетом рассказывал об успехах своей двухлетней дочери, которую он, к сожалению, видел всего два раза в месяц. — Установил им шведскую стенку, так она с нее не слезает. Меня ещё заставляет лазать. После тренировки самое то – соточку подтянуться. Хах. Жалко, мало видимся. — Почему она не хочет увеличивать времяпровождение с Изуми? Девочке нужен отец, это важно, — слыша в голосе товарища неподдельную грусть, Ойкава дернулся от несправедливости. — Они скоро переедут в Сайто, — тихо проговорил Ивайзуми, прекратив прием пищи и опустошенно посмотрев в тарелку. Тоору понадобилось несколько секунд, чтобы осознать смысл сказанных слов, и ещё несколько, чтобы понять, что скрывалось за этим печальным взглядом в начале. — Зачем? — проникновенным шепотом спросил шатен, вглядываясь в поникшего парня. — Там ее родители. Они будут помогать воспитывать Изуми, потому что здесь она только работает и оставляет ее с нянечкой, тем более, там экология получше, тепло, что ещё, блять, я не знаю, — с психу Хаджиме бросил палочки и закрыл лицо руками. Кареглазый бесшумно сглотнул и медленно переместился к другу, обнимая его плечи. Успокаивающе поглаживая спину, он уткнулся носом в изгиб шеи, чувствуя, как бешено бьется пульс, как с силой сжимается челюсть, как медленно и тяжело дышит парень. Он не представлял, что чувствует отец, когда у него отбирают любимое дитя, потому что сам не удосужился завести семью, и, тем более, самолично отрекся от своей. Его родители прониклись откровенной ненавистью к своему ребенку, хотя те времена, когда они все ещё ничего не знали, были лучшими годами в жизни парня. Когда он возвращался в дом, пропитанный уютом и любовью, ужинал в кругу своих родных, не представляя, что это может когда нибудь закончиться. Так же рос и Хаджиме, получая заботу и имея прочную связь с родителями, тем же грезил он сам, но жизнь сделала так, что Ивайзуми оказался отлучен от своей нынешней жены и дочери. Как часто говорят, не сошлись характерами, но это явно не та причина, по которой люди расходятся, обрубая полноценное развитие личности их детей. И сейчас он рискует потерять взаимоотношения с дочерью вовсе, это не могло не вызывать чувство обиды, даже со стороны Ойкавы. — Ива-чан, все будет хорошо, — подавшись вперед, темноволосый упёрся лбом в ключицу Тоору. — Все будет хорошо. Шатен мягко поглаживал привычные жесткие и немного колючие волосы, утыкаясь в макушку носом и вдыхая родной запах. Ойкаве стало невыносимо горько, что после всего, что сделал для него Хаджиме, сейчас, когда его лучший друг разбит, он смог сказать лишь «все будет хорошо». По щеке потекла скупая слеза. Шумно выдохнув, парень прижал дрожащего друга сильнее, слыша, как с каждым вздохом всхлипы становятся громче, переходя на громкие хрипы. Ивайзуми буквально вжался в шатена, словно в его объятиях он найдет спасение от тоски и боли, которая буквально сжирает его изнутри. Изуми была лучиком света в его жизни, даря непередаваемые трепетные чувства, и одна только мысль о том, что он перестанет с ней видеться, уничтожала. — Я бы забрал ее, но мать не даст, да и куда? У меня постоянные сборы, выезды, блять, — немного успокоившись, зеленоглазый ослабил хватку и тихо прохрипел. — Я не представляю, что видеть дочку буду раз в год. — Это пока она маленькая, повзрослеет и будет мобильней, ее можно будет твоим родителям отправлять, Мияги все же ближе, чем Миядзаки. — Все равно. Я и так не вижу, как она растет, а так вообще... Какой тогда из меня отец? Так, банкомат, который будет периодически деньги отправлять. — Прекрати так говорить. Ты потрясающий отец. Не веришь мне, спроси у Изуми, — шатен приложил ладонь к влажной щеке друга и настойчиво приподнял голову Хаджиме так, чтобы смотреть прямо в его глаза. — Я уверен, она ответит без сомнений, что у нее самый лучший папа на свете. Зеленые глаза казались настолько печальными и умоляющими прекратить эту пытку, что Тоору словно словил дежавю, видя такой взгляд, когда каждый раз смотрелся в зеркало. «Неужели? Неужели тебе настолько больно? Неужели ты настолько отчаялся, чтобы смотреть на меня такими глазами? Неужели ты хочешь, чтобы я тебе помог? Я?» В мгновение сознание Ойкавы отключилось, оставляя право телу и чувствам решать за него. Легкого прикосновения мягких дрожащих губ было достаточно, чтобы почувствовать соленый привкус и дикий манящий жар, исходящий от Ивайзуми. «Неужели это все?» Взглянув в бездонные потемневшие зеленые глаза, он увидел в них твердое «нет» в ответ на свой мысленный вопрос. Подавшись вперед, темноволосый накрыл чужие губы. Хотя о каких чужих губах может идти речь? Те губы, на которые он смотрел с самого детства? Те губы, которые украли его первый поцелуй? Те губы, с уст которых слетали вечно раздражающие фразочки и глупое прозвище «Ива-чан», прицепившееся к нему с их первой встречи? Те губы, на которые он каждый раз любовался, пока шатен мирно посапывал, зарывшись в одеяло с головой, тихо шепча несвязные вещи во сне? Такие непослушные, мягкие, горячие. Хаджиме упоительно наслаждался моментом, боясь разорвать такой желанный поцелуй. Цедя воздух носом, он углубился, бережно ведя языком вдоль коронки зубов, останавливаясь на уздечке, слыша в ответ еле слышный стон. Приоткрыв глаза, он увидел, как дрожат длинные пушистые ресницы, а щеки парня обдало румянцем. Чуть отстранившись, чтобы Ойкава мог сделать вдох, Ивайзуми медленно провел губами вдоль подбородка, оставляя еле ощутимые прикосновения. По телу шатена прошлись мурашки, провоцируя волну удовольствия. Шумно выдохнув, Тоору нерасторопно положил ладони на грудь темноволосого, который тут же придвинулся ещё ближе, обвивая одной рукой талию, другой же закидывая чужие ноги к себе на колени. Пальцы Хаджиме прошлись вдоль четкой линии мышцы на бедре, вынуждая Ойкаву негромко ахнуть, запрокинув голову, открывая прекрасный вид на тонкую изящную шею. Едва касаясь бархатной кожи, Ивайзуми неспешно изучал каждый миллиметр, жадно вдыхая пленяющий аромат. — Ива-чан, — сбивчиво проскулил кареглазый, стараясь сфокусироваться на находящемся рядом парне. — Ива-чан, останься со мной сегодня. Я хочу, чтобы ты был рядом. Но Ивайзуми, ничего не ответив, вновь притянул к себе взволнованное тело, возобновляя сладкий и уже более глубокий, насыщенный поцелуй. Если это не спасение, то что? Может, это и есть тот самый шанс? И всё же, что они творят? — Хаджиме... — на выдохе прошептал шатен. Нежное прикосновение к губам, горячие руки, от которых по всему телу пробегала приятная дрожь... И зачем они это делают? В чём смысл? Это ведь не любовь, даже не страсть... Это просто странно. Что это за чувство, и как оно может быть так глубоко, так сильно, так правильно? Правильно? Они знали друг друга слишком хорошо, чтобы быть возлюбленными. Детство, отрочество, взросление были пройдены вместе, практически бок-о-бок, с сохранением дружеской клятвы быть вместе. Так зачем они рушат то, что строили годами, оставляя в стороне все предрассудки и нравы? Но стойкое ощущение, что это правильно, не покидало обоих. Может, дело в крепкой духовной связи, прожитом опыте или же в полном доверии между ними? Все это было скрыто пеленой волшебных ощущений по всему телу отзывающегося на ласки лучшего дуга. Крепкие ладони нежно сжимали бедра, а пылкое дыхание приятно щекотало кожу на висках. Ойкава уже не хотел отрываться от этих чувств, обвивая крепкие плечи и растворяясь в эйфории. Не стыдно, не плохо, чудесно, тепло, потрясающе. Шатен почувствовал, как чужое тело напряглось, и в миг он оказался поднятым. Даже не заметив, как они перебрались на кровать, парень блаженно растворился в окружении приятного и такого родного запаха тела Ивайзуми. И единственное, что приходило в голову – это «почему я раньше не желал этого так, как сейчас?» Темноволосый навис над шатеном, неотрывно изучая лицо парня, остановившись на блестящих шоколадных глазах. Проведя большим пальцем вдоль брови, мягко спускаясь к распухшим раскрасневшимся губам, он несильно надавил на них, заставляя Тоору слегка приоткрыть рот, чтобы он смог снова ощутить приятный сладковатый вкус и властвующий язык. Он поддавался, позволяя Хаджиме вести в их дуэте, выгибаясь навстречу разгоряченному телу. С уст невольно срывался стон, когда парень с силой прижимал к себе покорного шатена. Длинные пальцы бывшего связующего скользнули под майку так, что от неожиданности Ивайзуми подался вперёд тазом, заставляя кареглазого томно промычать, прикрыв от удовольствия глаза. Пути назад не было, и, отстранившись, темноволосый выпрямился и одним движением стянул с себя футболку оголяя прекрасное спортивное тело. На секунду в разум врезалось чувство здравого смысла, и зеленые глаза испугано остановились на расположившемся снизу парне. Без сомнений, ему хотелось утонуть, упасть в объятия, прижать к себе, услышать сладкий голос, увидеть искреннюю улыбку, которую он так редко замечает на лице своего лучшего друга. Но это абсолютное безрассудство, ходячая катастрофа, вечная проблема… Поддаваться этим чарам стало необходимо как воздух. Видеть перед собой эти шоколадные глаза, ощущать прикосновения мягких подушечек пальцев на плечах, чувствовать завораживающее трепетное дыхание и с остановкой сердца понимать, что все уже предрешено. — Хаджиме, скажи мне, что ты будешь рядом всегда, — обвив шею руками и прислонившись лбом ко лбу, Ойкава выжидающе смотрел в потемневшие зеленые глаза. — Буду, идиот, — Ивайзуми подался вперёд, повалив парня на мягкую постель и с головой погружаясь в страстный горячий поцелуй. Тянущееся возбуждение окутывало обоих, вводя в непередаваемые ощущение истомы. Темноволосый медленно и неторопливо изучал каждый сантиметр тела Тоору, водя ладонями по бледной коже, вынуждая шатена с дрожью отзываться на бурлящее внутри наслаждение. Да, Ивайзуми знал всего его, целиком, но сейчас он буквально открывал для себя новую сторону так же, как и Ойкава, который находил его руки невероятно притягательными и нежными. Хотя они всегда были такими. Даже когда они были подростками с несуразным телосложением, немного прямоугольными формами и не до конца сформировавшимися мужскими чертами, даже тогда руки аса были крепче, мощнее, чем у ровесников. Мышцы были крупные, мясистые, так что когда парень заворачивал рукава, Ойкава невольно ловил себя на мысли, что они чертовски красивы, особенно сочетаясь со смугловатым тоном кожи и выступающими венами, которые сетью обрамляли предплечье и кисть юноши. И сейчас эти руки ощутимо ласкают его раскаленное возбуждением тело. Уверенным и осторожным движением Хаджиме перевернул измученного сладостным наслаждением парня. Медленно ведя вдоль позвоночника пальцами, заставляя того прогнуться в пояснице, он, не останавливаясь, избавился от плотной ткани брюк, услышав шумный вдох. От этих неторопливых ласк, от этих нежных поцелуев в заднюю сторону шеи, где находилось самое эрогенное место шатена, от этого горячего дыхания, от этой близости, которая буквально сносила крышу у Ойкавы начинала кружиться голова. Он не ожидал от себя такой реакции, и теперь все еще больше запутывалось. Казалось, что все, что они делали в этой жизни – это теряли время. Время, когда они могли бы стать чуть больше, чем лучшими друзьями. И это не могло быть иллюзией, иначе вся жизнь – это одна сплошная больная фантазия, в которой они прожили прекрасную жизнь друг без друга. Тоору жадно сжал простынь, чувствуя, как пальцы лениво проникают внутрь, вызывая тягучее ощущение внизу живота. Ивайзуми просунул руку так, чтобы Ойкава мог уткнуться носом в изгиб локтя, а рукой контролировать процесс, резко сжимая или же ослабляя хватку на чужом предплечье. Шатен даже не заметил этого, потому что все действия его ас делал, подсознательно защищая и заботясь о своем безголовом капитане. Это не шло в сравнение с жадностью Терушимы, например, или азартом Куро, или же с сосредоточенностью Ушиджимы. Хотя секс с Вакатоши – это нечто необъяснимое, но в данный момент перед ним тот человек, который буквально окружил его своей заботой, вызывая такое приятное теплое чувство защищенности и безопасности. Все так, как надо, все так правильно. Ведь так? Без слов, без разговоров, тихое сладкое дыхание, протяжные стоны и еле слышный шепот Хаджиме прежде, чем проникнуть внутрь. Конечно, Тоору не различал слов, но он знал, что нависший сверху парень успокаивал его. Возможно, это было «потерпи немного» или «расслабиться, Ойкава» – это уже было неважно, когда шатен почувствовал приятное натяжение мышц. Он готов был принять его полностью, без остатка, шумно выдыхая, прогибаясь в пояснице и двигаясь навстречу движениям Ивайзуми. Волна мурашек окатила парня с головой, он ощутил заполненность и собственную дрожь. Дав привыкнуть, Хаджиме неспеша начал двигаться, чувствуя до жути пьянящие разум запахи кожи, мягких светло-каштановых волос, которые приятно щекотали нос. Безумие?… Нет, осознание. Как долго им потребовалось, чтобы осознать свои истинные чувства… Плевать на время, плевать на пережитое, плевать на обстоятельства… Это неважно, когда в голове ясность и нет ни грамма сомнения. Смотря друг на друга, они увидели, наконец, то, чего ждали всю жизнь; то, чего не хватало каждому из них, когда они проживали день за днем, встречаясь с тысячами людей, смотря на тысячу лиц, видя тысячу глаз. Их момент остановился сейчас. Ойкава не сдерживался, заполняя комнату сладостными вздохами, запуская пальцы в жесткие темно-каштановые волосы, слегка сжимая и оттягивая, чтобы лицезреть опьяненные зеленые глаза. Сильные руки уверено и настойчиво сжимали бедра шатена, закидывая их чуть выше, чтобы положить голени на плечи. Хаджиме всегда восхищался длинными стройными ногами Тоору, и сейчас он мог насладится ими вдоволь, ощупывая вытянутые эластичные мышцы, ведя пальцами вдоль сухожилий голеностопа, чувствуя под пальцами пульсирующую горячую кожу. Ивайзуми прикоснулся щекой к взъему стопы, пристально наблюдая за положительной реакцией кареглазого. Как же он мог позволить кому-то быть с ним? Видеть его такого? Такого нежного, чуткого, хрупкого, словно дрожащая фарфоровая чашка? Стойкое желание уничтожить всех, кто причинял ему боль, засело в подсознании парня. В голове не укладывалось, как можно было пользоваться этим прекрасным созданием так небрежно, каждый раз с новой силой разбивая тонкий фарфор о стену равнодушия и похоти. Хаджиме аккуратно приподнял шатена, посадив на свои бедра, одаривая его шею и ключицу кроткими влажными поцелуями. Послушно расслабившись, Ойкава мог чувствовать, как внутри него завязывается тугой узел возбуждения, делая все его тело невероятно чувствительным так, что буквально от каждого движения он еле слышно скулил, не в силах больше вытерпеть бесконечные ласки. Подобравшийся оргазм вовсе размыл ощущение реальности. Кареглазый со сладким стоном излился между ними, ощущая непривычное опустошение в мыслях. Выпав из жизни, Тоору обессилено упал в объятия Ивайзуми, утыкаясь носом в изгиб шеи, чувствуя, как нутро наполняется теплом, а крепкие руки с силой сжимают таз, оставляя ощутимые следы. Грудь Хаджиме шумно вздымалась, маня прикоснуться к ней, но сил абсолютно не было. Ни на что, кроме как непроизвольно расплыться в глупой, немного девчачьей улыбке… Очнулся шатен от непривычно гнетущей тишины. Разлепив длинные ресницы, он увидел тусклый теплый свет от светильника, стоящего на прикроватной тумбочке. В комнате было невероятно душно, отчего он сделал долгий шумный вдох, чтобы хоть как-то восполнить кислород в своем теле и отойти от дремоты. Аккуратно поднявшись, Ойкава запустил руку в волосы, чувствуя как голова начинает неприятно гудеть. Краем глаза он заметил сидящий на другой стороне кровати знакомый силуэт. Широкая спина казалась неподвижной и напряженной, как и профиль темноволосого, который неотрывно смотрел в пол. В душе закралось неприятное чувство страха, ужаса, читающегося в позе друга. Хотя после прошедшего вечера можно ли было назвать их друзьями? Тоору нервно сглотнул и натянул одеяло выше, как будто оно могло спасти его от неприятных ощущений внутри и спутанных мыслей в голове. — Сколько времени? — пересилив мандраж, прохрипел шатен, пугаясь собственного голоса в этой звонкой тишине. — Пол второго, — тяжелый бас глухо отдался в сознании кареглазого, подтверждая его предположения об истинных эмоциях друг друга. — Ясно, — растеряно прошептал парень. Однако он понимал, что если оставит все как есть, это перечеркнет всю его жизнь, — Ива... — Ойкава, ты в состоянии сейчас вообще говорить? — Что? — немного опешив, шатен опустил поджатые к груди колени. — Ты готов понести ответственность за свои слова? — Что ты имеешь в виду? — Что, как ты думаешь, произошло? — Я не... — Не смей отвечать мне «я не знаю». Это не случайность, не глупое наваждение или недотрах, и ты это прекрасно знаешь. Мне некого винить кроме себя. Это моя ошибка. Я проявил слабость, воспользовавшись твоим безрассудством. Какой я после этого друг?! Лучший друг… Дерьмо. — Почему ты так злишься? — А почему ты нет? Почему ты просто смирился? Тебе плевать, кто тебе… Неважно. — Перестань! Мне больно слышать такие слова от тебя! — повысив тон, Тоору почувствовал, как глаза наполняются влагой. — Почему ты считаешь виноватым себя? Это же я тебя поцеловал. Я пошел на это. Так в чем проблема? — Проблема в том, что ты не просишь любить тебя, Ойкава, ты просишь трахнуть. Любишь ты только одного мудака, который разрушил всю твою жизнь, уничтожил тебя и растоптал. Но ты все равно возвращаешься к нему! Слова друга как как ножи вонзались в сердце, прокручиваясь на триста шестьдесят градусов. «Это не так! Это не может быть так!» — подошедший к горлу ком не позволил сказать Ойкаве ни слова вопреки. — Зачем ты так говоришь, Хаджиме? — дрожащим голосом продолжил шатен после недолго молчания. — Мое сердце разрывается каждый раз, когда я оказываюсь один, с кем-то – не лучше. Я с ним, потому что у меня нет надежды на то, что я снова захочу бороться. Мне остается просто смириться с этим. И да, мне больно слышать слова, что ты говоришь, потому что на секунду я подумал, что мое жалкое существование имеет смысл в твоей жизни, и я хотел сделать это не потому, что мне не с кем провести ночь, а потому, что посчитал это необходимым. — Да, черт возьми, Тоору, мне это необходимо, — Ивайзуми резко поднялся и измучено посмотрел в блестящие от слез шоколадные глаза. — Мне необходимо твое гребаное существование в моей жизни. За все годы, что мы вместе, ты так и не понял этого, придурок? — Как я мог… Понять? Я не дал бы тебе ничего, что бы могло сделать тебя счастливым. Ни семьи, ни адекватных отношений, ни стабильности. — Да плевать я хотел на это. Думаешь, видеть, что творится в твоей жизни, прибавляет мне счастья? — голос Хаджиме казался убийственно тяжелым, так же как и все его напряженное тело словно источало злость от безысходности. — Смотреть, как ты мечешься в попытках не потерять голову? Как ты жрешь эти таблетки, чтобы хоть как-то успокоиться? Ты не можешь спать, ты не ешь, ты травишь свой организм алкоголем и сигаретами. Решил сдохнуть к тридцати годам? — А какой смысл что-то менять? Ты посмотри, что от меня осталось. Жалкое подобие человека, никак иначе. — Ты всегда так ненавидел, что тебя жалеют, и тем более не жалел себя сам, — парень сделал вынужденную паузу, чтобы устроить внутреннее негодование. — А что сейчас? Ты переиграл, Ойкава, ты настолько перестарался казаться сильным, что потерял связь со здравым смыслом. И не тебя жалеют, Ойкава, а меня. Потому что ты мой друг. Потому что мне не все равно на тебя. Ты не представляешь, сколько раз мне говорили забить на «этого сумасшедшего» и жить себе спокойно, не зная проблем. Но после того раза, — запнувшись, темноволосый шумно сглотнул, но шатен заметил, как заблестели зеленые глаза, как на щеке виднелась еле заметная влажная дорожка. — Когда я нашел тебя в той квартире почти без сознания, в крови… Я испугался. Я не мог представить, что ты умрешь на моих руках. Что я больше никогда не услышу твой голос, не увижу твоей улыбки, не потрогаю твои волосы. Да похер мне на волосы! Потерять тебя. Тебя, Тоору, было страшно. Ты единственный, кому я могу рассказать все, кому я могу доверять, кого я хочу защищать, — Ивайзуми опустил голову вниз, вытирая большим пальцем выступившие слезы, и глухо продолжил. — Я никогда не прощу Ушиджиме то, что он сделал, знай. И Ойкава, — заставив шатена оторваться от прострации и растеряно моргнуть в знак того, что он его слышит. — Я сдержу свое слово. Я буду рядом. Это был контрольный. В голову. Тоору смотрел на одевающегося парня с абсолютно пустой головой, как прокаженный повторяя в мыслях последнюю сказанную Хаджиме фразу. Он не хотел думать, не хотел понимать, он слишком устал от всей своей жизни, от того, что творится вокруг. Проклятье ли это, или же благословение, ему было все равно. Он уже и забыл, что такое счастье, но знал точно, что не хочет его. Зачем оно ему, если вся его жизнь – лишь жалкая попытка казаться сильным. Может, это шанс узнать, что значит любить? Он хотел этого давно, и вот, наконец-то нашел того человека, который сможет подарить ему это чувство. Но так ли это было на самом деле?...***
— В ту ночь он вернулся, но я уже спал, — Ойкава перебирал пальцы, стараясь не поднимать глаза. — Вы были рады? — Глупый вопрос. Конечно, я был рад. Я боялся, что та близость спугнет его. Точнее, зная его характер, я больше всего переживал за то, что он не простит себя, потому что я думал, он относится ко мне как к брату. — Но? — Но оказалось, что Ива-чан любит. Да, наши отношения очень крепкие и поддерживались более духовной близостью, нежели чем с Ушиджимой, и перейти из лучших друзей в возлюбленных было непредсказуемо, но не болезненно. Как будто я вернулся на десять лет назад, когда не знал, что такое быть уничтоженным собственной тупостью, — парень поморщился и перевел взгляд на доктора. — Что вы подразумеваете под тупостью? — Попробую выразиться иначе. Я не думал, что Хаджиме вообще можно рассматривать как партнера, тем более, он сам не пытался им быть. Но когда это произошло, в моей голове все перевернулось, и не нужно было иметь, оказывается, семь пядей во лбу, чтобы понять, кто реально все это время ценил меня. Я не скажу, что этого не делал Ушиджима, но он больше болел мной и был привязан, так же как и я. — Я так понимаю, он не давал вам чувства безопасности, но он прекрасно маскировал это своим постоянным присутствием и… — Маниакальностью, да, это про него. — А Ивайзуми? Вы начали встречаться? — Да, — тихо замерев от собственных слов, шатен слабо улыбнулся, но в этой улыбке не было ни фальшивого подтекста, ни радости. — Это самое прекрасное после прожитого, я почувствовал себя каким-то стариканом на пенсии, но я ощутил свободу, впервые. Я отпустил все, что висело на мне мертвым грузом. — Даже Вакатоши? — Хах, даже его. Не сразу, но Ива-чан терпеливый. Мне нужно было разобраться с этим. Знаете, объяснить этому человеку то, что все закончилось – невозможно, да и тем более, я не отрицал того, что Вакатоши все же близок мне, и я испытываю к нему определенные чувства. И самой большой проблемой было отречься от них, — парень размерено читал слова, через силу стараясь побороть внутреннюю разбитость. — Это было тяжело, но меня поддерживали. Даже как-то глупо получилось, что человек, который помог мне выбраться из всего этого дерьма, был всегда рядом, но я был настолько слеп, что не замечал очевидных вещей. — Иногда счастье приходит оттуда, откуда его не ждали, — многозначительно протянул мужчина, стараясь глазами уловить хоть какие-нибудь действия, жесты, но все было тщетно. Тоору все так же смотрел опустошенными глазами на свои руки, которые все время сжимали край рубашки. — Мое счастье ждало меня всю жизнь…