Заключенный собственной неопределенности

— Дермойкава, вставай, — в сладко спящее сознание шатена ворвался громкий голос Хаджиме, стоящего в дверном проеме. — Ива-чан, ещё пять минут, — пробубнив в подушку и отвернувшись от манящего зрелища своего полуголого парня, кареглазый продолжил нежиться в дремоте. — Вставай, Тоору, завтрак уже готов. Ты и так провалялся херову тучу времени, — Хаджиме подошел к развалившемуся по диагонали телу и оперся коленями на матрас. — На тренировку, так встаешь ни свет ни заря, а на работу тебя хрен подымешь. — На то она и работа, чтобы на нее не хотеть идти, — Ойкава почувствовал горячее дыхание возле уха и подбирающиеся через одеяло руки Ивайзуми. — Ива-чан, давай опоздаем, — поддавшись ласкам, шатен перевернулся на спину, встречаясь с лицом к лицу с зеленоглазым. — Не сегодня, — одарив любимого теплой улыбкой и легким прикосновением к губам, Хаджиме резко сдернул одеяло, отчего лежавший когда-то в тепле шатен наиграно заныл, чувствуя неприятный холодок по всему телу. — Изверг, Ива-чан. — Я знаю. Вставай, — хмыкнув, темноволосый ловко соскочил с постели, попутно унося одеяло, предполагая, что без него проснуться у Ойкавы получится в разы быстрее.       Возмущённо покряхтев, Тоору все же поднялся с кровати и с недовольным бухтежом отправился в ванную. Единственное, что расслышал суетившийся на кухне парень – это недовольное «злой Ива-чан, грубиян», что побудило того расплыться в довольной улыбке и со спокойной душой продолжить готовить завтрак.       Они оба не могли представить, что их жизнь так резко изменятся. Казалось бы, решение съехаться было таким спонтанным и необдуманным, но за все четыре месяца совместного быта ни Ойкава, ни Ивайзуми не пожалели об этом. Даже больше, это было словно в любовном романе с счастливым концом, где две заплутавшие в дебрях собственных проблем души, наконец, встретились и расцвели в любви и гармонии. Тоору не мог и представить, что когда-то он сможет засыпать, не думая о том, как бы ему завтра подняться на ноги и вновь прожить день, что мысли и внимание будут сосредоточены на крепких объятиях, нежном теплом дыхании и таком родном, любимом голосе Хаджиме. Порой шатен даже не верил, что закончилось то, от чего он бежал всю свою жизнь – наивного и глупого убеждения в том, что он никчемен. И самое страшное в этом то, что он сам сделал себя таким, прикрываясь всеми возможными причинами, будь это неудавшиеся болезненные отношения с Ушиджимой или ненавидящие его родители. Сейчас это не имеет значения, когда, возвращаясь домой, он готовит ужин на двоих, ждёт, именно ждёт, когда вернётся его возлюбленный, и, радостно встречая его, он может облегченно выдохнуть и попасть в объятия своего парня, уткнувшись носом в шею и вдыхая знакомый с детства запах геля для душа, который Ивайзуми все ещё не поменял. В такие моменты Ойкава чувствует приятную истому и тепло внутри, словно в самый первый раз. Словно он впервые познал это таинство любви, когда все чувства обострены, а в голове только одна мысль – «мне так хорошо с тобой». Для Тоору это так необычно и волнительно – слышать слова любви, не пропитанные болью и слезами, не опороченные похотью, не сказанные в отчаянии, а искренние и честные. Конечно, нельзя сказать, что их не было, он помнит, помнит эти слова от Вакатоши. Они были так же неподдельны и вызывали невероятные трепетные чувства, но в их отношениях что-то пошло не так, и в какой-то момент они стали просто созависимы, не получая отдачи друг от друга.       Говорить, что Ойкава избавился от привязанности, нельзя. Он и вправду вспоминает, как они жили, что их связывает, например, вся жизнь. И порой его одолевает тоска, ноющая, тревожная. Однако парень принял это как должное и терзать себя прошлым сейчас он был не в силах. Закончив все водные процедуры, Тоору довольно посмотрелся в зеркало, все ещё немного теряясь от собственной улыбки. Необычно видеть ее так часто, особенно для шатена. Выйдя из комнаты, парень вальяжно зашагал на кухню, где Ивайзуми уже доедал завтрак, так и не дождавшись появления ворчливой сони. От привычки ежедневного утреннего крепкого кофе Ойкава все же не избавился и, налив себе кружку, он сел за стол. — Все хорошо? — зеленоглазый озабочено посмотрел на чуть задумавшегося партнера. — Да, — отпрянув и расплывшись в смущенной улыбке, шатен заправил выпавшую прядь. — Ты сегодня поздно вернёшься? — Скорее всего, но я убегаю рано, так что постараюсь вырваться пораньше. Куча волокиты с бумагой перед сборами, как обычно. — Приноси домой, я тебе помогу. — Только не дома, у меня сегодня другие планы на вечер, — Хаджиме хитро улыбнулся и, захватив грязную посуду, поднялся из-за стола. — М-м-м, Ива-чан хочет извиниться за то, что лишил меня сегодня утренних пяти минут? — Губу закатай, Дермойкава, ты мне спасибо должен сказать, — парень засуетился возле раковины. — Хотя лучше пускай твой начальник отправит мне благодарность на карту, все же делаю немалый вклад в продуктивную работу компании. — Мой начальник и так платит мне в два раза больше. Думаю, что раскошеливаться на такой пустяк он не будет, хотя это неплохая идея, Ива-чан. — В любом случае я получаю больше, хах, — хмыкнул темноволосый, не отрываясь от мытья посуды. — Грубо напоминать мне о моем социально-экономическом положении в нашей семье, — возмутился шатен, слыша, как после его слов в раковину негромко упала выскользнувшая из рук Хаджиме тарелка. — Оу, — задумчиво протянул зеленоглазый и через несколько секунд поставил чистую посуду на столешницу. — Что? — Ты раньше не называл нас семьей, — развернувшись к Ойкаве, который внимательно смотрел на собеседника, Ивайзуми вытер мокрые руки полотенцем и нахмурил брови. — Я хочу, чтобы это было так. Сейчас у меня есть все, и мне комфортно с тобой, поэтому мне хочется сказать «семья», правда. — Я рад, — Хаджиме почувствовал необычайное тепло, разлившееся внутри от сказанных слов. — Так, иди на работу, — сбивчиво проговорил кареглазый и отвернулся от взгляда пронзительных зеленых глаз. — Хорошо, не опоздай и поешь, Тоору, люблю тебя, — по-дурацки улыбнувшись, Ивайзуми подошел сзади и, приобняв парня за плечи, нежно чмокнул его в щеку. — И я тебя, — тихо прошептал Ойкава, провожая взглядом уходящий силуэт любимого.       Слыша звук закрывающийся двери, парень почувствовал, как внутри все трепыхает. Улыбнувшись собственной наивности, шатен посмотрел на пейзаж за окном. Необычайно голубое, кристально чистое небо. Солнце уже согревало весенними лучами. Когда-то в это время проходили отборочные на национальные, на которые они так и не попали, но это был лучшие года с приятными воспоминаниями.       Допив свой кофе, Тоору быстро собрался на работу и, стараясь как обычно ничего не забыть, выдвинулся навстречу новому дню. Как обычно проблема с выездом, как обычно проблема с пробками, как обычно опоздание на десять минут, как обычно кареглазый залетает в офис с невозмутимым видом, мило здороваясь с сотрудниками. — Ойкава когда ты перестанешь опаздывать? — уже по откатанному сценарию возле кофейного автомата его поджидала встреча с недовольным начальником, но парень уже настолько привык к такому, что, абсолютно игнорируя претензию, он заказывает свой любимый фисташковый латте. — Когда вы сделаете рабочий день не с девяти, а с десяти утра. — Ты же все равно опоздаешь. — Может быть. Но я компенсирую свои десять минут часом задержки в нерабочее время, — мило улыбнувшись, Тоору поправил волосы. — Ты неисправим. — Знаю. — Как дела? Бытовуха ещё не наскучила? — сменив тему и немного расслабившись, мужчина с интересом посмотрел на собеседника. — А вы все ждете, когда я неожиданно окажусь на вашем рабочем столе с раздвинутыми ногами? — Было бы неплохо, но я не из тех людей, кто портит чужое счастье. — Найти любовника в крупной компании несложно. — Сложно найти любовника, который будет после ночи с боссом добросовестно выполнять работу. Ладно, — посмотрев на часы и допив залпом свое эспрессо, директор многозначительно посмотрел на сотрудника. — У меня совещание в двенадцать, надо подготовиться. Отправишь документы до половины двенадцатого? — Окей, — показав жестом, шатен натянул ухмылочку, которая тут же пропала, когда начальство покинуло коридор.       Да, в его жизни было много «экспериментов», даже секс с боссом, но тогда он отказался от предложенной должности, посчитав это оскорблением. Он спал со многими и делал это в целях собственного удовлетворения, но это никогда не было в корыстных целях или из-за выгоды. Казалось бы, что за глупость – не использовать предложение. Однако его метания между партерами были подкреплены внутренним чувством одиночества и зависимостью от эмоциональных ощущений близости. Все же сейчас в этом нет необходимости, имея постоянные отношения, основанные на взаимных чувствах.       День длился неприятно долго за бесконечной волокитой бесполезной макулатуры. Только за подписями парень просидел до обеда, и уже после он смог заняться непосредственно своей работой. Разобравшись с поставкой, Ойкава, наконец, выдохнул и посмотрел на время. Как и обещалось, лишний час он уже отсидел. Сняв очки, шатен устало потер переносицу, ощущая сухость в глазах от бесконечной работы с компьютером.       Неожиданно в тиши пустого кабинета раздался звук рингтона и, увидев на экране «Ива-чан», Тоору незамедлительно ответил. — Привет, — на том конце послышались шаги и звук захлопывающейся двери. — Ты что, Ива-чан, сбегаешь от поклонниц? — шатен иронично хихикнул и поднялся со стула, разминая затекшие плечи и спину. — Да. Не представляю, как ты живешь так. — Это тяжелый труд, необходимо сохранять невозмутимость и улыбку. — Это только тебе по силам. — Сочту за комплемент, — зажав смартфон щекой, Ойкава начал складывать вещи в сумку, отключая попутно всю электронику. — Ты на работе? — Уже закончил, а ты? — Мне ещё нужно планерку провести, часа через полтора закончу. — Опять допоздна, Ива-чан, — расстроенно промычав, парень закрыл дверь кабинета и пошел к выходу, осматривая полупустые кабинеты. — Не дуйся. Что купить домой? — Даже не знаю. Я планировал приготовить рис с карри. Если хочешь, можно что-нибудь на закуску или выпить. — Пиво и фаршированные креветки? — У меня уже живот урчит, — выйдя на улицу, кареглазый поежился он неожиданно холодного ветра и, перейдя на быстрый шаг, пошел на поиски машины. — Хах, хорошо. Что-то ещё? — Возьми стиральный порошок и йогурт. — Смешаешь? — Дурак, нет! — разблокировав автомобиль, Тоору приземлился на водительское сиденье, закидывая вещи назад. — Ну, мало ли, что там твоя шиза придумает. — Грубо, Ива-чан! — Ха-ха-ха, ладно, мне пора. До вечера. — До встречи, — послышались гудки, и кареглазый довольно отключился, предвкушая прекрасный вечер.       Выруливая с парковки, парень подключил свою музыку. К слову, за все годы его стиль вождения не изменился, но за счет опыта стал более безопасным. К тому же, он всегда вставал в пробки, поэтому ему негде было показать свои умения сбивать бабушек. Через продолжительное время он все же добрался до дома, убив практически час на все про все, поэтому незамедлительно начал готовить ужин, чтобы успеть к приезду Ивайзуми. Загрузив рис в мультиварку, кареглазый приступил к нарезанию овощей и мяса. Второпях он даже не включил музыку, как делал это обычно, потому что в голове крутились мысли о том, как быстро расправиться с карри, и что имел в виду Хаджиме под планами на вечер. Последнее приводило его в немой восторг, проверяя его терпение на прочность.       Как ни странно, блюдо уже доходило, а парня ещё не было. С одной стороны Ойкава обрадовался, что любимый не будет сидеть голодный, но с другой стороны прошло уже достаточно времени. Конечно, скорее всего, Хаджиме задержался на выборе йогурта, что подтвердилось пришедшем сообщением. «Ива-чан»: Какой, блин? *2 фотографии* «Ойкава»: Первый. «Ива-чан»: Ещё. Сколько пива тебе? «Ойкава»: Так, чтобы я мог соображать. «Ива-чан»: Значит, две. «Ойкава»: Три. «Ива-чан»: Хер.!. «Ойкава»: Грубиян, Ива-чан Т.Т       Улыбнувшись сообщениям, шатен заблокировал телефон и продолжил накрывать на стол. Аккуратно расставляя тарелки и раскладывая приборы, парень мурлыкал себе под нос незамысловатую мелодию. Он решил не переодеваться, чтобы сохранить элемент романтичного свидания, а не домашней посиделки за баночкой пива. Управившись с сервировкой, парень терпеливо сел дожидаться своего любимого. Время текло невероятно долго, и каждая минута казалась сущей пыткой. Прошло уже полчаса, но не было ни намека на появление Хаджиме, отчего Ойкава нервно постукивал пальцами по столу, закусив внутреннюю сторону щеки и всматриваясь в дисплей телефона. Даже с учетом пробок, поиска парковочного места и несения тяжелых сумок Ивайзуми уже давно должен был приехать. От этого внутри подкрадывалось до боли знакомое чувство тревоги. Ойкава старался выкидывать из головы навязчивые мысли, которые буквально заполняли разум с каждой секундой все больше.       Не выдержав, Тоору все же решил набрать задерживающегося парня, дабы убедиться, что он скоро прибудет. Нажав на кнопку вызова, шатен приложил телефон к уху, но ни после первого, ни после десятого гудка ничего не произошло. Набирая номер ещё раз и ещё раз, парень сбился с счета. Понимая, что на том конце никто отвечать не собирался, Ойкава чувствовал, как нарастал мандраж, а паника накрывала его с головой. Возможно, что он просто не слышит, или же, может, он разбил телефон и не может нажать на кнопку, а может, он просто потерял его, да? Может, он уже ждет возле двери, вдруг...       Подорвавшись, шатен подлетел ко входу и с силой распахнул дверь, открывая перед собой вид на пустую лестничную площадку. — Ива-чан, — тихо позвал Ойкава, выходя из квартиры и оглядывая пролеты. — Ива-чан?       Никого не было. Парень почувствовал, как внутри все сжалось и, шумно выдохнув, он устремился вниз. В голове стоял гул и громкий звон ударов сердца, отдающийся в висках. Скованными от страха руками он цеплялся за перила, ощущая, как с каждым этажом ноги подкашиваются все сильнее, а мышцы отказываются работать, выжимая из себя всю мощность. Но ему было все равно, он был уверен, что на улице стоит Ивайзуми с полными пакетами еды и привычным хмурым взглядом прожжет Ойкаву за то, что тот названивает ему, пока у того заняты руки, но…       На полном ходу Тоору толкает подъездную дверь. Его глаза в панике оглядывают улицу, стараясь найти знакомый образ, но перед ним лишь сумрачная пустота и незнакомцы, кидающие пронзительные взгляды на растерянного и испуганного парня. Уже не в силах остановить нахлынувший ужас, шатен бросился к месту, где обычно оставляет автомобиль Ивайзуми. Сталкиваясь с людьми, спотыкаясь, он безостановочно шептал имя своего любимого. Наконец остановившись, он огляделся в надежде увидеть знакомый номер и машину, но все тщетно. — Черт, — измучено выругавшись, парень закрыл лицо дрожащими руками. — Приди в норму, Ойкава.       Делая глубокие вдохи, кареглазый почувствовал, как заполняющий до отказа легкие кислород вызвал небольшое головокружение, что помогло переключить внимание от нахлынувшей паники. Вернув немного трезвости уму и заглушив начинающийся приступ, Тоору осознал, что ему стоит позвонить в полицию, но, проверив карманы, он понял, что не взял телефон с собой. По дороге домой парень уже продумал маршруты, по которым мог проехать Хаджиме, и решил, что стоило бы их проверить. Может, у него просто спустило колесо, или заглохла машина, а телефон он не слышит…       Залетев в квартиру, Ойкава бросился на кухню, хватая телефон и тут же оторопевая от увиденного. На дисплее один пропущенный от Ивайзуми пять минут назад. В миг все тело напряглось, а в голове все остановилось. Хаджиме не мог позвонить после стольких пропущенных всего один раз, это шатен знал точно, но возможно, что телефон нашли и просто набрали первый пропущенный звонок, а Ивайзуми сейчас пол города объезжает, чтобы найти его, ведь так?… Нажав на кнопку вызова, Ойкава с опаской приложил смартфон к щеке. Гудки казались непривычно долгими, но через несколько секунд… — Алло, — чужой мужской голос на том конце был сухим и строгим. — Алло, вы меня слышите? — Д-да, — еле слышно проговорил парень, садясь на стул. — Здравствуйте. Это полиция района Нак… — нижняя губа предательски задрожала. Парень не различал слов, слыша лишь собственное сбивчивое дыхание. — Алло. С вами все хорошо? — Что? Почему у вас телефон Хаджиме? — игнорируя вопросы сотрудника, шатен с ужасом вслушивался в звуки на фоне: сирены, громкие голоса… — Простите, как я могу к вам обращаться? — Ойкава. — Ойкава-сан, кем приходился вам владелец мобильного устройства? — Что произошло? Почему вы это спрашиваете? — Прошу, ответьте на вопрос, — человек на том конце был непреклонен. — Мой парень. Он мой парень, — воскликнув, кареглазый сам не ожидал, что получится так надорвано. После тридцатисекундного молчания мужчина на том конце с опаской подал голос. — … Я передам телефон инспектору, пожалуйста, не отключайтесь… Разрешите обратиться… Да… На телефон пострадавшего поступил звонок, на связи его… Парень… Вот как. Здравствуйте. Как я могу к вам обращаться? — Ойкава. Ойкава Тоору, — торопливо выдал шатен. — Хорошо, Ойкава-сан. Вам необходимо подъехать на допрос. — Какой ещё допрос? Где Хаджиме? Дайте ему трубку, сейчас же! — не выдерживая всей этой формальности, парень перешел на крик. Глаза стали влажными, а лицо неистово горело от циркулировавшей с бешеной скоростью крови. — Ойкава-сан, успокойтесь. Мы можем встретиться в участке... — Что за бред? Что происходит? — Мы не можем разглашать детали дела, пока не удостоверимся, что вы являетесь близким человеком, — спокойно словно робот проговаривал инспектор, игнорируя возмущения собеседника. — Вы издеваетесь?! Его зовут Ивайзуми Хаджиме, родился 10 июня 1994 года, место рождения – префектура Мияги, рост – 1,84 метра, волосы темно-каштановые и зеленые глаза. Что вам ещё надо? — на одном выдохе выдал шатен в надежде, что это станет весомым аргументом в его сторону. — Ойкава-сан, мы не имеем полномочий сообщать такую информацию по телефону. — Пожалуйста, — взмолился кареглазый, с силой сжимая ткань рубашки на груди. Он не знал, не понимал, не хотел слышать. Только не с ним. Только не он. — … Ивайзуми Хаджиме попал автокатастрофу и, к сожалению, водитель скончался на месте происшествия. Мне жаль, — на мгновение Ойкава перестал дышать, а боль, сопровождающая его весь разговор, исчезла, словно все рецепторы разом перестали работать. Так же, как перестал функционировать мозг.       Он на автомате слушал указания инспектора о том, куда необходимо подъехать, чтобы дать показания. Очнулся от прострации он только тогда, когда в трубке послышались продолжительные гудки, но Ойкава продолжал с силой прижимать телефон к щеке. Это казалось каким-то бредом, кошмаром… Наяву ли?       Спохватившись, он быстро собрался и покинул квартиру, чтобы отправиться в отделение, однако его сознание настолько отказывалось воспринимать действительность, что в мыслях уже исчезла причина, обстоятельства данного поступка. Он мчался по загруженному вечернему Токио, пребывая в коматозном состоянии, путая реальность с бредом. Казалось, что перед ним на дороге суматоха, отдельные мелькающие фрагменты с полицией, пожарными и Ивайзуми, стоящим напротив с пронизывающим до костей взглядом потемневших зеленых глаз. Парень понимал, что это галлюцинации, произвольно возникающие в его больной голове, но борющийся с ними здравый смысл не давал Ойкаве отключиться. Он не понимал, проказы ли это судьбы или же ее проверка чувств. В любом случае, это настолько жестоко, насколько это было бы ее глупой шуткой. Если это так, то судьба просто искушенная садистка, выбравшая в жертвы и без того жалкого разбитого и отчаявшегося Ойкаву Тоору, над которым она попробовала все свои способы унижения. И даже если так, то, скорее всего, она просто хочет избавиться от него, а может, избавить его… Только от чего?…       Наконец, перед глазами был нужный адрес, и шатен буквально вылетел из машины, бросая ее на обочине и быстрым шагом направляясь к входу. Врываясь внутрь помещения, Ойкава на полном ходу врезается в приемную, испуганно оглядывая ошарашенную женщину. — Чем я могу вам помочь? — ее недоумение продлилось недолго, и буквально через секунду она продолжила свою работу. — Меня вызвали на допрос. — Фамилия-имя? — Ойкава Тоору, — ничего не ответив, она набрала какой-то номер на стационарном телефоне, а состояние шатена резко ухудшилось, из-за чего он вновь начал задыхаться и ощущать привычное онемение кончиков пальцев. Приложившись лбом к прохладной стойке, он начал делать глубокие вдохи, чтобы снова почувствовать опьянение кислородом, что хоть немного отвлекло бы его от наступающего приступа. — С вами все хорошо? — женщина подскочила со своего места, несильно тряхнув парня за плечо. — Мне вызвать медперсонал? — Когда... Когда мне идти на допрос? — шатен поднял голову, открывая вид на побледневшее лицо, отчего сотрудница чуть отшатнулась назад. — Скоро инспектор подойдет, ожидайте, — нахмурившись, она села на свое привычное место, периодически бросая косые взгляды в сторону пришедшего.       Ойкава же оглядел помещение, пропитанное атмосферой тяжелой неблагодарной работы. Суетящиеся сотрудники, непонятные личности, ожидающие своей очереди, крики, превращающиеся в невыносимый гул, который болезненно давил на виски. В мыслях крутился только вопрос, что он здесь делает, но резкий знакомый голос вывел парня из дебрей сознания, возвращая в шумную мерзкую реальность. — Ойкава-сан, вы? — перед ним возник невысокий мужчина с суровым внимательным взглядом. — Да. — Пройдемте со мной, — развернувшись на одних пятках, он прошел вперёд.       Тоору поплелся следом, со страхом отцепившись от приемной в надежде, что он не упадёт от отказывающихся работать нижних конечностях. Еле переступая, он рассматривал окружающее его пространство: длинный коридор и множество комнат, из которых то и дело выбегали сотрудники, что-то активно обсуждая, откуда-то слышался крик начальства, смех, плач, гневные ругательства. Миллион звуков загонял Ойкаву как испуганного котенка в угол, и единственное, что заставляло его идти – это спина инспектора.       Наконец, мужчина остановился и открыл дверь кабинета, жестом приглашая внутрь. Гнетущая параноическая атмосфера растворилась в тишине этой маленькой, но такой же неуютной и пугающей комнаты, как и все здесь. Инспектор рукой указал на стул напротив рабочего стола, за который он благополучно сел. Парень робко исполнил просьбу, растеряно смотря на действия сотрудника полиции, который доставал какие-то бумаги. — Ойкава-сан, нам необходимо заполнить несколько документов. У вас есть паспорт или водительское удостоверение, чтобы указать личные данные? — Водительские права, — голос шатена был тихим, но акустика в этой комнате была хорошей, и инспектор прекрасно слышал даже любые шорохи. — Отлично, можно пожалуйста? — немного помедлив, Тоору проверил карманы и, вытащив бумажник, достал оттуда нужную карточку. — Не переживайте, это необходимо для отчетности, не более. — Какой отчетности? — Прежде, чем провести опознание, необходимо заполнить протокол, подтверждающий, что вы знаете личность… — мужчина запнулся и искоса посмотрел на испуганные и растерянные шоколадные глаза. — Кхм, пострадавшего, поэтому нужно будет ответить на несколько вопросов. — Что? — Ойкава-сан, вы говорите, что состоите в любовных отношениях с Ивайзуми, верно? — Да. — Проживаете вместе? Как долго? — Да, около четырех месяцев. — Как долго знакомы?       К удивлению, парень довольно быстро отвечал на простые вопросы, но полностью игнорировал любое упоминание происшествия, что было неудивительно для инспектора, который проходил через это множество раз. — Двадцать один год.       На мгновение увлеченно пишущая рука мужчины замерла, и он глянул на дату рождения Ивайзуми, сопоставив в голове, что парни знакомы с пяти лет и фактически, скорее всего, сидящий перед ним человек связан с погибшим не только любовью, но и крепкой дружбой. Он не знал подробностей их жизни, но знал, чем это все закончится, отчего на душе неприятно заскребли кошки. Однако сотрудник продолжал выполнять работу, задавая уточняющие вопросы, получая полезную и обязательную информацию для следствия. — Хорошо, — наконец закончив, мужчина тяжело выдохнул и закрыл папку. Сложив руки в замок, он внимательно смотрел на бледного, затерявшегося в своих мыслях шатена. — Ойкава-сан, вы понимаете, где вы? — В полиции, — Тоору вымучено поднял глаза. — Для чего вы здесь? — Я... — тут же взгляд заметался по всей комнате, и парень прохрипел что-то невнятное, сжимая кулаки до побеления костяшек. — Ясно, — сотрудник шумно поднялся, чтобы привлечь внимание кареглазого и, взяв папку с протоколами, направился к выходу из комнаты. — Мне необходимо передать документы в следственный отдел. Через некоторое время вернусь.       Дернув ручку, он вышел в коридор, но, столкнувшись с другой сотрудницей, мужчина даже не удосужится закрыть дверь, позволяя подслушать их диалог: — О, подождите, вот документы на опознание по аварии, передайте старшему инспектору, пожалуйста. — Хорошо. — С родителями связались? — Да, они уже в пути. — Понятно, держите меня в курсе, я сейчас на опознание, не знаю, насколько задержусь, но я на телефоне. — Хорошо. — Водителя грузового ещё допрашивают? — Так точно. — Сообщите, как закончат. — Да. — Ойкава-сан, — парень повернул голову, услышав свое имя. — Пройдемте со мной.       Шатен без лишних вопросов поднялся со стула и медленно, с опаской продолжил движение за инспектором, который вел его в неизвестном направлении. Постепенно шумные коридоры закончились, оставляя только гнетущую тишину, а света в них стало катастрофически мало. Спина мужчины, шедшего впереди, то и дело периодически пропадала в чередующейся с тусклым светом темноте.       По ногам прошелся пронизывающий холод, а в нос резко ударил запах формалина. Шатен почувствовал неумолимую внутреннюю дрожь, но ноги шли вперёд, наплевав на все желание Ойкавы остановиться, развернуться, сбежать, спрятаться, чтобы не видеть, не слышать, не понимать и не принимать реальность. Но они шли. Предательски делая шаг за шагом. Стены вокруг по ощущениям сужались, давя на внутренности, заставляя сердце работать в бешеном ритме, неумолимо сокращаясь, чтобы шатен мог сохранять хоть капельку осознания происходящего.       Неожиданно шедший впереди остановился, смотря на дверь по правую сторону. Мужчина, развернувшись, тяжело выдохнул, мучительно глядя на номер кабинета. — Ойкава-сан, постарайтесь держать себя в руках, — в его голосе не было ни упрека, ни приказа, а лишь щемящая тоска и сожаление. Инспектор аккуратно взял ручку, но прежде чем нажать, он кинул на Тоору взгляд, полный печали, словно говорящий о том, что он знает, что будет дальше. Так и есть.       Распахнув дверь, он выпустил новую порцию холодного воздуха, и рецепторы Ойкавы ощутили еле уловимый запах до боли знакомого с детства аромата геля для душа. «Он там», — пронеслось в голове парня. Он почувствовал, как волна мандража проехалась по нему катком. Кареглазый пошатнулся от собственных ощущений, сглатывая слюну в пересохшем горле. Он с хрипом выдохнул и испугано просверливал взглядом проем, который с каждым шагом приближался. Ойкава не понимал, в какой момент ноги начали работать отдельно от него, но в миг они все же синхронизировались с мозгом, когда взору шатена открылась небольшая светлая комната. Застыв на пороге, он с ужасом вглядывался в центр комнаты, где стоял хирургический стол с покоящимся на нём трупом, прикрытым плотной белой тканью. — Проходите, — стоящий в углу мужчина в белом халате со звоном стянул перчатки, попутно выбрасывая их в мусорку.       Из оцепенения Тоору вывела рука инспектора на спине, которая слегка подтолкнула его вперёд. Поддавшись давлению, шатен прошел внутрь, испугано оглядывая полотно повторяющее изгибы находящегося под ним человека, и, остановившись у изголовья, он почувствовал, как внутри что-то оборвалось.       Обойдя с другой стороны, доктор начал медленно стягивать ткань, открывая вид на лицо покойника. Оторопев, Ойкава перестал слышать биение сердце, а легкие как будто схлопнулись, не давая сделать и вдоха. Парень с глухим ударом упал на колени, заполняя помещение раздирающим горло пронзительным криком. Горячие как лава слезы врезались в кожу, оставляя прожигающие до костей ожоги, но не было ни одной физической боли, что смогла бы ранить сильнее, чем вид безжизненного тела родного человека. Тоору безостановочно истошно выкрикивал имя своего любимого, обхватив себя руками, сжимая собственные плечи и оставляя следы даже через плотную ткань одежды. Трясущейся рукой он схватил край хирургического стола и, выровнявшись с профилем лежащего на нем парня, шатен из последних сил завел руку над лицом покойника, аккуратно прикасаясь подушечками пальцев к щеке и губам. Это он. Тоору с болью вглядывался в знакомые черты на мраморной коже. — Холодный, — Ойкава провел большим пальцем по посиневшей и сухой нижней губе парня. — Почему ты такой холодный, Ива-чан?       Громкие всхлипы заполнили пространство кабинета, вводя в траур всех находящихся внутри людей. Это были издержки профессии – каждый день сталкиваться с человеческим горем, отчего эта работа становилась невыносимой пыткой. Они знали, что сейчас единственная помощь – это ее отсутствие.       Уткнувшись в изгиб локтя, шатен безостановочно плакал, сжимая на груди покойного парня белую ткань. Он мог себе позволить изливать чувства. Будучи уже давно разбитым и сломленым, держать лицо не было необходимости. Да, он жалкий слабак, оказавшийся под очередным ударом судьбы, которая никак не может наиграться с его бесполезной и никчемной жизнью. Единственный человек, который заставлял его просыпаться каждое утро, лежит перед ним без единого признака жизни. Он никогда больше не посмотрит на него, не скажет слова любви, не поругает его за какую-то оплошность, Ойкава не услышит его смеха, не попадет в его крепкие объятия, не почувствует его губы… Не увидит его живым. Вот так. В один миг. Он потерял все. Все. Навсегда.       Это было самое ужасное, что могло произойти в их жизни. Они любили друг друга и были счастливы, но эта ужасная авария унесла жизнь того, кем Ойкава дорожил больше всего на свете. Больше, чем собой. Больше, чем своей жизнью. У него больше нет ничего. Ничего. А он даже не может сказать ему об этом. Он просто не понимает. Не хочет понимать. Ведь это невозможно понять. Это нельзя осознать, это не поддается никакому анализу.       Теперь Тоору остался один. Один на один со своими мыслями. Только мысли и воспоминания. — Куда я денусь, придурок? — тихо шептал Ивайзуми, когда шатен в очередной раз упрашивал не бросать его.       И он всегда был рядом с ним, словно оберегая его от всего. Даже когда Ойкава был на грани, он всегда крепко прижимал шатена к себе, нежно поглаживая мягкие волосы. Все казалось другим. Все растворялось, превращаясь в невесомое облако глупых сомнений. Кто теперь будет рядом? Как теперь жить? Как жить без него? Как жить без его голоса, без его рук, когда он обнимал его, когда говорил, что любит? Как?       Слез уже не осталось. Ойкава неотрывно смотрел на безжизненное лицо, еле касаясь холодной как лед кожи. Глаза жутко болели, а щеки болезненно жгло от въедающейся соли. — Ойкава-сан, вставайте, прошу, — спустя продолжительное время подал голос инспектор, протягивая руку к плечу парня, но Тоору одернулся и на коленях подполз ещё ближе. — Нет... нет, — шатен дрожащими руками обложил голову покойного возлюбленного, аккуратно поглаживая жесткие темно-каштановые волосы. — Я не уйду. Я буду с ним. С ним...       Мужчина переглянулся с доктором, но последний лишь развел руками и покачал головой. Как и ожидалось, на телефон сотрудника полиции поступило сообщение о приезде родственников погибшего. Тяжело выдохнув, он напряженно посмотрел на согнувшегося парня. — Ойкава-сан, приехали родители Хаджиме, — слова инспектора заставили Тоору поднять голову. — Мне необходимо провести опознание, и вы должны покинуть помещение.       Кареглазый бесцельно смотрел в пустоту, пытаясь понять суть сказанного. Наконец, переварив информацию, парень медленно повернул голову, смотря на мужчину в форме опустошенными глазами. — Не говорите им, что мы пара, — слабый голос, казалось, растворялся в воздухе, но у него не было сил разговаривать.       Ойкава, вновь развернувшись лицом к покойному Хаджиме, осторожно провел пальцами по впалой щеке парня и, нависнув над ним, он мягко прикоснулся к холодным безжизненным губам. Это был их прощальный поцелуй, ровно как и слеза Тоору, упавшая на щеку Ивайзуми, даря ему последнее тепло.       Пошатываясь на ватных ногах, шатен дошел до выхода. Он знал, что если обернется, то не уйдёт вовсе, поэтому, застыв в проходе, он тяжело выдохнул и сделал шаг вперёд, слыша гул захлопывающейся двери.       Ойкава почувствовал резкую тошноту, словно его выпотрошили, будто он стал пустым внутри. Но сейчас ему было все равно. Сейчас он ни о чем не думал, ни о чем и ни о ком. Ему было плевать на все, кроме одного человека. Этот человек был его жизнью, его смыслом, его воздухом, его душой. И сейчас все это ушло. Ушло безвозвратно, как и сам он ушел из этого мира. — Я люблю тебя... — прошептал Тоору, смотря в пустоту. Как будто его кто слышит… — Ойкава-сан, я проведу вас в приемную, — после недолгой паузы инспектор все же обратился к пребывающему в шоке парню. — После того, как я проведу опознание, нужно будет расписаться в ещё нескольких документах. И после этого я могу вас отпустить. Пройдемте, пожалуйста, — мужчина аккуратно протянул руку в надежде подхватить шатена, но тот вновь отпрянул, отрицательно покачав головой, всем видом показывая, что сейчас к нему лучше не прикасаться.       Они шли в гробовой тишине, слыша эхо собственных шагов. Вскоре вновь послышались голоса и тревожные звуки отделения полиции. Парень покорно плелся следом, не ощущая собственное тело, без единой мысли в голове. Свернув в какой-то коридор, они оказались в полупустом зале, где вдоль всего пространства стояли ряды стульев, а по углам были расположены застекленные мини-комнаты для курения. — Прошу, присядьте. Может, вам воды? — мужчина указал на первое попавшееся свободное место, но парень бесцельно стоял, качая головой в ответ. — Ойкава, — вдруг по сознанию Тоору ударил знакомый голос, и он мгновенно поднял голову, смотря на источник звука.       Дальше всем, что он чувствовал, были крепкие руки, с силой зажимающие его плечи, и запах. Знакомый. Впереди сквозь пелену он различил очертания старого друга. Шатен не хотел задаваться вопросом, как они узнали, это сейчас не имеет значения. Главное, что они рядом. — Капитан, — стоящий поодаль пришедший присоединился к парням, бережно обхватывая затылок кареглазого, который бессильно уткнулся в плечо товарища.       Инспектор не стал задерживаться и молча покинул помещение, оставляя троих парней. Маки с Матсу крепко держали шатена. Минуту назад они и сами не верили в это, но после того, как они увидели Ойкаву, все встало на свои места, и парни, не скрывая своих эмоций, искренне оплакивали потерю друга. Они были той четверкой, что шла до конца. Они всегда были вместе, имея крепкую нерушимую связь. Это была невосполнимая утрата. Теперь их будут связывать лишь теплые воспоминания. Но они не спешили предаваться ностальгии, потому что это было бы равносильно соли на ране.       В какой-то момент шатен перестал осознавать реальность, а ноги начали отказывать. Как кадры из фильма моменты мелькали перед глазами, и в миг он оказался на лавочке, положив голову на плечо Ханамаки, который, нервно постукивая ногой, докуривал сигарету. Ойкаве хотелось бы возмутиться, но язык отказывался выполнять команды, как и мозг – различать происходящее вокруг. Парень даже не заметил отсутствие друга, который отлучился по весьма неприятному делу.       Быстро покидая приемную, Матсукава горел желанием вдохнуть свежего воздуха, дабы хоть как-то привести себя в ресурсное состояние. Он негласно стал тем человеком, кто остаётся трезвомыслящим в такие моменты. Наконец, почувствовав прохладный ночной воздух, он устало выдохнул. На телефон ожидаемо пришло сообщение. На дисплее высветился текст: «Я подъехал. Куда идти?», на который парень тут же ответил. Он не хотел так поступать, но видя состояние Ойкавы, Иссей понимал, что с этим справиться может только один человек.       Из-за угла показалась высокая знакомая фигура, отчего у парня нервно дернулась бровь, поэтому он неосознанно потянулся за пачкой сигарет, лежащей в кармане. — Привет, — пришедший застыл перед Матсукавой, заставляя последнего чертыхнуться только от его пронзительного низкого баса. — Мои соболезнования. — Привет, мои тоже, — согласно кивнул Иссей.       По правде, парень никогда не понимал, как Ойкава, такой инфантильный и болтливый, общается с этим роботом. Впрочем, это не его дело, и, закурив сигарету, он многозначительно посмотрел на Ушиджиму. — Как он? — непоколебимо поинтересовался Вакатоши. — Хуево. Ещё непонятно, кто умер, — стиль общения Матсукавы был явно непонятен парню, и он в смятении нахмурил брови. — Все плохо, — делая очередную затяжку и прожигая собеседника почти черными глазами, бывший блокирующий старался передать весь ужас в двух словах. И как ни странно, оппонент понятливо кивнул и уверено поднялся на крыльцо, вставая рядом с курящим. — Как вы додумались позвонить мне? — от неожиданного вопроса дым, который с усердством вдыхал кудрявый, пошел не в то горло. — Кхе-кхе, — прокашлявшись, он исподлобья посмотрел на Вакатоши. — А ты догадайся. — Я понимаю, что вы меня ненавидите. И мне правда неприятно осознавать, что я стал для вас врагом, потому что вы хорошие люди. И к Ивайзуми я относился всегда с уважением, поэтому и отступил. Просто потому, что в его руках он в безопасности. И вопрос был к тому, что... Вы готовы довериться мне вновь? — Ушиджима, — выслушав всю тираду парня, Матсу шумно сглотнул и, выкинув окурок, выдохнул дым прямо в лицо оппонента, опуская его одним только холодным убийственным взглядом. — Я бы тебе снес ебальник прямо сейчас, но как бы мне этого сильно не хотелось, я не могу это сделать. Пожимай плоды, урод. Это ты сделал его таким, и, будь добр, неси ответственность за свои поступки. Была бы моя воля, я бы не отходил от него, но, сука, я не могу ему помочь, а ты можешь. Я думаю, ты понимаешь, о чем я, — ни для кого не секрет, по крайней мере, среди близких друзей, что Ойкава «болел» Вакатоши, буквально терзая себя и до абсурда пытаясь доказать себе и Ушиджиме, что их любовь – не кандалы, что тянут их на дно. Презрительно оглядев собеседника Иссей развернулся ко входу и со спины добавил. — Если он скинется, я убью тебя.       И это было оправдано, поэтому зеленоглазый в ответ лишь молча последовал за ним. Внутри парень чувствовал непреодолимую встревоженность. Все же он не видел его почти пять месяцев, и Вакатоши явно мечтал встретиться не при таких обстоятельствах. Попадая в помещение приемной, парень тут же оглядел все пространство, остановив свой взгляд на небольшой стеклянной будке, в которой он безошибочно различил Ойкаву, беспомощно прижавшегося к товарищу. — Он принимал лекарства? — неосознанно, по привычке выдал зеленоглазый. — Он в завязке, три месяца уже, — кинул шедший впереди с ноткой раздражения в голосе. — Я понял.       По мере приближения Ушиджима уже с трудом сдерживался, чтобы не добавить слова о том, что сейчас самое время впихнуть парочку таблеток. Даже так он был рад. Рад, что видит его вновь, но больно. Он не хотел видеть его страдания, хотя и сам когда-то был тому причиной. Застыв перед обессилившем и изнеможденным парнем, он внимательно смотрел на него. В какую-то секунду он готов был упасть на его колени и сказать, как же он скучал, прижать к себе, вдыхать его запах, гладить его мягкие волосы, снова раствориться без остатка, но прошлое не стереть и не изменить.       Ойкава словно почувствовал, как его испепеляют взглядом и, разлепив ресницы перед глазами, увидел, как ему тогда показалось, ещё одну галлюцинацию в виде Ушиджимы Вакатоши, но в нос ударил уже знакомый запах одеколона, а картинка была слишком реальна, чтобы оказаться его больной фантазией. Однако он не спешил реагировать на появление этого человека, безучастно смотря опустошенными глазами на него. В голове не укладывалось только одно: в какой момент он перестал его ненавидеть? Ах, да, ни в какой. Он все ещё его ненавидит. Устало выдохнув, Тоору прикрыл глаза и немного сполз вниз. — Зачем ты здесь? — с непривычки связки выдали еле слышный хрип. — Потому что я обещал, — Ойкаву передернуло от этих слов, и, скривив маску отвращения на лице, он пронзительно посмотрел на собеседника. — Да что ты, блять, знаешь об обещаниях? — от нахлынувших воспоминаний Тоору снова захотелось плакать, но глаза ужасно болели.       Прикрыв ладонями лицо, он тяжело задышал, чувствуя очередную волну паники. Это его судьба. Жестокая и непредсказуемая, хотя насколько она непредсказуемая, если каждый раз все заканчивается одинаково? Встав с лавочки, на ватных ногах шатен дошел до Ушиджимы. Секундная пауза, прежде чем Тоору смиренно рухнет на его плечо и почувствует до боли знакомый запах, длинные пальцы, крепко сжимающие его талию и шею. Он тоже скучал, как бы обидно и тошно ему не было это признавать. Грезы Ойкавы о том, что он избавится от всей этой ноши в очередной раз рассыпались вдребезги. Ему остается сдаться, вновь…       Через некоторое время подошел инспектор и с удручающим видом протянул бумаги. — Прошу, распишитесь здесь, что вы являетесь опознающим и здесь, что вы подтверждаете личность умершего. Шатен машинально двигал рукой, ставя подпись в указанных строчках, — Спасибо. На сегодня я вас отпускаю. Всего доброго. Ещё раз примите мои соболезнования. По делу я свяжусь с вами в течении недели. Скорее всего, надо будет явиться на суд, но это потом. До свидания.       Парни практически сразу покинули это место. На улице стояла влажная прохлада, капельки воды в воздухе приятно охлаждали разогретую после душного помещения кожу. — Ойкава, ты как добрался? — Матсукава, выкуривая очередную сигарету, изучающе оглядывал окрестности. — Только не говори, что ты на машине доехал.       Шатен ответил одним лишь взглядом, отчего парни были немного шокированы. — Пиздец, вот так и думай, любит тебя боженька или нахуй посылает. — Скорее хочет, чтобы я сдох, — тихо проговорил кареглазый.       Растворившийся в пустоте взгляд навеял тоску. Ушиджима поймал на себе гневный взор Иссея. И без этого понятно, что сегодня будет тяжелая ночь. Укутавшись в пальто, чтобы спастись от пробирающего холода, Ойкава медленно сполз по стене, обхватывая руками ноги и утыкаясь в колени лицом. Его мысли путались, он хотел вернуться домой, но не мог. Он желал остаться здесь и просто стоять, пока не умрет. Пока не настанет конец. Но все его планы разрушила сильная рука Ушиджимы, которая разом подняла бренное тело и потащила за собой. Не успев сообразить, он уже оказался в машине, даже не зная в какой. Он помнил дорогу в молчании, звук открывающейся двери и постель…

***

— Тогда я проснулся где-то часа через два. Так херово мне ещё никогда не было, поэтому, естественно, я решил опустошить все заначки, но какова была ирония: Ушиджима нашел все мои лекарства и утилизировал. Впрочем, он даже спрятал все ножи, бритвы и, господи, завязал ручки на окнах, чтобы я ненароком не решил спрыгнуть. Боже. Хотя, если бы он этого не сделал, кто знает, что было бы. Я просто уже не помню, что я творил, но по словам Ушиваки крыша у меня потекла знатно.       Когда парень закончил, доктор молча и неотрывно смотрел на пациента. Он не хотел выдерживать паузу, но сказать ему было нечего, по крайней мере, в данный момент. — Виновники понесли наказание? — неожиданно подал голос медбрат, выглядывая из-за монитора. — Конечно. Этот человек сидит, отбывает наказание. Хотя тюрьма, знаете ли, лучше, чем могила. — Вы помните, как вы пришли к более менее осознанному мышлению после происшествия? — наконец, вымолвил мужчина, потирая переносицу и тяжело вздыхая. — Через месяца два я вернулся к работе, до этого я месяц просто лежал, не вставая, а первый я и не помню практически. — Ни через сколько, а как, — уточнил доктор, внимательно смотря на пациента. — Я не помню! — резко оборвав оппонента, Тоору издал сорванный всхлип и закрыл лицо руками. — Я не помню, не хочу помнить, не хочу…       Тихие хрипы и шмыганье наполнили кабинет атмосферой отчаяния. Доктор молча поднялся со стула и, подойдя к плачущему парню, крепко прижал к себе. Это не было ни панической атакой, ни приступом эпилепсии, ни любым другим проявлением психологического расстройства. Это было горе. Обычное человеческое горе, которое лечится поддержкой и сочувствием, поэтому врач спокойно гладил мягкие волосы шатена, монотонно похлопывая по исхудалой спине и шепча слова утешения…