Всего одна смерть

Эссосапокалипсис. Часть 3 «Я пыталась договориться с ними добром. Вы видели, к чему это привело. Пора попробовать другой путь. Путь Таргариенов. Путь пламени и крови» (королева Дейенерис Таргариен, 300 г. от З.Э.) «Никакая храбрость не пересилит дракона» (старинная гискарская поговорка) «Виктарион… Это уже не тот человек, с кем мы покинули Вестерос» (Родрик Спарр, 300 г. от З.Э.) *** Едва победители Битвы при Миэрине успели немного оправиться, как огромная армия Дейенерис Таргариен начала свое собственное наступление. Просто потому, что у Матери драконов не было иного выбора. Миэрин и его окрестности, совершенно разоренные, не могли прокормить такое войско. Да и личных мотивов сбрасывать со счетов тоже не стоит. Виктарион Грейджой имел наглость (или глупость, как шептались некоторые уже тогда) похитить одного из трех ее драконов, что стоило не успевшим сбежать вместе с ним железнорожденным мучительной смерти — таким образом миэринцы по приказу разъяренной королевы пытались выяснить планы их лорда-капитана. Ничего из этого не вышло: большинство и сами ничего не знали, а те, кто знал, считали выше своего достоинства выдавать врагу такие сведения даже под пытками. Так или иначе, пытали их долго и страшно, а потом скормили оставшимся драконам. Следом за ними туда же отправились многие знатные миэринцы, арестованные по подозрению в причастности к организации Сыны Гарпии. И множество пленников, проявивших особое усердие в плане грабежей, убийств и изнасилований. Тысячи человек, которых Дейенерис считала своими недругами, перестали существовать в течение каких-то пяти дней. Общие людские потери подсчитать очень трудно, поскольку очень много имен в этот список добавила продолжавшаяся эпидемия. Архимейстер Марвин, имевший возможность присутствовать при этих событиях лично, утверждает, что между битвой и началом наступления погибло от семнадцати до девятнадцати тысяч человек. Среди них был и «король» Хиздар зо Лорак, который просидел всю битву в заточении и вышел оттуда лишь затем, чтобы получить смертный приговор от собственной жены. Мало кто сожалел о его смерти — особенно среди тех, кто присутствовал на суде и видел, как он трясется, умоляет о пощаде и признается в самых страшных грехах. Перечислять их смысла нет, если очень коротко — он действительно надеялся на победу коалиции. И очень многое сделал, чтобы эта победа случилась. Все указы, принятые королевой для того, чтобы умиротворить осаждающих, были отменены. Рабство было запрещено сразу, для всех и навсегда — Матерь драконов ясно дала это понять. Бойцовые ямы были не только закрыты, но и разрушены, о чем тоже никто не горевал — почти все бывшие гладиаторы погибли в сражении. Все знатное сословие, избежавшее казни, было лишено всех привилегий и богатств, которые были равномерно распределены среди всех жителей города. Временным губернатором Миэрина Дейенерис сделала Скахаза мо Кандака, наделив его почти неограниченными полномочиями — и предупредив о том, что его ждет, если он не оправдает оказанного доверия. А сама отправилась на войну. И когда Дрогон взмыл с вершины Великой пирамиды, многотысячное войско выступило в поход. Меньшая часть освободительной армии, в которую вошли около семи тысяч дотракийцев под командованием юного кхала Локо — первого из тех, кто согласился сдаться Драконьей королеве и поэтому выжившего — направилась на восток. Дейенерис не забыла о роли Кварта в битве и Локо должен был «отблагодарить» квартийцев по достоинству. Остальные — около шестидесяти тысяч Безупречных, дотракийцев, вольноотпущенников и прочих, которыми командовал сир Барристан Селми, пошли на Мантарис по Дороге Демонов через разрушенный Бхораш. Не все, правда, пошли на суше. Трофейные ладьи, драккары, галеры и прочие суда, приняв на борт тысячи Безупречных и миэринских добровольцев, вышли в море, где препятствовать им было некому. Но покидать залив они не стали — это было бы почти гарантированным самоубийством. Да этого, по большому счету, и не требовалось — их целью были Элирия и Толос. Операция «Молниеносный Дракон» — между прочим, это название дали историки будущего, а никак не Матерь драконов, вопреки мнению некоторых, якобы, авторитетных источников — завершилась полным успехом… Вот только почему-то в списке целей не оказалось главного и ближайшего врага. А именно Юнкая. К величайшему сожалению Мудрых Господ Юнкая, тот факт, что ни одна из миэринских армий не двинулась в направлении их города, вовсе не означал того, что Драконья королева простила их. Совсем наоборот — наследница Древней Валирии решила разобраться со своим главным врагом самолично. Древний город был обречен. Обречен погибнуть, не имея ни малейшей возможности как-то воспрепятствовать своей гибели. Все наемные отряды, завербованные ими, были уничтожены под стенами Миэрина. Все корабли — сожжены, потоплены или захвачены армией Таргариен. То, что они называли «армией» (состоящей, по большей части, из солдат-рабов и офицеров-надсмотрщиков) сейчас догорало на месте битвы или разлеталось пеплом по ветру. Все полководцы были мертвы. А тех солдат, которые не были ни наемниками, ни рабами, ни совершенно не сведущими в военном деле выродившимися аристократами… Их насчитывалось во всем Юнкае от силы пара сотен. Не стоит забывать и о том, что желтокаменные стены города пребывали в плачевном состоянии — не случайно хозяева Юнкая во время первого пришествия Дейенерис Таргариен предпочли откупиться, а не сражаться. Второй раз такого шанса им не предоставилось. Королева и не желала давать им никаких шансов — она не забыла ничего из того, что позволяли себе юнкайские послы перед возвращением Дрогона. И она готова была повторить все деяния своего великого предка над Харренхоллом. Или превзойти его, если получится. Сама Дейенерис летела верхом на черном Дрогоне, зеленый Рейгаль двигался следом. Они показались над Юнкаем в самый темный час — и Мудрые Господа еще раз показали полное отсутствие этой самой мудрости, не удосужившись даже выставить дозоры на всех укреплениях. Поэтому единственными юнкайцами, увидевшими драконов до того, как они спикировали вниз, было несколько пьяниц, задержавшихся в таверне до глубокой ночи и идущих в этот момент домой. Никто из них, как мы знаем, так до дома и не дошел. Команда «Дракарис» стала для юнкайцев громом среди темного неба. Черное небо перерезали струи огня в тот момент, когда весь город спал. Драконий огонь, одна из самых разрушительных сил той эпохи, да и всей человеческой истории, вырвался на волю и растекся по крышам и улицам Юнкая. Пламя опаляло пирамиды, украшенные бронзовыми гарпиями, которые таяли и стекали вниз. Огонь не щадил никого и ничего. Работорговцы и невольники, успевшие проснуться и даже осознать, что происходит, ничего не могли с этим сделать. На втором заходе Дрогон нацелился на ту часть города, где стояли огромные пирамиды и богатые дома — там жили правители Юнкая. Ни один из них не выбрался из огненного шторма живым. А остальной город, лишившись своих Мудрых Господ (потом это словосочетание еще очень долго считалось эталоном сарказма) утратил всякую способность к сопротивлению и противодействию угрозе. Пока драконы жгли город, а рабы, воспользовавшись моментом, бежали прочь, никто не попытался взяться за рычаги боевых скорпионов. Ни одна катапульта или другая метательная машина не сделала в ту ночь ни единого выстрела. Лишь десяток лучников пытался пускать стрелы в небо — тщетно. Юнкай умирал — умирал не так, как нормальный город, в пламени войны. Он умирал подобно скотине на бойне. Спаслись лишь те, кто успел вонзить нож в спину хозяина и скрыться в окружающих обреченный город холмах. Когда взошло солнце, Юнкай все еще пылал от края до края — столб дыма, по словам очевидцев, был виден даже из Мантариса, Нового Гиса и еще дальше. После того, как воины коалиции разграбили Астапор, этот город стал вторым из трех крупнейших торговых центров Залива, стертых с лица земли. И до сих пор на том месте, где когда-то стоял Юнкай, лишь отдельные каменные кладки, проглядывающие сквозь заросли ковыля, свидетельствуют о том, что здесь когда-то был великий город. Никто так и не попытался восстановить его или просто поселиться в окрестностях — такова была воля Драконьей королевы, которую продолжали чтить спустя века после ее смерти. А пока на побережье залива Работорговцев драконье пламя пожирало город, на юго-западе, в заливе Скорби, полыхало еще одно кровопролитное сражение. Едва Железный флот Виктариона Грейджоя миновал Гозайский пролив, как они столкнулись лицом к лицу с передовыми кораблями великой Армады, собранной Волантисом на помощь коалиции. Лишь благодаря Мокорро, Красному жрецу на службе Виктариона, железнорожденные смогли узнать о приближении врага заранее. И успели подготовиться. Волантийские же адмиралы такой поддержки потусторонних сил не имели — и не знали, что битва, на которую они спешили, уже завершилась. И воздушной поддержки в лице дракона, управляемого волшебным рогом, у них тоже не было. Зато у Мокорро были единоверцы, разбросанные по многим кораблям Армады, которые только ждали сигнала — им должна был стать струя пламени из пасти Визериона — чтобы начать всеобщий мятеж и взять флот под контроль. А дальше… Заполучив Армаду в свои руки, железнорожденные и освобожденные рабы должны были повернуть на запад и захватить Волантис. Вернее, не захватить, а избавить от тиранического гнета рабовладельцев Старой Крови. Сам Виктарион назвал этот план не иначе как «блестящим». Но на самом деле… все, как мы знаем, пошло совсем не так. Прежде всего, волантийская знать, которую все обвиняли в непотизме, эгоизме, самомнении и полной оторванности от общества, не могла бы продержаться сотни лет на вершине власти и пережить множество кровавых восстаний. Сторонники Мокорро, среди которых было полно откровенных фанатиков, не слишком старались скрыть свои намерения — и капитаны, заранее заподозрив неладное, также приняли меры предосторожности в отношении моряков-огнепоклонников. А то мало ли что. И самое главное — железнорожденные как-то не учли, что ни один нормальный офицер, команда которого на четыре пятых состоит из рабов, не выйдет из гавани, не убедившись в том, что ни один из матросов-невольников не имеет возможности избавиться от оков и, тем более, добыть какое-то оружие. Да, среди потенциальных бунтовщиков были и вольноотпущенники, и вольнонаемные… Но их было меньшинство. А большинство так и держали прикованными к веслам. А ключи от кандалов оставались вне досягаемости тех, кого нельзя было считать по-настоящему надежными. Когда Мокорро дал сигнал, на кораблях Армады начался настоящий ад. Всего Волантис отправил в эту экспедицию шестьсот двадцать кораблей, восемьдесят шесть из которых представляли собой тяжелые транспорты, забитые солдатами, остальные были боевыми галерами. К началу бунта они по разным причинам лишились десяти кораблей (в том числе четырех транспортов). И когда всё началось, в эпицентре событий оказалось примерно двести семьдесят тысяч человек — рабов и свободных, волантийцев и железнорожденных, приверженцев Огненного и Утонувшего Богов. Почти двести тысяч из них носили цепи, ошейники и клейма. Всего рабам удалось, по разным оценкам, захватить примерно полторы сотни кораблей — в основном в первые же минуты восстания. На остальных же… В лучшем случае, там все упиралось в патовую ситуацию, когда противники оказывались друг напротив друга и никто не мог одержать победы. Куда чаще оказывалось так, что свободные моряки, солдаты и командиры успевали перебить восставших рабов раньше, чем те успевали собраться и вооружиться. В течение часа Армада в буквальном смысле оказалась залита кровью — как и Горестный залив, в воды которого тысячами валились трупы и еще живые люди. У рабов был огромный численный перевес, была причина сражаться и умирать — но не было опыта военных действий, не говоря уже о тактике морского боя, обращения с метательными машинами и так далее. У волантийцев такой опыт был — и они, подавив бунты у себя на борту, быстро скооперировались и принялись отвоевывать у рабов один корабль за другим. К концу второго часа восстание готово было сгинуть в море крови. И именно в этот момент Виктарион и Мокорро спустили Визериона на сбившийся в кучу волантийский флот. Понимая, что его план провалился, Грейджой решился пустить в ход самое мощное оружие из всего, что у него имелось. Какую-то часть кораблей, отбившихся от основного строя железнорожденные успели захватить, придя на помощь восставшим. Остальные же… Ими было решено пожертвовать. Волантийский флот, обескровленный бунтом, не мог противопоставить дракону абсолютно ничего. Несмотря на храбрость моряков, в последний момент решивших забыть о смертельной вражде, корабли вспыхивали сразу десятками за каждый заход крылатой огненной смерти. Спасла волантийцев, что логично, их многочисленность. Во время перехода и сражения некоторые корабли отнесло довольно далеко, иногда на целые сотни лиг — даже у дракона не хватило бы времени и сил сжечь их все сразу. Некоторые волантийские капитаны, увидев столбы дыма на горизонте, здраво рассудили, что их спасение лежит в скорости — и не ошиблись. Некоторые повернули к Элирии или Толосу, но подавляющее большинство кораблей, не попавших под огонь, бежали обратно в Волантис или Новый Гис. Бежали, не оглядываясь. Жесточайшее из морских сражений, которое до сего дня видело человечество, вошло в историю под именем Битвы в Пламенном Море. Волантийцы потеряли триста восемь военных кораблей и пятьдесят три транспорта. Всего тридцать четыре корабля (из которых только три были транспортными) достались железнорожденным и их союзникам. Многие из тех, кто избежал драконьего пламени, разбивались о камни или друг о друга, пытаясь идти как можно скорее. Число погибших так и не удалось установить из-за огромных масштабов сражения, очень приблизительные оценки дают цифру в сто пятьдесят тысяч тех, кто, как бы сказали железнорожденные, предстал в этот день перед Утонувшим Богом. Что до потерь Железного флота… О них и говорить не стоит. Один из драккаров затонул, большая часть команды успела перебраться на другие — вот и все. Путь на Волантис был открыт. Но… Среди островитян были те, кто не испытывал по этому поводу радости. В основном они находились на борту «Железной победы» и видели воочию, что происходит с их лордом-капитаном. Они замечали, как странно он стал вести себя в последнее время. Как покраснел его правый глаз — и во что превратилась его обгорелая рука. Все это отдавало чем-то очень нехорошим и потусторонним. Впрочем, уцелевшие волантийцы с радостью бы поменяли проблемы железнорожденных на те, что свалились на их белокурые головы. На двенадцатый день после Битвы в Пламенном Море двадцать два волантийских корабля доползли до побережья Элирии… И мы можем только представить их реакцию, когда вместо одного дракона на них налетело сразу два. Дейенерис Таргариен успела за это время перелететь через залив Работорговцев (который она успела переименовать в Драконий) и теперь жгла остатки сил коалиции. Толос и Элирия, в отличие от Юнкая, не стали отправлять все свои войска на разгром взбунтовавшегося Миэрина, но это все равно их не спасло. Их собственные рабы вышли на улицы, где жгли и громили все, что попадалось им под руки. А те немногие волантийские солдаты, что сумели прорваться к берегу сквозь огонь Дрогона и Рейгаля были встречены отрядами Безупречных. Битва (если ее можно так назвать) была выиграна в одночасье. Элирия сдалась Матери драконов — и Толос вскоре последовал за ней. Теперь, когда бывший залив Работорговцев был полностью под их контролем, а Виктарион Грейджой полным ходом шел на Волантис (о чем поведали несколько выживших волантийских моряков, которых удалось допросить), королева Дейенерис Бурерожденная обратила свой взор на Мантарис, последний из городов, поднявших оружие против неё и пока остающийся нетронутым. А еще он был последним препятствием на пути до Волантиса по древнему валирийскому чуду, которое называлось Дорогой Демонов. Вскоре Мантарис был окружен десятками тысяч воинов и двумя драконами. Но этот город Дейенерис уже не интересовал. Ее целью был Волантис. Вопрос был лишь в том, кто доберется до него первым.