Всего одна смерть

Битва за Волантис. Часть 3 «В Волантисе нет королевы. И она ему не нужна» (триарх Малассос Борроро, 300 г. от З.Э.) «Люблю, когда война проходит без неожиданностей» (генерал Висорос Торро, 300 г. от З.Э.) «Таргариены ничем не отличаются от остальных драконьих владык. И переговоры с ними будут короткими» (триарх Малассос Борроро, 300 г. от З.Э.) «Да… Давайте обсудим условия мира… еще раз» (триарх Саэна Лавенир, 300 г. от З.Э.) «О, муза, расскажи мне все о Эйгоновом граде и его руинах, И расскажи о черном прахе жителей его, И расскажи о воинах, что в пепел в одночасье обратились, О пламени зеленом, и о безумии, пережившем своего творца, О города руинах, где тишину лишь можно слышать, О тысяч тысячах слов, что не скажет никто и никогда. Поплачь со мной о сгинувшей вовек эпохе, Где драконы жили в ямах, а король сидел на троне из мечей. Что видим мы сейчас — всего лишь тень того, что было. Чуть слышно эхо славы и ужас в дальней памяти людской. Чтоб город жил и процветал, труд нужен многих поколений, Но чтобы его сжечь, порой достаточен лишь миг. Что дальше, ведают лишь Боги — и, возможно, Град Эйгона и сестер воспрянуть может вновь. Но можем ли мы знать, куда река истории нас приведет? Что даст нам Битва Воинств Четырех, иль Эйриса Безумье, Или Погибель, или Пламень — у дня того есть множество имен. Одно могу сказать — в войне страдает каждый, абсолютно. Коль сели за игру цари иль лорды — можно ждать великих мук…» (фрагмент «Песни о слепом поэте Турине», 303 г. от З.Э., вольный перевод с валирийского. Турин Слепец — бард, переживший последнее восстание рабов Волантиса и присоединившийся к войску Дейенерис Таргариен в качестве помощника архимейстера Марвина. В дальнейшем Турин отличился во Второй битве у Драконьего Камня и Битве Последнего Союза, а после войны принял активное участие в строительстве и развитии Вольной Гавани. В последующие годы его песни и исторические записи сегодня вошли в число важнейших источников информации той эпохи — в первую очередь, среди мейстеров, изучающих историю Эссосапокалипсиса, Войны Восьми Королей и Второй Долгой Ночи. Многие оригиналы его трудов сегодня можно найти в таверне «Драконоборец», одном из самых известных заведений Вольной Гавани) *** Если бы только это случилось в любое другое время… В любое другое время, чуть более спокойное, волантийцы, узнав о том, что к их городу идет семидесятитысячное войско, сопровождаемое двумя драконами, впали бы в страшную панику. Но время было таким, каким было. Еще до прибытия Драконьей королевы Волантис пережил, казалось бы, все, что только можно — и быстро приближался к состоянию своей праматери-Валирии, с которой сравниться не мог вообще никто, что при жизни, что после Рока. Красные жрецы и присоединившиеся к ним восставшие рабы, уже спалившие большую часть города, все еще продолжали сражаться, несмотря даже на то, что они потеряли свою главную твердыню и святыню: храм Владыки Света превратился в гнездо одичавшего Визериона. А лояльные триархам войска продолжали наступать — им не мешали даже продолжавшиеся бунты в собственных рядах (многие командиры, недовольные своим положением, решили воспользоваться моментом) и беспрецедентная предвыборная резня в глубоком тылу. После всего этого разве испугаются они какой-то вражеской армии, большую часть которой, вдобавок, составляли дотракийские варвары? Даже если над ними летели два дракона? Хотя нет, наверное, мы все-таки перегнули палку, сказав, что волантийцы вообще проигнорировали появление нового врага. Конечно, они этого не сделали и приготовились к достойной его встрече — и сделали все четко, быстро и без паники, восприняв вторжение врага как еще одну трудность, которую как-то надо решить, а не как конец света. После всенародного мятежа, появления пиратской армады и дракона… Они уже ничему не удивлялись. Да и кто такие дотракийцы, в конце концов? Орда диких зверей, убийц, насильников и грабителей, по сравнению с деяниями которых даже мифические Иные казались мелкой неприятностью… Но единственными вещами, за счет которых они могли побеждать, были численность и скорость. Теперь, когда внешние стены города снова были в руках законной власти, справиться с этой ордой было парой пустяков. Но в войске врага были не только конные варвары. Там были и Безупречные, лучшие солдаты Эссоса, показывавшие выдающиеся успехи в бесчисленных сражениях. Пусть их и нельзя было назвать мужчинами (формально), это не отменяло того факта, что работать копьем и щитом они учились примерно в том же возрасте, что и ходить. И с этого момента совершенствование военного искусства занимало все их время, кроме еды и сна. Сотня таких воинов-евнухов могла остановить дотракийскую орду или многократно превосходящий их численностью наемный отряд. И в армии Дейенерис Таргариен таких воинов были тысячи. И, вдобавок, она дала им свободу воли — и каждый из них готов был рвать на куски рабовладельческий мир, центром которого был Волантис. На их фоне меркли даже драконы и тысячи «обычных» вольноотпущенников, также примкнувших к освободительной армии — они казались лишь «поддержкой» легиона Безупречных. И да, насчет драконов. Еще один огнедышащий ящер до сих пор был жив и прятался в главной святыне огнепоклонников. И он не делал разницы между лоялистами и бунтовщиками. Он убивал всех. Еще до начала известных событий в город стали прибывать беженцы из Мантариса, которые рассказывали вещи, от которых кровь стыла в жилах. Мантарис отказался принять ультиматум Дейенерис — и Матерь драконов после того, как Рейгаль и Дрогон сожгли оборонительные укрепления вместе со всеми, кто там находился, бросила в бой кхаласары. Даже сейчас, с учетом технического прогресса, драконий огонь до сих пор входит в первую десятку самых смертоносных орудий войны, доступных человечеству — а представьте, каково было тогда? У защитников Мантариса не было никакой защиты против огнедышащих тварей — все, кто пытался как-то сбить их, сгорели самыми первыми. А потом, когда стены рухнули, все было кончено. Они пощадили рабов и бедняков — ну, постарались пощадить. Высшие же классы — в первую очередь, те, кто владел рабами — были истреблены поголовно. Уцелевшие имели возможность собственными глазами наблюдать, как в крови и пламени под натиском диких варваров гибнет древняя культура, пережившая величайший в истории катаклизм. Взятие Мантариса обошлось Дейенерис Таргариен дорого — она потеряла от десяти до двенадцати тысяч дотракийцев, многие из которых банально умерли от не смертельных, казалось бы, ран из-за крайне слабо развитого среди них врачебного дела и недоверия лошадников к чужеземным целителям. И, что удивительно, ее люди продолжали гибнуть даже после окончания битвы: кое-кто из Сынов Гарпии, пережив Миэринскую резню, примкнув к отступающим войскам коалиции, добежал аж до Мантариса, выжил и здесь тоже — и продолжил свои деяния против Разрушительницы цепей. Это не домыслы — несколько человек с подозрительно восточной для Мантариса внешностью удалось во время провалившихся покушений взять живыми и допросить. Вскоре после этого нападения прекратились — очевидно, что последние Сыны были либо уничтожены, либо залегли на дно. А личность самой Гарпии так и осталась неизвестной. Если волантийцы надеялись, что десять-двенадцать тысяч погибших как-то ослабит таргариенское войско… У Дейенерис были драконы, не забывайте. И она, пока ее армия шла на запад по Дороге Демонов (на которой, на самом деле, никаких демонов не было), оседлала Дрогона и полетела в противоположную сторону. За подкреплением. Ей повезло. У дотракийцев как раз начался сезон набегов, и ей в первые же часы встретились сразу три кхаласара, разорявших местность. Все три предводителя, ответившие грубым отказом на требование присягнуть последней из Таргариенов, закончили свои жизненные пути в пасти драконов вместе с большинством кровных всадников. Остальные наездники после такого сразу согласились преклонить колени, после чего полным ходом поскакали на юго-запад. Так в ее армии прибавилось еще пятнадцать тысяч человек. Не все они, конечно, были рады тому, что ими командовала женщина-чужеземка, но привычка подчиняться силе — а также перспектива впервые в истории разграбить город за Черными стенами, где должна была храниться баснословно богатая добыча… Ради этого они готовы были смириться. Пока. Возможность взять Волантис волновала их даже больше пламени и клыков Дрогона — и намного больше красоты его наездницы. Против них Волантис мог выставить меньше сорока тысяч солдат, часть из которых, вдобавок, продолжала сражаться против остатков красных мятежников. Вот почему когда сир Барристан Селми, выйдя к стенам города с мирным флагом, предложил переговоры, триархи и их подданные ухватились за этот шанс обеими руками. Несмотря на то, что они так старались убедить граждан в том, что Дейенерис Таргариен совершенно безумна, сами они в это не особо верили — и надеялись договориться с ней миром. Да в конце концов, разве можно упускать такой шанс избежать разграбления родного города? Надежда прожила очень недолго — ровно до того момента, когда были озвучены условия. То, что предложил бывший королевский гвардеец, оказалось… с их точки зрения, просто немыслимым. Они и так готовы были пойти на многое. Освобождение рабов? Согласны. Они все равно были бы потеряны для экономики Волантиса, поскольку едва ли не все рабское население так или иначе примкнуло к восставшим. И теперь для господ не было никакой разницы в том, перебить их всех в наказание или дать уйти. Репарации Миэрину? Тяжело, но можно. Так положено на войне, где проигравший возмещает победителю нанесенный ущерб. Согласиться на размещение в Волантисе оккупационного гарнизона? Это еще тяжелее — даже не из-за попрания чести Старшей дочери Валирии, а просто потому, что солдат будет нечем кормить, во всяком случае, длительное время. Но и на это они были готовы согласиться. И даже на выделение ей солдат для будущей войны на земле Вестероса, хотя для Волантиса не было никакого смысла бросать своих людей в дикие и варварские Закатные земли. Судьба освобожденных рабов так и осталась подвешенной в воздухе: с одной стороны, далеко не все они готовы были примкнуть к армии Бурерожденной и уйти вместе с ней. Кого-то не согласилась бы взять она, кто-то отказался бы сам. А оставлять их на территории Волантиса, где продолжало бы существовать рабство (переговорщики обсуждали освобождение рабов, а не отмену рабства вообще) было для триархов равносильно тому, чтобы простить последователей покойного Бенерро, а для рабов — сунуть голову в петлю, поскольку после ухода Дейенерис Триархия могла припомнить им все нанесенные от такого мира унижения… Но этот мир так и не был принят. Из-за последнего условия, в котором Дейенерис требовала признать ее в качестве королевы Волантиса. Именно это требование большинство историков и мейстеров называют главной ошибкой всей жизни завоевательницы. Основной причиной этого называется отсутствие у Дейенерис надлежащего воспитания в таких необходимых любому правителю дисциплинах, как искусство компромисса и история. Если бы она хоть немного изучила своего противника, она бы знала, что за многие века в Волантисе никогда не было верховного правителя, которому подчинялись бы все остальные. Он всегда был олигархической республикой, где правила каста родов Старой Крови, которая изначально подчинялась драконьим владыкам (среди которых тоже не было единоличного монарха), а потом, когда те исчезли, сама заняла место наверху. Даже триархи были всего лишь «первыми среди равных». И не было в этом городе преступления страшнее, чем попытка узурпации власти. До сих пор каждый такой честолюбец не получал в итоге ничего, кроме мучительной и позорной гибели — Мейгир был в этом списке далеко не единственным. Волантис был республикой. Всегда был и всегда будет. Да, это была республика сверхбогачей, окруженных толпами рабов, но они никогда не согласились бы признать над собой власть царя, короля, императора или еще кого-нибудь. Они скорее отказались бы от рабства, чем от этого. На этой ноте переговоры и прекратились. И Дейенерис, унаследовавшая упорство и непреклонность от своих драконьих предков, не настаивала на их продолжении. Она решила, что там, где бессильно доброе слово, поможет добрая сталь. За те четыре дня, что продолжались переговоры, она успела еще пару раз слетать в сторону Великого Травяного Моря и привести с собой еще подкреплений. И к тому моменту, когда разговор был окончен, численное превосходство ее армии стало еще более подавляющим. Многие были уверены, что этого хватит. Когда дважды прозвучал боевой рог, его голос был заглушен ревом пятидесяти с лишним тысяч дотракийцев, рванувшихся к стенам Волантиса. Они и раньше уже не раз брали даже хорошо укрепленные города одним простым способом: сначала обстрелять защитников из лука, уворачиваясь от ответных выстрелов и подавляя их банально числом, затем, когда враги дрогнут — общая атака с аракхами наперевес. Все просто, казалось бы. Но когда вас почти шестьдесят тысяч, есть ли смысл что-то мудрить? Тем более, когда над головами два дракона, которые теперь на вашей стороне? Волантис отказался сдаться миром — теперь его ждала та же участь, что и Мантарис. Так они думали ровно до того момента, как с размаху ударились о суровую реальность. Потому что волантийцы тоже не сидели сложа руки, пока шли переговоры. Им хватило этого времени на то, чтобы увезти все, что могло плавать, на противоположные берега Ройны и Волейны и как следует укрепиться на внешних стенах. А еще дотракийцы почему-то забыли, что Старшую дочь Валирии защищают совсем не лхазарские ягнятники, покорные и безропотные, на которых они учили сражаться свой молодняк. Там были ветераны многих войн, в том числе и против них, которые хорошо знали все слабые стороны степных варваров. Двадцать тысяч стрел, посланных первой волной дотракийцев, либо разбились о каменные стены Волантиса и свалились вниз уже по кускам, либо воткнулись в ростовые щиты солдат, защищающих их. Изумившись подобной наглости, волантийцы ответили всадникам двадцатью тысячами лучников, тремя требушетами, девятью баллистами и пятнадцатью скорпионами. Стоит ли говорить о том, насколько односторонней была эта резня? Пока одна из сторон имела абсолютное позиционное преимущество, находясь на стенах, другая наступала на нее плотной бесформенной массой, по которой просто невозможно было промахнуться. Даже если твоя стрела пролетала мимо того дотракийца, в которого ты целился, она попадала в его коня, или в его соседа, или в коня соседа… И, чтобы еще больше облегчить работу врагу, дотракийцы шли в бой без какой-либо защиты на теле — одни считали, что доспехи носят только трусы, другие были уверены, что нечего в бою таскать лишнюю тяжесть, которая только движения сковывает. Теперь любая стрела, даже та, что для вестеросского рыцаря или Безупречного была бы просто помехой, для крикунов с длинными косами зачастую становилась причиной смерти. А еще по их толпе били тяжелые осадные машины, выкашивавшие дотракийцев сразу десятками. И финальной частью этой симфонии смерти стало то, что дотракийцы даже в таких неравных условиях отказывались отступать, игнорируя приказы сира Барристана и самой королевы. Сама она никак не могла помочь своим с воздуха — каждый раз, когда над их головами показывался дракон, волантийцы тут же поворачивали метательные машины вверх и переносили обстрел на нее, не давая даже приблизиться. Единственным, чего она смогла добиться, было то, что противник в такие моменты обстреливал дотракийских всадников не так плотно. И еще — что он израсходовал солидную часть заготовленных боеприпасов. Правда заплатить за это пришлось тридцатью шестью тысячами убитых дотракийцев и еще неизвестным количеством искалеченных, спешенных, дезертировавших и пропавших без вести. После такого разгрома армия Таргариен на целые сутки прекратила все попытки штурма, пытаясь хоть как-то собрать оставшиеся силы. И триарх Малассос Борроро решил воспользоваться этой передышкой и взлетевшим после победы энтузиазмом своих людей для того, чтобы окончательно раздавить сопротивление Красных жрецов. К тому времени уцелевшие бунтовщики, измученные, обескровленные и отрезанные друг от друга, могли лишь удерживать занятые рубежи — пока еще могли. Оставшиеся жрецы были способны всего лишь выпускать на врага время от времени теней-убийц, но и за это пришлось платить цену кровью. После гибели Верховного жреца Бенерро руководство армией восставших рассыпалось, поскольку почти все его приближенные погибли еще раньше — либо в бою с лоялистами, либо при попытке приручить или хотя бы прогнать дракона, засевшего в храме. Именно храм, по замыслу Малассоса, мог стать местом, где они смогут разбить обоих противников сразу. Триарх приказал снять с Черных стен самую мощную из баллист, которую не просто так прозвали Драконоубийцей, и поставить ее прямо перед храмом Владыки Света. А затем потребовать у Дейенерис прекращения осады под угрозой смерти Визериона. Мы не можем гадать, как поступила бы королева, окажись перед ней подобный выбор. Но план триархов был сорван после того, как один из последних повстанцев сумел пробраться в храм — и выпустил дракона на свободу еще до того, как Драконоубийца была доставлена на позицию. Дейенерис тут же вылетела навстречу Визериону верхом на Дрогоне. Они кружили в небе несколько часов, время от времени пытаясь наброситься друг на друга, прежде чем Визерион, наконец, признал свою Матерь и согласился ей подчиниться. За это время волантийцы-лоялисты успели взять опустевший храм штурмом — и среди немногих противников, которых они сумели взять живыми, оказался тот самый, кто выпустил Визериона. Его звали сир Джорах Мормонт. А его история, полная самых разных свершений, как героических, так и изменнических, заслуживает отдельной книги. И конец его жизненного пути был таким же выдающимся — его четвертовали слонами. По иронии судьбы, спустя несколько лет, когда между Волантисом и Винтерфеллом восстановилось сообщение, первое послание с Севера на берега Ройны содержало искреннюю благодарность волантийцам за то, что они осуществили правосудие над бывшим лордом Медвежьего острова. Эти слова потом надолго испортили отношения между Королем Севера и Таргариенами… Но это уже позже. А тогда Волантис, устранив одного противника, еще раз попытался договориться миром с другим. Конечно, теперь у врага не было такого численного перевеса, зато у него вместо двух драконов теперь было три, а у них запасы стрел и снарядов стремительно таяли. Пока еще у них были силы на то, чтобы не давать драконам жечь город огнем. Пару дней их еще можно было удержать. А потом? И, вдобавок, оказалось, что в городе почти не осталось запасов продовольствия. А таргариенская армия перерезала к нему все подходы. Если у них еще был шанс сдаться на сколь-либо приемлемых условиях, они должны были им воспользоваться. И Дейенерис… Она, после всех понесенных ей потерь, все-таки изменила первоначальные предложения. В худшую сторону. Теперь, помимо всего, выдвинутого ранее, она потребовала выдать останки Джораха Мормонта и устроить ему почетные похороны, как герою. Сами триархи должны были отдать себя на волю королевского правосудия за все совершенные ими преступления против собственного народа. Ну и еще несколько мелочей, вроде отделения законодательной власти от судебной и тому подобного. А в случае отказа, само собой, пламя и кровь. Скрепя сердце, триархи Малассос Борроро, Эрос Содерро и Саэна Лавенир согласились на эти условия — и ворота Волантиса открылись перед своей новой королевой. Но Матерь драконов оставалась в этом городе недолго (к счастью или несчастью, смотря с какой точки зрения) — ее ждала новая война. Она уже знала о том, что происходит в Вестеросе, и об экспансии Браавоса. Война должна была продолжаться, если последняя из Таргариенов действительно хотела вернуть себе престол Семи Королевств.