Всего одна смерть

Семь Королевств во тьме. Часть 1 «Нет, я не Азор Ахай. Но я королева Миэрина и Волантиса, правительница залива Драконов и Семи Королевств. Откажись преклонить передо мной колени — и ты узнаешь, что такое Пламя и Кровь» (королева Дейенерис Таргариен, 301 г. от З.Э.) «Нет, если к нам прилетит королева на драконе, я только рад буду… Если, конечно, ее сердце все еще бьется» (сир Джастин Масси, 301 г. от З.Э.) «Что ж, будем надеяться, что она не так безумна, как ее отец» (король Робб Старк, 301 г. от З.Э.) «Драконы нам очень пригодятся. А вот их хозяйка… Хотелось бы обойтись без нее» (король Станнис Баратеон, 301 г. от З.Э.) «Что? Еще один выживший Таргариен? Да еще с драконами? Господи, Утонувший Бог, неужели мой безумный дядюшка все-таки оказался прав?» (леди Аша Грейджой, 301 г. от З.Э.) «Дотронься до меча — и умри на месте. Не трогай его — и живи дальше. Что выбрать? Глупый вопрос» (неизвестный эссосский солдат о Светозарном, 301 г. от З.Э.) «О, Бродячий Дракон, что летит над песками и морем, Ты взираешь на прошлого пепел — и что там желаешь найти? Скажут мертвые ли вещи те, что сама не желаешь ты слышать, Скажут что города, обратившиеся в прах и смерть? Ты вернулась туда, где твоя жизнь когда-то началась, Там где ты, наконец, права сможешь свои заявить. Но мечта твоя здесь может вдруг обернуться кошмаром, Вместо золота гор море пламени можешь узреть. Так лети же все выше и дальше, Бродячий Дракон, Лети в битву за целью, что выше претензий и власти, Ты носитель судьбы, а дети твои есть могучая сила… Но что тебя ждет В мире том, где везде льется кровь и хлад сковал землю? Не горюй, Дитя Бури, та, что разбила мириады цепей! Судьбы мира Пишут не те, кто сдается на воле отчаянью и боли, Не смотри ты назад, обрати ты в грядущее взор, Сколь бы темно там не было, может, твой глаз вновь луч света увидит…» (фрагмент «Песни о слепом поэте Турине», 303 г. от З.Э., вольный перевод с валирийского) *** Когда перед королевой был принесен меч Светозарный и она взялась за его рукоять, никто — или почти никто — не сомневался в том, что Дейенерис Таргариен и есть Возрожденный Азор Ахай. Иначе и быть не может. Только что она победила гигантского мертвого краба, останки которого обещали быть местом паломничества еще очень долго. Ну и, в довесок, сожгла целую армию нежити и отвлекла на себя внимание всех ледяных колдунов, участвовавших в битве. Драконий Камень, где она когда-то родилась, должен был стать началом великого шествия героини, призванной объединить всех, от песков Дорна до ледяных пустошей Севера. Тем сильнее шокировало всех то, что произошло на самом деле. В первое мгновение после того, как рука Дейенерис сжалась на рукояти Светозарного, не произошло ничего. А потом меч внезапно потемнел — и у всех под ногами задрожала земля. Из вершины Драконьей горы с адским грохотом поднялись столбы огня и дыма, а все три дракона заревели от чудовищной боли — и этот рев был слышен за много лиг во все стороны. А тело Матери драконов… Оно загорелось. Это продолжалось несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем ее рука разжалась — и она медленно осела на землю. Лишь в самый последний момент сир Барристан Селми успел подхватить падающую королеву. Она была жива и дышала. Но все прекрасно понимали, что только что произошло. Бурерожденная не была Азор Ахаем. И тогда… Многие, очень многие воины из Браавоса, Волантиса и других мест ощутили неожиданный прилив честолюбия и жажды славы. Если та, кого все считали легендарным героем, оказалась не тем, о ком они думали… Значит, им может оказаться кто-нибудь из них! И люди, отталкивая друг друга, потянулись к Светозарному. Зря, конечно. Дейенерис, в свое время, согласно некоторым источникам, выжившая в погребальном костре своего мужа без какого-либо ущерба, смогла продержать волшебный меч в руке пять или шесть секунд — и это едва не стоило ей жизни. Спасло ее, возможно, происхождение от крови Древней Валирии, возможно, связь с драконами, забравшими часть урона… На что, спрашивается, рассчитывали те, кто ничем этим не обладал? Они шли один за другим. И один за другим погибали. Одни вспыхивали ярким пламенем и сгорали в ужасной агонии за секунды. Другие в мгновение ока старели на десятилетия, словно время вокруг них моментально ускорялось. Третьи сходили с ума и набрасывались на своих друзей, вынуждая себя убить, или же с воем вырывали пальцами себе глаза… Они умирали — но следом за ними шли новые. Подходили, прикасались к Светозарному — и гибли в муках. А через их тела переступали другие… Хорошо хоть вулкан больше не извергался. Такое было последним, чего они желали после страшной битвы. Семьдесят девять человек, не считая самой королевы, попробовали испытать свой шанс, прежде чем поток добровольцев, наконец, иссяк. Это может показаться удивительным, но именно группа вестеросских рглорианцев, чьи единоверцы из Браавоса отдали свои жизни ради этого меча, приняла новость о том, что Драконья королева не является Возрожденным Азор Ахаем, с удивительным спокойствием. Они взяли волшебный меч длинными клещами (чтобы колдовство не убило их самих) и очень осторожно перенесли его на борт стоящего в гавани корабля, направляющегося в Сумеречный Дол. Их никто ни о чем не спрашивал и никто не пытался задержать. Все понимали, что Азор Ахай должен быть найден — где бы он ни был. У оставшихся и без того было полно забот. Пока королева приходила в себя в Великом Чертоге, командование, как и когда-то в Миэрине, принял на себя сир Барристан Селми. И первым же делом принялся рассылать воронов и гонцов во все великие дома на побережье Узкого моря, в долине Черноводной, на Расколотой Клешне и много куда еще. Именно тогда и начали распространяться по всему Вестеросу ошеломляющие новости о том, что сестра принца Визериса вернулась — и привела с собой драконов. Поэтому все должны немедленно присягнуть ей на верность. Хотя Барристан был не первым, кто сообщил об этом. Квентин Мартелл начал приводить дорнийцев к присяге Дейенерис двумя неделями ранее, но с Драконьего Камня вести распространялись намного быстрее, чем из Солнечного Копья. Мог ли он добиться успеха таким образом? Однозначно нет. Если бы Драконья королева явилась сюда незадолго до начала Войны Восьми Королей — или даже тогда, когда она уже разгорелась… Тогда сотни бывших сторонников дома Таргариенов вновь подняли бы знамена с драконами. Возможно. Но точно не сейчас. Не после страшной резни, когда выживших уже ничего не могло испугать и им лишь хотелось чтобы их оставили в покое. Не тогда, когда почти все потенциальные союзники Таргариенов были обескровлены и обессилены. Не во время самой суровой на памяти живущих зимы, когда вся страна будто бы погрузилась в глубокую спячку. И не после того, как два короля-победителя и их военачальники забрали из Королевских земель (которые, вдобавок, были разделены между двумя мятежными королевствами) всех, кто мог и хотел сражаться за Рассвет, и увели их далеко на Север. И не тогда, когда большинством оставшихся вооруженных людей на этих землях были солдаты гарнизонов, оставленных Старками и Баратеонами — которые не имели никаких причин чувствовать какую-то верность вернувшейся из-за моря Матери драконов. Но сир Барристан в очередной раз совершил невозможное. За несколько дней до того, как его королева впервые смогла встать с кровати, он начал получать ответы — землевладельцы, живущие достаточно близко от Драконьего Камня, соглашались присягнуть ей на верность. Среди них были Селтигары, принесшие присягу от имени свой новой леди Лючии, которая признала Бурерожденную правительницей Семи Королевств, а сама, очевидно, надеялась получить какую-то помощь с ее стороны — после огромных потерь, понесенных домом Селтигаров во время Первой битвы за Королевскую Гавань и гибели лорда Ардриана во Второй. Присягнул и лорд Бартимос Сангласс, вернувшийся из Волантиса, где прятался долгое время после того, как знаменитая леди Мелисандра заживо сожгла его старшего брата (лорд Гансер, с самого начала поддержавший Станниса Баратеона, славился своей набожностью и наотрез отказался отречься от Семерых. По свидетельству очевидцев, он даже на костре продолжал возносить хвалы Святой Вере), и он испугался, что отправится следом за ним. Принес присягу и лорд Эдвелл Рамбтон, который не сбежал, но скрывался в катакомбах Дрифтмарка, страшась повторения судьбы Гансера Сангласса, а также его собственного отца, братьев и кузенов. Он прятался даже тогда, когда веларионовский флаг над островом сменился браавосским, а теперь, наконец, вылез и преклонил колено перед Драконьей королевой. Были среди присягнувших и рыцарские дома Крэббов, Хоггов, Боггсов, Пейнов, Брюнов… Но это было мало, очень мало по сравнению с теми силами, которые собрал Эйгон Первый перед началом своего завоевательного похода. Все те, кто согласился принести присягу королеве Дейенерис, могли выставить на поле битвы от силы восемьсот латников. И, надо сказать, что большая часть этих домов на самом деле пошла не за Дейенерис, а за сиром Барристаном Отважным, которого все хорошо знали и уважали. Однако у Драконьей королевы имелось кое-что, чего не было у Завоевателя триста лет назад. У нее была почти пятидесятитысячная армия, расквартированная под Пентосом. Если бы не одно «но». Она так и оставалась возле Пентоса. Ее не на чем было переправить через море. И некому. Пока Дейенерис лежала без чувств в своих покоях, в Браавосе, как поняли ее сторонники, что-то произошло. Потому что союзники, получив эту новость, тут же погрузились на корабли и отчалили в сторону родного города, предупредив напоследок, чтобы на них и их флот больше не рассчитывали. В качестве неустойки за сорванное соглашение браавосийцы передали под власть королевы Дрифтмарк и все остальные свои завоевания в Вестеросе — но остров ведь не может переправить войско через море, правильно? Вот в такую обстановку и вернулась наследница Древней Валирии из долгого обморока, «подаренного» Светозарным. И вернулась она уже не той, какой была раньше. Нет, ни у кого и в мыслях не было о том, что это все та же Матерь драконов, какую они знали. И никто не утверждал, что Дейенерис на самом деле умерла и ее приближенные нашли где-нибудь похожую на нее девушку и покрасили ей волосы в белый цвет… В конце концов, цвет глаз не так легко поменять — а в мире совсем немного людей с такой редкой лиловой радужкой. Но все видели, что облик Драконьей королевы и в самом деле изменился. Дейенерис и раньше была довольно красивой, но теперь… Теперь ее красота стала какой-то… почти нечеловеческой. Идеально гладкая кожа цвета слоновой кости, волосы словно светились изнутри мягким серебристым светом, а пурпурные глаза подчеркнули едва заметные темно-рубиновые штрихи… С такой внешностью королева Миэрина, Волантиса и всех подвластных земель могла считаться первой красавицей известного мира — в этом с ней никто не мог сравниться. Но прикосновение к Светозарному подарило Дейенерис не только красоту — но и оставило ряд неприятных последствий. Прежде всего они коснулись ее драконов. Даже самые фанатичные приверженцы Матери драконов не могли отрицать того факта, что она своих детей контролировала, мягко говоря, очень плохо. Порой, что называется, на грани — и иногда эта грань пересекалась. И у тех, кто находился рядом с королевой и не обладал, в отличие от нее, даром несгораемости, это не могло не вызывать ужаса. Но теперь, когда она переродилась во второй раз в пламени волшебного меча… Все изменилось. Дрогон, бывший до этого момента самым диким, злобным и непокорным из драконов, стал… Это даже нельзя описать как «верным ее питомцем». Он скорее стал частью ее самой. О событиях тех дней по обе стороны Узкого моря написаны сотни, если не тысячи книг — и почти все они дают очевидный вывод: между королевой и драконом установилась связь более крепкая, нежели между варгом и его зверем или птицей. К сожалению, за любое добро приходится платить. И платой за крепчайшую связь с Дрогоном стал полный разрыв какой-либо связи с Рейгалем и Визерионом. Сторонники Таргариенов до сих пор стараются избегать этой темы или, в самом крайнем случае, сильно смягчают слова, говоря об «ослаблении уз» и тому подобном. В действительности никаких уз между Визерионом, Рейгалем и их матерью больше не существовало. С Визерионом, который пережил воздействие волшебного рога, оставившего в его душе глубокую рану, проблем было меньше — он еще позволял себя кормить свежей свининой и время от времени летал над безлюдными скалами Драконьего Камня, не причиняя особого вреда. А вот Рейгаль… Он стал не просто неуправляемым. Он стал совершенно диким, и единственным способом унять его ярость оставался Дрогон, на котором королева Миэрина одолевала разбушевавшегося Рейгаля в воздушном бою, после чего тот на какое-то время успокаивался. Но каждый такой бой становился все дольше и тяжелее — Рейгаль до последнего не желал сдаваться. Не стоит удивляться тому, что попытки Дейенерис повторить опыт своей праматери Рейниры и найти среди людей валирийской крови наездников для ее драконов ни к чему не привели. Даже для валирийцев-полукровок (не говоря уже о тех, в ком преобладала кровь андалов или Первых людей) попытка оседлать взрослого дикого дракона была столь же рискованной, как взятие в руки Светозарного с надеждой, что ты на самом деле и есть Азор Ахай. Никто не забыл о том, сколько Отпрысков дракона были сожжены или сожраны живьем во время Танца Драконов. Но тогда наряду с неудачами были и успехи. Сейчас нет. В самом лучшем случае смельчакам удавалось спастись бегством — в основном, это касалось тех, кто пробовал оседлать Визериона. Таких было меньшинство. Большую часть белый дракон успевал сжечь. Рейгаль же убил почти всех, кто пытался приблизиться к нему. В конце концов Дейенерис, окрепнув достаточно, чтобы снова начать летать на драконе, решила лично направиться в Королевскую Гавань и объявить о своих притязаниях. Вместе с ней морем направились пятьсот эссосских воинов. Еще столько же должны были высадиться в Сумеречном Доле. Старкам и Баратеонам пора было понять, что вернулась та, кому Железный Трон принадлежит по праву. И… Первым, что увидела Матерь драконов на земле Вестероса, было то, что столицы Семи Королевств больше нет. Просто нет — и все. Развалины Королевской Гавани, откуда дом Таргариенов почти три сотни лет правил почти всем континентом, не были полностью безлюдны. Король Робб, уходя из погибшего города, не собирался в него возвращаться, но все равно оставил несколько сотен воинов — просто чтобы предупредить попытки Станниса Баратеона снова вторгнуться в дельту Черноводной. А следом за ними на развалины стали возвращаться его жители — те, чьи дома сохранились в относительной целости, и кто не верил слухам о том, что город проклят. А потом сюда потянулись и купцы из Браавоса и Пентоса — особенно после того, как Черноводный залив оказался под контролем военных кораблей с лиловыми парусами. И, конечно, были охотники за удачей, которые надеялись найти что-нибудь ценное в руинах города, где когда-то жило полмиллиона душ. Сейчас их оставалось меньше тысячи. Город еще жил и дышал — но это была жизнь на огромном разлагающемся трупе. Несколько групп выживших, разбросанных тут и там — и ничего больше. Причем после того, как стало известно о появлении Иных, даже эти усилия пошли прахом. Сначала ушли северяне, оставив от силы полсотни воинов. Потому что поняли, что новой войны со Станнисом все равно не будет — они будут сражаться вместе с Белыми Ходоками. Потом ушли эссосцы — после событий в Студеном море. Этих осталось несколько десятков. И еще остались те, которым банально некуда было уходить. Оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать о том, что Дейенерис было известно о том, что случилось в Королевской Гавани задолго до того, как она прилетела туда. Ей регулярно сообщали свежие новости (по крайне мере, некоторые) еще в Эссосе, потом, во время переправы через Узкое море, моряки из Браавоса раскрыли ей более подробную картину войны в Закатных Королевствах. Но слышать — это одно, а видеть собственными глазами — совсем другое. Очевидцы свидетельствуют о том, что когда королева приземлилась во дворе разрушенного Красного замка, на ее лице была целая симфония чувств — от растерянности до испепеляющей ярости в адрес тех, кто такое устроил. И это еще до того, как она увидела «свой» Железный Трон… Полурасплавленный, полуразбитый и разграбленный. И тогда свершилось то, что ее покойный брат любил называть «пробуждением дракона». Она разбудила дракона. В себе. Дрогон взревел от гнева вместе с ней — и выпустил струю пламени в сторону Железного Трона, окончательно превращая его в бесформенную оплавленную груду железа. А потом они вырвались наружу и принялись жечь все, что попадалось им на глаза. Имперские историки и по сей день утверждают, что ярость Дейенерис не погубила, но спасла многие жизни, поскольку дома, пережившие дикий огонь, но уничтоженные ею, находились в плачевном состоянии и могли просто обрушиться на головы тех, кто пытался в них укрыться. А Матерь драконов этого не допустила, выгнав их прочь. Вестеросцы относятся к событиям того дня, разумеется, более скептически, но и они при всем своем желании не могут привести ни одного факта гибели мирного жителя в стенах бывшей Королевской Гавани. Все, кто погиб под огнем Дрогона, были воинами Короля Севера, не успевшими спрятаться или спастись бегством. Даже когда дракон начал успокаиваться, его хозяйка еще долго кричала в темное небо, требуя кары — Божьей и своей — для всех, кто это допустил. Это известно нам только со слов уцелевших солдат лорда Болтона, успевших укрыться среди развалин и избежавших карающего пламени. Когда эссосцы и воины дома Таргариенов смогли, наконец, успокоить ее, минимум четверть северян сгорела. Но большинству удалось сбежать, и их никто не преследовал. А спустя еще сутки с небольшим в Королевскую Гавань стали возвращаться беженцы — и присягать новой королеве. Такая демонстрация силы показалась им предельно наглядной. И никто не желал оказаться следующей трапезой Дрогона. В краткосрочной перспективе гибель нескольких десятков человек в глубоком тылу не значила для Королевства Севера и Трезубца ничего. Как и то, что некоторые из жителей самой разоренной части бывших Семи Королевств решили сменить сторону. В более долгосрочной перспективе… Это событие изменило решительно все. Оно стало самым кардинальным переломом в истории Второй Долгой Ночи. Потому что в холодные и темные дни страшнейшего в истории 301 года от З.Э. развалившиеся на независимые регионы Семь Королевств сумели прекратить междоусобную борьбу — ради общего дела. Ради войны с Иными. Все на это согласились. Западные и Речные земли, Долина и Простор, Север, Штормовые земли и Железные острова. Какая бы глубокая вражда ни лежала между ними, люди Закатных Королевств согласились забыть обо всем — по крайней мере, до того дня, как им удастся отбросить Иных. Когда последний вихт в их владениях будет упокоен. И теперь на этом поле появились те, кто не был связан подобным соглашением — Дейенерис Таргариен и Квентин Мартелл. И все поняли об этом сразу, как только узнали о том, что случилось в Королевской Гавани и Солнечном Копье. Пришел тот, кто желал победы для себя, а не для рода людского. И это стало самым грязным и несмываемым пятном на репутации дома Таргариенов, которая в свое время упала настолько, что позволила начаться — и победить — Восстанию Роберта Баратеона. А еще жители Сумеречного Дола и остальных Королевских земель понимали, кто пришел их завоевывать. Армию Дейенерис Таргариен составляли совершенно чужие им люди. Они не говорили на Общем языке и не знали их образа жизни. Они поклонялись чужим Богам и были совершенно уверены в том, что люди тоже могут быть товаром. Еще совсем недавно они опасались вторжения Браавоса или Штормового Предела. Оказалось, что есть враги и похуже. И все это происходило на землях, разоренных войной. В разгар страшной зимы. В условиях, когда города и замки было почти некому защищать — и в то же время их некому было захватывать. Когда людям уже нечего было терять. Когда никто не верил в то, что доживет до конца Долгой Ночи. У Дейенерис было чуть больше тысячи воинов по эту сторону моря. Остальные сорок с лишним тысяч остались на том берегу. И когда она немного остыла… Она тоже все это поняла. И поэтому, получив известие о том, что Сумеречный Дол, тоже занятый северянами, отверг ее требования, не стала подкреплять свои требования огнем и кровью, а вместо этого отвела свое войско на север — на земли Расколотой Клешни, которые согласились ей присягнуть. Тем более, что эти владения пострадали от Войны Восьми Королей и междоусобицы в Долине не так сильно, как многие другие. А сама вознеслась в небо и полетела на запад. В сторону Риверрана. Это решение Драконьей королевы (истинный его автор так и не был найден, но большинство историков сходится во мнении, что она не сама это придумала) не смогло решить ни одной проблемы, но породило еще больше новых. Местные жители все-таки успели познакомиться поближе с бывшими рабами и рабовладельцами — и особенно с дотракийскими налетчиками. И это знакомство окончательно отвратило их от имени Дейенерис и знамени с красным драконом. Потом, конечно, Дейенерис Таргариен и ее верные сторонники сильно пожалеют о череде промахов, совершенных в этот исторический момент. Но пока они еще только вступали на поле битвы между Жизнью и Смертью.