Всего одна смерть

Эссосапокалипсис. Часть 5 «Единственный человек, которого я по-настоящему боюсь — это моя жена» (Салладор Саан, 303 г. от З.Э.) «Спорные земли… Подобные названия просто так не даются» (неизвестный вестеросец, 302 г. от З.Э.) «Что ж, пока они резались между собой, они хотя бы нас не тревожили…» (сир Джастин Масси, 304 г. от З.Э.) «Запомните: всегда предавайте своих союзников, как только поймете, что это сойдет вам с рук. Но ни в коем случае не раньше!» (неизвестный мирийский магистр, 302 г. от З.Э.) «ДА ГРЯДЕТ КОЗЕЛ» (руническая надпись, сделанная жертвенной кровью на алтаре в подземелье квохорского храма, 301 г. от З.Э.) *** На протяжении веков и множества поколений эссосское общество, намного более многолюдное, чем вестеросское, пребывало в относительно устойчивом равновесии. С тех самых пор, как Валирию уничтожил Рок, а попытка Волантиса восстановить единство Фригольда обернулась Кровавым веком, девять Вольных городов разделили весь запад континента на сферы влияния — и с тех пор на протяжении трех сотен лет практически ничего не изменилось. Дотракийцы время от времени появлялись из степей, получали свою дань и уходили, Мир, Лисс и Тирош ссорились между собой, Норвос, управляемый бородатыми жрецами, держался в стороне от всех склок, Волантис неизменно выбирал триархов из партии «слонов», Браавос покорял моря и вставлял палки в колеса работорговцам, Пентос служил воротами на Закат, а про Квохор вообще мало кто вспоминал — о нем знали в основном то, что там живут страшные чародеи. Цепь событий, оставшаяся в мейстерских книгах и прочих исторических хрониках под названием Эссосапокалипсис, в течение трех лет — с 299 по 302 годы от З.Э. — уничтожила весь трехвековой миропорядок, который ранее считался незыблемым. Затем на его руинах стал рождаться новый порядок, который с самого начала обещал иметь со старым очень мало общего. Наверное, единственным, что пока оставалось неизменным, стали продолжающиеся войны между Тремя Дочерьми Валирии. Шестьдесят четвертая официально подтвержденная в исторических книгах война за Спорные земли началась незадолго до того, как Драконья королева пришла с востока — и продолжилась после того, как она отплыла в Закатные Королевства. Началась она так, как и большинство предшествующих — и все шло к тому, что военные действия не выйдут за рамки «цивилизованных» норм. Поводом для этой войны стал очередной спор между торговцами — Тирош отчего-то решил повысить пошлины для лиссенийских торговцев, причем даже больше, чем допускали сложившиеся за последние века обычаи и заключенные ранее договоры. Естественно, оба города очень быстро потянулись за мечами и каждый из них попытался склонить на свою сторону Мир. Все как обычно. Но дальше началось то, чего никогда раньше не случалось. Золотые Мечи, легендарный отряд, за почти сотню лет ни разу не нарушавший заключенного договора, вдруг покинул своих нанимателей и отправился в Вестерос, чтобы завоевать престол для наследника своих извечных врагов — Таргариенов. И Мир, который и был тем самым нанимателем, из самой сильной стороны треугольника внезапно обернулся самой слабой. Теперь уже они искали союза с Тирошем и готовы были довольствоваться ролью младшего партнера коалиции. 300 год от З.Э. отметился рядом небольших стычек, в которых участвовали мелкие наемные отряды и «свободные капитаны» — а еще серьезным ужесточением договоров между наемниками и нанимателями, которые раньше смотрели сквозь пальцы на дезертирство и смену сторон, но теперь требовали самых суровых наказаний для тех, кто хотя бы попытается нарушить условия соглашения. Затем явилась армия Дейенерис Таргариен и состоялась битва у Опалового озера, после которого сложившийся порядок в этой части Эссоса стремительно пошел трещинами. Лиссенийцы, разозленные тем, что в этот раз остались в меньшинстве, воспользовались потерями своих врагов и начали масштабное наступление по двум фронтам сразу. За две луны лиссенийские войска разбили шесть крупных отрядов противника в Спорных землях и взяли под свой контроль три больших города: Нумидис, Массадис и Напалис. Тем временем на море адмирал Утео Талис разгромил тирошийский флот, в полной мере реализовав богатый боевой опыт своих моряков, который они приобрели на недавней войне с остатками Железного флота. И все же преимущество Лисса было временным и не очень прочным. Собравшись с силами, Мир и Тирош начали собственное наступление, призвав на службу еще тысячи наемников из разных стран. А их было предостаточно после побоища в Дотракийском Море, которое высвободило десятки тысяч воинов, теперь ищущих любую работу. А уж где-где, а в Спорных землях работа всегда находилась. В 301 году от З.Э. мирийская армия отвоевала Нумидис и Массадис, пока Тирош теснил лиссенийцев на море. Чаша весов все сильнее склонялась не в пользу Лисса. В сражении у Ониксового пролива лиссенийский флот потерпел крупное поражение и тем самым потерял практически все свои завоевания на Ступенях. А на суше тем временем двукратное численное превосходство мирийско-тирошийской коалиции превратилось в четырехкратное, поэтому гарнизоны неприятельских городов и крепостей зачастую сдавались без боя. И когда Лисс, загнанный в угол, уже готов был сдаться… Две другие Дочери принесли ему неожиданный подарок. Они начали грызться между собой. Первый архонт Тироша Драксос, уже чувствуя себя победителем, видел в Мире не столько союзника, сколько соперника за доминирование в Спорных землях. И, не дожидаясь, пока враг сдастся, ударил мирийцам в спину. По крайней мере, так гласит официальная версия. По другой версии, мирийские шпионы давно узнали о том, что «союзник» готовится их предать и ни капельки этому не удивились, хотя бы потому, что сами собирались это сделать. Такое у них было в порядке вещей. В итоге вместо молниеносного удара, который должен был сократить число победителей до одного, получилась затяжная бойня на суше и море, которая растянула войну еще на долгое время. Потому что однозначным превосходством не обладал ни один из трех Вольных городов. Если одержать верх на Ступенях удалось Тирошу, то на материке он терял одну позицию за другой. Пара морских налетов на незначительные порты, предпринятых мирийцами, закончились провалом, и война все продолжалась и продолжалась, пожирая новые сотни жизней, десятки военных и торговых кораблей и, конечно же, целые горы золота. Про Лисс все как-то уже забыли, а тирошийцы так и не смогли собраться с силами и додавить первого из соперников на континенте, поскольку не решались ослабить сопротивление натиску со стороны Мира. Так продолжалось и после того, как Королева Ночи испустила дух и в Вестерос начал возвращаться мир. Война продолжалась, но казначеи с каждым месяцем беспокоились все сильнее, поскольку их сундуки с золотом становились все легче, а найти новых солдат на эти деньги было все труднее. Сами горожане, надо сказать, не очень охотно откликались на посулы вербовщиков, несмотря на то, что их собственные доходы из-за развала морской торговли становились все скуднее день ото дня. Особенно сильно события последних лет ударили по тем, кто торговал людьми — Волантис, Миэрин, Юнкай, Астапор и другие мировые центры работорговли почему-то больше не подавали признаков жизни. Следующим переломным моментом в войне стало возвращение на родину Салладора Саана в 302 году от З.Э. Завершив службу во флоте Штормового Королевства, самопровозглашенный Принц Узкого моря вернулся домой известным, опытным, прославленным и, главное, богатым человеком. А его корабли стали последней надеждой Лисса избежать позорного разгрома. И он, надо сказать, тоже это понимал — и собирался выторговать у магистров за свою помощь все, что только можно было придумать. Естественно, они на все согласились, Саан стал едва ли не самым влиятельным лицом в городе (где, вдобавок, выстроил для себя гигантский Дворец Попугаев), но свою часть сделки он выполнил — и разбил тирошийский флот в сражении у Туманного Камня. Это стало последней каплей для архонта и Совета города и они предложили мирные переговоры. Имперские историки, впрочем, называют еще одну причину — восстание рабов, которое удалось достаточно быстро подавить, но игнорировать такой симптом тирошийцы уже не могли. Это, вкупе с последними силами Лисса, брошенными в новое наступление, и планомерным натиском армии Мира, куда в основном стекались ветераны войн в Эссосе и Вестеросе лишило их всяких шансов на победу. При таком соотношении сил надеяться было не на что. К тому же Мир имел в тот момент самые лучшие отношения на внешнем фронте — этот город всегда был известен своими мастеровыми, строителями и архитекторами, которых так сильно не хватало Закатным Королевствам, восстанавливающимся после Долгой Ночи. Тирош же мог предложить им намного меньше… Сейчас на ум приходит разве что прячущийся у них Тристан Мартелл со своей супругой Мирцеллой, в девичестве Баратеон. Тем более, что тирошийские эмиссары действительно привезли его на Великий Совет 303 года от З.Э. (добровольно или нет — это уже отдельный вопрос), но это было потом. А пока Тирош отправил в Мир и Лисс послов с просьбой о начале мирных переговоров. Противники послов приняли — и на переговоры согласились. Кайрисский договор, подписанный в 303 году от З.Э. после долгих и очень ожесточенных споров, зафиксировал победу Мира… Если, конечно, ее можно было так назвать. Тридцать лет спустя королева Кассана Баратеон, вспоминая историю Трех Сестер, заметила, что главной целью большинства их войн было не получение новых благ, а нанесение врагам большего ущерба, чем те успевали нанести им самим. В этой войне они действительно постарались: неприемлемый урон понесли все воюющие стороны. Казна трех городов была опустошена почти до дна, от изначальных армий осталось меньше половины. Мир, конечно, добился более выгодных условий мира, по сравнению с соперниками — он контролировал четыре десятых территории Спорных земель, включая самые плодородные и богатые участки, тогда как владения Лисса в основном сосредотачивались в гористых территориях на южном побережье, а Тироша — на западном. Что до Ступеней — они были в очередной раз поделены между Лиссом и Тирошем. «Победителя» эти куски камня не интересовали. А на севере континента, куда так и не добралась Драконья королева, сложившийся порядок рушился и без ее вмешательства. Первый удар ему нанесло вторжение кхала Врассо и его разгром, а второй, решающий — внезапное пробуждение магии. На протяжении веков Квохор и Норвос находились друг с другом в военном союзе, совместными усилиями защищаясь на двух фронтах сразу: от волантийцев на юге, регулярно посматривавших с вожделением в верховья Ройны, и от дотракийцев на востоке, от которых регулярно приходилось откупаться золотом и рабами. И тут внезапно обе угрозы устранились. Варварские орды кочевников из степи были разгромлены как их собственными стараниями, так и Матерью драконов, которая навербовала десятки тысяч всадников в свою армию и бросила их в кровавый водоворот. А еще в этом поучаствовали их собственные сородичи, которые, лишившись сильных вождей (рискнувших воспротивиться беловолосой девушке верхом на драконе), принялись резать друг друга за право вести за собой оставшихся. И в этой резне приняли участие их собственные рабы, которые сразу почувствовали, что их угнетатели, оказывается, уже не так сильны, как раньше. Что до Волантиса — мятеж Красных жрецов, вторжение Дейенерис и Железного флота, а затем провозглашение Империи надолго, если не навсегда, отвадили триархов от каких-то там завоеваний. И Квохор, впервые за сотни лет, осознал, что в этих землях нет никого сильнее него. И никто не мешает ему начать собственную экспансию. И ему для этого больше не нужен Норвос… …Если бы не одно «но». Пленных дотракийцев, которых оказалось намного больше, чем они ожидали, нужно было куда-то деть. Выкупать их никто не собирался, продать их тоже было некому, как рабы они мало на что годились, а вот как мясо для жертвоприношений — очень даже. Жрецы Черного Козла были только рады такому подарку. И тот, кому они поклонялись, очевидно, тоже. Такое обильное кровопролитие не могло остаться без последствий — и ткань мироздания внутри черных стен содрогнулась. Воспоминания, оставшиеся о тех днях, достаточно противоречивы: в них говорится о появляющихся на улицах тенях, некоторые из которых просто пугали прохожих, а некоторые в считанные мгновения высасывали жизнь у всех без разбора, будь то аристократ, простолюдин или даже жрец. Иногда посреди ночи или даже днем в воздухе раздавалось зловещее блеяние… Поначалу правители Квохора не приняли эти предзнаменования всерьез. Да и сами горожане, если честно, тоже, несмотря на то, что среди них уже были жертвы. Квохор, конечно, не был Асшаем, но его не зря называли городом Чародеев, где и раньше случались подобные всплески необъяснимых явлений. Пусть и нечасто. И горожане относились к ним так же, как другие относятся к непогоде — неудобной, но привычной, которая должна была со временем пройти. Только раньше эти события не накладывались на добравшуюся уже и до Эссоса Долгую Ночь. Когда обескровленные досуха трупы, которые появлялись по ночам на улицах все чаще, стали еще и воскресать… Вот тогда квохорцы и поняли, что это, похоже, конец. Горожане боялись лишний раз высунуться из своих домов — особенно после того, как небо затянули темные тучи, под которыми трудно было отличить день от ночи. И уже появились слухи о черных демонах с козлиными головами, бродящих по опустевшим улицам и убивающих всех встречных. От вездесущего блеяния некоторые просто сходили с ума и выпрыгивали из окон навстречу смерти. Власти города запоздало издали указ о запрещении жертвоприношений и закрытии храмов, стражники и солдаты выходили в патрули только очень большими группами, а те, что рисковали выйти во тьму вдвоем, втроем или впятером, часто уже не возвращались обратно. Не все квохорцы, столкнувшись с великой бедой, решили спрятаться поглубже и переждать. Многие выбрали бегство. В первую очередь убежали, естественно, проживавшие в Квохоре иностранцы, но и местные уроженцы тоже от такого не отказывались. Как ни странно, именно бегство жителей в наибольшей мере способствовало расширению границ государства, когда беглецы в считанные месяцы присоединили к Квохору все земли на востоке вплоть до Эссарии и все земли на севере до самой Секиры, ранее принадлежавшей Лорату (сам Лорат чем дальше, тем больше поглощался Новым Браавосом и об удержании собственных колоний больше не думал, а оспаривавший владения этими землями Иббен был слишком далек), основав на этих территориях много новых поселений. Некоторые добежали до Норвоса и стали просить у старого союзника помощи, однако правители города в холмах ответили в стиле: «Уходя — уходи» и закрыли перед ними ворота. Более официальный ответ ссылался на то, что даже если бы союзный договор по-прежнему действовал, норвошийцы обязались помогать в защите от людей, а не от вырвавшихся из мира мертвых чудовищ. И у норвошийцев была причина отказать. Среди жертв потусторонней резни были и их соотечественники. И, по слухам, трое человек погибло уже и в самом Норвосе… Естественно, связывать свое будущее с городом Чародеев длиннобородые аристократы не собирались. Потеря главного союзника не изменила жизнь Квохора почти никак — тем более на фоне таких громких событий. Несколько погибших за день (или за ночь, сейчас их трудно было отличить) уже никого не удивляли. И никто больше не сомневался в том, что за тьмой и ужасом, что накрыли весь город, стоит сам Черный Козел. Или, по крайней мере, те, кто служит ему в мире смертных. А как, спрашивается, иначе объяснить вездесущее блеяние и черные фигуры с козлиными головами на улицах? С этим нужно было что-то делать. Верховный Совет издал новый указ, который запрещал не только жертвы и богослужения, но и саму веру в Черного Козла. И не на время кризиса, как раньше, а навсегда. И плевать они хотели на то, что это божество веками считалось покровителем Квохора и его жителей. Сами жители этой новости, надо сказать, только обрадовались — никому не хотелось отдать в жертву Богу, внезапно обернувшемуся на жителей адской мерзостью, кого-то из близких людей. Нашлись, конечно, и те, кто был против — в первую очередь, сами священнослужители. Кое-кто даже взялся за оружие. Потом было установлено, что больше всего жрецов-мятежников пало не от рук солдат на службе Совета или возмущенных горожан — их убили свои же бывшие слуги и «прозревшие» священники, отвернувшиеся от злого Бога. Примерно в это же время далеко на западе, за морем, Драконоубийца сразила Королеву Ночи. И небо над Квохором постепенно начало светлеть. Что еще раз убедило власти города в том, что они идут правильным путем. Когда с духовенством Черного Козла было покончено, две тысячи лучших воинов Квохора отправились на штурм святилищ, спрятанных в бесконечных катакомбах под городом. Там еще могли прятаться уцелевшие рогатые чудовища, угрожавшие жизням и душам горожан. Допрошенные ими жрецы, которых удалось взять живыми, тоже это подтвердили. Никто так и не узнал всех подробностей того, что происходило в темных туннелях и находящихся там мрачных храмах. Из двух тысяч вернулись сто восемьдесят два человека — и почти все они прожили остаток дней в затворничестве, не в силах забыть увиденного. Остальные, в лучшем случае, погибли. В лучшем случае. Из сбивчивых рассказов вернувшихся следовало, что им встречались создания из сшитых или слепленных между собой кусков плоти, которые в принципе не могли существовать. Но они были — и даже шевелились. А в самом центре катакомб был найден огромных размеров алтарь из цельного куска черного мрамора, который окружала целая орда восставших мертвецов… Сотни воинов приняли там свой последний бой. Их жертва не была напрасной. Что бы они ни сделали в подземельях под Квохором, они выполнили свою задачу. Через день после их возвращения небо окончательно посветлело — и город понял, что Долгая Ночь закончилась. Не было больше ни козлиного блеяния в ночи, ни ужасающего хохота, ни теней, несущих смерть всем, кто попадался им на пути. Культ Черного Козла стал первым в длинном списке религий, не переживших это столетие. Среди двух тысяч героев, отдавших жизнь за Квохор, было немало родственников членов Верховного Совета — и советники с магистрами не забыли об этом. Было приказано замуровать подземные ходы, навсегда похоронив рогатых демонов там, где им и надлежало находиться. Никто, конечно же, не говорит, что в городе Чародеев не осталось больше оккультных практик, зачастую, весьма жутких — но единой и всемогущей веры больше не существовало. Квохор решил повторить опыт Браавоса и ввел свободу вероисповедания — вернее, он пошел еще дальше, запретив безусловное доминирование какой-то одной религии над остальными. Возможно, именно поэтому в стране довольно долго существовал запрет на въезд в столицу особо рьяных последователей Р’глора, в принципе не допускавших существование других Божеств. Или, возможно, до Квохора дошли слухи о том, что происходило в далекой И-Ти, и он решил перестраховаться. Вообще Квохор, у которого теперь хватало земли, но не хватало людей, открыл ворота переселенцам со всех сторон света, пока не превратился в такой же «город всех народов», как, например, Волантис или Новый Браавос. Лишь двум категориям лиц въезд в этот город был закрыт — фанатичным огнепоклонникам и сторонникам Империи. Всех остальных (особенно тех, кто от этой самой Империи бежал) квохорцы принимали с распростертыми объятьями. На севере Эссоса, где к востоку от Республики Браавос рождалась новая великая держава, наконец-то наступил мир. А на юге полным ходом готовилось новое кровопролитие.