Глава 109. Вестерос разделенный
10 октября 2023 г. в 11:11
Великий Совет в Сумеречном Доле. Часть 2
«Просто посмотрите на эту карту. О каких Семи Королевствах вы говорите? Их давно уже не существует» (лорд Уиллас Тирелл, 303 г. от З.Э.)
«Знаете, я… Я уже начинаю жалеть о том, что здесь нет Матери драконов…» (лорд Себастион Эррол после очередной попытки договориться с регентом Драконии Миссандеей, 303 г. от З.Э.)
«Поистине чудесное литературное произведение, можете мне поверить» (сир Джастин Масси о «Жизни и судьбе Джастина Масси», 303 г. от З.Э.)
«По одну сторону моря Семь Королевств как единая держава обернулась семью независимыми королевствами. Хотя на самом деле их не семь, и не все они королевства… По другую — множество государств стали великой Империей. Вот что принес нам Сумеречный Дол» (императрица Вейла Таргариен, 360 г. от З.Э.)
***
Если начало Великого Совета и первое принятое им решение было пропитано духом единения, оптимизма и веры в то, что люди все-таки способны объединиться во имя великой цели… Все эти чувства испарились быстрее, чем возникли. Потому что общий Враг был побежден — и настало время делить земли, которые каких-то пять лет назад были частью единого королевства.
На самом деле все прекрасно понимали, что иначе и быть не могло. Единственный человеком, кто хотел — и мог, как многие до сих пор считают — воссоединить Вестерос, был героически павший в последней битве Войны Король Штормов Станнис Баратеон. Когда он ушел, его некому было заменить. Дейенерис Таргариен, которая тоже желала единства Вестеросу, никак не могла повести людей за собой так же, как и он. Тем более, с таким наследием. Тем более, в таком состоянии. Война Восьми Королей оставила на теле Семи Королевств такие глубокие шрамы, что даже вторжение Иных не смогло их залечить. И едва Последний Союз опустил мечи, как защитники Царства людей моментально обернулись вновь северянами, штормовиками, просторцами и всеми остальными — и каждый вспомнил о своих личных интересах, которые можно было удовлетворить только за счет других.
Одним из первых вопросов, которые были подняты, стала судьба Железных островов. Второе Восстание Грейджоя и власть двух королей, один из которых был полоумным, а второй просто безумным, поставили жирную точку в истории их культуры и общества. Весь архипелаг был опустошен и заброшен, поэтому вопросы о репарациях и компенсациях в золоте, железе и древесине (на чем пытались настоять Хайтауэры и Тиреллы) отпали сами собой за неимением плательщиков этих репараций. Если что и можно было сейчас поделить, так это саму землю. И Север настаивал на том, что Железные острова должны отойти ему, поскольку последний из лордов Грейджоев присягнул дому Старков как своему сюзерену. И вообще единственными островами, на которых еще теплилась жизнь, сейчас управляли Гловеры и Маллистеры, которые активно прививали железнорожденным культуру Севера и обращали их в веру в Семерых или в Старых Богов — кому что было ближе.
Против того, что поклонение Утонувшему Богу должно сгинуть, не возражал никто.
Но при этом просторцы продолжали настаивать на том, что они заслуживают какого-то возмещения от нанесенного островитянами урона. Несколько дней подряд Гарлан Тирелл и Гюнтор Хайтауэр убеждали северных соседей в том, что железнорожденным нельзя доверять — и, судя по тому, какое было принято окончательное решение «железного вопроса», их слова все-таки достигли цели.
Согласно условиям соглашения, на Железных островах в течение пятидесяти лет не должны были располагаться вооруженные отряды. Количество и размер принадлежащих островитянам судов были серьезно ограничены. Категорически запрещалось строительство драккаров и иных военных кораблей, способных нести метательные орудия. За нарушение данного запрета полагалась смертная казнь. Причем закон этот распространялся как на жителей самих Железных островов, так и на их сородичей, переселившихся в бывшие владения Ланнистеров. Что касается владения землей, король Робб согласился выбрать новых лордов Пайка, Старого Вика, Большого Вика и Оркмонта из числа знати Речных земель и других провинций своего королевства. Солтклифф было решено передать Баратеонам, а те назначили его новым лордом сира Десмонда Редвина, человека, который ненавидел железнорожденных, пожалуй, сильнее всех просторцев. И островитяне, попавшие под его власть, вскоре могли позавидовать своим соседям, принявшим столь мягкое и легкое наказание, которое назначил им Король Севера.
Никто не попытался поднять свой голос за железнорожденных. Два Восстания за дюжину лет привели к тому, что никаких союзников на материке у них не осталось. И за морем тоже — Браавос, Тирош и остальные Вольные города успели потерять немало торговых судов, взятых за железную цену.
Гораздо больше споров было вокруг судьбы долины Черноводной: если на окончательное решение вопроса Железных островов ушло девять дней, на этот потребовалось почти сорок. В том числе потому, что он включал в себя много частных случаев: Расколотую Клешню и Крабий залив, Дрифтмарк и Драконий Камень, а также, разумеется, устье реки, где когда-то была столица.
Быстрее всего решился вопрос острова Клешня, управляемого домом Селтигаров. Леди Лючия сразу объявила своим сюзереном короля Робба Старка, надеясь получить выгодные торговые связи с Девичьим Прудом и Белой Гаванью, находящимися в границах того же королевства — и король принял ее присягу, несмотря на протесты регента Миссандеи. Впрочем, протестовала она не так, чтобы очень уж сильно — Клешня не казалась ей таким ценным и важным с точки зрения стратегии призом, как, например, Драконий Камень или Дрифтмарк.
А вокруг этих двух островов участники Великого Совета вели между собой настоящую битву. Королевство Штормов требовало вернуть их себе на основании того, что последним законным лордом Драконьего Камня и владельцем одноименного замка был Станнис Баратеон — и, следовательно, новой их хозяйкой должна была стать его дочь. И еще они были уверены в том, что если спросить самих жителей островов, кому они хотят служить, большинство остановят свой выбор именно на Баратеонах.
В последнем они сильно заблуждались — в чем вскоре и сами убедились, когда оставленные на островах шпионы доложили, что жителям того же Дрифтмарка глубоко наплевать на волю Штормового Предела. Возможно, это было связано с гибелью лорда Монфорда Велариона и большинства его знаменосцев в диком огне во время Первой битвы за Королевскую Гавань. А может, с выросшими во время войны налогами, за которые тоже следовало благодарить короля Станниса. Или с реквизицией рыболовных судов адмиралом Сивортом. Или с тем, что Баратеоны не сделали ровным счетом ничего, когда на горизонте появились корабли с лиловыми парусами — и когда на Драконьем Камне появились Иные…
Какой бы в действительности ни была причина, лорд Монтерис (вернее, те, кто стоял за спиной десятилетнего лорда) отнесся крайне холодно к идее вернуться под власть Штормового Предела.
Возглавлявший делегацию с Дрифтмарка купец-валириец по имени Лейнон Тейд (характерный говор выдавал в нем человека, который явно не жил в Вестеросе достаточно долго) буквально в каждой своей фразе, произнесенной во время Великого Совета, подчеркивал свою верность Империи и дому Таргариенов. А если еще учесть тот факт, что две трети текущего населения Драконьего Камня и половину Дрифтмарка составляли те, кто приплыл из Эссоса вместе с Матерью драконов… Ричард Хорп и Доннел Сванн быстро поняли, что ловить им здесь нечего. Вариант вернуть острова силой они отмели сразу — люди уже получили жесткий иммунитет к войнам, как минимум, на ближайшее десятилетие. Поэтому если они хотели что-то себе заполучить, нужно было делать это силой слова, подкупа и взаимных договоренностей. И основным их аргументом было то, чья дочь сейчас сидела на троне в Штормовом Пределе. Аргумент оказался весьма действенным. Но жителей Драконьего Камня он все равно не убедил.
Но вскоре лорд Себастион Эррол вспомнил о еще одном рычаге воздействия на эссосцев.
Он вспомнил о маленькой Вейле Таргариен, которая жила вместе со своей сестрой-близняшкой в столице Штормового Королевства на попечении самой вдовствующей королевы Маргери и под очень надежной охраной. А это значит, у них была возможность как следует поторговаться с драконцами, выставив их будущую императрицу в качестве главного «товара» и выбив за нее достойную цену.
Надо сказать, что с этим согласились далеко не все. Многие лорды, представлявшие южное королевство, сочли подобное предложение бесчестным и грязным — среди них, помимо всех прочих, были гранд-адмирал Сиворт и сир Джастин Масси. Тем не менее, сторонники этого метода все же убедили их, пусть и с большим трудом…
…И в итоге их королевство не получило ничего, кроме позора.
Одной из причин этого позора стало то, что большинство штормовых лордов, приехавших на переговоры, сильно недооценивали имперского регента, которым оказалась четырнадцатилетняя девчонка, полжизни бывшая рабыней в Астапоре. Они забыли, что вместе с ней на Великий Совет прибыла целая толпа волантийских магистров, оттачивавших искусство убеждения и интриг на протяжении десятилетий — причем в условиях куда жестче вестеросских. Вот и сейчас Миссандея отреагировала совсем не так, как ожидали делегаты Штормового Королевства. Она спокойно заявила, что ее королева ничего не говорила о своей внучатой племяннице как единственной наследнице трона. Она наказала найти «наследника от крови Таргариенов», не уточняя, кем именно он должен быть. «Вы забыли о том, как много Таргариенов переселилось в Эссос за три сотни лет, — сказала она. — Нам ничего не стоит найти кого-нибудь из их потомков и воспитать из него правителя, которого заслуживает наша Империя».
Это было сильнейшим ударом по репутации Штормового Королевства, однако саму королеву Ширен удар не задел, скорее даже наоборот — все знали, что она громче всех возражала против этого плана. Тем временем Долина и Север согласились признать Драконий Камень частью Империи Таргариенов, и лорды Штормовых земель, оставшись в одиночестве, тоже вынуждены были это сделать. Закончилось все тем, что Ширен передала Миссандее маленькую Вейлу в обмен на несколько морских караванов с провизией и некоторыми ценными товарами из Мира. Тоже неплохо, конечно, но намного меньше, чем то на что изначально рассчитывало южное королевство.
А переговоры продолжались. Очень долго шли споры вокруг Расколотой Клешни, но не потому, что на эти земли претендовали сразу все, а совсем наоборот — их не хотел никто.
Первоначально лорды Клешни согласились на предложение короля Робба вернуться под крыло Севера вместе с остальной знатью Королевских и Речных земель. Недолгое правление Дейенерис не принесло Брюнам, Боггсам, Пайнам, Крэббам, Харди и прочим домам ничего хорошего, зато забрало целое молодое поколение, и большую его часть убило на войне.
На первый взгляд, вопросов с этими землями не было. Но только на первый взгляд.
Многие лорды, включая Редфортов и Мандерли из Девичьего Пруда, знали жителей Клешни все-таки получше, чем Король Севера. Знали они и о том, что эти люди воспринимали слова «прощение» и «помилование» далеко не так, как лорды Речных земель, также попавшие под власть Драконьей королевы. Те были рады уже тому, что Робб Старк просто забыл их поступок. Этим такого было мало. Они хотели и дальше жить по своим устоям, как привыкли во времена правления Роберта Баратеона, и одновременно получить от короля освобождение от ряда налогов (просто за то, что они «согласились» служить ему), выгодные договоры на продажу оружия и так далее.
Они как-то забыли о том, что Робб не был Робертом. И не собирался терпеть подданных, которые сами решали, какие законы им больше подходят и какие они хотят соблюдать.
И когда сир Бернард Брюн, представлявший лордов Расколотой Клешни, начал торговаться — вместо того, чтобы просто попросить Короля Севера принять их обратно — Робб его просто выгнал.
Теперь лордам Клешни нужно было срочно найти нового монарха, «достойного их мечей» — или, если быть честным, того, кто предложил бы за это больше.
И они не нашли вообще никого.
Миэринский вольноотпущенник, представлявший Империю, выставил их, даже не дослушав, а потом долго смеялся над тем, какие глупые и чванливые варвары встречаются в Закатных Королевствах. К Баратеонам они даже обращаться не стали — Станнис и его дочь были в их глазах изменниками, обрушившими законную династию.
Целых три дня делегаты с Расколотой Клешни мотались туда-сюда, пытаясь выторговать хоть что-то, прежде чем у них наконец-то нашелся сюзерен. Это оказалась Долина — просто потому, что больше некому было. Но им снова не повезло, поскольку переговоры вела не сама королева, а Джон Сноу, который относился к новым подданным гораздо более скептически, чем наивная и неопытная девушка из-за Стены. Бывший стюард лорда-командующего Джиора Мормонта сразу дал понять, что корона будет вкладывать в развитие их земель столько же, сколько налогов они будут вносить в казну. «Ноль за ноль, понятно», — так прокомментировал это соглашение Джастин Масси, пополнив свою копилку афоризмов.
После этого они должны были решить еще один очень тяжелый вопрос: как быть с Королевской Гаванью?
Некогда многолюдный, шумный и грязный город, в котором проживало полмиллиона ремесленников, купцов, бардов, септонов, рыцарей, придворных, солдат, шлюх, алхимиков и еще много кого, сейчас представлял собой почти безлюдные развалины с несколькими чудом сохранившимися лачугами, где ютились несколько десятков уцелевших, время от времени пытавшихся отыскать на пепелище хоть что-то ценное. Все постройки, которые не успели рассыпаться пеплом или обрушиться, были крайне ненадежными и жить в них было никак нельзя. С одной стороны, ценность этих развалин была близка к нулю. С другой, обладание этим местом могло в будущем принести очень много.
Вот почему два Королевства и одна Империя упорно требовали разрушенный город, ставший памятником безумия Эйриса Таргариена, себе. Да, жить там пока было невозможно, но устье Черноводной, как и Драконий Камень, было границей, очерченной толстой красной чертой на всех картах этой части света. И даже то, что ни один из трех претендентов не мог найти в то время средства на восстановление города, ничего не меняло. Всем было ясно, что упадок не продлится долго, что скоро жизнь восстановится — и тот, кто заберет бывшую Королевскую Гавань себе, окажется в безусловном выигрыше и будет контролировать весь залив. Последнее, конечно, звучало наивно, но многие участники переговоров в то время действительно так считали.
Сотни человек спорили, кричали, протестовали, угрожали, убеждали, намекали на самые страшные последствия, если их не послушают… И это продолжалось, как могло показаться, целую вечность.
Как ни странно, но самое очевидное (и, как считают многие, совершенно неизбежное) решение подсказал Сандор Клиган. Вернее, даже не подсказал, а показал личным примером.
Если сторонники Ланнистеров (не те, что служили леди Джой, а «настоящие», сражающиеся за дом Львов из Утеса Кастерли) не пережили Второй Долгой Ночи, то Братство Пса, вобравшее в себя множество беженцев из Речных земель, Долины и Севера, стало только сильнее. А территория, на которой оно действовало… Если в 301 году от З.Э. это была «ничья земля», где вся власть принадлежала разбойничьим ватагам, то к 303 году от З.Э. она превратилась в настоящее государство со своими законами, устоями, армией и столицей в тогда еще не переименованном Крейкхолле.
Оно называлось Свободной Республикой. И за последний год заметно раздвинуло свои границы, откусив даже несколько маленьких кусочков от Простора. И если «новые» Ланнистеры еще как-то мирились с его существованием, то просторцы поносили республиканцев самыми последними словами, обвиняя их в работе на северян, Империю и Браавос (причем одновременно), якобы мечтающих подмять Простор под себя.
Тем не менее, Республика была — и служила неплохим буферным государством между Севером и Югом.
Так что, спрашивается, мешало повторить этот опыт и на восточном побережье? Джон Сноу и Наавос Хаадос (то есть те, кто не рассчитывал заполучить устье Черноводной себе, несмотря на то, что граница королевства Долины сейчас пролегала чуть ли не под стенами Грачиного Приюта) предложили основать на месте бывшей столицы вольный город. Король Робб, скрепя сердце, согласился, но наотрез отказался уступать Восточные Марки (так на Севере в то время называли бывшие Королевские земли на их берегу Черноводной). Точно так же ответил и Ричард Хорп, десница королевы Ширен. Поэтому такого же крупного государства, как Республика, в долине Черноводной появиться не могло — границы города должны были стать и границами самой страны.
То, что город Вольная Гавань — так было решено его назвать — станет «ничьим», устроило всех, особенно эссосцев. Но оставался еще вопрос, кто будет им управлять?
Желающих, честно говоря, оказалось не так уж и много. Поскольку все понимали, что полномочий и возможностей у этого правителя будет, пожалуй, даже меньше, чем у довоенного принца Пентоса, хотя в глазах простых людей он и будет выглядеть настоящим королем. А вот тех, кто готов был поучаствовать в строительстве и последующем использовании богатств Вольной Гавани — таких было предостаточно. Республика Браавос, Империя Драконов, Северное, Долинное и Штормовое Королевства, Три Дочери, даже Лорат… Тысячи денежных мешков охотно распахнулись, надеясь с лихвой отбить все затраты в последующие годы. И ни одна из сторон не была заинтересована в том, чтобы во главе города оказался сильный и влиятельный правитель, способный им в этом помешать. Для этого же они и продвинули указ, запрещающий Вольной Гавани иметь армию — у правителя оставалась одна лишь городская стража для поддержания порядка на улицах. И отдельно добавили запрет для стражников носить любые предметы одежды желтого цвета — чтобы стереть даже эту память о старом мире.
В общем, власть будущего правителя заканчивалась там, где начинались интересы торговцев и ростовщиков. То есть ее, можно сказать, не было вообще.
Назвать его изначально хотели Владыкой Гавани, но потом решили, что это будет слишком уж по-браавосски и заменили титул на принц Гавани.
Осталось решить, кто именно им станет.
Самый подходящий вариант нашли тирошийцы, которые после череды «не тех» людей с обеих сторон Узкого моря выдвинули кандидатуру Тристана Мартелла, который вместе с молодой женой последние годы находился «в гостях» у Первого архонта. И причиной того, что его приняли, было не то, что он устраивал всех больше, чем кто-либо еще, а скорее то, что переговорщики настолько устали, что у них не осталось сил спорить. Самого Тристана, кажется, вообще никто не спрашивал, но он, если верить очевидцам, и не пытался возражать. Взяв с него несколько клятв никогда и не при каких условиях не претендовать на земли Дорна и на какие-либо унаследованные от принца Дорана титулы, Штормовое Королевство последним признало Вольную Гавань — и Мартеллы въехали в быстро отстраивающийся город, которым должны были управлять, не имея почти никаких рычагов для этого.
Вот так Тристан и Мирцелла и оправдали надежды Дорана и Серсеи, которые мечтали о том, что их дети будут править в Королевской Гавани. Пусть и не так, как те этого ожидали.
На этом фоне вопросы с принадлежностью Трех Сестер и земель, ранее принадлежавших Ночному Дозору, решились почти моментально. Джон Сноу и Робб Старк разделили острова легко и, можно сказать, по-братски. Долина оставила себе Длинную Сестру, а два других острова отошли Винтерфеллу.
Ему же отошли и земли Дара. Поскольку Стена была разрушена, а те, кого в прежние времена называли «одичалыми», стали такими же подданными Севера, в существовании полосы «ничьей земли» от моря до моря не было больше никакого смысла. Орден Рассвета, пришедший на смену Ночному Дозору, был международным — и все страны-участники согласились выкроить ему наделы на своей земле вместо того, чтобы создавать одну сплошную полосу рядом со Стеной, как раньше. Новый Дар, разделенный между Амберами, Вуллами, Флинтами и другими домами, вернулся в королевство Старков сравнительно легко, а вот с Брандоновым Даром пришлось повозиться. Для управления новыми владениями были созданы новые дома, самым влиятельным из которых стали Даркстарки, твердыней которых стало Логово Лютоволка, новый замок к юго-востоку от того места, где стояла Твердыня Ночи. Первой леди Даркстарк стала принцесса Арья — сразу после того, как отпраздновала свои шестнадцатые именины.
Но не одними приобретениями запомнился северянам Сумеречный Дол. Им пришлось согласиться продать Республике Браавос острова Скейн и Сирк — браавосийцы настояли на том, что им нужен плацдарм вблизи Стены, чтобы предупредить новое наступление Иных.
А вообще Великий Совет запомнился не только спорами, торгами и переделом земли. Он известен еще и тем, что сир Джастин Масси в самом конце 303 года от З.Э. выпустил там первую часть «Жизни и судьбы Джастина Масси», первую и одну из самых подробных исторических хроник, посвященных Войне Восьми Королей и Второй Долгой Ночи. Несмотря на то, что многие читатели просто качают головой от обилия самолюбования автора, этот труд остается классикой уже очень долгое время, а любители альтернативной истории в своих умственных упражнениях на тему: «А что, если бы...» в качестве фундамента используют именно «Жизнь и судьбу...».
И да, как же можно забыть о еще одной важной новости?
Он ведь еще и жениться собрался…