Веселые секс-похождения Валориса и Тэй.

      — Я приеду.       — Не нужно.       — Он еще там?       — Да.       Разговор был прерван сладким синтетическим голоском, сообщавшим, что связь с абонентом утеряна, либо он находится вне зоны доступа экстранета. Впрочем, ровно такими же содержательными беседами Тэй Ханнсен могла наслаждаться с периодичностью раз в три дня. А потом Валорис Кирид звонить перестал. Она вроде как и не хотела этих вызовов, но за последний месяц так к ним привыкла, что начала скучать — особенно по загробным обертонам последней фразы, которые с каждым последующим разом набирали все более жуткие обороты.       Тэй одной своей тщеславной, коварной частью души ликовала: ай да Валорис, ревнивый ты говнюк. Вот тебе за сотню всяких проколов, в особенности — за драку на ярмарке. Была еще одна часть ее личности — что-то вроде пьяненькой дремлющей на солнце тетушки, которая иногда продирала залитые глазенапы и отмачивала какую нибудь хуйню. В этот раз старушка прокашлялась, высморкалась в заляпанный передник и сипатым голосом изрекла:       — Дура, закончишь с ножом в горле. Нашла, с кем шутки шутить.       Тетушка говорила правильную, но очень бесящую хуйню. От этих ее слов стало тошно, и Тэй достала из шкафа заранее приготовленный специальный пузырь по такому поводу. Пузырь с краской для волос. Достать ее было квестом еще тем. За специальным составом фермерша отправилась аж в город, в сам Джуад-Гисс, в огромное здание с манящей вывеской «Все для тебя». В отделе по уходу за головой была, наверное, сотня наименований масел для головных отростков азари, множество полиролей для пластин турианок и батарея бутылочек «Для батарианок» непонятного назначения, а вот краски для волос не было вообще. Азари приятной полноты и наружности, околачивающаяся возле полок с товаром, искренне удивилась, что волосы можно красить, и пожала плечами. Тэй приуныла и зашла в киоск с травами по соседству и… О чудо! Краска для волос. Упаковка с мелкопомолотой субстанцией обещала удивительной красоты темный оттенок со стальным отливом, уход за шевелюрой и разглаживание морщин на лице, но последнее было явно маркетинговой уловкой.       Любимый состав для курения там тоже нашелся.       Итак, два часа Тэй честно ждала результата, разгуливая по ферме с тюрбаном на голове. Краска затекала за шиворот, женщина растирала потеки пальцами, подносила их к носу и принюхивалась к приятному запаху. На нее странно посмотрел Влад, салариненок и гусь, и только тогда Тэй поняла, что не надела повязку на глаз. Разумеется, она сняла ее в ванной, да так там и оставила — на покрытую кашицей голову ее хрен натянешь. Она поняла позицию даже гуся — сморщенная обожженная кожа над пустой глазницей зрелище такое себе.       Валорису, казалось, было на это плевать, а ей — плевать на его мнение. Как-то пару раз в шутку он стянул повязку, за что получил пяткой по зубам, а потом их сражение предсказуемо заканчивалось очередным безобразием. Он отдавал отобранное только после того, как Тэй соглашалась на какую-то херню в стиле «я кое-что придумал». Как же она по нему соскучилась. Валорису нужно было перезвонить и сказать, наверное, уже правду. Эта правда далась бы ей легко.       Он не отвечал. Ну хоть «в зоне покрытия», значит, где-то на Гивуре: либо на рынке запчастей, либо снова в обезьяннике, либо дома. Тем временем подошел торжественный момент смытия краски.       Получившийся цвет был далек от темного со стальными нотками так же, как она была далека от Земли. Десять минут на солнышке, и ее пряди высохли и заиграли яркими всполохами, золотыми искрами, красными отблесками — словом, изрядно потрепанная мордаха Тэй теперь подсвечивалась вырвиглазным рыжим нимбом со всех сторон.       Она представила, как вырывает щупальца продавца-ханара один за другим. Это ощущалось приятно, очень приятно. Женщина продолжала фантазировать все то время, что садилась на мотоцикл, почти час дороги и еще пару минут, пока поднималась на лифте к отделу «для головы». Чем ближе была цель — кальмарообразная пиздливая сущность, всучившая ей херню за немалые деньги — тем больше Тэй потряхивало.       На киоске с травами красовалась голограмма, гласящая «Перерыв 15 минут». Ханарский подонок не явился и через пятнадцать, и через тридцать минут. Тэй отправилась на его поиски. В отделе для головы было пусто, а вот из входа только для персонала слышалось хихиканье. Тэй пару раз для вежливости стукнула в полуоткрытую дверь, так и манившую зайти:       — Эй, уважаемая, я кое-кого ищу. Але, блять, кто-нибудь может подойти? Я, вообще-то, клиент, мать его еб.       Никто не отвечал, точнее отвечали тем самым заливистым высоким смехом. Тэй рискнула войти. Чем дальше она шла по таинственному темному коридору, святая святых только для персонала, тем хихиканье становилось отчетливей. Когда женщина решительно распахнула дверь с угрожающей надписью «Не входить», то поняла, что вывески не просто так цепляют.       Полностью голая толстушка азари возлежала на столе, и ее потрясающая округлая грудь немалого размера у основания была опутана щупальцами ханара-продавца из соседнего киоска. Кончики щупалец ласкали ей соски. Еще пара отростков терялась у синежопой красотки между ляжек — Тэй прищурилась, чтобы понять, почему именно два, но за крутыми изгибами бедер толком ничего нельзя было рассмотреть. Ханар властно навис над девушкой, поглаживая ее лицо еще одной конечностью, а красотка тянулась к ней фиолетовым языком. Тэй успела пару раз щелкнуть охуенный вид на память, а потом решилась прервать задорное азарийско-ханарское соитие:       — Уважаемый, у вас возврат товара и претензия от покупателя.       Ханар покрылся рябью, а развратная азарийская продавщица посинела. Голос медузы, пропущенный через переводчик, звучал не смущенно, а торжественно, будто трубы ангела с небес:       — У нас законный часовой перерыв.       — На двери киоска написано пятнадцать минут.       Тот же голос, от звуков которого хотелось с благоговением присягнуть служить Создателям, возвестил в прежней манере:       — Блядь. Ну нет у меня другой голограммы. По трудовому контракту перерыв час, могу показать.       — В рот я ебала твой контракт. Ты что за говно мне продал?       Как оказалось, Тэй накосячила сама, залив мутную бурду не кипятком, а простой водой комнатной температуры. Побурчав еще для приличия минут десять, она попросила другую, хорошую краску — ханар ответил, что повторному окрашиванию ее волосы теперь не подлежат.       — Читать нужно инструкцию, уважаемая. Впрочем, волосы можно отрезать и отрастить новые.       — Я те щас щупальца отрежу.       — Вам очень идет оранжевый, — изгалялась азари, которая как-то незаметно впряглась в напряженный разговор насчет стиля и красоты.       — Ладно. У вас там состав для курения еще продавался. Пятнадцать грамм и бумажечку тоже, пожалуйста.       Тэй потеряла к странной парочке интерес и уселась на подоконник, с ужасом осознавая перспективы бытия рыжей одноглазой бабой. Ханар обнял свою пухлую зазнобу за талию, и они гордо продефилировали в помещение для персонала. У них было еще пятнадцать минут до конца перерыва.       Тэй горько, завистливо вздохнула и снова набрала Кирида. Он не отвечал.       «Да и не пошел бы ты на хуй, костежопый.»       Тэй мчалась на байке навстречу закатному солнцу, волосы, все еще пахнущие краской, трепал поток воздуха. Перед развилкой она остановилась, изучая знакомые вывески: «На Слоад-Гисс» и «К озеру Маджорно».       Она набрала Кирида в третий и в последний раз. Воздух над раскаленной дорогой дрожал, и Тэй усердно думала, что дрожит именно воздух, и что дорога именно раскаленная, хотя кисти рук уже начинали зябнуть. Абонент не отвечал.       Абонент идет нахуй. Костежопые идут в пизду. Кирид идет к ебене матери. Валорис идет в жопу.       Остаток пути был каким-то муторно долгим, наверное, потому что пачка сигарет осталась дома. Заунывные пустынные красоты уже замылили глаз, а сиденье натерло задницу. Внезапно Тэй вспомнила, что козырной составчик для курения за 9,99 за грамм у нее в кармане брюк. Сложно было понять, чего хочется больше — покурить или поссать. Тэй решила не выбирать, и это чуть не стало роковой ошибкой.       Отходить от байка далеко было неразумно, и присев на корточки и затянувшись, Тэй узрела ящерку. Ей стало смешно, потому что ящерка была покрыта такими же рыжими полосками, как морда Валориса. Один-в-один, прям не отличить — коричневое ебло и рыжие, яркие, почти люминесцирующие полосы на нем.       Под журчание Тэй вопросила аватар своего ебанутого любовника:       — Что ж вы, ящеры, все такие мудаки, а? Ненавижу, блять.       Из глаза потекли слезы, и Тэй прорвало. Она рыдала и рассказывала, как ей больно, что все долбоящеры ее бросают, никто не любит, что костежопые, сука, не имеют сердца. Женщину несло и несло, и она искренне была рада, что ее слышит только ящерка. Горькие рыдания сотрясали грудь несчастной, и она призналась самой себе:       — Я так по нему соскучилась. Я хочу Валориса.       Но Валорис же ее не хотел, да? Они посрались из-за какой-то хуйни. Что он от нее требовал целый месяц? Тэй никак не могла вспомнить. Трава оказалась очень, очень злой.       — Ящерка, давай я тебя поцелую взасос. Ты станешь прекрасным костемордым и будешь меня любить, уважать и ублажать. Мне хватит разок в день. Я обычная женщина, у меня простые вкусы. Просто один большой, синий, турианский…       Тэй взяла ящерку руками и обхватила губами ее мордочку. Ящерка не возражала, и даже подыграла ей, пошарив во рту женщины тоненьким язычком. Тормоза у Тэй сорвало совершенно, и она продолжала присасываться к шершавой голове. Внезапно, ящерка на самом деле стала увеличиваться в размерах, ее клювик стал плоским и жестким, и даже наощупь Тэй узнала хищную турианскую морду, в которую впилась неистовым поцелуем. Она заставила принца-ящера открыть рот и провела языком по гладким длинным зубам, почувствовав, как ее спину обхватывают когтистые лапы. Женщина прижалась приоткрытым ртом к его губным пластинам, смакуя саму его сущность — ряд острых зубов, тонкий гибкий язык и тяжелое, горячее дыхание. Он был голоден и требователен, и Тэй провалилась в черноту, когда он стал буквально насиловать ее рот, поглощать ее тело и душу, царапая зубами и острой кромкой пластин мягкие, податливые человеческие губы.       Тэй стала постепенно приходить в себя, но почему-то не на закате в пустыне на полпути до дома, а у себя на ферме, в полной темноте, в крепких объятиях Валориса Кирида. Она нервно икнула и успела скзать только «ой, бля», когда он угрожающе зашипел, прижавшись к ее носу своим:       — А почему штаны расстегнуты? Выебал кто?       — Я все объясню.       На них смотрел салариненок, почесывая задницу. Тэй шикнула на того, и он сбежал. Не хвататало еще, чтобы…       В ее плечи впились когти, и сейчас Тэй уже пожалела о своем благородном порыве. Нужно было попросить мелкого сходить за Владом. Или за дробовиком.       — Тэй Ханнсен. Рассказывай по порядку и смотри мне в глаза.       Она уставилась на его дурацкий цветастый пиджак, и смотреть в глаза было страшновато. И вовсе не потому, что ее кто-то выеб. Валорису на это было насрать, на самом деле — просто искал повод накрутить себя.       — Я пыталась тебе дозвониться.       — Я видел. Был занят. Что дальше?       — А потом я покрасила волосы.       — Тэй, ты меня вывести из себя решила?       — Ничего не вышло. Я хотела темный, красивый благородный цвет, а вышел рыжий. Как у тебя на морде.       — Женщина, ты себя слышишь? Что ты несешь?       Тэй продолжала говорить, и звук собственного голоса ее понемногу успокаивал. Она говорила ровно, говорила правду, говорила твердо и хорошо. Чертов ублюдок не выдержал:       — Ханар ебал азари? Ты с ума сошла со своей дурью? У кого ты ее взяла? Отвечай!       — У меня фото есть.       Турианец поднял Тэй за грудки, и тонкая ткань блузы жалобно затрещала. Тело было все еще ватным, она плохо владела собой, но мозг работал, как точный кварианский механизм.       Тэй сделала широкий взмах рукой вперед, целясь ему в бок головы, по уязвимым ушным каналам, в попытке просто оглушить, но Валорис был быстр. Он отшвырнул ее от себя, словно щенка, и от удара затылком о землю у Тэй пошла носом кровь.       Она поднялась, ведь Шепард всегда поднималась — покалеченная, брошенная, преданная. Ничего нового с ней не произошло, но все же было больно.       А тело отреагировало само — на Валориса обрушился шквал ударов, которые тот легко заблокировал. В ответ он не бил, но и болезненно отводить удары не церемонился.       Закончили они тем, что Кирид схватил ее за запястья и уселся сверху, делая невозможными любые попытки вломить костежопому. Тэй все еще хотела отвернуться, не глядеть на него из чистого упрямства, но он вытянул ее руки над головой, зажав их так, что смотреть женщина могла только перед собой:       — Так что, Тэй, выебал кто или нет? Почему штаны были расстегнуты?       — Придурок, я поссать ходила. Как я вообще тут очутилась?       Он отпустил ее руки и уткнулся лицом ей в грудь. Тэй было тяжело дышать, Валорис будто не ощущал своего веса, наваливался, давил на нее так, что вдохнуть было тяжело. Его трясло.       — Я пытался тебе перезвонить, а ты не отвечала. Позвонил Владу, дома тебя не было.       — Откуда у тебя контакт Влада? Откуда ты его вообще знаешь, блять?       Валорис словно не слышал ее вопроса и продолжал:       — Я рванул к тебе, сам не знаю, почему. Ты стояла посреди дороги, Тэй, со спущенными, блять, штанами. Я тебя чуть не сбил, ты это понимаешь?       Тэй бы заржала, если бы могла хоть немного вдохнуть. Вместо этого она всматривалась в звезды, пытаясь хоть как-то оттолкнуть от себя ополоумевшего Кирида. Валорис сдавливал ее ребра дрожащими руками, прижимался к ее груди лбом, который тоже трясся, как у умалишенного. Она просипела чуть слышно:       — Валорис, ты очень на меня давишь.       — Тэй, я очень за тебя испугался.       — Я в прямом смысле слова. Дай воздуху вдохнуть.       — Ты меня слышишь или нет? Тебя выебать могли. И убить. Ты вообще нихрена не соображала, несла какую-то дичь. Я тебя всю дорогу растормошить пытался.       Звезды стали пропадать одна за одной по периферии. Тэй становилось дурно. Она могла только чуть шептать, ведь со слухом у придурочного Кирида все хорошо, правда? С головой вот только плохо.       — Валорис. Я сейчас задохнусь. Слезь.       — Тэй, если бы с тобой что-то произошло, я бы тебя убил.       Последнее, что услышала мастер Тэй Ханнсен перед тем, как отрубиться, был голос приемного сына, звучавший слишком серьзно для беззаботного батарианского пацаненка:       — Слез с моей матери, мразь. ***       — Ну вы и переполоху наделали, мастер Ханнсен.       Влад попытался дать ей водички, но Тэй только отмахнулась. В этот раз приходить в себя было сложнее — болела голова, все вокруг кружилось, но два силуэта — горбатого турианца и мелкого батарианского пиздюка она разглядеть смогла.       — Влад. У Томми был дробовик.       — Я спрятал. Тэй…       — Да знаю я. — Тэй добавила, пропустив пару ударов сердца, — Спасибо, Влад.       Она подошла к Валорису и Томарашу, а те словно и не обращали на нее внимания.       — И потом отцовская родня меня продала. Ну не отца, а этого придурка. Все равно не жалею. Если бы и десять раз это повторилось — сделал бы то же самое.       Тэй замерла. Она никогда не спрашивала, как Томми попал в рабство. Ждала, когда начнет сам говорить, а он, возможно, ждал, что она спросит. Она решилась вмешаться в разговор:       — Томми, поздно уже. Беги спать. Завтра с тобой поговорим.       Ей показалось, или мелкий плакал? Батарианцы вообще умеют плакать? Этим она займется завтра. А Валорисом придется заняться сейчас.       — Ты что, блять, отмочил?       — Тэй, послушай.       — Валорис, это ты должен слушать. Если бы не Томми, ты бы меня удавил, придурок. На этом все. Ты, блять, опасен. Мне это говорили не раз, а я все мимо ушей пропускала.       — Ты сама для себя опасна.       Тэй закрыла уши руками. От протеза шел холод, а от живой руки — тепло. Так и тут — за сегодня и спас ее каким-то чудом, и чуть не завалил ненароком. Но все же она жива.       — Ты почему меня давил? Ты не слышал, что я говорю?       — Блять, да не слышал я! Я слышу хреново!       Он гаркнул это так звучно, что услышали, наверное, даже на соседских фермах, а потом вжал башку в воротник. То есть, все ее страхи насчет того, что он слышит ее сердце, знает, что она врет — просто блеф? Теперь понятна была и его психованная подозрительность, и дурацкая манера подойти вплотную и смотреть прямо в лицо.       Валорис и сам уже понял, что образно говоря, спустил штаны и выставил задницу, и сейчас не от него зависит, поимеют его в извращенной форме или нет. Тэй сверлила его взглядом.       — Почему раньше не сказал?       — Тут, знаешь, гордиться нечем.       Он затянулся обычной сигаретой. Тэй вытянула из его пачки одну себе и прикурила.       — А я вижу хреново.       Тэй прикоснулась пальцем под тем местом, где раньше был глаз, и заметила, что повязки нет. Наверное потеряла или во время своего прихода, или когда дралась с Киридом, если это вообще можно было дракой назвать.       — Ты тоже хороша. Насчет пиздюка своего мне ничего не сказала.       — Тебе Коби тоже не сказала? Шутишь?       — Нет.       Она затянулась — у него были какие-то крепкие, такие, что мысли сразу выстроились ровными рядами солдатиков и дружно пошли нахуй. Мыслей в голове больше не осталось. К себе она Валориса никогда не приглашала, либо ездила к нему, либо они встречались на нейтральной территории. Как чувствовала, что с этим будут проблемы.       — Тэй, пока Акки не вырос, я такого себе не позволял.       — Тут хватает, кому за ним присмотреть. Не надо мне морали читать.       — Да, но матерью он тебя зовет.       — Первый раз назвал.       Эта сигарета освещала только кончики его когтей. Всегда аккуратные и пиздецки острые, сегодня они были все поломаны. Валорис все же отвернулся от созерцания сложного переплетения лунных дисков и сказал совсем нейтрально:       — Хороший повод завязать, не так ли?       С ним тяжело было не согласиться. Ответа он вроде не требовал, и Тэй спросила:       — Останешься? ***       Она отправила Валориса в комнату подальше, специально, чтобы не было даже малейшего искушения к нему отправиться. Вот это было бы худшей идеей из тех, что могли только прийти в голову. Если спорило тело и сердце, у Шепард побеждало сердце. Почему-то казалось, если она нырнет сегодня в кровать к Кириду, назад пути уже не будет. С каких пор их задорная ебля приобрела такой серьезный характер, Тэй и сама не могла сказать. Словом, поэтому она и тормозила, специально дразнила опасного, злобного и мстительного придурка.       Коби сказала ему, что Кашил красивый. Зато нихрена не сказала про Томми. Приоритеты у ее бухгалтерши были какие-то странные, и Тэй уже не знала, кого больше винить в своем «месяце-без-секса» — себя, Валориса или Коби. Кирид месяц рычал, что Кашил должен отправиться с фермы в пешее эротическое. Тэй, собственно, и сама давно хотела его уволить, но вот никак не по требованию Валориса. Коби просто хлопала глазками и говорила, что как честная турианка сказала истинную правду, и так оно, собственно и было — Кашил был чертовски красив. Тэй подозревала, что Коби просто не хотела, чтобы Кашила увольняли, вот прямо чувствовала, что турианскую пизду пришла уламывать жена знойного красавца — такая же смуглая белладонна. Коби могла клюнуть и провернуть хитрый ход.       Сегодня с утра Кашила она расчитала. Решила, что надо просто поступить правильно и дать шанс кому-нибудь добросовестному заработать бабла, и забить на эти сложные костемордые интриги. Вот и все.       Постепенно Тэй стала проваливаться в сон, как вдруг по ней пронеслась, шипя, какая-то мохнатая молния, а со стороны двери раздался треск и угрожающее рычание. Тэй с трудом разлепила глаза и увидела грозного воина Черной стражи, застрявшего головой в дверце для кошки. Гребень не давал ему вытащить голову, как зазубрина на крючке не давала сорваться рыбе.       — Попался, Кирид. Ты что творишь?       Он было ломанулся назад, но ловушка была надежной.       — Зверя пытался изловить. В комнату ко мне прокрался, вредитель.       — Это домашнее животное.       — Просто замечательно, Тэй. Могла бы и предупредить. Выпусти меня.       — Поверни голову набок.       Ловушка открывалась просто. Тэй думала, что неудачливый охотник на кошек просто уйдет, но тот стоял за дверью и ждал. Так же ждала и она. Карты спутал кот Джонси, который посмотрел на нее, как на дуру, и открыл дверь лапой сам, отчего-то проигнорировав свой специальный лаз.       Тэй смутилась. Хорошо, хоть в брюках был. Валорис, как всегда, истолковал ее отведенные глаза и участившееся дыхание по-своему.       — Ты на меня смотреть не хочешь. Надоел тебе? Или боишься?       Почему он выставлял ситуацию в каком-то извращенном свете, чтобы снова накрутить себя или ранить?       — Себя боюсь.       Он схватил ее, и они позволили решить телам конфликт, который разожгли их души. Валорис обнимал ее странно нежно, как хрустальную, но когда Тэй попыталась отстраниться, поняла, что на самом деле она по-прежнему в тисках, только теперь чуть более мягких.       — Там, по дороге, ты сказала кое-что. Повтори мне это.       — Валорис, я под кайфом была. Мне мозги наизнанку вывернуло, я молола языком все, что в голову придет.       — Ты сказала, что скучала и хочешь меня. Знаешь что, Тэй?       Он сглотнул и прижал рукой ее голову к своему плечу, чтобы она не могла заметить, как нервно подрагивают его жвалы. Тэй все равно чувствовала его неуверенность.       — Я тоже скучал и хотел тебя. И еще.       Он тяжело вздохнул и позволил, наконец, посмотреть ему в глаза. Взгляда Тэй он не выдержал, и она поклясться могла, что Кирид снова пересрал и перевел разговор на другую тему:       — Что это ты вытворяла языком, а?       Смешно, но до этого дня они не целовались. Валорис инициативы не проявлял, а она все еще помнила поцелуи с другим и хотела так это и оставить. Сегодня судьба словно взяла дело в свои руки и решала все за них, сталкивая таких неподходящих друг другу существ.       Тэй прикоснулась к его морде руками, заставив приоткрыть рот, а потом прижалась к его пластинам своими распахнутыми губами и провела по гладким игольчатым зубам языком снизу вверх, а когда он встретил острую кромку, то Валорис деликатно зажал его, и только тогда стал ласкать язык женщины своим. Когда он отпустил ее, во рту Тэй все же почувствовала вкус собственной крови. Каждое взаимодействие с Киридом ранило, в той или иной форме, в большей или меньшей степени.       В ее комнате было тесно, а дверь не закрывалась. Она потащила его в ванную. Когда Тэй включила свет, то поняла, что так и оставила повязку тут. Весь день она проходила без нее и даже не умерла.       Он прижал ее к краю туалетного столика, лицом к зеркалу. Тэй стало тошно. На нее смотрела все та же незнакомка, которой она быть не хотела, и сейчас она словно оставалась с чужачкой наедине, а Валорис терялся где-то там, в тени.       Тэй вывернулась и встала к нему лицом, упершись взглядом в его сильную, мускулистую грудь. От килевого гребня вниз и по бокам расходилась чешуя из темных пластин, стянутая воедино татуировкой с изящными, тонкими линиями. Валорис усадил ее на туалетный столик, заставив опустить ступни на его бедренные отростки и распахнуться для него полностью.       Почему она так нервничала, словно это был их первый раз? Почему происходящее стало нести другой смысл?       Он входил, как обычно, уже зная, как ей нравится — медленно, размеренно, не меняя темпа. Но то, как он обнимал ее, ощущалось иначе — бережно придерживая за затылок и голову, прижавшись горячим лбом к ее уху. Тепло, исходящее от его тела, просачивалось в ее собственное, посылая по спине к основанию черепа рой мурашек. Его руки переместились с шеи женщины на спину, притягивая ее ближе, прижимая к себе. Она таяла в нем, не различая границы между своим телом и телом Валориса, жар его тела расплавлял ее кости, уничтожал ее прежнюю, будучи осязаемым существом со своей злой волей.       Она кончила, нутро болезненно, томно сжалось, впрыснув в кровь порцию радости. Как же она скучала по нему.       — Тэй, повернись. Я хочу посмотреть на тебя.       Валорис развернул и снова вжал ее животом в кромку туалетного столика, заставив навалиться на него, а потом вошел одним долгим, медленным движением и вышел полностью. Он был настолько большим, что в расслабленном посторгазменном состоянии его движения даже пугали — как в ней он может помещаться во всю длину? Его скольжения внутрь и наружу казались бесконечными, и в какой-то момент Тэй уже не понимала, входит он или выходит, ее словно раскачивали на каком-то мятнике.       — Посмотри на нас, Тэй. Пожалуйста.       Она открыла глаз и снова уставилась на свое отражение — дурацкие волосы и шрамы на лице, а потом перевела взгляд на Кирида, который имел ее с таким упоением, что невольно захватил внимание. Он запрокидывал голову, погружаясь в нее снова и снова, словно жаждущий, что, наконец, отыскал свой источник. Валорису было настолько хорошо, что он сбивался с ритма, тая в каждом своем толчке внутрь и растворяясь в нем полностью, как она совсем недавно растворялась в нем. Он словно забывал, что должен делать еще одно движение и еще, еще один глоток и еще.        Потом он отпустил себя и пришел к концу за несколько рваных, быстрых движений и безмолвно сжался, смакуя ощущения.       Тэй спросила снова, понимая, что сейчас несется к пропасти, в которую будет падать всю оставшуюся жизнь:       — Останешься? ***       Они лежали в темноте на ее узкой кровати. Заснуть оба не могли, было мало места, ей было жарко, ему неудобно, но обоим было хорошо. Поспать они могли и потом, а наговориться друг с другом не могли, истерично перескакивая с темы на тему, выжимая друг друга досуха:       — Так у тебя правда фото есть?       — Ага. Смотри.       — Твою ж мать. Отлично, теперь я знаю, какому ханарскому ублюдку лапы выломать.       — Как думаешь, он второй отросток ей в жопу засунул или в лазурь?       — Я бы в жопу засунул. И тебе тоже.       — Ой, не сомневаюсь. А что ты делал этот месяц?       — Да дом в порядок приводил. Приедешь — посмотришь, красиво, как в казарме.       — Я Кашила, кстати, уволила.       — Да быть того не может.       — Не зазнавайся только. Я сама так решила, а не ради тебя.       — Еще скажи что волосы не ради меня покрасила.       — Конечно нет.       — Ровнехонько под цвет моих меток.       — Это вышло случайно. Я же тебе говорила.       — Так я и поверил.       — Ты сказал, что слышишь плохо. Это после войны?       — Не, наследственное. У Акки тоже.       — А как ты поешь тогда? А Акки как поет?       — Так субвокал костями и пластинами воспринимаешь, как вибрацию. Типа одно чувство утрачиваешь, другое обостряется. Мне так врач объяснял.       — А, понятно. А когти ты где поломал?       — Блять, драндулет твой в кар помогал грузить. Так угандошилась, что про развалюху свою забыла, а, Ханнсен? Могла бы и не напоминать. Хотя... Я тебе кое-что сказать хотел.       И Кирид снова зассал. Он сказал что-то левое, что первое в голову пришло:       — Кстати, пацаненок твой ничего, боевой. И мозгов побольше, чем у некоторых тут.       — Что он тебе рассказывал?       — Что рассказывал, то рассказывал. Поговори с ним сама. И оружие я бы на твоем месте получше прятал, Тэй.       Они говорили до утра, потом он уехал. Тэй помахала белым платочком на прощание, словила мысленный кивок от вечно пьяной мудрой тетушки внутри себя и пошла по делам. Дел накопилось порядком, и она уже составляла список того, за какое неотложное дерьмо хвататься первым. То ли за мясо, то ли за яйца. Размышления прервал звонок от Кирида. Тэй сразу подумалось, что он забыл что-то, но звонил любовник по другому делу:       — Я что тебе хотел сказать-то, Ханнсен. Ты неправа, что тебя никто не любит. Тебя на ферме твоей все любят, и щенок твой тоже. И еще.       «Только не пересри, Валорис. Блять, пожалуйста, я же знаю, что ты хочешь сказать.»       — Я тоже тебя люблю, Тэй.       Разговор был прерван сладким синтетическим голоском, сообщавшим, что связь с абонентом утеряна, либо он находится вне зоны доступа экстранета.