догоревшее

останьтесь со мной, пока можно вспомнить, зачем мы были. ни у нас, ни у вас, ни у кого еще сумка через плечо не значит, что он почтальон, только вести плохие кто-то опять несет, и дети разевают пасти свои, как птенцы, все шире: еще, мол, еще! дай нам еще этой горечи и этой памяти, дай нам больше войны, и больше долгов, и больше насилия, ибо только так мы узнаем, что надо исправить, ибо так мы научимся отличать, где сила, а где бессилие. на этот раз сумка выпадет мне, я буду шагать так медленно, как могу, и шептать, шептать в горячечном полубреду о своей нарисованной выдуманной тюрьме. детям все это в радость: знать, узнавать, помнить, запоминать, вспоминать и делиться: «смотри — меня избивает мать; отец сказал, что самолеты — это такие птицы, которые сбрасывают бомбы на церкви и больницы; я бы хотел, чтобы мне этот мир приснился, как кошмар, от которого можно всегда сбежать». а я бы хотела увидеть, как вы растете, ведете список: кого же в конечном счете, стерпеть, а кого стереть, кого отправить в починку, кому сменить профессию, а кому — личину, кому стать чьим-то, кому ничьим. останьтесь со мной, чтобы помнить, зачем мы были и чем мы стали, когда на теле гангреной взрастет усталость, тогда — давайте, меняйте нас всех местами, мотайте на нас написанный вами гимн: прошлое — стерто, настоящее — гимнастерка, будущее — дай бог, что и сохраним.