Птичка и Король

Надежда появляется тогда, когда её не ждёшь. С каждым пустым взглядом врача я почти четверо суток ежедневно отчаивалась. Каждый раз видеть Кёнига в переплетении трубок, иголок, слышать писк аппаратуры и сочувствующие взгляды врачей было тяжело. Верила, что он очнётся, но мысленно готовилась к худшему. Соуп был прав – это сложно, больно и невыносимо. Услышать голос Кёнига спустя столько времени было невероятным счастьем. Ощущение, будто камень с души упал. Я долго сидела у его кровати, практически ничего не говоря. Он гладил меня по волосам, как обычно делал, когда успокаивал меня. Никогда в жизни так много не плакала, как за последние дни. «Если бы ты знала, как я тебя люблю» Никогда не слышала этих слов. Никогда не думала, что услышу их от него. Часто я задумывалась, что чувствует человек, когда ему признаются в любви. По-настоящему, искренне, прямым текстом говоря то, что чувствуют. И вот когда услышала это лично, я наконец-то поняла все истории про «бабочек в животе». Сейчас моё сердце колотилось так, будто готово было выпрыгнуть из груди. А ещё чувство умиротворенности, спокойствия и надежности. Ощущение, что именно с этим человеком ты можешь не переживать о будущем и забыть даже о самом худшем прошлом. Выбор, который оказался перед нами после первого секса, произошёл сам собой. И никто не жалел. – Пожалуйста, не плачь… - его голос надрывается на каждом слове, и я уже готова проклинать врача, который снизил долю обезболивающего. – Я тебя очень прошу… Милая моя, не плачь… Даже не осознавала, что плачу. Простынь, и даже руки уже были мокрыми от моих слез. Не думала, что буду плакать. Это были слезы радости, но улыбаться не было сил. Нахожу в себе силы поднять голову, и отмечаю значительные изменения. Сейчас Кёниг выглядит гораздо лучше, даже улыбается. Синяки полностью сойдут примерно через пару недель, это тоже хорошо. – Ты обязательно должна рассказать мне, что произошло, - Кёниг улыбается мне и я по привычке уже таю от этого взгляда. Его голубые глаза, которые одним взглядом возносят тебя до одной ступени с божеством, и в то же время относятся к тебе, как к самому хрупкому созданию в этом мире. – Иди ко мне, - Кёниг тянет меня за руку, но я остаюсь непреклонной. Ему наверняка будет больно, и последнее, что сейчас нужно нам обоим – это боль. Сам Кёниг не сдается, крепче сжимая мою руку и заставляя пересесть к нему на кровать. Места катастрофически мало. Даже удивляюсь, как он помещается на небольшой больничной кроватке с его то ростом. Она даже для меня маловата. Стараюсь сесть аккуратно, как можно меньше задевая его. За все дни, пока он лежал в реанимации, даже не осознавала, насколько сильно мне не хватает его прикосновений – все мысли были заняты исключительно здоровьем Кёнига. Сейчас же тело довольно отзывается на прикосновение его тёплых рук. Внизу живота разливается приятное тепло, тело нещадно требует разрядки. Стараюсь сохранять остатки самообладания. Выходит хреново. Рука Кёнига аккуратно оглаживает колено, медленно поднимаясь вверх, задерживаясь на ремне на талии. У меня буквально перехватывает дыхание от этих ощущений. А он как ни в чем не бывало сел на кровати, притягивая меня ближе, будто мы просто обсуждаем какую-то тему. Пытаюсь возражать, когда Кёниг шипит от боли, но он непреклонен, обнимает меня за талию, прижимая к себе, давая расслабиться. И я расслабляюсь. Когда свободная его рука ловко расстёгивает ремень моих штанов, проникая под грубую ткань. Губы Кёнига опускаются на мою шею, едва ощутимые поцелуи вызывают табун мурашек. – Такая чувствительная… Улыбаясь, откидываю голову назад на плечо Кёнигу. Чёрт, я даже не понимала, насколько скучала по нему. Насколько тело скучало по прикосновениям Кёнига. Он всегда такой внимательный, такой ласковый. Совсем непривычное ощущение, несмотря на то, что он делает так регулярно. Я безумно хочу большего. Хочу его всего, без преград и тормозов. Это невозможно. Даже если Кёниг сейчас разденет меня и нагнёт прямо на этой кровати, я не позволю ему. Он только пришёл в себя. И откуда у него столько энергии? Он позволяет мне откинуться спиной ему на грудь и расслабиться, оглаживая рукой бёдра, поднимаясь на талию. Кёниг ловко расстёгивает мою рубашку. Прохлада мгновенно отрезвляет и мысль, что кто-то может зайти практически выбивает почву из-под ног. – Кёниг, кто-то может зайти… - порываюсь встать, но он держит меня крепко. Чёрт, если он знает, что делает, то я готова ему довериться. – Пусть только попробуют. Рука аккуратно ещё раз очерчивает рёбра, почти щекотно, и поднимается вверх к груди. Едва ощутимо сжимает, пальцы вычерчивают круги на сосках, а потом резко щипают, вызывая первый крик удовольствия. – Тише, - голос Кёнига вместе с его тяжёлым дыханием сладкой патокой проникает в мой разум, и я практически перестаю себя контролировать. Белье промокло насквозь и неприятно прилипает к телу. Так сильно хочется ощутить его пальцы внизу, его член глубоко в себе, его руки на моей шее и талии. Хочется не сдерживать себя, кричать от удовольствия, когда он будет втрахивать меня в кровать. Блядский Боже, скорее бы… Кёниг будто читает мои мысли, оставляя одну руку на груди, продолжая пальцами сжимать соски, а другой опускаясь ниже, мгновенно оказываясь под тонкой тканью трусиков. Становится невыносимо жарко, когда пальцы нежно раздвигают складки. – So nass - этот чертов немецкий акцент, от которого я плавлюсь как сахар. – Wie will ich dich ficken. Кёниг так нежно водит пальцами, что я растекаюсь словно лужа. Он не торопится, а мне отчаянно хочется разрядки. Шире раздвигаю ноги. Так распутно, так неправильно. Чёрт, я готова взорваться в любой момент, но Кёниг медлит. Его член, твёрдый и такой желанный, упирается мне в поясницу. Мысли и желания не дают покоя. То, как я становлюсь перед ним на колени. То, как я провожу языком по его напряженному члену. То, как рука Кёнига сжимает волосы, а член проникает в горло. То, как после этого он заламывает руки, и входит резко и глубоко, вырывая крики удовольствия. Я готова отдать всё ради этого. Но сейчас, когда сначала один палец, а потом сразу два входят в меня, не могу сдержать удовлетворительный стон. Слишком громкий для подобной обстановки. Кёниг фактически глотает каждый мой стон, целуя страстно, но в то же время со всей нежностью и желанием. Одновременная ласка - его губы, рука на груди и пальцы внутри меня - подводят меня к краю, но не сталкивают. Но я знаю, что долго не продержусь. Когда пальцы находят ту самую чувствительную точку, мелкая дрожь бьет всё тело. Он ускоряет движение пальцами, одновременно сильнее сжимая грудь. Стараюсь сдерживать стоны, чтобы никто не зашёл на шум, но не получается. Чёрт, Кёниг знал, как довести меня до безумия. И ему это нравилось, я чувствовала это и знала. Продолжая быстрые движения рукой, большим пальцем выводит круги по клитору, и под симфонию из громких стонов больше не в силах терпеть, кончаю. Кёнигу приходится закрыть мне рот поцелуем, чтобы не сбежались врачи со всего медблока. Ненадолго в глазах темнеет и пляшут звезды. Это настолько долгожданная разрядка, расслабление во всём теле и неземное удовольствие заставляет слёзы опять катиться по щекам. На этот раз от счастья. Сознание возвращается, когда Кёниг нежно целует плечи, гладит волосы, вдыхая аромат шампуня, и помогает поправить одежду. Сажусь напротив него, застёгивая рубашку, пока кто-то не увидел меня в таком виде. Возбуждение сменяется неловкостью. Кёниг всегда так пристально наблюдает за мной, будто бы я самое удивительное, что есть в мире. – Рассказывай, - Кёниг остается сидеть, пока я поправляю одежду. – Почему-то я уверен, что ты просто так не могла спокойно ждать. Его улыбка греет сердце. Пересказываю события последних дней, в том числе поездку в Мексику. Вижу, как Кёниг хмурится, когда я уточняю, что Соуп мне помогал. Чёртова ревность. Это мило, но неправильно и я не хочу, чтобы Кёниг думал себе лишнее. На моменте, когда я рассказываю о визите к Валерии, Кёниг так резко вздыхает, что я вздрагиваю. Я бы опустила этот момент, но кто-то бы по любому рассказал. Тот же МакТавиш, например. – Ты вообще в своём уме? А если бы она тебя убила? – Кёниг берет в свои руки мои, так нежно держит, успокаивающе поглаживая ладони. – Со мной же всё хорошо, я здесь и жива. Мы до поздней ночи разговариваем о последних событиях. Я пересказываю Кёнигу заключения с места взрыва. Он внимательно слушает, будто запоминает. Неприятно это всё пересказывать, но лучше пусть это будет услышано от меня, чем от кого-то чужого. В конце рассказа он ничего не отвечает, будто задумавшись, а я стараюсь не беспокоиться больше о его здоровье. – Скажи, пожалуйста, что ты принесла сигареты. Эти врачи меня в гроб загонят, - опять эта обворожительная улыбка. Чёрт, будь моя воля, я бы его неделю из кровати не выпускала. Он такой милый, когда о чём-то просил, что в голове невольно возникают совсем неприличные фантазии. Из кармана достаю пачку сигарет и зажигалку. Подкуриваю сразу обе сигареты, одну протягиваю ему. Слишком интимно. – Как ты себя чувствуешь? – внимательно осматриваю его тело. Старые и свежие шрамы не то, чтобы портят его, но выглядит болезненно. Чёрт. Ловлю себя на мысли, что Валерию всё-таки надо было убить. Кёнига бы это не спасло, но она хотя бы перестала торговать налево и направо. – В целом нормально, только ощущение, будто танком переехали. Главное, что ты цела. А исполнителя найдем, не переживай. Интересно, как? Когда часы показывают уже за полночь, Кёниг отпускает меня с аргументом, что мне нужно больше отдыхать, а он себе не простит, если я буду уставшая. А ещё я пообещала ему новую маску взамен старой, которая теперь удачно покоится на моей бывшей тумбочке в моей бывшей комнате. Я так быстро засыпаю в кровати Кёнига, укутавшись в одеяло, впервые ощущая только спокойствие и безопасность. Это утро – первое за множество дней не наполнено горем или ужасом. Я даже выспалась, и вот это уже действительно достижение. Кажется, даже погода оказалась на моей стороне и даже учитывая, что за окном середина декабря, солнце греет не на шутку. Утренний душ прекрасно бодрит, но вчерашнее возбуждение снова накатывает. Я не могу побеспокоить Кёнига, несмотря на то, что и он, и я очень бы хотели этого. Ему будет больно, а поэтому нужно время восстановиться. Потом мы обязательно всё наверстаем. Но разрядка нужна сейчас, и поэтому я опускаю руку на клитор. Движения слишком быстрые, слишком, но достаточно для того, чтобы быстро кончить с его именем на губах. Прислоняюсь к холодному кафелю, переводя дыхание. Только когда открываю глаза, встречаюсь с взглядом Кёнига. От неожиданности вскрикиваю. – Я смотрю, у тебя привычка появилась – подглядывать в душе, - наспех натягиваю футболку Кёнига, успешно украденную у него из шкафа. Даже не знала, что у него есть футболки. – А у тебя привычка надевать мои футболки, - он подходит ко мне ближе, осматривая с ног до головы, и мне опять становится неловко. Кладёт руки мне на бедра. – Мне нравится, - тянусь к нему, чтобы поцеловать, но Кёниг мягко отстраняет меня. – Кэйт собирает всех на брифинг. Придется подождать. А я не хочу ждать, но если я не приду, то придут за мной. – Когда? – Через десять минут. Выбегаю из ванны под щедрый смех Кёнига. Я рада, что его веселит моё замешательство и пока я одеваюсь, он наблюдает за мной, лежа на кровати. Под пристальным взглядом собираться ещё сложнее. Перед выходом прошу Кёнига никуда не вставать, а лучше вообще поспать. Ему просто необходим отдых. А слова Ласвэлл я ему и потом перескажу. В зале появляюсь раньше Кэйт. За столом уже сидит МакТавиш, при виде моей глупой улыбки его взгляд становится весёлым, и я уже ожидаю очередной шутки. Тем не менее, стараюсь убрать чертову улыбку, чтобы больше никто не задавал вопросов. – Как там Кёниг? – МакТавиш облокачивается, скрещивая руки на груди. – С ним всё хорошо, жить будет. Но я оставила его в комнате, пусть отдохнёт. В этот момент в зале собираются все остальные, и я перехожу на шепот, чтобы как можно меньше людей слышало правду. Иногда мне кажется, что большинство и так всё знают, но молчат. Не хочется давать лишний повод для сплетен. Соуп же, стараясь сохранить мой секрет, больше не задаёт вопросов и даже по возможности не смотрит на меня. – Разведка доложила, что наш старый «друг» объявился. Вот координаты, - Кэйт показывает на экран. – Скорее всего, он будет в этом комплексе. Территория не большая, но до отказа набита боевиками. Понадобится два снайпера для прикрытия. – Дико извиняюсь, Кэйт, - прерываю её быстрее, чем она успевает продолжить. – Но кого мы ищем? Ласвэлл переключает кадры, и я узнаю этого человека. Пара сломанных рёбер точно напомнили мне о прошедших событиях. Я действительно думала, что его убили при штурме его прошлого укрытия. Во всяком случае, все моё внимание на тот момент сосредоточилось на первой встрече с Кёнигом, и рожа боевика как-то сама собой выпала из памяти. – Азхар… – Да, он, - резюмирует Кэйт. – Выжил и в суматохе при прошлом штурме сбежал. Бизнес неплохо процветает, и в целом он не видит причин прятаться. Пойдете двумя группами… Дальше Кэйт долго рассказывает кому и с какой группой идти. Моя же цель на этой миссии предельно понятна – моё дело прикрывать. Как и Кёнига. Ему обязательно всё перескажу, когда вернусь. Заметила, что здесь нет Фары. А МакТавиш сидит с таким же отсутствующим взглядом, как и я. С брифинга ухожу первой, возвращаясь в комнату. Кёнига нет. Скорее всего его отдельно вызвала Кэйт, хотя даже странно, почему не сразу. А ещё странно, что он практически сразу после меня возвращается, но стараюсь не акцентировать на этом внимания. Он садится на стул у кровати, внимательно осматривая меня. Иногда этот взгляд напрягает – сквозь импровизированный снайперский капюшон практически невозможно рассмотреть его мимику, и только взгляд голубых глаз выдаёт его заинтересованность. То, как он сидит, опираясь на руку, поставленную на подлокотник, сама поза, выдающая полное расслабление. В моей голове зреет коварная и неприличная идея, и пока Кёниг осматривает меня, я уже складываю свой план в идеальную картину происходящего. Пока он так же сидит, осматривая меня, я как ни в чем не бывало раздеваюсь. Стараюсь делать вид, что это абсолютно ничего не значит, но всё внутри меня кричит в предвкушении. Подхожу к Кёнигу, присаживаюсь к нему на колени, устраиваясь по удобнее. Невольно создаю трение, чувствуя уже вставший член. – Только попробуй прикоснуться руками или губами, и я остановлюсь, - свои же слова подкрепляю медленными поцелуями в шею. Черт, видеть его таким впервые - это настоящее наслаждение. Я даже не думала, что это так приятно - контролировать. Но желание ощутить его член сильнее, чем стыд и совесть. Это все будет потом, когда мы уедем на миссию и будем делать вид, что все по-прежнему. Сейчас же, есть только я, Кёниг, полностью подчиняющийся мне и чертовски сильное желание. Его светлые волосы так ярко выделяются на фоне полуденного солнца, что это почти мило. Они взъерошены, как после сна, и когда я устраиваясь у Кёнига на коленях, не могу удержаться, чтобы их пригладить. Одновременно пытаюсь сесть как можно удобнее, что в принципе не получается из-за упирающегося в меня члена. Блядский Боже… Не могу удержаться, начинаю ерзать, создавая хоть какое-то трение. Несмотря на то, что на нас уйма одежды, ощущения чертовски приятные. Одновременно с этим наклоняюсь к его шее, целую, покусываю, опять целую, щекочу языком, пока Кёниг сходит с ума от одного только трения. Я слишком долго ждала и уверена, что он тоже. Чувствую, как напрягаются мышцы под моими пальцами, как отчаянно он пытается увеличить трение, как напрягает руки в ужасно сильном желании прикоснуться. Чёрт, дай ему волю сейчас, он меня просто порвёт на британский флаг… – Клянусь, если ты мне позволишь, я тебя трахну так сильно, что завтра ты не сможешь не то что ходить, но и говорить. Я не сдаюсь. Расстегиваю ремень, рукой обхватывая член. Привычные движения вверх-вниз заставляют Кёнига стонать. Не могу удержать хитрой улыбки. Я не ускоряюсь, сохраняя медленный темп. Слишком медленный для того, чтобы кончить, но достаточный, чтобы довести Кёнига до сумасшествия. Мне отчаянно хочется сесть сверху на член, ощутить его глубоко в себе, но больше всего я хочу вывести Кёнига из себя. Показать, что можно не только давать, но и получать. – Пожалуйста… - я на секунду застываю, не ожидая услышать такого. – Пожалуйста, милая, только не останавливайся! Его мольба застаёт меня врасплох. Чертовски приятное чувство – так обладать мужчиной, который может сломать тебя одним движением руки. Кёниг держится, выполняя мою просьбу, нет – приказ! – не трогать ни губами, ни руками. От этого у него самого сносит крышу. Он то внимательно смотрит за моей рукой, то откидывает голову назад, позволяя себе утонуть в ощущениях. Не могу удержаться, прикасаюсь к себе, опуская пальцы на клитор. Кёниг не выдерживает этой картины, на секунду дергает руками, будто взвешивая – стоит ли это делать или дальше подчиняться. Внезапно он хватает меня за талию, бросая на кровать, и я охаю от удара о твёрдый матрац. Глаза округляются от удивления, пока я пытаюсь осознать, что он наплевал на мою просьбу. Но разве это важно? Совершенно нет. – Сама напросилась! Он резко впивается в мои губы, перемещая руку на шею. Слегка придушивает, чем вызывает громкий стон. Обнимаю его талию ногами, и когда его член упирается мне в промежность, настаёт очередь Кёнига стонать мне в губы. Я абсолютно без одежды, он – полностью одет. Плевать на всё, даже если он сейчас накажет меня за мои игры и просто уйдёт. Плевать. Сейчас это самая долгожданная близость. Кёниг перемещает руку с шеи, оглаживая плечи, и когда я пытаюсь обнять его, он перехватывает мои руки за запястья и прижимает к кровати над моей головой. Теперь мне точно не сбежать, даже если бы очень захотелось. Но совершенно не хочется. Пусть делает со мной всё, что угодно лишь бы подольше оставаться рядом. От ощущения давление головки сносит крышу. В нетерпении ерзаю. Отчаянное желание почувствовать его член в себе буквально доводит до слёз. Кёниг будто издевается – поглаживает щеку, нежно целует плечо, совершенно не реагируя на мою немую мольбу. – So ungeduldig. Блядский Боже, этот немецкий… А еще это его милая улыбка. Такая невинная. И она не исчезает даже когда он резко входит на всю длину. Задыхаюсь в своих же ощущениях, в то же время улыбка Кёнига становится ещё шире. Я так сильно теку, что даже не приходится привыкать к его размеру. И Кёниг прекрасно это чувствует, ни на секунду не останавливаясь, резко и глубоко вколачивая в меня член. Растяжение практически болезненное, но это то, что мне сейчас нужно. Никогда прежде ещё не чувствовала себя такой живой. Громкие стоны даже не пытаюсь заглушить. Плевать на последствия. Мы оба так долго этого ждали, что абсолютно все равно на мнение других. – Ich habe so lange darauf gewartet! Его шёпот такой ласковый, такой нежный. Три дня – слишком долгий срок для расставания. За три дня мы успели так соскучиться, что сейчас мир сжался до нашего размера. Утыкаюсь в плечо Кёнига, чтобы не так громко кричать. Он же, в свою очередь, продолжая удерживать мои руки одной своей, другую опускает на грудь, и как тогда, в палате, сжимает, вычерчивает круги вокруг соска, щиплет. Одновременно с этим оставляя алые засосы в местах поцелуев на шее, двигается быстро, нетерпеливо. Слишком быстро, слишком приятно. Так, будто это последний наш секс в этой жизни. Я знаю, что долго не продержусь, но стараюсь. Отчаянно хочется кончить вместе с ним. Кажется, даже температура в комнате увеличилась до максимальной. Толчки становятся хаотичными, рваными. Ногами сильнее прижимаю его к себе, не желая разрывать близость. Кёниг же несильно прикусывает плечо, заглушая свои же стоны, когда нас накрывает обоюдным оргазмом. Настолько хорошо, что нет сил даже разговаривать. Мои стоны, его рычание в момент оргазма. Кёниг так сильно сжимает мои руки, что останутся синяки. Я же судорожно прижимаю его к себе, заставляя расслабиться и остаться со мной. Мы лежим ещё минут пятнадцать, переводя дыхание. Кёниг укрывает нас одеялом. Он так и остался лежать рядом со мной в одежде, прижимая меня к себе. Я позволяю себе уснуть в его руках, пока он шепчет что-то на немецком. Что-то, что мне уже не удаётся разобрать. Последнее, что я слышу от него, кажется, как будто уже во сне. Да, наверное, это точно сон. «Es tut mir leid, Vogel. Das ist notwendig» Просыпаюсь от шума. Изначально, даже не осознаю источник, но потом первое что попадает в поле зрения – Кёниг при полном «параде», собирающийся на миссию. Я знаю, что мне тоже нужно, но почему-то казалось, что она только через несколько часов. Не могло время пройти так быстро, чтобы я пропустила сборы. Обращаю внимание на часы – всё правильно, я поспала всего час, до миссии ещё три. – Ты уезжаешь? – опираюсь на дверной косяк, осматривая комнату. Практически ничего не изменилось кроме того, что Кёниг в полном обмундировании, на голове – тот же капюшон, шлем. Тяжелая разгрузка до отказа набита патронами. Твою ж… – Миссия. Его голос будто лёд проникает под кожу. Ничего не выражающий, разве что… безразличие? Абсолютное. От этого становится не по себе. Стараюсь поймать его взгляд, но Кёниг его избегает. Резкая смена настроения напрягает. Уже жалею, что вообще спросила, но не могу не продолжить: – А я? – Ты остаешься. Та же ледяная интонация с ноткой грубости. Обхожу комнату, осматриваясь, застываю в дверном проеме, не зная, что лучше – подойти или уйти из комнаты, чтобы не мешать ему. Когда он заканчивает со сборами, старается обойти меня, даже не смотря, но из-за того, что я стою прямо на пути, он не решается идти дальше. Беру Кёнига за руку, и он нехотя поддается мне. – Ты не можешь оставить меня здесь! – держусь за его руку, крепче чем обычно. Это кажется так по-детски наивно. Как и то, что я скорее специально стала на выходе, не давая ему пройти. Дура. – Если я не сделаю это сейчас, я не сделаю этого никогда! Он выдергивает руку и выходит из комнаты, задевая меня плечом. Моё лицо в состоянии шока можно ставить в словаре напротив этого же слова. Ощущение, будто от меня что-то скрывают и это ненавижу больше всего. Слова Кёнига крепко врезаются в память, и я не смогу забыть их, даже если промою мозги с хлоркой. Его фраза не имеет никакого смысла. Только если он что-то скрывает. Выйдя из шокового оцепенения, резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, догоняя его, пока ещё вертолёт не улетел. На взлетной полосе встречаю остальных – Прайса, Гаса, Гоуста. МакТавиша, которому я обязательно откручу голову при первой возможности из-за того, что он мне ничего не рассказал. – Какого хрена происходит? – на мой крик оборачиваются все. Даже те, кто стоит дальше всех и случайные военные, проходящие мимо. Соуп машет головой, намекая, что лучше не устраивать скандал. Но меня уже не остановить. Реакция Кёнига на меня в его комнате, то, что он уходит, не сказав не слова. Тот факт, что он меня практически игнорирует. Соуп подходит ближе ко мне, опасаясь моего срыва. – Ich habe es satt! – Кёниг говорит это практически шепотом, но мне кажется услышали все. Особенно, если судить по лицу Соупа, который в таком удивлении посмотрел на него, будто Кёниг только что смерти ему пожелал. И буквально через несколько секунд гораздо громче Кёниг добавляет: – Заканчивай с ней и выдвигаемся. И сейчас, напрочь забыв про мой ответ будто и не услышав, Кёниг даже не поворачивается в мою сторону, шагает к вертолёту. Ком в горле не даёт больше сказать ни слова, и я молчу, тупо уставившись на команду практически в полном сборе. Я ненавидела их, не видела в них того, что должно быть в любом отряде – поддержка. Но за это короткое время здесь, на их базе, они стали для меня ближе всех. Поэтому я очень жалею, что они оставляют меня. И если бы я только знала причину. МакТавиш кладёт руку на плечо, а взгляд у него слишком сочувствующий. Я его практически не вижу, смотря за его спину на Кёнига. Он же в свою очередь всего на секунду обращает на меня внимание, будто бы его напрягает действие Соупа. Ревность? Но скорее всего дело не в этом. Когда вертолёт улетает, понимаю, что единственный шанс узнать подробности - Кэйт Ласвэлл. До её кабинета добегаю быстрее, чем успеваю собраться с мыслями. Даже без стука влетаю к ней, но она кажется даже не удивлена. Лицо сочувствующее, и это в свою же очередь удивляет меня. Тревожное ощущение не покидает меня всё это время. – Может ты мне объяснишь, что происходит? - опираюсь руками на стол, будто собираюсь сейчас разнести все здесь. Но мне всего лишь нужно знать, что происходит. – Ты прекрасно знаешь, что снайпера должны работать в паре. Почему он поехал один? Кэйт старательно избегает моего взгляда. Так же, как Кёниг чуть ранее. Это уже начинает раздражать. Я не могу понять, что происходит и от этого становится хреново. Последние дни я мало ела, мало спала, а теперь и ощущение тревожности. Организм протестует, но мозг не сдаётся. Пока Ласвэлл думает, как выгоднее мне соврать, на мониторе позади неё замечаю координаты, куда по идее должна была отправиться группа Прайса вместе с Кёнигом. Я не могла ошибиться – знаю только один отряд Браво. Координаты совсем близко. Даже с учётом того, что я поеду на машине, я буду там вовремя. Успеть бы… Напоследок, выходя из комнаты, бросаю Ласвэлл последние слова: – Если с ним что-нибудь случится, я тебя убью. Клянусь всем, что у меня осталось. Десять минут чтобы собраться. Разгрузку оставляю в комнате Кёнига. Меняю её на рюкзак, заранее набитый обоймами, тактическими ножами. Пару прячу в одежде. Пистолет за пояс, на всякий случай. Моя винтовка так и осталась здесь. Если Кёниг хотел, чтобы я осталась, надо было и ее забрать. У меня нет рации, но меня это не волнует. До машины добираюсь, встретив небольшую группу военных, но они, к счастью, даже не обращают на меня внимание. Оно и к лучшему. Надеюсь, Фара не обидится, что я забрала её машину. Только собираюсь отъезжать, когда с моей стороны появляется Карим. Она мне вручает рацию, пока я смотрю на неё в немом вопросе. – Его позывной - Хантер 2-1. До посёлка добираюсь, как и планировала - за определённые пятнадцать минут. Довольно быстро даже для меня. Машину оставляю в пяти минутах ходьбы. На пустыре удобная снайперская точка, ее и занимаю. Чёрт, Кэйт, ну и дура же ты, раз тебя провела даже девочка в истерике. Координаты верны. Но я даже не думаю о миссии. Мне плевать, что будет с остальными, потому что все мысли занимает только Кёниг. Изначально даже не планирую выдавать себя, стараясь просто наблюдать за происходящим и прикрывать. Когда Соуп и Гоуст оказываются в ловушке, понимаю, что террористов - слишком много даже для них, а Кёниг один всех не уберёт. Один выстрел его, второй мой. Рация противно трещит. Уже жалею, что взяла её - только раздражает. Злость и обида на Кёнига не даёт мне вызвать его. Уверена, что он уже в курсе - слишком уж хороший снайпер, чтобы не понять, откуда второй выстрел. Треск рации сменяется на его голос, вызывающий меня, и я не могу удержаться от ответа. – Неужели ты не могла посидеть спокойно на базе? - Кёниг зол, легко распознать раздражение, но я не поддаюсь. Хрен знает, что происходит у него в голове, но в эти игры я не играю. – Если ты сейчас же не уедешь, следующая будет тебе в лоб. Выстрел. Ещё один террорист познакомился с Богом. Его откровение застаёт меня врасплох. На глаза наворачиваются слёзы, стараюсь сохранять самообладание. Выходит хреново. Впервые у меня трусятся руки, держа винтовку. Чёрт, никогда бы не подумала, что он будет так влиять. Он готов на всё, чтобы я ушла. Даже провалить задание, раз всё его внимание обращено на меня. – Ты не поняла меня? - я буквально чувствую, как Кёниг от злости шипит эти слова сквозь зубы. Мой шок нельзя даже передать словами. Вижу его в оптический прицел. Даже дыхание замерло от его слов. Ещё один выстрел, и в этот раз я слышу даже свист пули. Она задевает меня по касательной, оставляя глубокую рану на виске. Из-за этого заваливаюсь на бок, давая себе время прийти в чувство. Чувствую, как по щеке течёт кровь. Главное не терять сознание. Я убью его. – Может поговоришь со мной вместо того, чтобы пытаться убить? - продолжаю наблюдать за ним в оптический прицел. Вижу, как он колеблется, когда слышит мой голос, но быстро возвращает маску безразличия. А маска ли это? – Нам больше не о чем говорить. Не знаю, на что ты надеялась. Серьезно думала, что между нами что-то серьезное? Не смеши. – А ты надеешься сделать мне больно? Уже сделал. Я убью его… Эта мысль не даёт мне покоя. Не знаю, чего добивался Кёниг, но у него это получилось идеально. Он хочет меня убить? Пусть попробует. «Никому не доверять» так нелепо показало себя именно в тот момент, когда я была наиболее уязвима. Бросаю винтовку даже не думая о том, что мне потом вряд ли удастся её найти. Окольными путями, сквозь траву и кусты стараюсь добраться до позиции Кёнига. Ветки больно оцарапывают лицо, но стараюсь не обращать на них внимание. Главное – успеть. Стрельба на территории комплекса заглушает мои шаги, что только на руку. Заранее достаю нож, спрятанный в районе голени. Впервые мне удаётся обойти Кёнига. Он даже не слышит, как я к нему приближаюсь, видимо слишком сосредоточен на своих целях. Это странно, потому что я особо и не прячусь. Но когда Кёниг резко поворачивается, перехватывая мои руки и пытаясь выхватить нож, планы быстро меняются. Удар, ещё один удар, но он легко парирует мои удары. Я не могу проиграть. Не ему точно. У меня нет цели убить, только ранить, несмотря на то, что он очень даже не против уложить меня в яму глубиной два метра. Замах, второй, третий. Мне наконец-то удаётся сделать пару неглубоких порезов. Против него у меня не хватит сил. Кёниг знает каждое мое движение, он сам меня этому учил. Глаза не выражают абсолютно ничего - ни сострадания, ни привязанности. Ни любви. Но он колеблется, когда видит мои слёзы, и я только могу этим воспользоваться, вкладывая все силы в то, чтобы пригвоздить его к земле. – Ты совсем охренел? - злость не даёт мыслить здраво, и я могу только шипеть сквозь зубы, отчего рана на виске пульсирует сильнее. – Что с тобой происходит? Он не отвечает, хватает меня за запястья, и одним ловким движением перекатывает меня, оказываясь сверху. Всё, что мне остаётся, - из последних сил удерживать его руки, которые со всей силой пытаются всадить мне нож в грудь. Я буквально чувствую сквозь рубашку холод и острие ножа. Жалости не осталось. Я убью его или он убьёт меня. Кёниг не ожидает удара коленкой, отчего теряет равновесие и клонится на бок, но хватка на ноже не слабеет, из-за чего он оставляет глубокий порез от ложбинки груди до ключицы, попутно разрезая рубашку. Еле встаю на ноги. Ощущение полного отсутствия сил, голова кружится, раны кровоточат и болят. Рубашку жаль, придётся выкинуть. Кёниг смотрит на меня, и впервые за это время я замечаю нерешительность. Единственная защита от него – пистолет. Целюсь ему в плечо – от этого точно умереть не должен, а на базе уже разберемся. Рука дрожит в нерешительности. Кёниг делает то же самое, понимая, что я не отступлю. Он не сможет, не убьёт меня. Не убьёт? Вот так вот целиться в человека, который буквально недавно был самым близким и самым родным… Ужасное чувство. Он взводит курок, а я даже не дергаюсь. И всего секундное замешательство в его глазах, будто он взвешивает все плюсы и минусы. – Может объяснишь, что происходит? Какого хрена ты пыт… Договорить не успеваю. Острая боль резко отражается в плече, и по инерции я падаю вперед. Впервые от вида крови меня тошнит. Сегодня все для меня впервые - впервые тошнит, впервые хочется кого-то убить, впервые ненавижу близкого человека. Прохладная земля приятно охлаждает кожу, и я понимаю, что мне лучше немного поспать. Просто немного поспать. Что ж за день такой неудачный? Противный запах аммиака приводит в чувство. Не помню, как отключилась и всё, что было до этого. Рукой шевелить больно даже в кисти. Кто-то сует мне под нос вату, от которой и исходит дикий запах химии. С трудом разлепляю глаза, сначала даже не осознавая где оказываюсь. Надо мной стоит Гоуст, и сунет мне вату так, будто сейчас проткнет меня ею насквозь. Смотрю абсолютно не понимающим ничего взглядом, пока он, убедившись, что закапывать меня не придётся, ретируется куда-то в сторону, попутно добавляя по рации: – Я нашел её. Да, там. Кое как удаётся сесть. Рука болит просто адски, будто из меня на живую кости вытягивали. Откуда-то появляется Соуп, осматривает меня на предмет повреждений. Ощупывает руку от запястья до плеча, и когда пальцы несильно сжимают ключицу, ору от боли. Рубашка уже успела пропитаться кровью, и местами даже присохнуть. Ощущение грубых перчаток только делают хуже. Любое касание – боль. В слух МакТавиш резюмирует: сквозное пулевое, артерия не задета. Но кости… Я не врач, но даже если кровь не идёт, за целостность костей стоит беспокоиться. – Встать можешь? – Соуп наспех фиксирует руку моим же платком и помогает подняться, хотя я не до конца уверена, что в состоянии передвигаться. Не из-за ранения. Ощущение пустоты в душе, полное непонимание в голове. – Подожди… - здоровой рукой отталкиваю МакТавиша, осматриваюсь, будто что-то потеряла. – Подождите, а где Кёниг? Паника подступает к горлу. Я стою практически там же, где и лежала. Кёниг стоял напротив меня. Сейчас не его месте просто огромное кровавое пятно, уже впитавшееся в траву. Я точно знала, что не убивала его. Просто не смогла бы, да и не успела. Пуля прошла навылет, но Кёниг же стоял передо мной… Ноги отказываются держать меня, падаю на колени. Все молчат. Эта тишина становится достаточным поводом для того, чтобы разозлиться. Но сил не хватает. Пытаюсь восстановить в памяти события последних минут перед тем, как отключилась. Мне было нужно убедиться, что я не стреляла. Нужно было знать, что он жив. Но где он? Слёзы бесконтрольно катятся по щекам, смывая за собой запекшуюся кровь и пыль. Я так устала плакать. Устала кого-то терять. Я наплевала на все свои правила ради Кёнига. За такой короткий промежуток времени он стал для меня самым близким и самым родным человеком. А что теперь? МакТавиш помогает подняться. Ничего не вижу из-за опухших от слёз глаз. Тело ужасно болит. Вдвоем почти в обнимку мы добираемся до вертолёта, Гоуст же с привычным ему безразличием прикрывает. Соуп помогает мне присесть, но ноги не держат и от резкого падения голова начинает кружиться. Мысли хаотично пролетают в голове. Не могу сконцентрироваться ни на одной. Кёниг пытался меня убить. Не ранить, не напугать, а именно убить. Он стрелял в меня. Пытался зарезать. И у него почти получилось. Думая об этом, начинает тошнить. Но когда я переключаюсь на причины такого поведения, мозг ненадолго отрезвляется сам собой. Мне было важно это выяснить, и вот чем это закончилось. Я не могла убить его. Не могла. События после его последнего выстрела сложно восстановить в голове, но уверена, что ничего подобного бы не сделала. Пуля прошла навылет, но не могла же она задеть и его… Или могла? – Фогель… - голос Прайса сочувствующе смотрит на меня. Становится не по себе. – Ещё хоть слово, Прайс, и я выкину тебя из этого вертолёта! - мне трудно сдерживать себя, каждое слово буквально цежу сквозь зубы. Сижу, уставившись в одну точку, будто это решит все мои проблемы. Все так пристально пялятся на меня, будто я реально могу выкинуть Джона из самолёта. Могла бы, если бы это вернуло Кёнига. – Послушай… - встревает Соуп, но не понимает, что так лучше не делать. Нервы сдают, и я подскакиваю с пола, насколько это возможно, оказываясь перед ним практически вплотную. – А ты вообще не лезь! - тычу в него пальцем, но будь у меня нож, я бы с удовольствием его убила. Он стал мне за эти дни даже ближе, чем Рейч за многие годы, но на данный момент на него же я и злилась больше всего. МакТавиш должен был мне рассказать правду. Должен был предупредить, и тогда всё было бы нормально. Поворачиваясь к Прайсу, продолжаю, все ещё желая выкинуть его из самолёта: – Ладно Кэйт, но ты же нормальный человек, Джон! Как ты мог это допустить? Вы ради одного её агента перевернули вверх дном весь Урзикстан, а когда у вас из-под носа пропадает капитан немецкого спецназа, вы просто разводите руками и улетаете? – я пытаюсь повторить озвученное движение, но больное плечо едва даёт поднять руку. На деле же я на грани нервного срыва. – Мы не знали, что он… – Что вы не знали? Конечно, выгоднее же задницу Ласвэлл целовать! Она же у нас царь и Бог! Если человек не из ее агентуры, то в принципе зачем напрягаться! – слёзы буквально душат, но я стараюсь их сдерживать. Вся трясусь от морального перенапряжения. – Мы не знали, что ты будешь там, - Прайс старается контролировать ситуацию, но выходит у него не очень. Его откровение застаёт меня врасплох. – Иначе что? Иначе бы списали как убитого? Они не знают, что ответить, а я не желаю больше продолжать этот разговор. Забиваюсь в самый дальний угол, будто он меня спасёт от пристальных сочувствующих взглядов. Не мог Кёниг просто так пропасть. Если он умер, должно быть тело. А если действительно…? Не хочу об этом даже и думать. Слёзы текут по щекам, но я даже не пытаюсь их вытереть. Сижу, так же уставившись в одну точку, будто это поможет мне исчезнуть. Так хотелось бы сейчас вернуться в прошлое. В тот день, когда я впервые увидела Кёнига. Ни за что бы не села с ним в чертову машину. Лучше бы я на самом деле умерла там. Резкая смена его настроения до сих пор напрягала. Это было практически не важно на фоне того, что он в меня выстрелил. Он, блядь, в меня выстрелил. Ни секунды не колебался, я уверена. Тем не менее, я очень хотела его ещё раз увидеть, узнать причину и хотя бы услышать от него правду. Но возможно ли это? По прилету вылетаю из вертолёта быстрее, чем меня успевает остановить МакТавиш. Он всего на секунду привычным движением кладёт руку мне на плечо, останавливая. – Убери свои руки! - дергаю плечом, и несусь по коридорам, будто за мной гонятся. Эту дорогу до кабинета Ласвэлл я уже выучила наизусть, но сейчас сворачиваю в зал, где обычно она проводит брифинг. Влетаю быстрее пули, не давая ей придумать очередное оправдание. – Где он, мать вашу? – Фогель, только не переживай, - Прайс входил вслед за мной, пытается успокоить, но получается слабо. Впервые меня охватывает паника. Этого не могло случиться. Только не с Кёнигом. Когда он уходил, я чувствовала - что-то не так. Знала, что он врёт, но ничего не могла сделать. Он оставил меня на базе, но разве я бы сидела сложа руки? Я должна была помочь. Помогла называется… Мне нужно его найти. Я знала частоту рации, знала, что он услышит. Лишь бы услышал. Игнорируя присутствие всех, нахожу необходимую частоту, пытаясь вызвать Кёнига. Техника противно трещит, намекая, что ответа не будет, но я не сдаюсь. – Хантер 2-1, как слышно? - паника, злость, раздражительность. Всё, что я чувствую, сейчас обострено до максимума. Ответа нет. В горле стоит ком. Только бы ответил, и я обязательно ему расскажу всё, что думаю насчет его сегодняшнего отношения ко мне. Но ответа нет! Блядь… Нет, нет, нет… – Хантер 2-1? Ответа по-прежнему нет. На меня уставились все, кто был в зале. Ласвэлл устало потирает виски и не знает куда деть взгляд. Прайс сидит с лицом виноватого школьника. Соуп больше не предпринимает попыток меня остановить или как-то успокоить. Он так смотрит на меня, будто уже кого-то похоронили. Да чтоб вас всех… Выбегаю из зала, ноги сами несут в комнату. Захлопываю дверь, подпирая ее спиной сажусь на пол. Только сейчас осознаю, что я в комнате Кёнига. Тут все так же, как и при нашей последней встрече. Кровать, которую я заправляла с утра после нашей ночи. Сигареты, которые он забыл взять с собой, лежат на тумбочке. Моя заколка рядом. Аромат бергамота плотно витает в воздухе. На глазах наворачиваются слёзы. Мне кажется, что я схожу с ума, потому что ежесекундно повторяю в рацию одно и то же: – Хантер 2-1…. Хантер 2-1…. Но ответа нет.