Птичка и Король

Рейч так и не ответил ни на одно моё сообщение. Вообще. Я отправила их, наверное, больше тысячи по закрытому каналу связи. Никто из тех, кто уехал с Рейчем не ответили. Это настораживает, но решаю выждать время прежде чем бить тревогу. Он всегда, абсолютно всегда отвечал, если это было необходимым. Без исключений. Да, бывали моменты, когда он был на задании или спал, но тогда вместо него отвечал кто-то из лагеря. Быть не может, чтобы Рейч меня игнорировал. В отчаянии отталкиваюсь от стола, с силой стукнув по нему руками. «Расслабиться» говорил Гоуст. Как тут вообще можно расслабиться? Прайс назначил собрание на позднюю ночь, чтобы никто не помешал своим присутствием. Будто кому-то было дело до нас. Все привыкли, что ОТГ держится отдельно от остальных, Фара всегда с ними, а я просто иду прицепом. В комнате уже было достаточно холодно, иногда даже шёл пар изо рта, хотя я бы не сказала, что декабрь здесь слишком холодный. Выпало ещё больше снега, что было достаточно непривычным для меня. Чаще всего меня окружало только тепло и солнце. Сейчас же всё казалось серым и неуютным, будто погода сама намекала, что мы в полной заднице. А ещё мы пропустили Рождество. Здесь его никто не празднует, потому что праздник, каким бы он не был, обязательно омрачится чьей-нибудь смертью. Когда ты постоянно в режиме войны, редко кто доживает до следующего праздника. Когда я добираюсь до кабинета, в котором, по мнению Соупа, не хватит места и для двоих, на часах уже глубоко за полночь, а моё опоздание вряд ли кому-то понравится. Хотя, когда меня это волновало? И вообще, я когда-нибудь сумею выспаться? – Чего такие кислые, будто вас депортируют в Англию? - они действительно сидят с такими лицами, будто кто-то умер. Моя попытка разрядить обстановку казалась отчаянной. Кэйт же не оценила шутки, многозначительно смотря на меня: – Ха-ха, ты такая смешная, очень удачная шутка, - она почти искренне улыбнулась, но мгновенно её лицо изменилось. – Нет, на самом деле нет. Будешь так «шутить», депортирую тебя. – Ничего не выйдет. Я присаживаюсь на место рядом с Гоустом и шесть пар глаз в удивлении смотрят на меня, будто приведение увидели. Взгляд каждого замученный, будто они битый час обсуждают одну и ту же тему, не в состоянии прийти к единому мнению. Не решаюсь посмотреть на Гоуста. Моё откровение в его сторону было для меня неожиданностью. Ненавижу казаться слабой. – Да что с вами такое? – Азхар усилил охрану на всех объектах, - Прайс показывает на карту, а я уже подумываю, что наше задание с треском провалено заранее. – Миссия под угрозой. Придётся отказаться от первоначального плана, - скрещиваю руки на груди, откидываясь на спинку кресла. – Не могу сказать, что я не рада этому. По крайней мере, мне не придётся рисковать собой. – Да, - в голосе Фары слышатся сомнения. – Но в таком случае мы не сможем проникнуть на их базу и найти то, что нам необходимо. А это нужно, если мы хотим найти Азхара и всю его шайку. – Значит придётся по привычке - на рассвете проникаем на базу, тихо и без шума ищем, что нам требуется. Не могу сказать, что этот план был гениальным, но куда лучше прошлого. По крайней мере, так я хотя бы могу быть уверена, что буду не одна. Курю, пока в тишине каждый думает, как поступить. Кто-то должен пойти на миссию, кто-то остаться для прикрытия. И ещё как минимум один человек должен быть на связи для корректировки. Наше маленькое тихое задание превратилось в огромный такой налёт на одну из баз картелей, где к слову содержатся и пленные гражданские и где оружия столько, что хватит захватить небольшую страну в Африке. Не удобно. В итоге Прайс, как единственный кто сохранил ясное мышление в эту ночь, резюмирует: – Пойдут Гоуст, я и… - он долго смотрит на меня будто взвешивая решение. – И Фогель. Прикрытие на Соупе и Фаре. Гас с вами. Кэйт, ты на связи. Все согласно кивают, как дети в школе. В голове крутится мысль, что это может стать моей последней миссией. Тороплюсь выйти из кабинета быстрее, чем меня кто-либо остановит. Не знаю, как нам выполнить задание, если охрана усилена. Это практически самоубийство. К тому же, мои навыки ближнего боя и стрельбы остались где-то на уровне любителя. Я буду не одна. Это плюс. Мы в любом случае можем умереть. Это минус. И у меня нет права на ошибку. Это вопрос со «звёздочкой». Прайс догоняет меня в коридоре, в одобрении кладёт руку на плечо, но я всем сердцем предвкушаю духоподъёмный монолог. – Фогель, если ты не готова, ты можешь остаться. – Я готова. И хватит об этом уже! Возвращаюсь в свою комнату. Рана кровоточит. Уже жалею, что отказалась от повязки. Воспаления нет, но с тех пор как истерика отступила, и я начала мыслить здраво, понимаю, что отказываться от повязки было глупо. Делаю её сама из бинтов и ваты. На данный момент — это лучший вариант. Соврала. Не готова. Я ни к чему не готова. Ни физически, ни морально. Смотрю в раковину с каплями моей крови. Как оказывается легко теряется жизнь. Раньше я этого не замечала. Для меня вся жизнь прошла в миссиях, я не была уверена, что знаю ценность жизни, пока моя едва не оборвалась. Благодаря этой ране ощущение, что жизнь покидает меня, крепко поселилось в душе. Врач не дал добро на стрельбу, но я все равно иду на стрельбище. Выпустить пар. Расслабиться. Странные ассоциации, но здесь только это и возможно. Было уже далеко за полночь, я надеялась никого не встретить, а попытки выспаться и восстановить режим сна вообще канули в небытие. Как могла я натягивала улыбку на лицо и старалась выглядеть нормальной, чтобы ни у кого не было сомнений. Но в итоге на душе все равно было пусто. Невозможно вычеркнуть что-то из своей памяти просто одним словом или делом. Толкаю толстую металлическую дверь, когда до меня доносятся звуки стрельбы. Кто-то так же, как и я, не спит ночью. Иногда кажется, что я никогда не смогу остаться наедине с собой. В любом случае, мне нужно найти из чего стрелять, иначе я просто не смогу сидеть спокойно в комнате, пока остальные заняты делом. Очередное вранье. Мне всегда нужен человек, который будет рядом со мной. Твою ж мать… Почему мне не повезло именно в этот вечер, и я встретила Гоуста? После нашей тренировки, когда Прайс отправил меня к нему, возникло какое-то странное чувство неловкости. Мы даже не были друзьями, периодически перекидывались парой фраз по делу, но чёртова короткая тренировка с ним кажется только повысила градус напряжения. Хотелось быть лучше, чем я есть сейчас, но тогда я только показала насколько хуже них. Саймон замечает меня раньше, чем я успеваю уйти. Я не могу увидеть его глаза под маской, но буквально чувствую, как зреет разговор на тему субординации. О чем я вообще думаю? Иногда кажется, что я схожу с ума. Когда начинаешь мастурбировать в душе, лучше это заканчивать. Галлюцинации от недостатка секса - такая себе перспектива. Мне нужен Кёниг. Почему-то за всё время я даже не замечала, что настолько зависима от него морально и физически. Сейчас же, паника из-за его ухода сменилась острой необходимостью чувствовать. Чёртова физиология… Делаю вид, что всё хорошо, беря со стола М4А1. Пальцы дрожат от нервного напряжения - автомат слишком тяжёлый для ослабленных ранением мышц. Целюсь, но вместо мишени вижу впереди себя Кёнига - как замедленный кадр в старом фильме, когда я целилась в него из своей винтовки, но не смогла выстрелить. Дрожание рук ощущается сильнее. Наша работа практически хирургическая - тремор не лучшее, что могло случиться. В злости сжимаю зубы до боли и выпускаю всю обойму в мишень, не попадая ни разу. Это становится уже не таким лёгким решением, как оказалось. Саймон же даже отложил винтовку, наблюдая за мной скорее в насмешке. Ещё бы. Легче было выпендриваться, когда я на что-то была годной, сейчас же мне ему нечего ответить. Я не готова. – Ты много думаешь. Хрипловатый спокойный голос проникает в разум. Моментально вспоминаю, как облажалась на тренировке и хочется стыдливо убежать. – Мне не хватает его, - не знаю куда деть взгляд, поэтому впираю взгляд в мишени - мои без единого попадания, и Гоуста - стопроцентно в голову. Автомат кладу обратно на стол, будто боясь обжечься. – С ним я была сильной, без него же ни на что не способна… Едва успеваю договорить, как Гоуст перебивает, буквально прикрикивая: – Перестань! Он подходит ближе, сохраняя дистанцию. Краем глаза рассматриваю его. Обычная маска черепа сменилась на балаклаву с рисунком. Голубые глаза ярко выделяются на фоне темной одежды. Он такой же высокий, как и Кёниг - почти на две головы выше меня - и в целом я на фоне него выгляжу куклой. Едва уловимый аромат мускуса вперемешку с порохом путает мысли. От его голоса мурашки по коже, и что-то подсказывает, что, если сейчас он захочет меня придушить за мою тупость, я вряд ли буду сопротивляться. По крайней мере, он имеет на это право. Саймон подходит ещё ближе, вручая мне Barrett M82. Она весит около тридцати фунтов, но для меня сейчас все равно что пол фуры. Долго смотрю на неё, не решаясь начать. Мне чуть не устроили встречу с Богом из такой же винтовки, и мысль, что мне придётся выстрелить из неё так же как когда-то в меня, просто невыносима. – Ты же выжила как-то до встречи с Кёнигом, - он берет меня за руку, забирая винтовку. – Значит получится и без него. Я не решаюсь выстрелить хоть раз крупнокалиберными, но превращаю мишень в сплошную дыру из М4А1. Иногда даже попадаю, правда в руку, живот и по ногам. Но это уже что-то, хоть и не идеал, но по крайней мере мои шансы на выживание растут. Ощущение чужой руки на талии приводит в чувство. Не оборачиваюсь. Гоуст мягко направляет мою руку и корпус для правильной стойки. В какой-то момент его лицо, окутанное в маску, оказывается слишком близко к моему. Казалось бы, что в этом моменте ничего особенного нет, но сам факт, что за все время знакомства с Саймоном это первый раз, когда он приблизился ко мне ближе чем на десять метров, напрягает. – Ты ещё долго будешь видеть то, что делает тебе больно, - он аккуратно, практически нежно, придерживает мою руку, не давая мне отвлечься, но выходит наоборот. – Но важно сконцентрироваться на том, кого ты на самом деле хочешь убить. Я научу тебя концентрироваться. И тогда всё получится. Мы стреляем вместе, Саймон убирает руку и отходит, и по спине резко пробегает холодок. Плечо болит от давления приклада, но я не сдаюсь. Гоуста не видно, и в целом предполагаю, что он вышел. Его тоже можно понять - вряд ли он хочет возиться с кем-то вроде меня. Лучше бы я послушала Прайса… В момент, когда кладу автомат на стол, холодное дуло пистолета опаляет мой затылок, а звук взведённого курка заставляет оцепенеть. Пытаюсь оценить ситуацию, узнать кто стоит позади меня, но все попытки тщетны - дёрнув головой, я получу пулю. Это не может быть правдой. Не может быть такого, чтобы кто-то на базе вооружённых сил оказался предателем. И почему я? Почему не Кэйт? Не Джон? Мысли хаотично проносились в голове, но одна была хуже другой. Стрелявший в меня вернулся закончить дело? Нападение на базу? «Ты много думаешь» Да, действительно много, раз отвлеклась и на меня напали. Твою ж… Не знаю, как правильно поступить, что сделать. Уверена, что человек позади меня будет гораздо быстрее, если я вдруг схвачусь за оружие. Заговорить тоже не решаюсь. Едва уловимый аромат мускуса не выходит из головы. Как и руки в перчатках. Меня бросает в холодный пот, потому что сейчас я едва могу подумать о тактике. У меня есть только одна попытка, с которой нельзя ошибиться. Резкий разворот, перехватываю руку с пистолетом, но нападавший быстрее - хватает меня за запястье, выворачивая руку и прижимает к себе спиной. – Какого хрена, Гоуст? – Считай, что ты мертва, - шёпот даже через маску опаляет щеку, покрывая кожу мурашками. – Слишком медленно, предсказуемо и… глупо. Дёргаюсь в попытке освободиться, но он слишком крепко меня держит. Одна рука обхватывает за шею, вторая - за талию. Тепло рук чувствуется даже через перчатки с рисунком костей. Неловкость, прежде возникшая на тренировке, выросла до масштабов Юпитера. Пытаюсь отдышаться, но выходит плохо. Дыхание перехватывает, становится только хуже. Кислорода в лёгких катастрофически мало, но не из-за того, что руки Саймона перекрывают мне дыхание. Гораздо тяжелее сконцентрироваться, когда он держит меня… так. – Отпусти. И Гоуст отпускает. Не решаюсь взглянуть ему в глаза. Не понимаю, что происходит и какого вообще хрена он творит. У стены стол, на нем вода. Выпиваю залпом три стакана до боли в животе, но дыхание не восстанавливается. Становится страшно и неловко находится рядом с ним, чувство опасности нарастает. Упираюсь руками в стол. Нужно уйти, нужно найти другое занятие. Хреновая идея была приходить сюда. Не успеваю опомниться, когда Гоуст в момент оказывается позади меня, за плечо разворачивая к себе лицом. Буквально в мгновение ока он приподнимает маску и, притягивая меня за затылок, целует. Если есть что-то более необъяснимое, так это поступки Саймона. Его губы мягкие и тёплые с привкусом чая и табака (он курит?), а руки настойчиво сжимают талию подталкивая назад, пока я не упираюсь бёдрами в стол. Я слишком растеряна, чтобы думать, потеряна в ощущениях и неопределённости решений. Не могу отстраниться. Не могу ответить. Не могу сказать «нет». Гоуст подхватывает меня, усаживая на стол, устраиваясь между моими ногами. Сжимает руками в грубых перчатках всё, до чего может дотянуться - талия, грудь, шея. Завтра наверняка появятся синяки. Сжимает бедро, подвигая меня ближе к себе. Углубляет поцелуй, и когда наши языки встречаются я не могу сдержать стон. Блядский Боже… Пытаюсь дотронуться до Саймона, но он перехватывает мои руки за запястья, сжимая их за моей спиной. Он держит их одной своей рукой, но у меня нет никакой возможности освободиться. Свободной рукой он поглаживает живот по краю рубашки, не рискуя заходить дальше. Поцелуи слишком нетерпеливые, страстные, губы искусаны. Катастрофически мало кислорода в лёгких. Кружится голова. Гоуст так близко, что я даже сквозь одежду чувствую тепло его тела и то, как бьётся сердце. Приятно до умопомрачения. До дрожи в коленках. От запредельного возбуждения слёзы на глазах. Впервые за много дней я чувствую себя действительно хорошо. Куда бы я не повернулась - везде Саймон. В голове пусто. Не хочется даже думать о том, что будет дальше. Он со стоном сожаления отрывается от моих губ, и я наконец-то позволяю себе вдохнуть воздух полной грудью. Слишком много напряжения. Всё запутанно. – Лия… Он прижимается лбом к моему лбу. Пытается отдышаться, как и я. Его шёпот отдаётся эхом в моей голове. Такой тихий, но одновременно громкий в, казалось бы, пустой комнате, где нет никого кроме нас. Мысли путаются. Осознаю произошедшее не сразу. Его поцелуй. Я поддалась. Должна была оттолкнуть и уйти, но поддалась. Продолжаю сидеть на столе, он сжимает мою талию, отпустив руки. Не решаюсь ничего говорить. Страшно пошевелиться. Дверь в оружейную с противным скрипом открывается. На пороге Соуп. Сначала он не понимает, что кто-то есть в комнате кроме него. Но свет недостаточно яркий, и когда его глаза привыкают к полумраку, МакТавиш осознает увиденное. Я на столе. Гоуст между моих ног. Саймон тоже оборачивается к Соупу. Неловкость ситуации вырастает с каждой минутой. Напряжение такое, что можно резать ножом. Эйфория отступила, и на её месте образовывается шок. Гоуст отходит. Пытаюсь встать, но ноги ватные. Хожу кругами, пока МакТавиш наблюдает за нами. Я буквально вижу, как в его голове крутятся шестерёнки в попытке сложить пазл. У Гоуста первого сдают нервы. – Блядь! - он бьёт по столу, сметает все бумаги и стакан с водой, который осыпает весь пол осколками. Подскакиваю на месте, мозг отказывается думать. – Твою же мать! Я не могу посмотреть в глаза Соупу. Не могу посмотреть на Гоуста. Выбегаю из зала. Не хочу больше в этом участвовать. Не хочу слушать тупые вопросы сержанта, чувствовать неловкость или того хуже… Не знаю, чем это закончится для нас, но быть здесь больше не хочу. Соуп ловит меня за руку у двери не зная, за кем следовать - за мной или лейтенантом. – Фогель, что… – Убери свою руку или я её сломаю! - резко выдёргиваю руку и тороплюсь скрыться, оставляя ошарашенного сержанта самого разбираться с Саймоном. Буквально добегаю до комнаты, чуть не снося по пути пару солдат. Дверь закрываю на все замки, хотя их надёжность оставляет желать лучшего. В ванной умываюсь ледяной водой, стараясь успокоить разгорячённую кожу. Мы поцеловались. Нет, не так. Саймон поцеловал меня. Чёртов Гоуст… Хуже того, я позволила ему это сделать. Не отказала. И мне понравилось. Блядь, как же мне понравилось! Ненавижу себя за это. Но если бы Соуп не вошёл, что было бы дальше? Зашёл бы Гоуст дальше? А смогла бы я? Смогла бы… Со злости разбиваю зеркало над раковиной. Я зла на себя за реакцию своего тела. Зла на Гоуста за поцелуй. Зла на Соупа за прерванное уединение. Зла на Кёнига, потому что он оставил меня. Почему моя жизнь просто не может быть нормальной? В удивлении смотрю на разбитые костяшки. Чёртово зеркало напрочь порезало руку, кровь капает на пол, пачкая плитку. Сажусь рядом с ванной. Я так устала от всего. Рукой пытаюсь вытереть капли с пола, но оставляю только красные разводы. Где мы свернули не туда? Почему это происходит? Почему люди, которые мне дороги, уходят, а те, кто всегда держался в стороне - стараются быть ближе? Кто-то стучит в дверь. Точно помню, что заперла её, поэтому не переживаю. Наверняка это МакТавиш пришёл узнать, какого хрена произошло. Если он в очередной раз достанет меня, я его убью. Вся напускная доброта, которая появилась у меня с приходом Кёнига, с ним же и закончилась. Как мне быть дальше? Как мне смотреть в глаза Саймону? Когда я вообще начала называть его Саймоном, а не Гоустом? И Соуп, он все видел. Как мне смотреть в глаза ему? Когда меня осеняет, кое-как встаю с пола, добегая до двери. Открываю её так резко, что петли скрипят. Рука сержанта зависает в воздухе для очередного стука. Втягиваю его в комнату здоровой рукой, хотя порез ещё кровоточит, и даже с учётом того, что я прячу за спиной, новые капли падают на пол. – Если ты кому-то скажешь, я тебе язык отрежу, - прижимаю его за шею к стене. Соуп в сто раз сильнее меня, он может оттолкнуть, но не делает этого. – И ты знаешь, я не шучу. Шучу конечно. Язык не отрежу. Отрежу голову. Отпускаю сержанта в надежде, что он уйдёт. Но он не уходит. Осматривает меня с ног до головы, будто ища причину остаться. Видит капли крови на полу, но многозначительно молчит, пока я сажусь у окна, подкуривая сигарету. – Не знаю, что между вами произошло, но лейтенант там почти разнёс тир, и я ушёл раньше, чем он переключится на меня. – Очень смешно. – Нет, я серьёзно. Редко удавалось видеть его таким. – Ну, значит я могу поздравить тебя с премьерой. Какое тебе вообще дело? Соуп копошится в шкафчиках в ванной в поисках бинта, возвращается, осматривает рану на предмет битого зеркала и перевязывает. Я не просила о заботе, но сейчас это кажется единственным правильным решением. – Мне нет дела до ваших отношений… - злостно смотрю на Соупа, прерывая его. – … или что у вас там. – Значит отвали. МакТавиш не отстаёт: – Но скоро у нас задание. Нужно сконцентрироваться на этом. А потом делайте, что хотите. Мне не нравятся его намёки. Я не могу даже оправдаться, потому что точно знаю, что между нами ничего нет, но сержант лично видел, что есть. Нужно поспать. Надеюсь, что, когда я проснусь, это окажется все сном и я просто выдохну с облегчением. Ложусь в кровать, но она настолько холодная, что уснуть тяжело. Несколько раз переворачиваюсь то туда, то сюда, но мысли в голове мешают. Разбитая рука саднит, но я не обращаю внимания на неё. Начинаю анализировать своё поведение в тире, будто если я пристыжу себя, то забуду об этом. Не забуду, это невозможно забыть. У меня нет таких чувств к Саймону, чтобы я могла с уверенностью сказать, что хотела бы повторения. Но хотела же, маленькая лгунья… Противоречивые мысли, в которых не могу навести порядок. Что, если Соуп прав? Что, если простой разговор поможет объяснить всё произошедшее? Фотография Кёнига на тумбочке у кровати привлекает внимание. Единственный, кого я на самом деле люблю, и кто мог сделать меня лучше. Мне не нужно ничьей близости кроме него. Мне просто нужна разрядка. Рука опускается на клитор. Пытаюсь сосредоточиться на ощущениях. Не получается. Удовольствие есть, очень хочется кончить, но ничего не получается. Не хватает поцелуев, не хватает рук, которые по-собственнически сжимали бы тело. Не хватает ощущения власти человека над собой… В разочаровании бью рукой матрац. В ванной умываюсь. Холодная вода немного остужает голову. Возбуждение спадает, но низ живота предательски тянет. Боже, Фогель, что с тобой стало… Пока пялюсь на себя в зеркало, свет тухнет. Казалось бы, что необычного в выключенном свете, только вот я не в фильме ужасов. Изначально не придаю этому значения, и уже собираюсь ложиться спать. Ощущение, будто кто-то наблюдает, не покидает, и я в панике оглядываюсь по сторонам, но никого нет. Вскакиваю с кровати и на всякий случай проверяю замки. Я точно помню, что запирала дверь за Соупом, но сейчас сомнений больше чем уверенности. Внезапно кто-то хватает меня за горло со спины, не давая ни дышать, ни пошевелиться. В этот раз я не думаю долго - не достаточно сильно бью ногой в колено нападавшего, но этого хватает, чтобы я могла освободиться и схватиться за пистолет на тумбочке. Не предусмотрительно с его стороны оставить оружие на видном месте. Когда глаза привыкают к полумраку и мне удаётся отдышаться, вижу Гоуста, который в капитуляции поднимает руки как бы намекает, что ничего плохого не сделает: – Свои. – Ты всегда на своих нападаешь сзади и душишь? - пистолет опускаю, но сердце готово выскочить из груди, кислород медленно восстанавливается в лёгких, щеки горят, будто после солнца. Саймон же едва заметно пожимает плечами: – Тренировка. – Тренировка моего тревожного расстройства? Он не отвечает. Отхожу к окну. Курю. Только все стало на свои места, и я решила никогда больше не подходить к Гоусту, как он опять появляется в моей жизни. И почему так не работает с Кёнигом? – Тебе не кажется, что нам нужно поговорить?