Дело лорда Малфоя

Гарри наспех помыл уже основательно клюющих носом сыновей в большой ванне, куда его направил Малфой, снабдив горой чистых мягких полотенец. Кое-как почистив им зубы — вообще-то, Джеймс давно научился справляться сам, да и Альбус уже умел, но сегодня, от усталости такого насыщенного дня, они еле держались на ногах. И распихал их по кроватям в "большой" детской спальне, где они уже спали в обед. Скорпиус на этот раз спал в своей спальне, отдельно от гостей. Драко объяснил это тревожным сном мальчика, и что ему бы не хотелось, чтобы это помешало остальным выспаться. Поттер вообще ничего не спрашивал, лишь удивившись, с чего вдруг Малфой потрудился посвятить его в свои личные причины поведения в собственном доме. Его гостевая комната располагалась далее по коридору, в отличие от хозяйских спален, расположенных в другой части поместья. Однако Гарри не спешил сам укладываться в кровать. После слов, услышанных в гостиной, у него не было времени на осмысление, ведь Драко оповестил, что уже очень поздно и всем пора спать. Естественно, это относилось к детям, и Поттер подыграл, демонстративно зевая, но не забывая при этом прикрывать рот ладонью. Сейчас же, пожелав им спокойной ночи, сам он не мог найти в себе этого спокойствия. Хотелось дышать полной грудью, успокаивая непонятное нервное состояние, поднимавшееся из глубин души. Спустившись по лестнице, он вышел из дома на крыльцо и оглянулся. Малфой сидел на деревянной резной скамейке, невдалеке от тропинки к конюшням. Перед ним стоял маленький столик с чайником, одной чашкой и пепельницей. А в левой руке была зажата тонкая сигарета. — Позволишь присоединиться? Драко вздрогнул и уставился на подошедшего. — Конечно, извини. Я просто привык, что по вечерам я один. Было некрасиво с моей стороны забыть о присутствии в доме взрослых гостей, которые не ложатся спать в полдевятого вечера. Он наколдовал ещё одну чашку и налил в неё ароматной жидкости из чайника. — Травяной чай. Первоцвет, мята, лепестки цветков шиповника. Если ты любишь сладкий, можно добавить немного стевии. — Спасибо, — Гарри сел рядом, благодарно принял чашку и сделал небольшой глоток. — Почему ты это сказал, там в гостиной? И как ты узнал, о чём я думаю? — тихо продолжил он, внимательно разглядывая свой чай. — Поттер, — мягко начал Малфой, изящно стряхивая пепел и затягиваясь сигаретой вновь, — Я прошу прощения, что влез в личное. Я не хотел. Я просто наблюдал и сделал выводы. И сказал до того, как подумал. Поддался чувству. Это было неэтично с моей стороны, извини меня. — Нет, я не имею никаких претензий по поводу того, что ты сказал. Но я хочу знать, почему ты сделал такие выводы, как догадался. Я не настолько тривиальный, а беспалочковой невербальной легилименцией ты вряд ли владеешь. Поэтому, пожалуйста, просто объясни мне, Драко. Мне это важно. — Конечно. Я всё же чувствую себя ужасно, вмешиваясь в твою приватность, но по-другому ты действительно можешь ложно меня заподозрить в чёрной магии, ты же аврор, — голос Малфоя звучал чисто и мягко, и Гарри понимал, что тот говорит правду. — И я заранее приношу свои извинения за то, что скажу, по отношению к тебе, Поттер. Я повидал в своей неполной жизни много, многое пережил. Я видел любовь и ненависть, слышал смех и плач, пробовал лекарства и яды, вдыхал запахи цветов и разлагавшейся плоти, чувствовал ласку и боль, ощущал полёт и падение. У меня в жизни были Хогвартс и Тёмный лорд. Мне есть с чем сравнивать. Я научился различать, когда у человека настоящие чувства, а когда — равнодушие. И я вижу, я знаю, что ты своих детей любишь. Не так, как все, а по-своему. Но любишь. Как смотришь на них, как общаешься. Как растишь и воспитываешь. Но ты боишься, что ты не любишь их "как надо", как любят другие. Как их мать, например. Это вовсе не означает, что тебе наплевать на них, ты просто действительно не умеешь это показывать. А это важно. Важно проводить с ними время — не всё время, что дано, но даже те немногие часы — проводить качественно. Обращать на них внимание, быть действительно с ними, когда ты с ними. А не витать в размышлениях о работе или вообще засиживаться допоздна в кабинете департамента. Если честно, тебя нельзя винить в этом. Ты действительно этого не умеешь, не понимаешь этого. Ты вырос без родителей, у тебя нет примера перед глазами, какой должна быть нормальная, полноценная семья. Ходили слухи, что маглы, с которыми ты жил, не очень хорошо с тобой обращались. Не знаю, что было правдой, а что — нет, но прекрасно понимаю, что такое детство должно было тебя вообще отстранить от понятия, что такое любовь. Ты не знал любви. Потом ты попал в Хогвартс, для тебя открылся новый сказочный мир — но ты не нашёл в этом успокоения, не познал тепла или нежности. Ты стал мальчиком-который-выжил, символом, как будто героем романа на плакате, приклеенном на стену. Ты боролся за свою жизнь, тебе было не до романтики или влюблённости. Всё твоё юношество прошло под знаменем предстоящей войны, и когда другие подростки, несмотря на тяжёлое время, нормально взрослели, познавая все аспекты молодости — первые свидания, поцелуи, разбитые сердца, преодоление первых разочарований и покорение новых — ты не прошёл через всё это — как надо, не набрался теоретических знаний, не научился. Из этого горького опыта нужно было извлечь пользу и двигаться дальше. Ты же этот этап перескочил, по воле судьбы. Твоё понятие о любви в подсознании не выросло вместе с тобой. Не воспиталось. Не обрело корни и поэтому не смогло развиваться, как у других. А потом? Я думаю, ты просто не знал, что делать и как себя вести. Ты пытался подстроиться под стандартные шаблоны: работа, жена, дети. И ты всё это получил. Но ты не знаешь, как себя вести в кругу этой самой семьи. Не создалось у тебя правильного образа. И ты ударился в работу. Там было легче, привычнее, более понятно. Там ты смог дать то, что умел. Тебя же не за красивые глаза назначили Главой департамента ещё до твоего тридцатилетия. Я уверен, что в Аврорате есть люди намного старше тебя по званию. Но твоя кандидатура наверняка была политическим шагом, опять же, ты Герой, кому ещё возглавлять борьбу против зла, как не тебе? И ты наверняка захотел показать, что достоин этого звания. Торчишь на работе допоздна, постоянно о ней думаешь, даже дома. Я даже лично видел, в какие часы ты ещё в кабинете, в какие дни. Ты согласился провести допрос в девять вечера — ради следствия, не задумавшись, что это можно и отложить на завтра. Я бы уж точно не был против. Ты делаешь свою работу с таким остервенением, так как тебе так легче, потому что это то, что ты умеешь. Не знаю, умеешь ли ты любить окружающих тебя людей, но детей своих ты любишь. У тебя не будет такой же истории, как у Мадлен. Она не знала, как любить, но она даже не знала, что не знала этого. А ты знаешь. Знаешь - и теперь можешь всё исправить, у тебя ещё есть шанс, много шансов. Главное, научиться эту любовь проявлять. Не обязательно как все остальные, окружающие тебя люди. Можно и по-своему. Но искренне, от всего сердца. Гарри сидел, опустив голову, обнимая ладонями свою чашку. Мысли в голове куда-то испарились, образуя вакуумную пустоту. Как такое вообще возможно? Малфой за какую-то пару встреч и простого наблюдения высказал ему всё то же самое, что ему говорил его семейный психолог после стольких месяцев посещения... Конечно, Драко основывался на своих знаниях о жизни бывшего сокурсника, он видел его в школе на протяжении многих лет. Но всё равно вот так точно дать определение, объяснить то, что у Гарри заняло месяцы, чтобы понять. Действительно понять... — Малфой, — тихо попросил он. — Научи меня... Тонкие бледные пальцы прикоснулись к его ноге, чуть выше колена. Неуверенно замерли, но потом всё же мягко легли на плотную ткань джинсов. Поттер отставил чашку и повернулся к Драко, опираясь рукой на сидение, рядом с собой, практически не поднимая головы, словно прячась за длинной чёлкой. — Научи меня, как можно показать свои чувства, как не бояться. Пусть даже и не так, как другие. Что имеет смысл, что впору, что будет понятно. — Поттер... — голос Малфоя дрогнул, и он машинально чуть сжал свои пальцы на ноге собеседника. — Чтобы понимать свои чувства и научиться проявлять их — нужно повзрослеть. А чтобы повзрослеть — нужно открыться. Самому себе. Другим. Я не смогу тебя этому научить. Гарри поник, опуская плечи и от этого немного наклоняясь вперёд. — А ты сам? Как научился? Драко долго молчал. А потом, не убирая руки, склонил голову и тоже подался вперёд, упираясь лбом в лоб Поттера. — Я столько дерьма в этой жизни хлебанул, Гарри. Хотел уже руки на себя наложить. Только сил не было, трус я. А потом как-то понял, что несмотря ни на что — я ещё жив. И хочу жить. Хочу жить так, чтобы моё счастье не зависело от кого-либо, только от меня. Понял, что хочу любить, что хочу, чтобы и меня любили, если это будет возможно. Но, чтобы это случилось, недостаточно просто сказать человеку, что ты его любишь. Важно это показывать, каждый раз, снова и снова. Потому что, если не показывать, как он тебе поверит? Что ты действительно его любишь. Что ты делаешь ради него, для него. Ведь твоя любовь зависит только от тебя, из-за того, что от этого зависит твоё счастье. Делать что-то для другого не потому что должен, а потому что хочешь, что понимаешь, что ему это ценно. Делать это — для себя. Просто стать таким человеком, решить, что это то, чему ты хочешь научить своих детей, быть настоящим отцом. Давать им заботу. Внимание. Твоё время. Это — уникальные подарки, которые ты можешь дать. Просто подумай об этом. Малфой плавно отпрянул назад, убирая свою руку. А Поттер неожиданно почувствовал какую-то пустоту и холод, словно, прекратив говорить, Драко забрал с собой чувство спокойствия, восприятия — что всё будет хорошо. — Расскажи, как?.. — прошелестел Гарри, сам не понимая, чего просит. Лишь бы Малфой продолжил говорить хоть что-то своим тихим и почти волшебным голосом, так просто объясняющим такие сложные вещи... Но Драко замер, несильно сжимая в кулаки свои ладони. — Нет, Поттер. Не проси меня рассказать, какую цену заплатил я, чтобы понять, что мне действительно важно в жизни. Уверен, что и ты заплатил уже достаточно, тебе только нужно теперь это понять, принять и сделать выводы. Он плавно, но стремительно встал со скамьи, почтительно складывая руки за спину. — Я прошу прощения, что спровоцировал тебя к этому разговору и влез в твою личную жизнь. Это было непозволительно с моей стороны и неуважительно по отношению к тебе. Я больше не позволю себе подобной вольности и не вернусь к этой теме. Пожалуйста, извини меня и давай продолжим наше общение, не припоминая этот инцидент. Я буду очень благодарен тебе за отпущение этого моего постыдного поступка. Надеюсь, это не повлияет на твоё отношение ко мне и к этому дому. А сейчас я должен откланяться, уже становится поздно. Спокойной ночи, Поттер. И, не дав гостю хоть что-то сказать в ответ, он быстро ушёл в сторону имения, скрываясь в темноте ночи, наползавшей на окрестности. Да, отшивать Малфой умел превосходно. *** Гарри проснулся, как всегда, в половине шестого утра. Даже без магического будильника, забытого дома. Звонившего даже по воскресеньям. Но первый раз за очень долгое время Поттеру не хотелось ни о чём думать во время пробежки. Он плохо спал, всё время ворочаясь на довольно удобной кровати, но не находя такой желанной удобной позы. Словно чего-то не хватало. И это была не Джинни, Гарри уже очень давно спал, не прикасаясь к своей супруге в постели, потому как это было физически неудобно обоим. Поттеру не хватало чего-то нового. Так и не поняв — чего, натянув спортивные штаны, старые кроссовки и лёгкую футболку, он выскользнул на крыльцо и неспешно двинулся по тропинке. Потратив пару минут на растяжки и согревающие упражнения, Гарри взял лёгкий темп, нарезая круги вокруг Малфой-мэнора. Старое поместье имело хороший вид только с переднего фасада. Позади дом был довольно в запущенном состоянии. Нет, он не разваливался по камням, но стены были покрыты зарослями дикого плюща, которым никто не занимался, сад в этой части одичал совсем, а тропинки застелили комья земли и местами даже сорняки. Ноги двигались сами, производя знакомые движения, сердце размеренно билось в грудной клетке, а мозг продолжал усиленно бороться с возникавшими мыслями. Думать не хотелось. Хотелось звенящей пустоты, тишины и покоя. Закончив пробежку, Поттер поднялся на второй этаж, толкая дверь в свою комнату. Но тут его взгляд упал на соседнюю, аврорское чутьё встрепенулось, и Гарри, недолго думая, шагнул дальше. За следующей дверью была небольшая гостиная, судя по всему, ещё одной спальни. Очертание комнаты знакомо мелькнули в памяти, и интуитивно ноги сами понесли его к внутренней двери туалетной комнаты. Зелёные керамические плитки на стене, стеклянные дверцы душевой кабинки и посеребрённые краны. Сюда Малфой так спешно попал в день убийства мадам Вулгари, сразу по возвращении из её дома. Поттер узнал эту комнату из воспоминаний Драко, полученных при парной легилименции во время его допроса. Аврор в Гарри включился автоматически, на подсознательном уровне. А голова, так упорно пытавшаяся бороться с самой природой и не думать во время бега, заработала самостоятельно. Он моментально увидел большое зеркало с левой стороны — в воспоминаниях Малфой прямо влетел в комнату и, глядя только вперёд, принялся раздеваться. Поверни он голову в сторону — Поттер бы увидел, как тот выглядит в отражении зеркала. Отчего такое поведение? Чистая случайность? Или он знал, что в зеркале можно будет увидеть испачканную кровью рубашку? Значит, она всё же была? И опять вопрос века — для чего дрочить? Только чтобы скомпрометировать следователя? Или всё же были более веские причины? Не задумываясь над происходящим, Гарри сбросил спортивную одежду, шагнул в кабинку и открутил краны. Потоки тёплой воды приятно обмывали напряжённое тело, отдыхавшее после физических тренировок. Перед глазами вновь встали образы подсмотренного воспоминания: вот Малфой сжимает свой член, вот тихо и порывисто выдыхает. Словно отключившись от реальности, Поттер опустил руку и повторил движение руки Драко. Драко. С его прямой спиной и сложенными за ней руками, тихим голосом и скромной, как будто робкой улыбкой, глубокими пронзительными глазами. Гарри зажмурился, всё чётче и чётче представляя в руке чужой фаллос. Тонкая сигарета в гибких пальцах. Отблеск заходящего солнца на светлых волосах. Алые струйки крови, стекающие из носа и окрашивающие розовые губы в сочный, яркий цвет. Свободной рукой Поттер упёрся в стену, сгибая её в локте и буквально падая на неё лицом. И кончил, выдыхая чужое имя. Кажется, он понял, почему на него не подействовала магия вейлы. Если ты мужчина, и ты кончаешь от представления у себя в руке члена другого мужчины, вряд ли тебя взволнует тонкая женская энергия эротичной ведьмы... Самокритикой Гарри практически не страдал. Он мог подолгу раздумывать о поведении преступников, расследуя очередное преступление, мог часами размышлять о найденных уликах, взвешивая все доказательства и не доверяя первым мыслям — возвращаться под сомнением ко всем вопросам. Но всё, что касалось лично его — было для него чем-то простым, не вызывающим надобности копания в собственной душе. Когда он понимал — или думал, что понимал — о себе что-то новое, он просто принимал это, обещая себе подумать об этом после, или принять какие-то меры. Так вышло и в последний их разговор с Джинни — он просто выслушал, понял слова жены и принял их, как есть. Да, он хотел всё ещё поговорить с ней, обсудить их будущее, убедить предпринять попытку сохранить брак. Ещё одну, после стольких лет работы над собой, очередных психологов и потраченного времени. Но в первый момент после разговора он просто всё принял и впитал, действительно понимая, откуда всё взялось. Это его чуть ли не покорное принятие было чертой характера — кидаться в крайности. Там, где нормальный человек захотел бы разобраться, Поттер уходил в другой конец, совершенно противоположный от логического. И поэтому бредовая идея о том, что он, выходит — гей, сейчас показалась ему весьма аргументированной. А иначе что ещё Алора имела в виду, говоря о его странной реакции на её чары? И, как и всегда в такой ситуации, Гарри предпочёл в данный момент принять эту идею и подумать над ней потом, а сейчас просто продолжать жить. Тем более, что голова всё ещё упорно возвращалась к недодуманной мысли. После физических упражнений оргазм в ду́ше почувствовался сильнее, если бы он просто подрочил перед сном. После него пришли успокоение и релаксация, как и в прошлый раз. Поттер вспомнил, что где-то читал, что занятия сексом — в частности, мастурбацией — могут влиять на кровяное давление в стрессовых ситуациях. Если у человека, недавно испытавшего оргазм, случалось что-то тревожное или опасное, кровяное давление того поднималось не так сильно, как у обычных людей. Но у Малфоя была другая ситуация, он принялся дрочить после встречи с Мадлен, словно пережив нервное потрясение. Словно он искал способ разрядки эмоционального и физического напряжения. Но это было весьма опасно в его положении — истекая кровью из носа при повышенном кровяном давлении, возбуждая себя, разгоняя кровь по телу ещё сильнее, он мог запросто потерять сознание. Что же заставило его пойти на это? Поддавшись раздумьям Гарри наспех вытерся, ограничился облачением в штаны и вышел из комнаты. Распахнув следующую дверь в коридор, он замер в замешательстве, так как от резкого звука проходивший по холлу Малфой вздрогнул и отшатнулся в сторону. — Прости, я не знал, что в такую рань в воскресенье кто-то ещё будет бодрствовать, кроме меня. Я вернулся с пробежки и принял душ. — Но у тебя же есть ванная комната в гостевой спальне, — пробормотал Драко, необдуманно соскользнув взглядом с лица Поттера на его обнажённую грудь, и невольно побледнел. И резко отвёл глаза в сторону. — Извини, — спохватился Гарри, поспешно натягивая футболку. Он вдруг понял, что вид полуобнажённого мужчины рядом может напугать Малфоя, или же просто показаться неприятным. Но демонстрировать тому, что он это понимает — совершенно не мог. Поэтому он продолжил говорить, сочиняя на ходу: — Я не подумал, что в приличном доме чистокровных магов не принято гулять полуодетым. Тем более гостям. А ещё я был уверен, что все ещё спят. — Я мало сплю, — произнёс Драко, глядя на стену и, судя по всему, только для того, чтобы сказать хоть что-то. — Ты прав, даже Френсис, мой адвокат, иногда ночуя в мэноре, появлялся в гостиной при полном параде. Мне просто непривычно. Завтрак будет подан в восемь утра, — и, развернувшись, он быстрой походкой удалился. Гарри разбудил сыновей и быстро умыл и одел обоих. Те вначале упирались, заявляя, что воскресенье и они хотят спать ещё. Но вспомнив, где они, мальчишки сами выпрыгнули из постелей и понеслись в ванну. Так что ровно к восьми они и Поттер — тоже переодетый и даже почти причёсанный — уже рассаживались около стола на свои места. На завтрак была овсянка, которую и сам Гарри недолюбливал, но подавая пример детям, он смело отправил ложку в рот. И с удивлением обнаружил, что та была довольно недурна. Даже вкусна. Джеймс и Альбус вначале косились на него и Скорпиуса, уплетающего свою порцию каши, но потом решили всё-таки попробовать. И спустя некоторое время их тарелки оказались волшебным образом пусты. — Малфой, или делись рецептом приготовления, или готовься сдавать гостевые комнаты внаём на выходные... Потому что я ещё в жизни не видел, чтобы мои сыновья так хорошо ели полезную пищу, — произнёс Поттер, облизывая ложку. Драко только усмехнулся. После завтрака он исчез на четверть часа, а когда появился с небольшой плетёной корзинкой в руках, позвал всех с собой на улицу. Они вновь шли по тропинке, на этот раз вышли за ворота имения и через ещё четверть часа ходьбы оказались у подножия высокого леса. Малфой мановением волшебной палочки увеличил корзинку и вынул из неё большой клетчатый плед, расстилая его на траве. Гарри немедля радостно растянулся на нём, разминаясь. — Хорошо, оставайся здесь, Поттер, охраняй корзину, — рассмеялся Драко, беря в руки ладошку сына. — А вы куда? — не понял Гарри. — Мы идём изучать лес! — гордо ответил Скорпиус и улыбнулся. — Мы тоже хотим! — закричали Альбус и Джеймс, а Ал даже впихнул свои пальчики в свободную руку Малфоя. Тот немного опешил от такого проявления симпатии, но смело несильно сжал ладонь мальчика. — Мы будем недалеко, не волнуйся, — обратился Драко к Поттеру, и тот кивнул в знак согласия. А когда ровная спина Драко исчезла за деревьями, он выждал несколько минут и последовал за ними. Малфой и трое мальчишек нашлись тут же, на небольшой поляне. Драко сидел прямо на траве, определённо не боясь запачкать свои брюки, и что-то терпеливо объяснял детям, показывая разные растения и цветы. А те смотрели на него с таким вниманием и разинув рты, словно он рассказывал им о шоколаде... Когда спустя полчаса они вернулись на окраину леса, Гарри лежал на пледе как ни в чём не бывало и жевал травинку. Малфой опустился рядом, раскрыл корзинку и выудил из неё несколько бутербродов. Раздав мальчикам и Поттеру еду, он откинулся набок, вынул из кармана упаковку сигарет и взглядом спросил Гарри, не помешает ли ему. — Ну, теоретически, это же твои владения, и ты здесь хозяин, — засмеялся Поттер, отмахиваясь. Драко прикурил, опять держа сигарету в левой руке. — Из-за моего физического состояния я не могу играть со Скорпиусом в подвижные, спортивные игры, — тихо признался он. — А мне этого не хватает. Побегать вместе по саду, погонять мяч. Когда он повзрослеет — полетать с ним на метле, научить его играть в квиддич. Но я стараюсь дать ему всё остальное, что могу. Не потому, что ему это нужно, а потому, что я сам так хочу. Я хочу давать ему всё, что могу. Мы читаем, рисуем, ходим на пикник в лес. Даже сэндвичи обычно мы готовим вместе. Это не сильно "мужские" занятия, но я учу его ухаживать за лошадьми и уважать женщин, думать самому и доверяться себе. Надеюсь, это хоть как-то компенсирует ему отсутствие сильной руки и поможет воспитать мужчину. Гарри посмотрел на него и улыбнулся. — Не переживай, он будет прекрасным Малфоем, у него пред глазами шикарный пример для подражания. — Поттер, скажи ты это десять лет назад, я бы подумал, что ты издеваешься. — А сейчас? — Сейчас? Сейчас мне хочется тебе верить. Что Скорпиус вырастет сильным мужчиной, смелым, ответственным. Ведь мы не растим детей — мы растим людей, которыми они станут. Он потушил сигарету, взмахом палочки отправляя окурок в безызвестность. И тихо вдруг произнёс: — Мне не хватает Мадлен... Поттер молчал, понимая, что сейчас говорить от него действительно не требуется. И Драко продолжил, невидяще смотря перед собою. — Мы познакомились в Париже, на магловской выставке украшений. Мадлен была за стойкой своей же лавки, и я подумал, что она просто продавец. Я искал подарок Астории по поводу ожидания сына. На таких выставках-продажах в качестве акции привлечения народа часто делают большие скидки на некоторые украшения — не самые дорогие изначально, но и не самые простые. А мне хотелось преподнести Асти что-то ценное, уникальное. Пусть и не дорогостоящее, но эксклюзивное. Мадлен подобрала мне ожерелье из полудрагоценных камней, которое на солнце переливалось всеми цветами радуги. Поняв, что я маг из волшебного мира, Мадлен сразу же рассказала, кто она, и предложила мне и супруге навестить её в Лондоне, а когда узнала, что мы из Уилтшира, просто сама засветилась от счастья. У неё умер муж за несколько лет до этого, и ей было наверняка скучно. Она была в настоящем восторге от моего поведения "настоящего чистокровного наследника", как она выразилась, и просто заставила меня пообещать ей навестить её в Вулгари-хилл. Я бы, наверное, так и забыл об этой встрече, если бы не Астория, которая сказала, что хотела бы познакомиться с ней — у нас в Англии совершенно не было друзей, а взрослая ведьма наверняка имеет опыт с детьми, и Асти намеревалась расспросить её обо всём. Со своими родителями она не общалась, лишь со старшей сестрой и то изредка. Мы хотели уже нанимать нянечку, чтобы хоть кто-то ей помогла с родами и с младенцем. Мы оба очень ждали Скорпиуса и очень волновались из-за его появления на свет. Но судьба, как всегда, подкинула мне очередную подставу. За полгода общения с мадам Вулгари — тогда она для меня ещё была таковой — мы узнали, что она совершенно не умеет общаться с детьми, не растила своих и не знала вообще о таком понятии, как материнство. Я понял, что от неё моральной помощи будет мало, и нанял кормилицу — Астория становилась слабее с каждым днём, и я не думал, что она сможет кормить ребёнка сама. Но Асти настаивала, чтобы я продолжил общаться с Мадлен, она уверяла, что чувствует, что той это жизненно необходимо. Как оказалось потом, это было жизненно необходимо и мне тоже. Драко умолк, переводя дух. Вынул из пачки ещё одну сигарету и прикурил, продолжая слепо смотреть вперёд. А потом продолжил. — Жизнь так хрупка. Астория скончалась при родах. Впоследствии выяснилось, что у неё развились осложнения, но их можно было предотвратить. Если бы тот целитель, что следил за её здоровьем, смог распознать это. Если бы у него были знания и инструменты, что есть у врачей в магловском мире. А Асти не стало. Целитель сказал, что после родов у неё началось внутреннее кровоизлияние в живот из-за разрыва матки, но находясь под большой дозой успокаивающего зелья... У неё всё замлело, и она не жаловалась на боли, даже не чувствовала. И после нескольких часов она просто скончалась от обильной потери крови. И я остался один с новорожденным. Кормилица, нанятая мной, делала свою работу, но она не могла заменить Скорпиусу родителей. А я — я просто умирал от страха и чувства потери. Я совершенно не знал, что делать. Мадлен появилась в мэноре сразу, как только узнала, и оставалась рядом очень долго. Она тоже не знала, что делать с младенцем, но не знать вместе с кем-то всё-таки легче, чем одному. И время полетело. Бессонные ночи, постоянное напряжение, нехватка денежных средств. Мадлен была рядом и помогала чем могла. Она наблюдала за взрослением Скорпиуса, видела, как менялся я сам, набираясь опыта и получая уверенность. Она не могла заменить мне мать, не была учёной наставницей, но она стала близким другом. А ещё у неё было свободное время, её дети почти не навещали её, обиженные на недостаток внимания в детстве, и у нас со Скорпиусом возникла возможность стать чуть ли не её семьёй. Мы учились помогать друг другу; видя, как я обращаюсь с сыном, Мадлен стала понемногу понимать, что она упустила в общении со своими наследниками. Она привязалась к Скорпи, почти становясь ему бабушкой. Если бы судьбе было угодно, через пару лет Мадлен смогла бы открыто поговорить с детьми, объяснить, может, даже попросить прощения. Теперь этого уже не будет. А я всё никак не могу принять, что её больше нет.