Дело лорда Малфоя

Малфой вышел из своего камина и пошатнулся, на мгновение теряя равновесие. Поттер, вышедший за ним следом, тут же поймал его, прижимая к себе в который раз за этот странный день. Вздохнув и прикрыв глаза, Драко переборол минутное головокружение и опустил Скорпиуса на пол. В дверях гостиной появилась гувернантка. — Милорд, всё в порядке? — произнесла она ровным голосом. — Да, миссис Мэлли, спасибо. Пожалуйста, проследите, что Скорпиус поест и ляжет в кровать на обеденный сон, ему нужно отдохнуть. — Конечно, мистер Малфой, — она протянула руку, и Скорпиус, бросив короткий взгляд на Гарри, поспешил к ней. — Мы будем в оранжерее, — произнёс Драко, выходя за ними в коридор, но сворачивая в противоположную сторону. Поттер молча шёл за ним по пятам. Пройдя пару дверей, они очутились в светлом и просторном кабинете, в котором Гарри нашёл владельцев дома этим утром, несколько часов назад. Остановившись, он с удивлением стал озираться по сторонам. На наружной стене располагались длинные "французские" окна — от пола и почти до потолка, которые были завешаны светлыми гардинами, а на оставшихся трёх стенах были развешены картины. Множество картин, выполненных разными художественными способами. Здесь были холсты, покрытые маслом, красками, карандашами и даже мелками. И все они были в единой тематике: на всех были изображены цветы. Лилии, розы, гладиолусы, с раскрытыми лепестками, плотными бутонами, немного повядшие… Множество изображённых растений, настоящий цветник. И как он не заметил всего этого ранее? Может быть, из-за того, что сейчас солнце стояло как раз напротив окон, заливая всё пространство лучами и заставляя комнату почти светиться? Поттер вздрогнул, звук стекла, стукающегося друг о друга, вывел его из оцепенения. Малфой стоял у широкого стола. Откупорив стеклянный графин, он наполнил гранёный широкий стакан ви́ски и выпил его в пару глотков. Затем повторил, на этот раз наполняя уже два стакана, и обернулся, протягивая один Гарри. — Тебе сейчас нежелательно пить, — произнёс тот, принимая стакан. — Мне всегда нежелательно пить, — парировал Драко, направляясь к одному из кресел у окна и медленно опускаясь в него. Он чувствовал себя дико уставшим, и это состояние чётко выделялось на его изнурённом лице. — Я прошу прощения за своё некомпетентное поведение… Но Поттер прекратил поток речи, махая рукой и плюхаясь в кресло рядом. — Ты всегда начинаешь извиняться, когда не хочешь чего-то говорить, — укорил он, делая глоток своего напитка. — Ну испугался немного, в первый раз всё-таки в парке, с кем не бывает. Малфой сжал рукой свой стакан явно сильнее, чем нужно. — Я действительно трус, — тихо вымолвил он. — Драко, прекрати, — строго попросил Гарри. — Иначе я натравлю на тебя миссис Мэлли. На что тот как-то странно фыркнул, то ли скрывая настоящих страх, то ли смех. — Откуда столько картин на цветочную тему? — поспешил перевести тему разговора Поттер. — И почему все — магловские? Малфой поднял голову, оглядываясь по сторонам, словно видел эту комнату впервые. — Моя мать очень любила цветы, — произнёс он, грустно улыбаясь. — А магловские — потому что знаешь, чего от них можно ожидать. Магические картины — непостоянные, и их поведение невозможно предугадать. Аврор включился инстинктивно. — Мадлен Вулгари говорила о своих картинах то же самое, — задумчиво произнёс Гарри. — Во всяком случае, так за неё повторял Энди Турнэ… — Возможно. У нас с Мадлен были похожие взгляды на живопись. Она поэтому и отдала мне в наследство свою коллекцию. Она тоже, как и моя мать, любила цветы. — А ты? — слегка смутившись, спросил Поттер. — Ты любишь? Несколько мгновений ответом ему была лишь тишина. Затем Драко, словно признаваясь в страшной тайне, произнёс: — Для меня в цветах существует намного больше, чем может быть для других людей. — Ты имеешь в виду "язык цветов"? — с нескрываемым трепетом спросил Гарри. А Малфой улыбнулся своему полупустому стакану, зажатому в левой руке. — Нет. Я мало знаком с этим миром, как бы настоятельно меня ни хотела втянуть в него Мадлен. Просто у меня лично связаны с цветами, вернее, с картинами цветов воспоминания пережитого прошлого. Они напоминают мне саму жизнь: цветение, опыление, увядание… Все этапы влачения нашего существования. Может, поэтому я и научился рисовать их. — Ты — рисуешь? — удивился Поттер. — Странно, правда? Для такого, как я, заниматься художеством, — вздохнул Драко. — Ты имеешь в виду, для гордого лорда и аристократа? — усмехнулся Гарри. — Почти, — Малфой машинально положил ладонь на левое предплечье, словно прикрывая руку. — Расскажи, как ты стал художником, — попросил Поттер. — Какой уж художник, — горько улыбнулся Драко. — Так, любитель. Я, правда, нарисовал пару холстов, которые понравились жёнам богатых магловских предпринимателей, и сумел продать их по выгодной цене. Я до сих пор иногда рисую и отправляю картины в разные магловские галереи, и там их даже покупают — изображения цветов всегда были в моде. Не густой заработок, но в дополнение к моим фамильным дивидендам и доходам от земельных рент на жизнь хватает. А началось это скромное хобби после войны, когда я подался во Францию. Я тогда был болезненным травмированным мальчишкой, почти нищим, и надеялся, что мои дальние родственники в Париже приютят меня и дадут мне кров. Моя далёкая тётка по маминой линии — Стрелиция — вышла замуж за богатого мага, уже тогда работающего с маглами по всей Европе. Тётка могла позволить себе не работать и коротала время, обучая детей искусству в магловских кружках. Она дала мне крышу над головой на первое время. В обмен я должен был сопровождать её на её уроки рисования, убирать и подготавливать классную комнату, а после занятий мыть пластмассовые палитры и собирать мольберты. Вначале Стрелиция не разрешала мне оставаться на занятиях, но с приходом зимы поняла, что ожидать окончания урока на улице мне будет тяжело. Поэтому я стал просто тихо сидеть в углу, дожидаясь окончания. От скуки я внимательно слушал её объяснения и разглядывал других учеников за работой. А потом как-то раз, когда тётка оставила меня одного убирать класс, я взял чистый холст и попробовал сам. Я тогда тщетно искал способы успокоится после кошмаров войны и судебных разбирательств, и медленная и упорная работа с красками и кистями пришлась мне по душе. Это потом я понял, что просто научился медитировать во время рисования, и начал изучать йогические техники и целенаправленную концентрацию внимания… Но рисовать стал больше и даже лучше. Я никогда не видел в этом смысла жизни, никогда не мечтал стать известным или разбогатеть за счёт этого. Стрелиция в основном рисовала пейзажи и цветы, и я, поддаваясь её урокам, повторял за нею то, что творила она. Но я не видел в цветах той красоты, что обучала она. Я видел жизненный путь, предначертанный заранее, такой понятный и неисправимый, что ничто не изменит судьбу цветка. Словно наша жизнь, он проходит все стадии и погибает, и я видел в магловских картинах какое-то мазохистское удовольствие — на статическом полотне картины не двигались и не увядали, а я, словно творец, мог заставить их замереть, тем самым отталкивая от них приближение конца. Нет, у меня нет мании величия, но таким образом я будто чувствовал, что спасаю их, не давая возможности пройти свой природный цикл и зачахнуть. Малфой затих, мысленно находясь далеко от мэнора и своего кабинета, украшенного картинами разнообразных и прекрасных цветов. — Ты рисуешь неподвижные картины, чтобы не дать цветам умереть? — тихо спросил Гарри, и Драко вздрогнул, реагируя на его голос. Казалось, что он вообще забыл, что находился в комнате не один. — Я жалок, я знаю… Бывший Пожиратель Смерти пытается кого-то там спасти, и его хватает только на то, чтобы рисовать магловские не движущиеся картины, — хмыкнул Малфой, поднимаясь из кресла и опрокидывая в себя остатки виски из своего бокала. — А ну прекращай! — рыкнул Поттер, подскакивая на ноги и вцепляясь в локоть Драко, — Столько лет прошло, все уже простили, а ты сам себе всё никак не простишь? — он резко развернул его к себе, заглядывая в глубокие серые глаза. — Я бы, может, и простил, если бы была возможность, — выдохнул Малфой, опуская голову. — Нарисуй мне, — внезапно произнёс Гарри, а Драко в неверии уставился на него: — Что? — Цветок… Твой самый любимый, — ответил Поттер, отпуская его локоть и уже мягко укладывая руку на его предплечье, бережно сжимая пальцы. — Что-нибудь, для меня. Малфой некоторое время ошарашенно смотрел на его запястье, затем неуверенно кивнул и отошёл к своему столу. Сел, выдвинул верхний ящик и вынул чистый пергамент и небольшой магловский карандаш. В несколько лёгких росчерков он вывел на бумаге немного раскрытый бутон определённо белого цветка, с одним прямым лепестком, скрученным в трубочку. Из сердцевины бутона торчал толстый одинокий пестик, покрытый нежной тончайшей пыльцой. — Это калла… — очарованно выдохнул Гарри, разглядывая цветок, а затем вытащил свою волшебную палочку и легонько стукнул по пергаменту. Изображение замерцало и на миг покрылось рябью, а затем цветок ожил и раскрылся, поворачиваясь к свету и выгибая свой единственный лепесток. — Вот видишь, ты только должен дать этому шанс. Ты сам себе не даёшь возможности. Драко неотрывно смотрел на собственный рисунок, видимо, боясь поднять глаза. Затем положил на бумагу руку, осторожно проходясь по контуру карандаша пальцами. — Он не должен был раскрыться… так, — прошептал он. — Насколько я знаю, каллы раскрываются именно так, — мягко произнёс Поттер. — Если бы дал ей шанс — ты бы удостоверился сам. А почему именно калла? — Они напоминают мне о матери, — голос Малфоя дрогнул. — Тоже белый цветок с жёлтой сердцевиной, как и нарцисс. Только другой вариант судьбы, более утончённый, более спокойный. Другая версия жизни… Драко продолжал рассматривать рисунок. А Гарри рассматривал его и не мог оторвать взгляд. Ему калла напоминала самого Малфоя, такого же элегантного и изысканного, простого, но великолепного, такого загадочного. — Я могу это забрать? — поинтересовался он. Драко наконец совладал с собой и поднял голову. — Да, я думаю, да. Ты же попросил нарисовать что-то для тебя. Поттер кивнул и протянул руку, поднимая со стола листок бумаги и заботливо складывая его вдвое, уменьшил его магией и спрятал в нагрудный карман рубашки. А затем обернулся, обводя комнату взглядом. Ни на одном из полотен не были изображены каллы. — Здесь есть и твои картины? — спросил он. — Да, немного, — улыбнулся Малфой. — А какие? — Гарри разглядывал розы, лилии, подсолнухи, колокольчики, ромашки и ещё множество других цветов. — Ну, например, вот эти две, — Драко указал головой в сторону двух небольших холстов, расположенных на одной из стен, и Поттер как под заклятьем подался к ним. На одном были изображены фиолетовые орхидеи, одна тонкая гордая ветка, усеянная большими нежными цветками, а на конце — крупными мясистыми корнями. Картина была датирована две тысячи седьмым годом, а надпись в углу гласила: "Ad futuram rei memoriam". "В напоминание о событии", — перевёл для себя Гарри. На втором полотне красовалась одинокая пышная белая хризантема, и называлась картина "Amicus certus in re incerta cernitur" — "Истинный друг познаётся в беде", и под ней стояла дата две тысячи одиннадцатого года. Ни под одной картиной не было подписи. — Можно спросить, что они означают? — в голосе Гарри сквозил неподдельный интерес. — Да, конечно, — пожал плечами Малфой и, грациозно поднявшись из-за стола, подошёл к нему. Они стояли бок о бок, почти прикасаясь локтями, и Поттер почувствовал какую-то приятную дрожь по всему телу. — Вот эту я нарисовал после рождения Скорпиуса, — Драко указал на яркую орхидею. — А эту — после смерти Мадлен, — его глаза скользнули на хризантему, и Гарри ясно прочёл в них настоящую тоску. — Ты понимаешь латынь? — Немного. Наверное, так же, как и ты — язык цветов, — усмехнулся Поттер, а Малфой поджал губы. — А почему они не подписаны? — А смысл? Я же писал для себя, а продавать не собираюсь. Так они постояли ещё несколько минут, созерцая холсты и думая каждый о своём. Гарри склонил голову набок, изучая оба полотна одновременно, и хотя они были выполнены в разных техниках: орхидея — масляными красками, а хризантема — цветными карандашами, он неожиданно чётко осознал, что их сотворила одна и та же рука. Те же ровные продуманные линии, те же плавные изгибы, те же уверенные теневые оттенки. И хоть Поттер не понимал многого в живописи, в этих картинах он действительно почувствовал всё то, что любили описывать критики, разглагольствуя по поводу того или иного произведения: и всю тоску, и всю преданность, и всю ту любовь, что хранил в себе художник, покрывая красками полотна перед ним… Кажется, он начинал сходить с ума. — Я думаю, тебе нужно вернуться домой, — произнёс рядом тихий голос. Но Гарри совершенно не понял, чего от него хотят. До сих пор витавший в своих мыслях и прозрениях, он только повернулся к говорившему и задумчиво уставился на него. — А? — Поттер, я очень рад твоему присутствию, честно, но думаю, Джиневра нуждается в твоей помощи с детьми в выходной день, — мягко произнёс Драко. — Да, думаю, ты прав, — согласился Гарри; он опять прозябал в мэноре, а в этот раз просто навязался сам, даже не получив приглашения. — Спасибо за ви́ски, и очень надеюсь, что сегодняшнее приключение не отбило вам охоту выходить из дома. Я и дети будем рады встретиться вновь. Малфой кивнул, а Поттер, отлевитировав свой стакан на стол, даже не замечая, что делает это без палочки на глазах у других, направился к двери. — Не провожай, я уже могу добраться до выхода сам, — улыбнулся он и вышел в тихий коридор. — Очень приятный мужчина, даже несмотря на то, что Главный аврор, — произнёс женский голос, и Драко перевёл взгляд на гувернантку своего сына, появившуюся в дверном проёме. — Его визиты хорошо влияют на младшего мастера Малфоя. И на старшего тоже, как мне кажется. — Вы непроизвольно играете с огнём, миссис Мэлли, — строго ответил Драко, отворачиваясь обратно к полотну на стене. — Так же, как и я, — тихо добавил он. * * * Гарри вышел из камина в своей гостиной, и его тело тотчас окутало зыбкое ощущение охранной магии, что означало, что в доме находились маглы. И действительно, из кухни лились тихие голоса. Не желая подслушивать, он ровным шагом направился по коридору, стараясь обнаружить себя как можно скорее — он никогда не подозревал Джинни в измене, и хотя теперь, когда она уже заявила о своих намерениях расстаться и поводов у неё было предостаточно, знал, что она всё равно никогда не обманет его. Нарисовавшись в проёме кухонной двери, Гарри, однако, застал странную картину. Алекс Гросс сидел за столом, уронив голову на столешницу и обхватив её руками, А Джинни стояла рядом, опустив руку на его плечо. — Я просто не понимаю, Джин, неужели я многого прошу от жизни? — донёсся придушенный мужской голос. — Она младше меня всего на шесть лет, как она может говорить, что я потерянный вариант, и никто не примет меня с ребёнком? — Она просто молодая дурочка, — строго ответила Джинни. — Это не она берёт тебя с ребёнком, это вы с Амитаем берёте её в свою семью! — Она не первая такая "молодая дурочка", которая мне это говорит. Но ты полностью права. Как всегда… — А ещё Джинни имела в виду, что ты тоже ещё не старый, если "дурочка" — молодая, а, по твоим словам, она младше тебя всего на шесть лет, — ухмыльнулся Поттер, отлипая от дверного косяка и заходя в кухню. — Гарри, я… — нервно выдохнул Гросс, подпрыгивая на месте, словно Поттер застал его со своей женой в какой-то компрометирующей ситуации. — Очередное неудачное свидание, я понимаю, — Гарри уселся за столом напротив, устало опуская руки на столешницу. — Не зря ты всё-таки детектив в полиции, — Алекс распрямился на стуле, лихорадочно поправляя волосы. — Да брось, всё предельно ясно. Но я действительно сожалею о твоём потраченном времени. Джинни, уже давно убравшая руку с плеча Гросса, погремела чайником у плиты и теперь разливала в три большие кружки горячий чай. — А где все? — буднично поинтересовался Поттер. — Рон и Гермиона дома, мы — здесь, дети — делают домашнее задания, — хмыкнула Джинни. — И Лили? Молодец! — усмехнулся Гарри. — Лили спит, — устало отмахнулась Джинни. — А ещё я забросила две машинки стирки, сушку, заполнила посудомойку и уже разобрала её. Так что ты готовишь сегодня ужин, на всех. Джинни подняла свою чашку с чаем и вышла из кухни. — Гарри, — подал слабый голос Алекс, — мне тоже надо успеть до ночи всё это переделать дома. Можно Амитай поужинает у вас, пока я хозяйничаю? Мне, право, неудобно, но сейчас ещё иметь дело с ним… — Гросс опять уронил голову на стол, прикрываясь руками. А Поттер смотрел на соседа, своего одногодку, и думал, что если его жена использовала магию во всех каждодневных делах домашнего быта, задействуя магловские машины, то Алекс Гросс всё то же самое делал в одиночку, руками, даже не подозревая, как можно по-другому. И Гарри признался сам себе, что он и вполовину не такой же мужчина, как Алекс, хоть и был победителем Волдеморта и волшебником. Гросс уже на протяжении долгих лет каждый день "воевал и выживал", будь это воспитание сына, одиночный заработок или нескончаемые попытки найти тепло и поддержку другой женщины для создания полноценной семьи. А затем Поттер вспомнил о Малфое, который, хоть и обладал магией, также проводил свои дни в заботе о сыне и наверняка в поисках дополнительного дохода, хоть и пытался всеми силами скрыть это — Гарри почувствовал горечь, когда Драко рассказывал о том, "что на жизнь им хватает". И хоть у него была гувернантка для Скорпиуса, денег на поддержание дома было недостаточно: он помнил заброшенное состояние фасада с задней стороны и дикого, неухоженного парка. Может, Малфою было стыдно рассказывать ему, что он рисует картины для маглов, потому что в том мире никто не знал, что он бывший Пожиратель Смерти и что он вынужден наступить своей гордости на горло и работать руками, теряя остатки аристократичности, чтобы прокормить себя и своего ребёнка. Получалось, что Поттер вполовину не такой же мужчина, как и Драко Малфой. — Конечно, Алекс. Пусть Амитай остаётся, а ты приходи на ужин, надеюсь, до тех пор ты всё успеешь. Когда немного взбодрившийся Гросс удалился, Гарри заперся в своём кабинете, наложил заклинание звуконепроницаемости и уселся за рабочий стол. И долго-долго разглядывал пергамент светло-песочного цвета с изображением прекрасного цветка, выполненного простым карандашом. Калла опять свернулась в бутон, и Поттеру пришлось вновь постучать по нему палочкой, чтобы тот раскрылся. А затем он выудил чистые листы бумаги, прыткопишущее перо и принялся диктовать все детали его сегодняшнего визита в поместье Малфоев. Он не знал, для чего точно это делал, но чувствовал, что это важно. А может, ему просто было приятно вновь вспоминать мягкий голос Драко, его глубокие глаза и лёгкую грустную улыбку. И если всё это было не важно для расследуемого Авроратом дела, это было важно для Гарри. Естественно, на ужин Джинни позвала и Алекса тоже. Гроссы и Поттеры сидели за одним столом, весело переговариваясь, взрослые — о своём, дети — о своём. И только Гарри сидел, задумчиво рассматривая свою тарелку и вспоминая, когда же это он называл свою супругу "Джин" — уменьшительно-ласкательно, как ещё в Хогвартсе. Так, как несколькими часами ранее назвал её Алекс. И почему, ко всем мантикорам, Поттера это не смущало. "Наверное, потому, что Гросс по-настоящему хороший парень", — подумал Гарри. Ему было тепло, сытно и спокойно за плавно протекающим ужином, и мысли автоматически переключились на другие темы; что надо сделать на ближайшей неделе, как прошли выходные, отошёл ли Драко от дневного потрясения и захочет ли видеть его вновь. * * * Частная магическая клиника Дэниэля Обатта располагалась в низком двухэтажном здании, как раз на границе волшебного и магловского мира Лондона. Поттер и Уизли аппарировали прямо к крыльцу и, взбежав на пару ступеней, оказались в высоком светлом холле. У лестницы за высокой стойкой сидела рослая медиведьма в белом халате, на манер магловских медсестёр, и сосредоточенно изучала бумаги, разложенные пред ней. — Доброе утро, — поздоровался Гарри. — Мы ищем целителя, мистера Обатта. — Второй этаж, первая дверь по коридору, — ответила женщина, не поднимая головы. — Спасибо. А я могу взглянуть на журнал посещений? — невинно поинтересовался Поттер. — Нет, — отбрила его ведьма, продолжая изучать документы. — А если так? — на столешницу перед её глазами опустился позолоченный значок Главного аврора департамента магического правопорядка. На что женщина только устало вздохнула, словно ей каждый день совали под нос жетоны хранителей магического закона и требовали от неё сотрудничества. — Кого вы ищете конкретно? — закатив глаза, она всё-таки придвинула к себе огромную книгу в жёстком переплёте. — Или вы просто хотите полюбоваться моим почерком? — Меня интересует последнее посещение Мадлен Вулгари, — улыбнулся Гарри. — Естественно, — снисходительно покачала головой медиведьма, продолжая картинно рассматривать собственный череп изнутри. — Пожалуйста… Она постучала волшебной палочкой по обложке, фолиант раскрылся, и страницы, подталкиваемые магией, перелистались с самого начала до середины книги, остановившись на сегодняшнем числе. — Что это значит? — недоумённо воскликнул Поттер. — Это значит, господин детектив, что мадам Вулгари не посещала нашу клинику с начала этого года. Это журнал посещений за этот год. А прошлогодний уже в архиве! — женщина предостерегающе подняла вверх палец, видимо, этим жестом давая понять, что прошлогодний журнал находится вне досягаемости, наверняка архив этой клиники располагался на Луне. — Теперь понятно, почему мы до сих пор не смогли получить колдомедицинскую карту покойной, — пробурчал Гарри, разворачиваясь и кивком головы указывая Рону следовать за ним. — Она наверняка тоже находится в недоступном архиве. Уизли только хмыкнул, направляясь за ним следом к лестничному пролёту. Едва преодолев последнюю ступеньку, они свернули в коридор и натолкнулись на высокую женщину в строгом сером платье и лёгком пиджаке. В её руках был зажат картонный одноразовый стаканчик, который при столкновении со злополучными аврорами накренился, выплёскивая часть содержимого на платье. И вместе с приглушенным вскриком они услышали, как захлопывается ближайшая к ним дверь, женщина, видимо, вышла из неё. — Простите, пожалуйста, — извинился Поттер, отступая на шаг назад. — Ничего, всё в порядке, — улыбнулась женщина, машинально роясь в кармане пиджака. Наконец она облегчённо выдохнула, выуживая из него носовой платок. — Позвольте мне, — попросил Гарри, взмахивая своей волшебной палочкой. Женщина на мгновение замерла, а потом благодарно кивнула, отводя руку в сторону. Поттер кинул простейшее очищающее заклинание, и пятно кофе, разлитое из бумажного стаканчика, моментально испарилось с одежды. — Спасибо, — женщина опять улыбнулась, пряча платок обратно в карман и поправляя каштановые вьющиеся волосы. — Не хотелось бы идти на работу с пятном на животе. — Ещё раз прошу прощения, мэм, — Гарри посторонился, давая ей пройти. — Хорошего дня. Когда её шаги стихли на нижнем этаже, Поттер задумчиво посмотрел на своего притихшего спутника. — Тебе тоже кажется странным, что к магическому целителю ходят сквибы? — Да, она сквиб, — согласился Уизли. — Я бы тоже полез в карман за волшебной палочкой, а не платком, чтобы очиститься. Но то, что она ходит к целителю, а не к магловскому доктору, вовсе не странно, сквибы могут видеть скрытые волшебные здания, например, или пользоваться метлой для полёта. Может, она доверяет зельям больше, чем этим лекарствам? Хотя что я могу утверждать, у меня самого в доме активированного угля больше, чем "Бодроперцового". — Хм… — только и произнёс Гарри, устремляя взгляд обратно на уже опустевшую лестницу.