Дело лорда Малфоя

Редакция "Ежедневного Пророка" за день до празднества Пасхи кипела вовсю, хотя, наверное, как и всегда, заглатывая в себя всех приходящих и размеренно выплёвывая из своих недр людей или громкие возгласы. Поттер оглянулся, поправляя очки и автоматически проверяя, что волшебная палочка на месте. Он никогда не клялся, что ноги его не будет в этом гнилом месте: память работы Риты Скиттер всё ещё была жива, и было понятно, почему Гарри ненавидел "Пророк" ещё со времён своего пребывания в Хогвартсе. Он всеми силами избегал прихода сюда, даже по прошествии стольких лет. Однако вот он, стоит с раннего утра на пороге огромного зала, заставленного столами, заваленными бумагой и самопишущими перьями, и наполненного гулом волшебных печатных машин, расположенных за стеной. Мимо него туда-сюда шныряли репортёры и колдографы, пролетали бумажные самолётики с посланиями, и даже пронеслась пара маленьких и прытких сов. На него постоянно бросали косые взгляды, но то ли хмурое выражение лица, то ли наглухо застёгнутая аврорская мантия имели отрезвляющий эффект, и к неожиданному гостю не посмел приблизиться ни один работник издания. Единственная, кто не побоялась грозного мужчины, была маленькая серая сова, кружившая под потолком зала. Заметив аврора, она плавно направилась к нему, маневрируя между другими птицами и бумажными записками. Наконец сипуха уселась ему на плечо, легонько клюнула в шею и сорвалась в сторону. Поттер проследил за ней взглядом, и когда сова, сделав круг в воздухе, опять устремилась к нему и вновь в сторону, он быстро направился за ней. Сипуха привела его в небольшой кабинет в самом дальнем углу большого зала редакции. С одной стороны, это была маленькая комнатушка, не больше ванной комнаты у Гарри дома, с одним малюсеньким окошком. С другой — это был отдельный кабинет с деревянной дверью, которую можно было закрыть и навешать звукоизоляционные чары для приватного разговора. Когда Поттер шагнул в кабинет, из-за небольшого стола поднялся мужчина средних лет со светлыми, почти песочного цвета волосами, большими глазами медового оттенка и просто огромными очками в стиле шестидесятых годов в роговой оправе. — Луи Де Сентне, — представился мужчина, протягивая руку, и Гарри тут же пожал её. — Очень приятно, господин Главный аврор. Присаживайтесь. — Спасибо. Признателен вам, что вы согласились встретить меня в такой короткий срок, мистер Де Сентне. — Месье, господин Главный аврор, — деликатно поправил его Луи. — Я француз. — Конечно, простите, месье Де Сентне, — согласился Гарри, приятно улыбаясь. — А насчёт нашей встречи — как только я получил вашу сову полчаса назад, сразу подумал, что лучше немедленно, чем позже. Утренний выпуск номера уже вышел, а завтра Пасха, и уже через час у меня будет дел непочатый край, и так до конца недели. — Разумно. — Итак, господин Главный аврор, чем я могу быть вам полезен? Что ещё я могу добавить к нашему разговору с офицером Уизли? Поттер сидел на кривоватом стуле напротив стола репортёра, когда сам Де Сентне вернулся на своё место, уложив руки на столешницу и нагибаясь вперёд. У него были мягкое выражение лица и мелкая паутинка морщинок вокруг глаз, определённо полученная от прищура частой улыбки. Он открыто и заинтересованно взирал на гостя, и Гарри даже не пришло и мысли в голову начать запугивать или запутывать этого человека. — Лорд Малфой. Вы знакомы с ним лично? Де Сентне грустно улыбнулся. — Нет, но я много знаю о нём. От моего друга, Френсиса Тревиля. Но он — его адвокат, а это значит, что я знаю только то, что может знать любой другой человек. А не что-то личное. Поттер кивнул, понимая, о чём он говорит. — А вы узнали о нём только от месье Тревиля? После того как он стал адвокатом лорда? — Нет. Впервые я узнал о мистере Малфое в конце девяносто восьмого, когда изучал всё связанное с вашей прошедшей войной, Тёмным Лордом и группировкой его последователей, именовавшихся «Пожиратели Смерти». Я тогда жил во Франции и горел желанием переехать сюда, чтобы помочь этой стране восстановиться. У меня не было профессии, востребованной здесь срочно в то время — больше в магической Британии нуждались в аврорах, целителях и учителях. Но моя бабка была англичанкой, покинувшей родину ради моего деда-француза, и я вырос на её историях о старинном и элегантном государстве, величавом и благородном, словно сама сказка. Об английских волшебниках, гордых и своенравных, ходили практически легенды — так как есть до сих пор люди, уверенные в том, что первые маги произошли именно от Мерлина, и только потом они распространились по всему миру. Мне всегда нравились вычурные и холодноватые сэры и сдержанные и благопристойные леди Англии. То, что на ваших землях до сих пор сохранилось пэрство — лорды и бароны, — делало вас ещё более волшебными, чем, казалось, это возможно. Поэтому, когда узнал, что за страшные события произошли на этих землях, я и несколько моих близких друзей немедленно решили переехать сюда. Из средств массовой информации я узнал о судах и их последствиях. Когда я приехал сюда, мистер Малфой уже покинул магическую Британию. А когда он вернулся, Френсис стал его адвокатом, и мы иногда разговаривали с ним на тему последующих судьб, что сложились с выжившими бывшими сторонниками Темного Лорда. От того, что я корреспондент, я никогда не верю чьему-то слову просто так, а сам проверяю всё на верность. Проводя свои расследования, я узнал о самоличном изгнании мистера Малфоя во Францию, о его принятии лордства уже по возвращении, о кончине его супруги… Мы никогда не встречались лично, но постоянно вращаясь в этом мире — по своей профессии — я тут и там находил новые данные об этом человеке, и понимал, что с ним поступили несправедливо, и он наказан жизнью не за свои поступки, а по вине родителей, из-за родового греха… «О, что сделал ты, Адам? Когда ты согрешил, то совершилось падение не тебя только одного, но и нас, которые от тебя происходим». "Ты даже не представляешь, как жестоко он был наказан этой жизнью, и совершенно не заслуженно", — грустно подумал Гарри. Он внимательно рассматривал собеседника и понимал, что тот говорил правду. Луи Де Сентне был честным и умным человеком, с широким кругозором и глубоким мышлением, знающим магловскую историю и цитирующим библейское «Священное Писание». Наверняка он был бы превосходным аврором. — Я читал ваши статьи о лорде Малфое в последнее время, вы очень тактично описываете его жизнь и прекрасно выставляете его в магическом обществе. И если честно, я вам за это благодарен. Теперь пришла очередь Луи сосредоточенно рассматривать своего визави. — Мы иногда получаем от департамента магического правопорядка тексты, которые мы должны «оприходовать» и выдать в свет под нашими фамилиями. Даже несмотря на то, что у нас в стране свободное право слова. Но я хорошо уже усвоил, что после вашего назначения на пост Главы Аврората кое-что изменилось и в журналистике. Вы не закрываете нам рты, не контролируете стопроцентно, что мы пишем, не призываете к отчёту наши действия. Но периодически вы направляете наши высказывания в нужное вам русло, так или иначе по-тихому влияя на восприятие наших читателей. «Ежедневный пророк» — самое популярное издание в магической Британии, и очень многие люди если не безоговорочно, то хотя бы на девяносто процентов верят всему, что мы пишем. Таким образом вы оказываете подсознательное воздействие на нашу общину. Я в первое время не поддавался на уговоры нашего главного редактора участвовать в этом. Заставить он меня не мог, а увольнять не хотел. Но по прошествии времени я видел, что вы не намерены использовать вашу силу на что-то более, чем ваш уже занимаемый пост: вы не стремились стать министром магии или новым Всемогущим волшебником, используя массы и заручаясь поддержкой публики, которую вы с помощью газет могли завлечь в свои сети. Вы не действовали в политических интересах, не навязывали своё мнение, даже ваше имя нигде не фигурировало в этих текстах. Там не было ничего, касающегося Аврората вообще, тем более, вашего влияния на события, которые вы хотели, чтобы мы описали. Как я уже говорил, я сам всегда провожу свои расследования, и со временем я увидел, что всё, что вы делали с помощью прессы — как ни банально это звучит — было направленно на благо нашего государства. Ещё ни разу ни одна статья, что мы издали под руководством вашего «Отдела связи массовой информации», не причинила никому физического вреда. Да, они влияли на окружающих — для этого они и создавались, но они не несли в себе урона, никто не сел в Азкабан или, чего доброго, не умер. Поэтому постепенно я начал также брать на себя часть публикаций, тем более если они согласовались с моим мнением, идеями и принципами. — И каково же было ваше мнение об участии лорда Малфоя в смерти Мадлен Вулгари? Вы написали статью о происшествии. Вы же знаете, что они были знакомы? — Поттер чуть подался вперёд, словно гончая, взявшая след. Но Де Сентне обломал его попытку в самом корне. Он откинулся на спинку своего стула, наклоняя голову так, что свет от окна упал ему на лицо, превращая стёкла его гигантских нелепых очков в матовые. Как очки "хамелеон", затемнявшиеся от солнечного света. Теперь даже если бы Гарри и захотел, он бы не смог воспроизвести легилименцию, всматриваясь в глаза собеседника. Их просто не было видно. Луи рассмеялся тёплым безобидным смехом. — Я понимаю, куда вы клоните, господин Главный аврор, — широко улыбнулся он. — Я описывал деятельность мистера Малфоя в последнее время, но в статье о смерти мадам Вулгари его имя не фигурировало. Я получил опус из вашего отдела СМИ с информацией о произошедшем убийстве — наши читатели имеют право знать о столь серьёзных событиях в магической общине. Но лорд Малфой не имел к этому никакого отношения… — Хорошо, значит, вы лично так считаете? — Всё, что я считаю, я описал в передовице. — Но там ничего не говорилось о Драко? Де Сентне только вновь улыбнулся на слова своего гостя. — Мы ходим по кругу, — пробормотал Поттер. — Хорошо, а что по поводу данных, что вы опубликовали? Откуда вам стало известно столько подробностей? Кто ваш информатор? Луи опять засмеялся, запрокинув голову. — Ради Мерлина, о чём вы, господин Главный аврор? Какой информатор? — Который работает в Аврорате, — вздохнул Гарри и посмотрел в окно. Было только утро, а он уже чувствовал себя невероятно уставшим. — У репортёров есть свои источники, которые мы не выдаём, господин Главный аврор. Мы имеем право писать о том, что происходит. Но пока я не перешёл закон — я вправе использовать любую информацию, которую получу. — Вы — да. А вот аврор, сообщивший вам об этом, не имел. — А из-за этого кто-то пострадал? В комнате на мгновение воцарилась тишина. — Ещё нет. Но я боюсь, что это случится. Особенно с Драко Малфоем. На его слова Де Сентне выдвинул ящик стола и выудил из его недр небольшой конверт. Поджав губы, он протянул его Поттеру. — Смею вас заверить, господин Главный аврор, что я ни помыслом, ни делом не наврежу лорду Малфою. Никогда. Гарри поднял на него непонимающий взгляд, а затем взял конверт и вынул из него несколько колдографий. Свой военный тёмно-синий китель и бордовую тёплую мантию он никак не мог не узнать. Это был снимок, сделанный на торжественном рауте в пятницу в Кресвел-Крэгс. На колдографии Поттер стоял вполоборота, на каменном балконе под сиянием ночных звёзд. Его парадная мантия развевалась на лёгком ветру, а его руки лежали на предплечьях другого мужчины, стоявшего к нему лицом. Гарри неосознанно прикусил нижнюю губу, приближая снимок к глазам. Там, под сводами огромной пещеры, практически в его объятиях стоял Драко Малфой, чуть ли не прижимаясь к нему всем телом. Его угольно-чёрная мантия с зелёными лацканами и светло-серой подкладкой окутывала его ноги и ноги Поттера, словно заставляя сблизиться. Внезапно их осветил всполох света, и Гарри инстинктивно впился в руку Драко, закрывая его собой и разворачивая. Смена выражения лица Малфоя была минутная, но запечатлённая на магическом снимке — очень заметная. Вначале — усталое выражение, затем, когда Поттер придвинул его к себе — удивление и что-то вроде надежды и наконец, когда тот уводил его в сторону — лицо Малфоя украсилось лёгкой расслабленной улыбкой. Гарри шумно сглотнул и вынул следующую колдографию. На ней он видел спины уже удаляющихся в сторону мужчин, причём Драко опирался на его руку, словно не мог устоять сам, а Поттер осторожно придерживал его. И последний снимок, на котором Малфой почти уронил свою голову Гарри на плечо, а тот одной рукой прижимал его к себе, а другой делал легкий жест, накладывая заклинание отвода глаз. Всё на этих снимках было буквально неправильно, выходящее за рамки почтенного поведения между двумя мужчинами высшего общества. И в то же время Поттер чувствовал — всё было именно так, как и должно было быть. Всё запечатлённое в кадре реально дышало интимностью, близостью и доверием. А последний кадр и взмах руки с отводящим заклинанием вообще наводил на определённые мысли. Теперь Гарри понял, о чём говорил офицер Битер, когда заявлял, что видел «их». — Вы не опубликовали эти колдографии, — произнёс Гарри и поднял на собеседника глаза. Он видел статьи газет на следующий день раута — и в них не было ничего подобного. — Очень правильно подмечено, господин Главный аврор, — фыркнул Луи и вдруг продолжил совершенно серьёзно: — Это выставило бы лорда Малфоя в немного искажённом свете. Как и вас. — Спасибо, — кивнул Поттер и протянул снимки обратно, но Де Сентне поднял руки, немного отклоняясь назад и вновь широко улыбаясь. — Оставьте их себе, господин Главный аврор. Это единственные оригиналы, так что вы не будете переживать, что кто-то сможет заполучить их. Не отдавая себе отчёт, Гарри слегка покраснел. Луи вёл себя так, словно на этих снимках Поттер и Малфой занимались любовью, а их подловили и запечатлели на компромат. И теперь Де Сентне отдавал ему единственные доказательства этого, словно заключая с ним негласный договор: ты не трогаешь моих осведомителей, а я сохраню твою тайну… И хоть ничего подобного и не происходило, а на снимке они просто стояли рядом друг с другом, Поттер молча кивнул, принимая колдографии и условия сделки. В конце концов, к репортёру он мог и не предъявлять претензии, тот не являлся его подчинённым. А с «крысой» информатором он и сам разберётся, у себя в департаменте. Гарри сидел за своим столом, отрешённо глядя в никуда. После шумной редакции «Ежедневного Пророка» коридор департамента авроров, по которому всегда кто-то куда-то нёсся, казался тихим и мирным, почти библиотечным. Нет, в самом департаменте, состоящем из нескольких комнат-студий со столами-ячейками работающих авроров, стоял гам страшнее некуда, и Поттеру всегда казалось, что и в коридоре, соединявшим несколько таких общих кабинетов, всегда присутствовали гвалт, топот и какой-то грохот. Но сейчас создавалось такое ощущение, словно они все погрузились в маслянистый туман, густой и насыщенный. Словно всё вокруг укутали в вату, и среди этой удушливой плотности Гарри пытался сосредоточиться и не погрузиться во всепоглощающую топь. Машинально запустив руку во внутренний карман мантии, он вынул конверт, полученный от Де Сентне, и вновь просмотрел колдографии. Немыслимо захотелось опять оказаться там, на том балконе, либо около края оврага, спрятанным высокими кустами чайных роз. Быть рядом с Драко, вдыхать его запах, крепко держать его в своих руках. Вернув снимки обратно в конверт, Поттер вздохнул. Он явно был не в себе. Переживания за Малфоя заиграли странными красками в его уставшем мозгу. Он игнорировал то, что почти поцеловал тогда Драко, прижимаясь губами к его виску, и только тот сам остановил его от настоящего поцелуя. Он игнорировал факт, что понимал Энтони, супруга Тревиля, так как хотел защитить Малфоя, словно был обязан, и словно имел на это право… И он полностью игнорировал понимание, что пытался проникнуть в мысли другого человека, — незаконно и против его воли, — лишь бы добиться ответов, лишь бы освободить Драко из заточения. Единственное, что он осознавал: Малфой ему дорог и близок намного больше, чем просто хороший друг, важен, как часть жизни, и просто необходим, как глоток воздуха. Гарри не знал, как дошёл до этого, да и не хотел сейчас задумываться на эту тему. Поэтому он просто принял это как вышедшую на свет правду, как нововведённый устой, личное кредо. Что ж, тогда надо двигаться дальше, выходя из этого последствия. Ящик стола выдвинулся с тихим скрипом, и конверт с колдоснимками погрузился в чёрную кожаную папку со шнурками-тесёмками, аккурат на глянцевый каталог ювелирных изделий «дома Вулгари». Поттер нахмурился — он совершенно забыл, что этот «вещдок» должен был отправиться в папку дела убитой мадам, а не в личную лорда Малфоя. Хотя… Именно на этом журнале оба расследования пересеклись. Гарри задумчиво постучал ногтем по цветной обложке, закусив нижнюю губу и двигая челюстью. Риотто Вулгари, впервые показав ему этот каталог, сказал, что после знакомства Мадлен с Драко в жизни его матери ничего экстраординарного не произошло. Однако Поттер помнил из завещания покойной, как радовалась мадам их знакомству. Взмахнув рукой, он призвал из шкафа папку с документами дела убитой Вулгари и, порывшись в ней пару минут, нашёл копию последней воли убитой, специально запрошенной Авроратом для расследования. Пробежавшись глазами по строчкам на бумаге, он наконец увидел то, что искал. "Драко Малфой. Ты появился случайно в моей жизни, но так же, как и первая ведьма Цветочная богиня, очень повлиял на неё, и я рада, что встретила тебя, мальчик мой. Спасибо тебе за общение с тобой и твоим сыном, я многое поняла, просто наблюдая за вами. У меня не много осталось из того, что я могла бы тебе передать, но зная твою любовь к искусству я надеюсь, что моя картинная галерея тебя заинтересует, хоть она и магловская. Ты можешь забрать себе хоть все холсты из дома, всё равно, никто кроме тебя их не оценит по достоинству…" Гарри опустил пергамент на стол и задумался. Мадлен Вулгари говорила, что Драко очень повлиял на её жизнь: Малфой рассказывал, что Мадлен не умела выражать свои чувства, и только наблюдая за ним и его сыном, поняла, что ей важно и что она упустила. Любить — это очень важно, но также важно показывать это тем, кого любишь. И Поттер тоже был благодарен Драко за этот урок. И это действительно повлияло на его жизнь, но мадам так была рада их встрече, а это было задолго то того, как лорд ей «помог», словно говорила о нечто большем. Гарри вспомнил, что при даче показаний её отпрыски упоминали, что в разговорах с ними мать попросту восхищалась, что встретила Малфоя, всё время сравнивая встречу с ним со встречей с той первой ведьмой в её жизни, что поведала ей о волшебстве. Той, что изменила всё восприятие Вулгари. Выходил треугольник: каждый из членов которого повлиял так или иначе на другого человека в этой группе. А как жизнь Мадлен повлияла на Драко? Поттер сжал кулаки. На Малфоя сильно повлияла не жизнь Вулгари, а её смерть. После смерти мадам Вулгари Драко Малфой получил большую сумму денег. Вернее, Эммануэль Риф получил её. Драко не был потомком Мадлен, если бы она завещала ему большие деньги — как те, что он получил — это бы вызвало подозрения и даже возможную подачу апелляции её детьми. А так Риф получал эти деньги безоговорочно. И главное, что мадам сама оформила его в своей страховке, а, как справедливо заметила Алора, она бы не предприняла такого шага, будь она в нём не уверена. Значит, Вулгари хотела, чтобы Малфой получил эти деньги сто процентов. Почему? В знак благодарности? Как сильно повлиял Драко на её жизнь, чтобы получить такой презент? Тем более, если страховка была оформлена несколько лет назад — Малфой уже тогда так заметно впечатлил мадам? Прямо чуть ли не возврат долга крови — не жизнь же он ей спас, честное слово. Да даже если и «да» — неужели после этого Драко мог убить её, чтобы получить эти деньги? Мысли рассыпались, путаясь в самих себе, столь обогащённые новой информацией, полученной в результате. Гарри поставил локоть на стол и в задумчивости почесал правую бровь. Надо было упорядочить выводы. Поэтому он вынул из пачки на столе чистый пергамент, обмакнул кончик пера в чернила и нарисовал три квадрата, расположенными в строчке один за другим, надписав в каждом имена: Цветочная богиня, Мадлен Вулгари, Драко Малфой. Итак, следовало упростить факты и принять некоторые сведения как аксиому. «Богиня» изменила жизнь Мадлен, рассказав той, что она волшебница — Поттер нарисовал стрелочку, указывающую от «Богини» на Вулгари. Драко изменил жизнь Мадлен, объяснив и показав, что такое любовь — ещё одна стрелочка направилась от имени Драко на Мадлен. За это мадам решила наградить его магловским состоянием — теперь от имени Вулгари появилась стрелочка, указывающая на Малфоя. Вроде бы всё, но чутьё Гарри не унималось: для завершения и уравновешивания формулы не хватало ещё одной указки, и он чувствовал, что исходить она должна была от Мадлен. Логичнее всего — к "Богине", но он знал из завещания, что мадам больше никогда не встречала свою спасительницу. Каким же способом Мадлен могла бы отблагодарить её? И почему уже одно знакомство с Драко так вдохновило Вулгари? Постепенно мысли упорядочивались, вставая на свои места. И если не всё было до конца ясно, хотя бы вырисовывалась линия нового расследования. Во всяком случае, Поттер вспомнил, что может получить ещё информацию от одного человека, достаточно хорошо, как он надеялся, знавшего покойную при жизни. И хоть ребята из оперативной группы Рона уже брали у него показания, переговорить с ним лично Гарри не помешает. Но до этого — ещё одно небольшое дело. Выпростав свою волшебную палочку из кобуры, Поттер взмахнул рукой определённым пассом, шепча "Абскондитус патронум". Серебряный олень, появившийся перед ним, был почти прозрачным, что означало скрытого патронуса, которого не смогли бы увидеть маглы, появись он при них. Наклонившись чуть вперёд, он произнёс: — Мисс Корт, срочный вопрос: когда точно Мадлен Вулгари оформила в своей страховке мистера Эммануэля Рифа как одного из бенефициаров, и менялась ли указанная в полисе сумма после этого? И ещё, если можете, разузнайте, когда мистер Риф начал работать в фирме Вулгари, и на какой должности. Махнув рукой, он отправил оленя передавать сообщение, а затем вышел из кабинета. — Миссис Мэй, организуйте мне пожалуйста срочно встречу с мистером Энди Турнэ, он был помощником Мадлен Вулгари. Примерно через час, если это возможно. — Конечно, — кивнула секретарь, откладывая в сторону какие-то документы, и потянулась за чистым пергаментом. — Я сообщу вам о точном времени встречи. — Спасибо, — кивнул Гарри, разворачиваясь и устремляясь по коридору к лифту. Теперь, когда у него в голове хоть немного прояснилось, на душе стало чуть легче и, вспомнив, что уже время обеда, он решил навестить столовую, натужно вспоминая, когда в последний раз нормально ел.