Дело лорда Малфоя

Недопустимыми в уголовно-процессуальном праве признаются доказательства, полученные с нарушением требований уголовно-процессуального кодекса. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения. Однако сторона защиты в некоторых случаях может использовать их в своих целях, коль скоро они не опровергнуты обвинением, налицо сомнение, которое должно толковаться в пользу обвиняемого в силу презумпции невиновности. «Википедия». Адвокатская контора Освальда Фаурэла уже была открыта, однако пуста от посетителей. Одинокая секретарша восседала за стойкой, что-то монотонно диктуя прыткопишещему перу и потягивая пахучий кофе. Поттер нервно облизал губы, вдыхая горький аромат, но тотчас сосредоточился на ведьме. — Доброе утро. Мистер Фаурэл уже пришёл? Секретарша подняла голову и машинально отшатнулась от напиравшего на неё визитёра, так как Гарри буквально нырнул через стойку в резвом порыве. Удивлённо рассмотрев лохматые космы, бледное с синими кругами под глазами лицо и помятую аврорскую мантию, она неверяще моргнула пару раз и выдохнула. — Нет, господин Фаурэл сегодня в суде, и в конторе не появится. — А Даров? Ивон Даров? — Мистер Даров у себя, по коридору третья дверь справа. Я так понимаю, что вам не назначено, а это… — Это расследование Аврората, мисс. Крепкий кофе с молоком и без сахара. Где у вас туалет? Ведьма ткнула пальцем в сторону, недоумевающе переваривая только что полученную информацию и решая, что ей с ней делать. Спорить с бешеным Гарри Поттером она не решилась, а потому поднялась и поспешила на кухню. Облегчившись и омыв лицо холодной водой, Гарри вынырнул из уборной и быстро зашагал в сторону указанного кабинета. Постучав и не дожидаясь ответа, он распахнул дверь и почти влетел в комнату. От резкого стука молодой мужчина, сидевший за столом, просто подпрыгнул на месте. — Мистер Поттер? Что-то случилось? — Сколько картин досталось лорду Малфою по завещанию от покойной мадам Вулгари и получил ли он их все на руки? — Гарри кинулся к столу, резко опуская на столешницу руки и нагибаясь вперёд. — Э-э-э… Я не помню, я должен проверить, — опешил от такого напора Даров. — Я принесу документы. — Пожалуйста, — Поттер отпрянул назад, распрямляясь. — А ещё лучше — я пойду с вами! В коридоре они столкнулись с секретаршей с подносом в руках — Гарри подхватил керамическую чашку, осушил её в три глотка и, поставив обратно, звякнув о блюдце, оскалился. — Благодарю. То, что было нужно! — и подтолкнул замершего на месте адвоката: — Продолжайте, мистер Даров. Ивон дёрнулся, словно Поттер толкал его на плаху, но потом взял себя в руки. — Господин Главный аврор, к чему такая спешка? — однако он уже шагал в сторону дальней по коридору двери. — Что-то произошло? — Ещё нет, но надеюсь, что произойдёт. На вас вся надежда! Даров отпер дверь, как оказалось, хранилища, нырнул в его тёмные недра, и Гарри поспешил за ним. В комнате он открыл выдвижной ящик железного шкафчика, недолго порывшись в его недрах, выудил кожаную папку с бумагами. Полистав их, он вынул документ и, пробежав его глазами, выдал: — Вот, здесь весь перечень. Лорд Малфой получил тридцать картин и, после поминок в Вулгари-хилл, перевёз все в своё имение. — Тридцать, — выдохнул Поттер, прикрывая глаза и расслабленно откидываясь на стену около двери. — Мерлин справедливый, конечно, он оставил свои самые любимые себе. Мадлен не могла этого не предвидеть. — А что?.. — но договорить Ив не успел: Гарри отклеился от стены, рывком притянул его к себе и порывисто обнял, а затем так же стремительно отпустил и отступился. — Мистер Даров, вы вернули меня к жизни! — и, не говоря больше ни слова, выскочил в коридор. Когда офигевший Ивон пришёл в себя и поспешил за ним, в коридоре уже никого не было. Поттер аппарировал прямо к крыльцу Малфой-мэнора — магическая защита имения пропустила его свободно — и забарабанил в дверь. Мысли, что дома может и не оказаться никого, в его голове и не зародилось. Он уже был готов совершить «кражу со взломом», совершенно не боясь последствий, как дверь отворилась, и перед ним предстала хмурая гувернантка в домашнем халате, заспанная и наспех причёсанная. — Господин Главный аврор? Что за своевольности? — ведьма смерила Гарри строгим взглядом, отмечая мешки под глазами, слой щетины на щеках и бурную шевелюру, почти стоящую дыбом. — Миссис Мэлли, какое счастье, что вы здесь, а то я уже собирался проводить несанкционированное проникновение во владения лорда Малфоя! — с какой-то радостной истерикой произнёс Поттер, решительно протискиваясь в дверь мимо застывшей гувернантки. — Мне срочно нужно кое-что проверить! Это поможет доказать невиновность Драко, — сразу предвещая дальнейшие вопросы, выпалил он. Мэлли приподняла бровь, вновь осмотрела его с ног до головы, а затем как будто принюхалась. — Вы что, спали этой ночью… Договорить ей не удалось, Гарри схватил её ладони и бережно сжал. — С Драко в камере. Всё потом. А сейчас мне срочно нужна ваша помощь. Ведьма округлила глаза и приподняла вторую бровь в немом вопросе. — Холсты, что лорд Малфой получил в наследство от мадам Вулгари. Он пожертвовал почти все в магический Британский музей, но семь оставил себе. Где они? Мэлли осторожно вызволила кисти рук, запахнула посильнее полы халата и направилась в сторону лестницы. Поттер споро двинулся за ней. Через пару мгновений они оказались в «оранжерее», в которой прошлый раз застал Гарри плачущего Скорпиуса, когда тот уговаривал Драко пойти в парк аттракционов, и где после он и Малфой распивали ви́ски и разговаривали о картинах. Поттер обернулся. У высокого французского окна были прислонены одна к другой семь упакованных картин — Драко даже ещё не снял с них плотную обёртку. Гарри кинулся к ним, падая на колени и, вцепляясь в холсты, стал отодвигать каждую, словно перелистывая. Как он и был уверен, на всех обёртках стояло имя Э. Рифа, а рядом красовалась надпись и название полотна, выведенная аккуратным почерком Энди Турнэ. — Чёрт бы побрал этот латинский, — простонал Поттер, напрягая память. Он внимательно вчитывался в чернильные строчки, бормоча вслух примерный перевод. На третьем полотне он остановился: — Aeternum vale, — произнёс он и прикрыл глаза. — Если «Vale» — это «до свидания», то что такое может быть «Aeternum»? — «Вечный», — вдруг произнесла Мэлли. — Но вместе оно читается как «Прости навеки». Гарри поднял на неё глаза, а затем кивнул. Выдвинул картину из общей стопки и прислонил её к стене изнанкой. Произнеся заклинание, снимающее «стазис» и поддерживающее температуру, он осторожно развернул упаковку и, тщательно изучив её, отложил в сторону. Перед ним предстало чёрное полотно, на котором белым грифелем была нарисована ветка лаванды. Белой лаванды. — Мисс Мэлли, каков шанс, что вы разбираетесь и в «языке цветов»? Ведьма пожала плечами склонила набок голову. — Белая лаванда означает исполнение желаний, мистер Поттер. — Да, у меня есть одно конкретное желание, — прошептал Гарри, устраиваясь на полу так, чтобы картина была зажата между его коленей. Подняв руки, он принялся ощупывать холст кончиками пальцев, как делал это недавно в квартире Дины Альтман. Вновь просканировал магией, даже не вынимая палочку из кобуры — гувернантка, следящая за его движениями, деликатно промолчала. И — ничего. Но Поттер не собирался сдаваться. Не сейчас, когда у него появилась надежда! Даже нет, не надежда, а уверенность — во второй раз. Слишком много стояло на кону, чтобы он дал слабину сейчас. Слишком много, чтобы уступить. В голове уже зрел план вломиться в Вулгари-хилл и перевернуть там всё, не оставляя камня на камне, и плевать, что Риотто уже фактически продал имение. — Что ж, будем открывать все подряд, — буднично произнёс он, как ровный голос окликнул его: — Все не надо, господин Главный аврор. Гарри вновь возвёл глаза к стоявшей рядом ведьме. Судя по всему, миссис Мэлли расшифровала происходящее правильно. Так как она указывала на следующее полотно, стоявшее в общей пачке. — Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae, — прочитал Поттер, вытягивая картину и прислоняя её к стене рядом. Его не смущало, что он стоит на коленях перед гувернанткой, что он, скорее всего, сейчас выглядит как после побоища и, наверное, даже пахнет как бомж. Он стоял на коленях перед женщиной, и его глаза умоляюще-пытливо смотрели на неё в ожидании получить то, что ему так было необходимо… Ответ… — Что это значит? — «Вот место, где смерть радуется, помогая жизни», — произнесла Мэлли, скупо улыбаясь. — По-моему, это то, что вы ищете. Гарри кивнул, прошептал заклинание и сдёрнул обёртку, чтобы тут же лицезреть серый холст, покрытый масляными красками и изображающий… — Каллы — признание достоинств другого человека, преклонение, уважение и восхищение, — произнесла Мэлли, неожиданно растроганно вдыхая и прикрывая рот ладонью. — Это нарисовал лорд Малфой… Вся её строгость вдруг расплылась, сконцентрировавшись в глазах крупными каплями слёз. Наконец выявляя настоящую сущность живой женщины, сопереживающей и волнующейся. Поттер опустил глаза, почувствовав, будто бы он подглядывал за гувернанткой, поймав её на чём-то личном, почти интимном. Взгляд скользнул по полотну с одним огромным цветком, развернувшим свой единственный лепесток, на котором покоился золотой пестик — сердцевина. Подобно протягивающей руке с открытой ладонью, с золотым сердцем, представленным на ней на всеобщее обозрение. «На, возьми», — шептало оно. Так открыто, так правдиво. Так больно. И Гарри так хотел подобрать его обеими руками, бережно сжать кистями, сложенными чашами, чтобы сохранить, защитить, не дать в обиду. И согревать собою до конца, до последнего вздоха… — Si vis amari, ama! — прочитал он название самой картины, выведенное аккуратным почерком художника. — «Если хочешь быть любимым, люби!» — Мистер Поттер, — Мэлли легко коснулась его плеча, и Гарри сморгнул не пролитые слёзы. Сейчас не до этого… Развернув картину лицевой стороной к стене, он произнёс заклинание обнаружения и тотчас увидел проступающий с изнанки холста прямоугольник сложенного втрое пергамента. Осторожно отделив его от картины, он развернул бумагу дрожащими пальцами, разъединил два листка и громко выдохнул. Оказалось, что всё это время он попросту не дышал. «Я, Мадлен Вулгари, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю своё имение Вулгари-хилл, а также земли, прилегающие к нему, моему близкому другу, лорду Драко Малфою, который может использовать их по любому своему усмотрению. Завещание это касается только моей частной собственности и отменяет все остальные завещания по поводу дома и земель, записанных мною ранее.» Письмо было заверено адвокатом Ивоном Даровом и датировано двадцать третьим, месяца марта этого года. Числом, за несколько дней до смерти мадам, которое наверняка выпадало на среду. Второй лист бумаги содержал информацию другого рода. «Дети мои. С прискорбием сообщаю, что я подверглась тяжёлому заболеванию, лечение которого уже невозможно, так как обнаружилось довольно поздно. Да и небезопасно. Это подтвердили трое магловских экспертов, к которым я обратилась — рак желудка. Обычные недомогания и головные боли, которых у меня отродясь не было, оказались предвестниками приближающейся кончины. Магловские доктора Стивенсон, Уоррен и Януш имеют все соответствующие документы, подтверждающие мою болезнь. Они дают мне от силы год, а вообще и того меньше. Это мне наказание за гордыню. За то, что не поняла и не приняла свою жизнь, сама себе не простила и не отпустила. Дети мои. Жизнь — это то, что вы делаете из неё сами, и вы тому ярый пример. Проживите её так, чтобы в конце, оглянувшись, вы сожалели о намного меньшем, а радовались о намного большем. Риотто, Уилл, Натанэль, Изабель. Я горжусь вами и прошу всего лишь одного. Нет, не прощения — даже перед глазами смерти я не желаю преклонять свои колени. Я прошу понимания. Я хочу и исход своей жизни не пустить на самотёк, а покончить с нею так, как пожелаю. Поймите меня, я не смогу доживать своё время, проводя его в страданиях и болях, предаваясь воспоминаниям и сожалениям. Я не хочу видеть жалость на ваших лицах и тем более скорбь, что мы так и не стали одной семьёй, такой, о которых восторженно пишут в романах и сказках. А ещё я не хочу слышать все слова утешения, которые вы рванётесь высказывать мне в попытке успокоить: о том, что всё же любите меня, о том, что не таите зла… Я не желаю вас принуждать делать это, так как знаю, что всё равно вы и так меня любите — по-своему. Как по-своему вас любила и люблю я. Слова любви говорить никогда не поздно, но и не тяните с ними, не берите с меня пример. Дети мои. В последний раз я обращаюсь к вам. Сегодня, по истечении этого прекрасного воскресенья, я положу своей жизни конец. Я хочу уйти так, не попрощавшись, а простившись. Не обвиняйте меня в этом. Может, это и малодушно, и низко — просто прекратить дышать и уйти в безызвестность, — но мне не с чем бороться, я уже проиграла, и хочу уйти с мыслями, что не сдалась, а выиграла. С чистым сердцем и спокойной душой, так, как я хочу, а не как я буду вынуждена. Даже мой уход будет безболезненным и спокойным. Специальные упражнения замедлят моё сердцебиение до минимума, а простая задержка дыхания и наложенное поверх неё заклинание неподвижности в конечном итоге лишат мой мозг кислорода и отправят в мир иной уже через пару мгновений. Аврорат сможет проверить мою палочку на последнее колдовство: «Петрификус Тоталус» — банальное и настолько сильное при правильном применении… Я прошу в моей смерти никого не винить, тем более меня — это мой выбор и моё право. «Jus vitae ac necis» — «право распоряжаться жизнью и смертью». Своей. А посему прощайте, дети мои. И продолжайте жить и любить, ведь это — самое важное. Ваша мать, Мадлен». Поттер опустил руки и прикрыл глаза, откидываясь на стену. «Jus vitae ac necis». То же самое сказал о Мадлен Энди Турнэ, он действительно знал её достаточно хорошо. Письмо было сто процентов настоящим и, как уже успел узнать Гарри мадам, очень в её духе. Подписанное Вулгари и датированное двадцать седьмым марта — днём её наступившей смерти. Ну вот и разгадка. И доказательство самоубийства, которое поможет освободить Драко и вернуть его домой. Поттер подскочил на ноги, качнулся и, схватив руку гувернантки, притянул её для поцелуя. — Когда возвращается из больницы Скорпиус? — Если всё пройдёт хорошо — к концу этой недели, — прошептала явно обескураженная Мэлли. — Замечательно! — Гарри сжал её кисть, диковато улыбнулся и аппарировал прямо из комнаты, прижимая к груди оба листка сложенной бумаги. Поттер практически ворвался в свой кабинет, на ходу сбрасывая мантию на диван. Открыв шкаф с документами, он произнёс заклинание сокрытия, и заветные письма мгновенно исчезли в недрах тёмной полки. Затем он кинулся в уборную, на ходу скидывая с себя остальную одежду и сапоги. Быстрый душ привёл его уставшее тело в боевую готовность, а сменная одежда из того же шкафа умудрилась приподнять ещё больше итак радостное настроение. Уизли предстал перед ним, когда Гарри ввалился обратно в кабинет, второпях застёгивая пуговицы на планке рубашки. Устремив взор на стену поверх головы начальника, он отдал честь и заявил, что разрешение на рассмотрение дела Малфоя, перенесённое на завтра, адвокату, месье Тревилю, передал. Попутно чуть не испытав на себе его недоразумение, выраженное физически. — Свободен от субординации. О чём ты? — Поттер зачесал пятернёй ещё влажные волосы назад, а затем прошептал высушивающее заклинание. Чёрные вихри просохли, но укладываться не пожелали. Не тратя больше времени, Гарри накинул на плечи мантию. — О том, что Тревиль мне чуть по морде не въехал, когда понял, что я не шучу. Вначале он сказал, что это невозможно, так как прокурор не успеет подготовить обвинения — с таким коротким уведомлением заранее, а значит, суда не будет. Тогда я начал объяснять ему то, что мне с утра втирала Орит Де Сентне, кстати, довольно серьёзная баба. Что это будет предварительное «выступление» — важно только начать рассмотрение дела, выслушать суть обвинения, и тогда суд сможет продолжить разбирательство позже, когда прокурор будет способен выстроить линию обвинения по всем правилам. Главное, что можно будет разбудить лорда Малфоя для первого заседания. Вот тут Тревиль почти и прибег к рукоприкладству, так как против первого вынесения обвинения он должен будет предъявить опровержение, а у него ничего пока не готово. Я напомнил ему, что у нас в стране действует презумпция невиновности, а это значит, что человек изначально считается невиновным, но тут он так зыркнул на меня, что я поспешил ретироваться из его конторы. Тем более, что рядом с ним нарисовался какой-то тип в очках и с таким видом, будто освежевать меня собрался. Тут я и свалил к Мерлиновой бабушке. — Прекрасно, Рон! — Поттер улыбнулся, порылся на полке, что-то бормоча и выуживая из воздуха сложенный втрое лист бумаги. — А ещё сообщи о завтрашнем заседании Луи Де Сентне, я разрешаю только ему описывать процесс суда, так как он, естественно, пройдёт за закрытыми дверями. Также пригласи на заседание офицера Гинса из аналитической группы колдомедицинского криминалистического отделения, коронера Виктора Мирксона, нашего нового секретаря Энди Турнэ, Шона Окарта из Мунго и мистера Ива Дарова, из конторы Освальда Фаурэла. И предоставь мне копии описания допроса, проведённого парной легилименцией с лордом Малфоем, воспоминания о котором я предъявил как вещдок к делу. На который час назначили заседание? — На вторую половину дня. Два часа пополудни, — Уизли недоумённо потряс головой, наспех записывая в маленький блокнот все поручения. — Замечательно, документы доставь мне с утра, остальных тащи к часу дня, они могут понадобиться раньше, — Гарри хлопнул его по плечу и выскочил из кабинета, оставляя одного и в полном замешательстве. На этот раз подразделение «Надзора над магической предпринимательской деятельностью в магловском мире» он нашёл очень быстро. Постучав в дверь с табличкой «НМПДММ», он вошёл, не дожидаясь разрешения, и замер на пороге. Тихий и серый кабинет, который предстал ему в прошлый визит, сейчас пестрил горами бумажных папок и свитков, на столе, подоконнике и даже на полу стояли горшки с разнообразной зеленью, а старый просиженный диванчик был застелен ярким одеялом и завален пёстрыми подушечками-думками. Узкий деревянный стол уже не стоял поперёк дороги, а был отодвинут в сторону, позволяя свободно пройти в приёмную, а молодая ведьма, сидевшая за ним и заполняющая какие-то документы, больше не напоминала модель журналов исключительно для мужчин. — Миссис Дорн? Элла Дорн вскинула голову, моргнула и тут же подскочила с места, растерянно улыбаясь. — Мистер Поттер! Извините за балаган… — «Балаган»? — Ну, беспорядок… У меня муж увлекается историей и разными языками, так я у него странных словечек понахваталась. Хотя это слово используют и в нашем языке, я слышала. — Конечно, я просто удивился. И по какому поводу «балаган»? — О, вы же не знаете… Или знаете? — ведьма округлила глаза. — Господин Сзабо отправился на пенсию, устав от дел, и вместо него нам назначили нового начальника, женщину! — секретарь засмеялась, то ли радостно, то ли на грани истерики. — И по этому поводу вы «обживаете» ваши кабинеты? — Что-то в этом роде. Мы её ещё не видели, вчера господин Сзабо передал мне соответствующие документы и бумаги, над чем он работал, не то чтобы их было много… В любом случае, мы узнали, что мисс Корт — незамужняя вейла, и постарались как-то приукрасить наш офис, чтобы он ей не показался унылым, и чтобы она… — Не сбежала? — закончил за неё Гарри, заметив, как она замялась. — Да, — выдохнула Дорн, поправляя длинное платье со стоячим воротничком, явно смущаясь. — А то опять назначат неизвестно кого, а нам потом привыкать к новым «правилам». Я говорила, что чувствую, что мы немного перебарщиваем и новая директор будет «нормальная», но девочки всё равно расстарались. — Не переживайте, я уверен, что всё будет хорошо. А пока вы не могли бы мне помочь? У меня срочный вопрос. — Конечно, пройдёмте. Они вновь оказались в большом помещении со стеллажами с книгами и свитками. Теперь у широкого стола стояли два стула, на них гости и устроились. Плавным движением Поттер вынул из нагрудного кармана мантии сложенный лист бумаги и протянул его своей собеседнице. — Как вы видите, миссис Дорн, это завещание, небольшое, но серьёзное. Пожалуйста, проверьте его и расскажите мне, является ли подпись, стоящая под ним, реально принадлежащей адвокату Дарову или она была сделана под оборотным зельем с его внешностью. Элла кивнула, принимая бумагу, и уложила её на стол. Разгладила складки, разогнула загнувшийся уголок. Потом долго рассматривала подпись, будто гипнотизируя, а затем приложила кончик своей волшебной палочки и что-то зашептала. Гарри с удивлением заметил, как чернила на бумаге, выводившие аккуратно «И. Даров» вдруг засветились и превратились из чёрных в красные. — Сожалею, мистер Поттер, но эта подпись поддельная, — Дорн развернула пергамент, продвигая его по столешнице к Гарри. — Видите, чернила стали красными? Вот если бы они стали зелёными… — Понимаю. И в свете этого доказательства этот документ становится недействительным. — Да, простите. — Ну что вы, здесь нет вашей вины. А у вас есть здесь календарь? — Эм-м-м, нет. Но есть, вот, журнал выписки документов, датированный… — Элла подтянула к себе толстенную книгу, лежащую на краю стола. — Эта дата, — Поттер ткнул пальцем в число на пергаменте. — На какой день недели она приходилась? — он, конечно, мог проверить и у своей секретарши или же в своём кабинете, но не терпелось удостовериться, что он оказался прав. Дорн раскрыла фолиант, пролистала страницы назад, что-то просчитывая в уме… — Среда. Это была среда. — Да, всё сходится, — Гарри сложил пергамент и убрал в карман мантии, бубня себе под нос. — Мадлен спрятала это своё «новое» завещание, чтобы его нашёл Драко и предъявил, так как в течение полугода её «нынешнее» можно оспорить. А если бы Даров начал утверждать, что не подписывал ничего такого, Энни Ростан — служанка — указала бы на то, что «он» приходил к мадам в среду, этого числа. И из этого можно было бы предложить, что или Мадлен его приложила «Обливиэйтом», или он специально лжёт — но в любом случае Малфой имел бы все права требовать имение, согласно последней воле покойной. И тут мадам хотела ему удружить… Что ж её совесть так мучила? Ладно, разберёмся. Поттер встал, собираясь благодарить и подаваться восвояси, как дверь кабинета распахнулась, и в неё просунулось женское лицо в огромных модных очках, обрамлённое гривой рыжих локонов. — Эллочка, богиня ты наша! Твоими устами глаголет истина! Наша незамужняя вейла совсем не припадочная, а очень даже нормаль… Ой, простите, я вас не заметила… — обладательница лица и гривы, начавшая радостно щебетать ещё в дверном проёме, наконец-то разглядела Гарри и подавилась словами. Видно, называть одного начальника «припадочным» в присутствии другого было не комильфо, и девушка поспешно умолкла, сжав губы и выскальзывая обратно за дверь. — Ох, извините, Дария ничего такого не имела в виду, — покраснела Дорн, но Поттер оборвал её лепет: — А почему она назвала вас «богиней»? — А? Что? Богиней? А… Так это перевод моего имени, — ведьма враз покраснела ещё больше, соревнуясь с мантией Главного аврора в цветовой гамме. — Элла, в переводе с иврита, означает «богиня» — это мне муж рассказал, а я как-то здесь с девочками поделилась, вот они с тех пор меня так и зовут, ну, в те моменты, когда я оказываюсь права в чём-то. — А как ещё переводится ваше имя? С других языков? Знаете? — Дорн сперва рассмеялась, но, уловив серьёзный взгляд Гарри, запнулась. — Э-э-э, да… Муж мне как-то рассказывал… С древнегерманского имени «Элла» переводится как «другая», или «иная», а с греческого означает «Свет» или «Заря». — Мунго милосердный, — прошептал Поттер, подаваясь всем телом вперёд, ближе к опешившей собеседнице. — А какое бы вы назвали имя, если его перевод звучал как «Цветочная богиня»? Дорн приподняла обе брови. — Ну, с английского — «Флора Элла», или с немецкого — «Блюм Элла»… На иврите — Перах… Но таких имён нет. — А на греческом? — К сожалению — не знаю. Я, хоть и имею высшее образование, столькими языками не владею. Но я знаю похожие имена, версии «Эллы». Такие, как Элен, Ленора, Элеонора, Изабелла, Друэлла, Элиана… — Стоп! — чуть ли не заорал Гарри. — Что вы сказали? — Элиана? — Нет, до этого! — Друэлла… Но это не подходит, первая часть «Дру» идёт от слова «Друиды» и означает «колдун». Хотя с того же древнегерманского, кажется, «Дру» переводится как «наивная», или… Да! «Цветущая»! Но… Это не «цветочная». — Она могла просто ошибиться, — Поттер слепо смотрел на длинные стеллажи, уставленные книгами. — Она говорила на итальянском, но плохо знала английский и немецкий, может, она просто перевела дословно её имя… Друэлла… А потом та сказала, что может называть её «Заря», что является переводом с её родного греческого — Элла… — он чувствовал, как волоски на затылке встают дыбом от усиленной работы мозга. — Уму непостижимо… Мне срочно нужно идти. И вообще увольняться, чтобы не позорить Аврорат.