Дело лорда Малфоя

— Рон, оставь на дверях двух караульных, всё-таки лорд Малфой до сих пор — заключённый, а проблемы с министром мне не нужны, — Гарри задумчиво окинул взглядом коридор, по которому так часто ходил в течение стольких лет. — Никогда не замечал, что здесь на полу ковёр… Миссис Мэй, проследите, чтобы наши гости ни в чём не нуждались и чтобы им никто не мешал. Я думаю, они пробудут здесь до часу дня, а затем эскорт охраны проводит их до дверей зала Визенгамота. Кивнув своим мыслям, Поттер медленно побрёл вперёд, глядя себе под ноги и периодически качая головой. Уизли уверенно устремился за ним. А когда понял, что тот совершенно не понимает, куда идёт, плавно подхватил под руку, утаскивая в свой кабинет, находившийся через пару ярдов от двери начальника департамента. Оказавшись у себя, Рон усадил Гарри за свой стол, налил ему воды и впихнул стакан в непослушные пальцы. — Пей… те, сэр… — Свободен от субординации, до конца дня, — выдохнул Поттер, залпом осушив стакан. — Ещё! Уизли усмехнулся, словно бармен, наполняя стакан по-новой холодной водой. — Да пожалуйста. Гарри хлопнул повторно, а потом как отключился. Не упал лицом в столешницу, а тупо уставился в одну сторону, замерев взглядом на одной точке. Рон проверил ему пульс и дыхание, удостоверился, что старый друг не сошёл с ума, а просто задумался, пожал плечами и вышел из кабинета, тихо притворяя за собой дверь. То, что в физическом плане его начальник в порядке, Уизли не сомневался, а вот в том, что в душевном состоянии тот был в полном раздрае, уверился с трудом. Он ожидал, что финальная черта, уже отчётливо видимая на горизонте, в погоне за освобождением лорда Малфоя, повлияет на Поттера, подрывая уверенность в себе, но не предвидел, что настолько. Когда дело касалось сбора улик, розыска и мысленного разбирательства, Главный аврор был непобедим, и всё, что зависело от него, исполнялось в лучшем виде. Но сейчас его работа закончена, повлиять на Визенгамот он не в силах, а значит, чувствовал себя бессильным и бесполезным. Теперь в его руках только ментальная поддержка, дальше всё будет зависеть от Тревиля и его умения использовать то, что нарыл Гарри. И молиться, уповая на успех. Состояние, незнакомое и до боли непривычное герою второй магической войны и начальнику департамента авроров. Правильно рассудив, что если понадобится, его вызовут патронусом, Рон поправил свою аврорскую мантию и зашагал по коридору в направлении центральных смежных кабинетов Аврората. Кипиш, поднятый им в понедельник утром, принёс свои плоды: суматоха поулеглась, но все военные отдела были при делах, пытаясь уложиться в новый плотный график. Уизли намеревался со временем немного ослабить этот форс-мажор, так как никто не собирался изматывать авроров окончательно, но до конца этой недели надо было продолжить держать всё в таком же духе воинства. После Рон разработает программу инструктажа, которую заново пройдут все вояки, введёт постоянную тренировку для оперативников и занятия других дисциплин, как поддержание внутреннего порядка и регламентирование боевой подготовки… Он вздохнул. Всё это станет возможным лишь в том случае, если исход сегодняшнего предварительного разбирательства будет успешным для Малфоя, а это, в свете его признания, становилось очень сложным, если не сказать более точно — практически невозможным. А в том, что в таком случае всё полетит книзлу под хвост и превратится в настоящий кошмар для Аврората, да и самого министерства, Уизли не сомневался. Потому что — когда-то «мальчик, который выжил», а на сегодня взрослый и сильный маг Гарри Поттер — потеряет последние крупицы терпения и будет страшен в гневе, как никогда ранее. Гарри не помнил, сколько времени и где он находится, пока Рон не сунул ему в руки вилку и строго произнёс: «Ешь!» Перед ним оказались тарелка мясного рагу и ломоть свежевыпеченного хлеба. Такой подавали в их столовой. Он оглянулся. И правда, они сидели за небольшим столом, а рядом обедали сотрудники и клерки министерства магии. Машинально он наколол кусок мяса, сунул вилку в рот и принялся жевать. И внезапно подпрыгнул на месте: его аврорский жетон нагрелся и чуть ли не завибрировал в кармане. Рядом завозился Уизли, вынимая свой значок и поспешно вытирая рот салфеткой. — Это так теперь нас вызывает начальство? — выгнул бровь Поттер. — Это так теперь у нас — вызывают начальство, — ухмыльнулся Рон, поднимаясь. — То есть — нас. Идём. На выходе из столовой в них врезался бумажный самолётик, Уизли ловко поймал его, раскрыл и сунул в карман. И ринулся к лифтам. Гарри, заинтересованный, помчался за ним. Двери кабинки раскрылись на первом этаже, и, преодолев небольшой зал, Поттер и Уизли выскочили в Атриум. Тот, как и всегда, шумел людскими голосами, словно пчелиный улей. Но в следующую минуту стало понятно, что не как всегда, а на удивление — даже больше обычного. Обогнув большой фонтан Магического Братства, они натолкнулись на спины небольшого отряда в бордовых мантиях, которые своими мужественными телами перекрывали вход в помещение. Гарри выглянул из-за широкого плеча одного из авроров и ахнул: около дежурного волшебника, у которого регистрировались все «гости» министерства — не работающие в нём маги и ведьмы — толкалась толпа людей с колдокамерами, блокнотами и прыткопишущими перьями наперевес. — Мы имеем право присутствовать на заседании суда! — кричали в один голос несколько репортёров, размахивая руками. — Магическое сообщество должно знать правду! — На заседание уже приглашён представитель прессы, из «Ежедневного Пророка», — рыкнул один из авроров, в котором Поттер с удивлением признал лейтенанта Джона Пака, помощника офицера Уизли. — Я лично проводил его в зал. Само заседание будет проводиться за закрытыми дверьми, а это значит, что одного журналиста более чем достаточно. Так что, господа, освободите помещение, не тратьте своё, а главное, наше время. — Но это несправедливо! — воскликнул кто-то, и море голов опять заволновалось. — Мы требуем… — Вы ничего не можете требовать, — спокойно произнёс Гарри, и спины авроров раздвинулись, давая ему выйти вперёд. — Как вам сказал лейтенант Пак, на разбирательстве уже присутствует представитель СМИ, и нет никакого смысла набивать зал ещё и вашими персонами. А теперь я попрошу вас разойтись, так как министерство магии — не базар, и толкотня непричастных к заведению лиц здесь совершенно не нужна. — Вы не имеете права! — закричал всё тот же мужской голос, и Поттер, уже развернувшись уйти, резко обернулся, обдавая толпу яростным взглядом. — О, поверьте, уважаемый, я имею полное право распоряжаться здесь. И мне ничего не стоит это доказать. Он передёрнул плечами, а дальше… Дальше произошло совершенно невероятное явление. Свод Атриума вздрогнул, будто под потолком вздохнул кто-то огромный, свет на мгновение мигнул, и вдруг все блокноты и разноцветные перья в руках репортёров полыхнули ярким пламенем и обуглились в считаные мгновения, во всех колдокамерах, как по команде, лопнули волшебные лампочки, а из объективов повалил серый дымок. Перепуганные люди стали отбрасывать от себя обгоревшую бумагу и аппаратуру, кто-то топтался на них, стараясь погасить маленькие языки пламени, кто-то размахивал палочками, брызгая «Агуаменти» во все стороны. В результате через несколько минут столпотворение распалось, вызывая суматоху и беспорядочное движение между людьми; авроры, воспользовавшись моментом, разделили их на маленькие группки, обхватывая кольцом, и, напирая, вытеснили их к каминам на стороне холла, ведущих на выход. Но Гарри за этим уже не наблюдал. Быстрыми шагами он пересёк Атриум, возвращаясь к проходу с лифтами. Рон заскочил в кабинку прямо за ним и нажал на кнопку девятого этажа, закрывая железные двери. Холл подвальных помещений на десятом уровне был завешан полумраком и, впервые за последние десять лет, полностью заполнен народом. Это Поттер и Уизли поняли сразу, так как маги в мантиях сливового цвета, с вышитой серебряной буквой «В» на левой стороне груди, стали попадаться им на пути ещё на лестнице, ведущей с девятого на десятый уровень. Из-за бесчисленного количества голов Гарри с трудом мог рассмотреть широкие двери зала номер десять с железными засовами, и замком, и тяжёлой дверной ручкой. Чёрные закопчённые створки были чуть распахнуты, выпуская из зала гомон людей, уже собравшихся там. В последний раз, когда Визенгамот собирался в общем собрании, был в девяносто восьмом году — Поттер подозревал, что в коридоре толкалось не меньше пятидесяти судей, которые заключали собой полный состав судейской коллегии — на рассмотрение дел Пожирателей Смерти. Гарри в нём не участвовал, но был уверен, что тогда буквально все были на своих местах. И вот теперь все жрецы правосудия и служители закона собрались здесь сегодня, чтобы опять привлечь к ответственности последнего из выживших бывших Пожирателей, обвиняемого в причастности к убийству чистокровной ведьмы. Слишком много людей для предварительного рассмотрения дела, коим это было объявлено в начале. Как господам присяжным удалось прознать о назначенном заседании и как они успели собраться все в такой короткий срок, и главное — зачем, было совершенно неизвестно. Аккуратно рассекая толпу, в которой так же мелькали люди в серых и коричневых мантиях, Поттер наконец добрался до дверей зала заседания. У стены, тихо переговариваясь, стояли Френсис Тревиль и Энтони Гор, оба сжимали в руках несметное количество свитков. Рядом с ними появилась строго одетая ведьма, с собранными в высокий хвост волосами коричневого цвета с карамельным оттенком. Она передала Тревилю ещё два свитка, потом развернулась, смерила серьёзным взглядом подошедшего Главного аврора и неожиданно кивнула куда-то ему за спину. А затем исчезла в широкой щели раскрытых дверей, ведущих в зал. — Это Орит Де Сентне, руководитель секретариата Визенгамота, — шепнул ему в ухо Уизли, и Гарри облегчённо выдохнул. От этой женщины прямо несло внутренней силой, и он тихо порадовался, что она на их стороне. Несмотря на то, что миссис Де Сентне не являлась судьёй, почему-то Поттер был уверен, что у той есть своё слово, и оно имеет довольно серьёзный вес. Но переведя взгляд на Френсиса и Энтони, он замер — те выглядели мрачно и озабоченно. — Всё в порядке? — Гарри придвинулся ближе, стараясь не кричать от волнения. — Смотря что вы подразумеваете под «всё», мистер Поттер, — Тревиль скрутил свиток, который только что вручила ему Орит и который он бегло просмотрел. — Драко? — В зале суда, под охраной. — Как он? — Собран. Спокоен. Это самое главное. Остальное сейчас не важно. — А вы? Вы успели подготовиться? Хоть немного? — За кого вы меня принимаете, господин Главный аврор? — Френсис хмыкнул, но в его голосе не слышалось издёвки, скорее — усталость. — Я начал готовиться с того момента, как ваш Аврорат впервые арестовал лорда Малфоя, на следующий день после смерти мадам Вулгари. — Рад это слышать, — серьёзно отозвался Гарри. — Тогда что вас тревожит? Неужели предсмертного письма мадам недостаточно, чтобы доказать, что это было самоубийство? Я же раздобыл и медицинские карты Мадлен Вулгари, и свидетелей, что под веритасерумом могут подтвердить, что уверены, что это действительно её записка? — О, никто не обвиняет лорда Малфоя в смерти Мадлен Вулгари, мистер Поттер, — Тревиль вздохнул, потирая переносицу. — Благодаря вам это легко обосновать. — Тогда что? Его признание в соучастии? Так он не убивал, вы же сами сказали… — Дело не в этом, мистер Поттер. Это я тоже с успехом опровергну. Мадам умерла не от его руки. Простите, но нам надо идти, скоро объявят начало… Френсис и Энтони развернулись, прижимая к груди свитки, и направились к дверям, но Гарри перехватил адвоката за локоть, останавливая. — Месье Тревиль, а если напирать на аврорскую эгиду, выданную мною лорду Малфою, по которой его должен судить армейский суд, а не всё это сборище баклажанов? — К сожалению, — Френсис грустно приподнял уголок рта, выражая кривую улыбку, — благодаря стараниям некого офицера Битера это уже невозможно, так как он прекрасно оформил обвинение по тридцать седьмой статье закона магического гражданского права Британии, а при подозрении в убийстве с использованием волшебной палочки дело получает высшее рассмотрение и переводится в верховный суд Визенгамот. Вот если бы его оформили как-то иначе… — Но это же бред! Вы же только что сказали, что его не обвиняют в убийстве! — Его задержали и оформили по обвинению в убийстве, но его не будут в этом обвинять сейчас. Судейская политика и бюрократия… Простите, но мне действительно надо идти. Вы ничем не можете помочь, теперь от вас больше ничего не зависит. Адвокат и его помощник удалились, а Поттер ещё некоторое время слепо смотрел им вслед. Его толкали плечами, окликали по имени, прося пропустить, но он так и стоял соляным столбом, даже не моргая. Значит… Значит, Драко действительно угрожало что-то серьёзное, и вся проделанная работа и найденные документы не смогут помочь? И великий когда-то Гарри Поттер, сегодня ни много ни мало — Главный аврор и начальник департамента правопорядка — ничем больше не может помочь, и от него больше ничего не зависит?… Свобода и спокойная жизнь Драко Малфоя и Скорпиуса теперь в чужих руках? Рон подхватил его под руку и потащил внутрь, усадил на свободное место и плюхнулся рядом. — Гарри, соберись, ну же! Тревиль может вызвать тебя как свидетеля, ты должен быть сосредоточен. Уизли ещё что-то говорил, но Поттер его не слышал. Всё его внимание занимал худой мужчина с невероятно светлыми, почти жемчужного цвета длинными волосами, который сидел на высоком кресле, на нижней площадке зала. Его руки были связаны магическими наручниками, но, слава Мерлину, он не был окован цепями, приделанными к подлокотникам кресла. Лицом лорд Малфой сидел к рядам судейской коллегии, которые по сигналу гонга, стали наполняться людьми в «сливовых» мантиях, и поскольку Гарри сидел сбоку, на рядах зрителей, Драко он видел в профиль. Свет множества факелов падал на сидящего заключённого с двух сторон, одновременно освещая половину лица с одной и создавая фоновую подсветку с другой. И в этом мареве сияния стройный и невозмутимый лорд Малфой казался Поттеру античным божеством, запечатлённым рельефным профилем на резных камеях или золотых монетах. Округлая линия лба, прямой нос с аккуратными ноздрями, изогнутый абрис сомкнутых губ, плавная дуга подбородка… Длинные шёлковые волосы собраны в низкий хвост, покоившийся на плече, стоячий воротничок рубашки приоткрыт, обнажая чёткий контур кадыка на шее… Гарри смотрел и видел совершенный силуэт, вылепленный облик греческого идола — и не мог понять, неужели другие этого не замечали? Неужели не осознавали, что этот человек, восседающий на кресле обвиняемого, так спокойно, словно был у себя дома, — настоящий лорд, чистокровный маг, который никогда не замарает свои руки чей-либо кровью и не запятнает свою душу чужой смертью? Неужели все собравшиеся здесь блюстители заповедей магического гражданского права Британии действительно собирались его в чём-то обвинить? Неужели не знали, сколько страданий уже перенёс этот сильный духом мужчина, и теперь намеревались добавить ему ещё боли душевной? Неужели?.. — Смотри, сам сэр Тодд сегодня выполняет роль верховного чародея. Говорят, Оуэн захворал… — Рон пихнул его локтем и указал на ряд, где устроились судьи Визенгамота. Поттер перевёл глаза в сторону, куда ткнул пальцем Уизли, и замер: на самом высоком постаменте восседал грозный седой маг, цепким, совершенно не стариковским взглядом рассматривая сидящих ниже его людей. Главный судья, Август Оуэн, который занимал пост верховного чародея на протяжении уже очень долгого времени, был единственным, кто отсутствовал из всей судейской коллегии, и его место сейчас занимал Оскар Тодд, ныне правящий министр магии. Гарри похолодел: появление сэра Тодда на месте самого решающего лица в суде было плохим знаком. Следующие несколько часов заседания, проведённые без перерыва, слились для Поттера в одну монотонную полосу лиц и голосов. Как Тревиль и предсказывал, заявление подсудимого о причастии он снял с обсуждения сразу после предъявления предсмертной записки покойной и медицинских карт — всё же действительно Мадлен Вулгари покончила с собой не из-за лорда Малфоя, и тот её не убивал. Гарри выдохнул, всё-таки его работа не была впустую. Но после разбирательство приобрело новый виток развития. Прокурор Гре́гор Бош, высокий и уверенный в себе мужчина, спокойно и последовательно выдвигал какие-то гипотезы и неотступно выпытывал у подсудимого всё больше и больше подробной информации; событие преступления — время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления; положение, характеризующее личность обвиняемого, и так далее. Неугомонный Френсис Тревиль, постоянно протестующий против этих вопросов, гнул в свою сторону, прося подсудимого в ответ дать такие пояснения по ситуации, исключающей преступность и наказуемость деяния; а также дополнительные факты, которые могли повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности и наказания. Всем тем же вопросам-требованиям подверглись и свидетели, которых вызывали прокурор и адвокат. Периодически Поттер возвращался в реальность, узнавая людей, что сменяли друг друга на скамье очевидцев. Здесь были в полном составе отпрыски покойной мадам; хмурый и немногословный Риотто, строгий и упрямый Уильям, неожиданно серьёзный Натанэль и злая и беспринципная Изабель — причём свой гнев она направляла на прокурора. Это было… мило с её стороны, но необдуманно: бесить судей — а те явно были на стороне обвинения — было неумно. Но всё равно приятно радовало. Гарри видел и тех людей, которых он вызвал на заседания сам, и новых, с которыми не был даже знаком. Рон, пыхтящий рядом, сопел и порой негромко матерился. А Поттер всё пребывал в своём отчуждённом состоянии, совершенно не понимая, что происходит, и не воспринимая реальность. Драко угрожала опасность, и он, по словам Френсиса, ничего не мог сделать, чтобы его спасти. В голове не укладывалось, просто не желало. Через какое-то время зал вдруг ожил, загомонил и задвигался. Гарри вынырнул из своего сонно-неверящего состояния и окинул удивлённым взглядом чуть ли не кричащих рядом людей. Судьи что-то горячо обсуждали, прокурор поднял руки в жесте «я — всё!» и сел на своё место. Адвокат, наоборот, вскочил и что-то закричал, перебивая гомон зрителей, и верховный чародей-судья, министр магии, стукнул молотком председателя по деревянной поверхности подставки. — Перерыв! Полчаса перерыв! — зарычал Оскар Тодд, обводя всех холодным прищуром. А затем встал и вышел из зала суда. Началась толкотня, люди вскакивали со своих скамеек, размахивали руками. А ничего не понимающий Поттер смотрел на кресло на нижней платформе. Малфой сидел всё так же ровно, смотрел вперёд, только челюсти сжал так крепко, что была видна набухшая жилка над виском. Вокруг него встали на караульный пост четверо авроров, и Гарри с облегчением узнал в них всех членов первой оперативной группы. Сам офицер этой группы сорвался со своего места и, прихватив Поттера за локоть, потащил его на выход. Гарри покорно шёл за ним следом, до сих пор ничего не понимая, но хмурясь. Ему явно не понравилось выражение лица Драко, а ещё он совершенно не разобрал ход суда и сейчас туго соображал, что дело дрянь. Рон упорно тянул его по коридору, попутно отмахиваясь, а порой и отталкивая от них прохожих. Так, тараня собой людской поток, который уже успел заполнить холл, они добрались до лестницы и поднялись наверх. Завернув с пролёта на девятый этаж, Поттер наконец заметил, куда они неслись, а вернее, кого преследовали. Прямо перед ними в тёмной нише стояли Френсис Тревиль и Энтони Гор. — Набрось «полог тишины», — попросил Френсис, и Уизли немедленно вскинул волшебную палочку, шепча заклинание. — Что происходит? — вопросил Гарри. — Для начала, немедленно, но по-тихому, убери из зала своего офицера Гинса, ещё не хватало, чтобы прокурор до него добрался. И обвинил Драко в «квазипособничестве». — Зачем? — удивился Поттер, не обратив внимания, что адвокат перешёл с ними на «ты». — Зачем… — повторил Тревиль, не переспрашивая, а вроде утверждая. А после уставился на него таким взглядом, каким сам Гарри иногда смотрел на своего младшего сына, Альбуса. Как-то Ал прискакал к нему, весь сияющий от радости, и протянул открытую ладошку, на которой одиноко лежала железная «собачка» от магловской застежки-молнии. — Смотри пап, я смог её снять! — гордо провозгласил Альбус, демонстрируя замочек. — Зачем? — простонал Гарри, хватаясь за голову. Он целых битых два часа пропыхтел над разъехавшейся молнией магловской куртки, пытаясь починить и вставляя «собачку» на место. Руками, а не магией — эту маленькую гадину не брало ни одно заклинание. И вот теперь Френсис просто пожирал Поттера круглыми глазами, тем же взглядом. — Ты что, не слушал разбирательство? Гарри неопределённо тряхнул головой, но свою палочку вынул и, наколдовав скрытого патронуса, велел Гинсу незаметно покинуть зал Визенгамота и отправляться по своим делам, ни с кем по дороге не разговаривая. А затем вновь обернулся к стоявшим под «заглушкой» своим собеседникам. — Я что-то не понял, — протянул Рон. — Что такое «квазисоучастие», в котором Малфоя обвинил прокурор и которое должен рассмотреть судейский совет? Френсис вздохнул и устало потёр кончиками пальцев свои виски. — Я это и подозревал, но всё же надеялся, что пронесёт, — пробормотал он. — Хорошо, что Орит предупредила… — и уже громче продолжил: — «Квази» — это приставка, в переводе с латинского означает «якобы» или «мнимое» совершение чего-либо. — И что? — не понял Уизли. — Его обвинили «мнимым» соучастником самоубийства мадам Вулгари? Тревиль вновь вздохнул. — В уголовно-правовом понимании — это мнимое якобы участие лица в совершении преступления подразумевается в роли исполнителя. — Но как это возможно? Как Малфой мог совершить «самоубийство» другого человека? Это же — «само» — человек сам на себя наложил руки! — негодовал Рон. — Они имеют в виду, что Драко подтолкнул её на это, — тихо произнёс Гарри, впиваясь взглядом в невольно осунувшееся лицо Френсиса. — Что уговорил её или заставил. — Вот, наконец-то начинаете понимать, господа, — теперь Тревиль растирал ладонью свой лоб. — Квазисоучастие, или «ненастоящее» соучастие, объясняется посредством формирования составов доведения до самоубийства, склонения к нему. Или же планирование действий, подталкивающих человека к совершению самоубийства. Опять же, речь идёт об умышленной деятельности: квазисоучастник нарочно подталкивает человека к совершению самоубийства, а «исполнитель» последнего — осознанно и намеренно лишает себя жизни. — Но они не знают о болезни Скорпиуса и магловской страховке! — поражённо воскликнул Поттер. — Нам только не хватало, чтобы узнали! — гневно зашипел на него Френсис. — Тогда сиятельный Визенгамот не будет «рассматривать» это обвинение, а сразу единогласно его примет! — На что же они полагаются в предложении такого обвинения? — недоумённо вопросил Гарри. — Какой у них повод? Доводы? — Им не нужны доводы, мой правдивый друг, — Тревиль устало опёрся о стену, теперь уже двумя руками растирая щёки. — «Что для нас важнее: истина или процедура?» — пробормотал он. — Они судят ради суда… У них есть сухие законы, на которые мистер Бош опирается. И загнул он тут такую линию, у которой двойное дно. Во-первых, Драко знал о неизлечимой болезни мадам Вулгари — он сам в этом признался, и о её характере — что та не позволит недугу диктовать ей её жизнь и смерть. А по словам достопочтенного прокурора, он должен был понять, что та замышляет — не знаю, каким шестым чувством, но Бош упирает на их крепкую дружбу, и заявляет, что Драко не остановил Мадлен Вулгари, не предупредил её семью и не сделал ничего, чтобы предотвратить её самовольную кончину. То есть принимал молчаливое участие в преступлении-самоубийстве. — Но самоубийство перестало считаться преступлением ещё в шестидесятых годах! — вмешался Уизли. — Наверное, и Драко с мадам Вулгари думали то же самое. Согласно законодательству правового статуса, как в магловском мире, так и у нас, в магическом, самоубийство действительно перестало считаться уголовным преступлением в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Но с той же отменой вышел закон, что оказание помощи в самоубийстве будет считаться преступлением. — И тем не менее, «молчаливое участие» и «оказание помощи» — не одно и то же! — оборвал его Поттер. — «Молчаливое участие» возвращает нас к термину «квазисоучастие», который мы обсуждали ранее. То, что он не остановил мадам, говорит не о действии, а о бездействии, и имеет такое же понятие в глазах закона. Не предотвратил самоубийство — помог человеку убить себя — то же соучастие, то же преступление… — А что Драко сказал о заявлении прокурора, знал он или не знал о намерениях Вулгари? — Гарри почувствовал, что теряет опору под ногами. — Ты что, действительно не вслушивался в ход разбирательства? — Френсис вылупился на собеседника, и его взгляд постепенно стал злее. — А в каких облаках ты витал? — Месье Тревиль, прошу вас, — одёрнул его Рон, — Гарри сам не свой, он очень переживает… — Так переживает, что отключился от реальности? Но Поттер только кивнул, совершенно серьёзно взирая на адвоката. Тот смерил его холодным нечитаемым взглядом и всё же ответил: — Сказал, что не знал, как мадам это перенесёт. В его пользу можно лишь заявить, что он действительно не знал обо всей бурной деятельности, которую Мадлен Вулгари развела в преддверии собственной кончины. И мистер Даров, и мистер Турнэ в один голос уверяли, что мадам вела себя очень странно и неожиданно, но очень в свойственной ей манере — вершила и властвовала. — А во-вторых? — Гарри сцепил зубы. Всё выходило из рук вон плохо. — А, во-вторых, мистер Бош указал на всем известные факты: лорд Малфой был беден, постоянной работы у него не было, а доходы и дивиденды с земель были небольшими. К тому же он был отцом-одиночкой с четырёхлетним сыном, скорбевшим по погибшей супруге. А мадам Вулгари была богата в волшебном мире, и дети её были не близки с нею. По словам мистера Боша, лорд Малфой мог надеяться на её щедрость и получить хороший куш по завещанию, так как, опять же, они были друзьями. По его мнению, Драко давил на жалость мадам к себе и своему статусу: чистокровный маг — и в таком положении. — А почему просто не попросить денег? — И я спросил то же самое. Но убеждённый прокурор тут же заявил, что получить взаймы лорду претил кодекс чести чистокровных магов — быть кому-то должен, по его мнению, было ниже достоинства лорда Малфоя, а получить наследство — это уважительно и даже благородно. А посему Бош уверен, что Драко «прибеднялся» перед Мадлен Вулгари, а вкупе с тем, что знал о её болезни и характере, может, даже и просто посоветовал покончить с болезнью «по-своему» и уйти из жизни красиво и достойно, а не слабой и разбитой. Что и возвращает нас к «квазисоучастию»: побуждение, склонение, даже внушение… И тот же вывод. Какое-то время стояли молча. Выдохнув, Тревиль продолжил: — Хоть хорошо, что у нас, в волшебном мире, не действует закон «о подстрекательстве», как в магловской Британии… У маглов подстрекательство или то же пособничество к самоубийству приравнивается к убийству. А так, Драко грозит ограничение свободы на срок от года до четырёх лет, с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью… Это в хорошем случае. — А в плохом? — вот теперь Поттер сам прислонился к стенке, не в силах удерживать себя на ногах — колени дрожали. — В плохом… — Френсис хмыкнул и опять потёр переносицу, — В плохом — светлейшие судьи примут и огласят обвинение, лорд Малфой выйдет виновным, и тогда его будут иметь право напоить Веритасерумом. Стоит ли объяснять, что в свете изложенных мною законов сможет выявить из чистосердечного признания умнейший мистер Бош? Гарри открывал и закрывал рот, как русалка, жестоко выброшенная на берег. В его глазах паническим страхом плескалось понимание. — Драко сам научил Мадлен задержке дыхания и замедлению сердца, — прошептал он. — Пусть и не намеренно, но он сам дал ей идею о способе смерти. — Правильно рассуждаешь, господин Главный аврор, — в изнеможении скривил рот Тревиль. — Кстати, по этой же причине я сказал тебе убрать из зала суда твоего офицера Гинса — ещё не хватало рассказать, что Драко, из душевной жалости, пытался помочь мадам умереть быстро. Поскольку это уже не только «квазисоучастие», а ещё и «квазипособничество»! Теперь это становится содействием совершению самоубийства, оказание практической помощи лицу, изъявившему желание покончить с собой. И тем самым мы вновь возвращаемся к закону об оказании помощи в самоубийстве, которое считается преступлением, но теперь это преступление в более тяжёлой форме. Дача советов, указаний, обещания скрыть средства или орудия совершения самоубийства — становятся квазипособничеством совершения самоубийства. Таким образом лицо, которое, по существу, не выполняло объективную сторону преступления — не самоубийца, — становится исполнителем преступления. А вот это уже запросто можно приравнять к убийству. Как и в магловском законе. Драко осудят и упекут в Азкабан до конца его дней, ежели не сразу отправят на «поцелуй». — И как ты думаешь, что последует дальше? И что ты собираешься делать? Гарри и Френсис смотрели друг на друга. Казалось, они не замечали никого вокруг. Энтони так и не произнёс ни слова с момента начала разговора, просто стоял за плечом своего супруга, молча поддерживая его. А Уизли, который уже тоже просёк ситуацию, мялся около Поттера, осознавая себя беспомощным и ненужным. Он — своим присутствием, как Гор — Гарри помочь не мог. Внезапно ему подумалось, что это запросто смог бы сделать Драко — вот так стоять за его спиной, положив Поттеру худую руку на плечо, уже подбадривая его лишь только тем, что находился близко. Рон вспомнил, как Гарри буквально расцвёл, когда привёл Драко и Скорпиуса с собой в парк аттракционов, как, не задумываясь, кинулся на застрявшее колесо обозрения и как потом заворожённо вытирал Малфою лицо от крови. Уизли не мог понять этой физической тяги к другому мужчине, но видеть её — прекрасно видел. И ему в тот момент стало всё понятно. Так что да, определённо, Драко Малфой мог служить поддержкой Гарри Поттеру, всего-навсего находясь с ним рядом. Вот только Драко сидел сейчас в зале суда под конвоем и рядом стоять никак не мог. — У нас всего два варианта. Либо судьи проголосуют против обвинения за недостатком вещественных доказательств, и мы все спокойно пойдём по домам, либо они проголосуют «за». И тогда я буду напирать именно на отсутствие этих доказательств и молиться Мерлину, чтобы не дошло до Веритасерума, дабы эти доказательства получить. Драко, естественно, мгновенно захлебнётся своей кровью, так как «эликсир правды» действует как мощнейший допинг для мозга и тела, расширяет кровяные сосуды и заставляет сердце биться чаще и быстрее. И тогда он потеряет сознание, надеюсь, до того, как выскажет всё, — мрачно ответил Тревиль на вопрос, о котором Рон уже совершенно забыл.