Дело лорда Малфоя

Перейти Рубико́н (книжн.) — совершить решительный поступок, сделать бесповоротный шаг [по названию реки, которую Юлий Цезарь перешел вопреки запрещению сената, начиная междоусобную войну, приведшую к установлению в древнем Риме империи]. Ассоциируется с «точкой невозврата». «Толковый словарь русского языка». Эта больничная палата практически ничем не отличалась от остальных, расположенных в небольшом здании — пристройки к «Святому Мунго». Узкая койка у стены, столик для лекарств, небольшой шкаф с минимальным количеством одинаковой одежды на различные времена года, да стул с узкой спинкой. Единственным отличием от остальных палат лечебницы было то, что здесь присутствовало такое количество целебной магии, что Поттер, войдя в комнату, ощутил её своей кожей. Успокаивающие чары, чары забвения и ментального расслабления просто витали в воздухе, на окнах светились руны сохранности и отвода глаз, а над дверью висел оберёг здоровья и силы духа. — И для чего всё это? — Гарри скептически приподнял бровь. — Гуманность, — пожал плечами Шон, устало опускаясь на стул. — Мы не до конца понимаем душевное состояние пациента и поэтому пытаемся создать максимально удобные условия, чтобы его сознание было безмятежно. — И чтобы он не натворил дел? — О, в его состоянии это невозможно. Его не существует на нашем уровне развития, поэтому «натворить дел» он неспособен. Но мы верим, что он, где-то в глубине себя, всё ещё понимает, что он человек, и спокойная обстановка помогает ему не сойти с ума окончательно и не умереть. — Так не было бы более гуманно «отпустить» его? Чтобы просто умер спокойно? — У нас нет разрешения родственников. Принять такое решение самостоятельно больница не имеет права. Так что он просто будет доживать свой век так. Поэтому мы и стараемся «улучшить» его существование, насколько это возможно, — вздохнул Окарт. — Но ему сколько сейчас, сорок четыре года? — Поттер постучал пальцем по пергаменту, прицепленному ко внутренней стороне двери — копию больничного досье пациента, указывая на дату рождения. — А волшебники живут долго. Не получается ли, что поддерживать ему такую жизнь так долго — это менее человечно и сострадательно? — Ты прав, мальчик мой. Но, к сожалению, у этого пациента нет «Права на смерть». Если бы он был в сознании или хотя бы через легилименцию мы смогли бы дозваться до него, и он попросил бы умертвить себя, мы бы с радостью это сделали. Но его родители не давали нам разрешения на пассивную эвтаназию. Не знаю, на что они надеются, на чудо или на его желание жить, но без печатного согласия, подписанного судейским заключением, мы не имеем иного выбора, кроме как продлевать его существование. Иначе на больницу можно подать заявление на уголовное преступление, подразумевающее убийство. Едва ли кто-то захочет взять на себя такую ответственность. Именно поэтому, Гарри, я сейчас иду наперекор больничному уставу и разрешаю тебе — неофициальному лицу без должной колдомедпрактики — воспроизвести глубокую легилименцию. Если ты сможешь добраться до сознания больного и поговорить с ним, у нас будут два варианта: либо он сможет поправиться, как ты заявляешь, с твоей помощью; либо он даст тебе разрешение на эвтаназию — ты это сможешь предъявить так же, как предъявляешь в суде доказательства, добытые в парной легилименции. Твоим словам и воспоминаниям поверят сто процентов. Да и родственники, думаю, тоже будут только рады. Хоть что-то станет известно. — А если не получится? — Тогда ничего не изменится. И о нашем эксперименте никто не узнает. Всё вернётся на круги своя. Поттер кивнул. — Спасибо. Через четверть часа в палату ввезли кресло-коляску с сидящем в ней мужчиной. Время прогулки закончилось, и медбрат, развернув коляску к окну, оставил пациента сидеть без движения пялиться безумным взглядом на стекло. До ужина было ещё достаточно времени, на обеденный сон его не укладывали, так что всё, что ему оставалось, это просто сидеть и слепо созерцать пустоту. В комнате раздался тихий щелчок — Гарри сбросил с себя и с Шона чары неприметности, и теперь оба подошли к сидящему мужчине. Окарт вновь устроился на деревянном стуле, а Поттер опустился на пол, в паре шагов перед ногами человека в коляске. Махнув легко рукой, он заставил голову мужчины опуститься так, что глаза с расфокусированным взглядом упёрлись прямо в него. Гарри моргнул и сосредоточился. — Аврор Мор Коурэл, — тихо позвал он. Первые несколько минут ничего не происходило. Не было надобности врываться в сознание легилименцией — в голове Мора было пусто, как в пустыне. Поттер проскальзывал через слои ментальной сущности, не находя ни осознания, ни восприятия. Мыслей не было вообще, словно он сканировал свой письменный стол. «Ну же, где же ты? — Гарри представил, что находится в густом лесу и пробирается сквозь дебри. — Насколько глубоко тебя откинуло отдачей того чёртового артефакта?» Отдачей… У магических артефактов, как и у колдовства, была отдача или, как говорили стиратели памяти, «откат». Коурэл пострадал, когда какой-то волшебник с помощью магии пытался ограбить магловский банк. Артефакт, которым пользовался неудавшийся преступник, взорвался, окатив волной поражающей магии находящихся рядом магов… Несмотря на то, что поблизости были волшебники, магическое поле, находясь в среде маглов — банк-то был магловский, — вызвало отрицательную отдачу. А отрицательная отдача рассеивалась, контактируя с энергией маглов, и воспроизводила цепную реакцию. Откат, вошедший в активное взаимодействие с маглами, повлиял на Мора Коурэла не так, как на других. Может, потому, что Мор был маглорожденным? Может, его магический иммунитет был очень слаб, и это превратило его в сквиба? Тогда в его сознание следовало проникать совершенно по-другому. Поэтому до него не достучались маги разума больницы, они пробовали не те пути! Поттер вздрогнул и вынырнул в реальность. Немного подумав, подобрался к Коурэлу ближе, поднялся на колени, оказываясь напротив его лица, и протянул к нему руки. Уложив пальцы на виски мужчины, Гарри уставился ему в глаза. — Аврор Мор Коурэл, слушайте мой голос. Сосредоточьтесь только на нём, для вас нет ничего другого сейчас. Нет ничего важнее, чем слушать и слышать меня. Идите на мой голос, где бы вы сейчас ни были. Поттер прикрыл веки, прижимая подушечки пальцев к коже Мора и запуская через них тёмные энергетические потоки. Он будто пытался физически проникнуть в голову Коурэла, перенося своё сознание в пустующую черепушку. Пальцы сжались сильнее, потоки стали более осязаемые. И вдруг Гарри обнаружил себя в огромной зале какого-то здания. Потолок, украшенный лепниной, исчезал где-то в невероятной высоте, а стены, хоть и были видны, но находились так далеко, словно на горизонте. Мягкий свет поднимался с пола, давая определение просторам помещения. Но двигаться в нём всё равно было невозможно, так как всё вокруг было затянуто красными нитями, словно Поттер стоял посереди гигантской трёхмерной паутины. Переплетение алых сетей простирались горизонтально, вертикально, параллельно, в бок, под углом и в даль. Это было похоже на трещины в самом пространстве. Тонкая пряжа тянулась отовсюду и во все стороны одновременно, оставляя между собой краткие свободные промежутки. Казалось, коснёшься одного такого волокна, и завязнешь в сердцевине этого кокона, без возможности выпутаться или даже шевельнуться… Гарри присмотрелся и вскрикнул от удивления. Напротив него на полу сидел молодой мужчина, и отрешённо разглядывал перед собою натянутые шёлковые струны. Услышав чужой отклик, он встрепенулся и вскочил на ноги, отмахиваясь от красных нитей как от надоевших насекомых. — Кто вы такой? — удивился он. — Меня зовут Гарри Поттер, я — Главный аврор министерства магии, — ровно произнёс Поттер, машинально поправляя очки. — Поттер? Не может быть, — как-то зло засмеялся мужчина. — Гарри Поттер мальчишка, хоть он и победил сами-знаете-кого… — И всё-таки это я, — выдохнул Гарри. — А вы?.. — Офицер Мор Коурэл, — однозначно язвя, козырнул Мор, ухмыляясь. — Как вы здесь оказались, сэр? — А вы? И где это здесь? Но Коурэл чуть пожал плечами. — Сколько вам лет? — продолжил Поттер. — Тридцать два года. — И какое последние событие вы помните? До того, как оказались… здесь? Теперь Мор нехорошо прищурился. А Гарри невольно вздрогнул. На него смотрело почти то же лицо, которое изобразила на портрете габитоскопического учёта Дина Альтман, изъятое из воспоминаний юного Драко Малфоя… Лаут Сарос, Рауль Исай, Мор Коурэл… Разыскивая этих людей, по крупице узнавая, что с ними стало, Поттер ни на минуту не забывал, что это за люди и почему он хотел их найти. Первые двое давно были мертвы. Третий — пойманный в собственном сознании, но, определённо не осознающий этого. Гарри выяснял их судьбы для того, чтобы понять, кто или что ими двигало, кто был поручитель, кто ещё мог понести ответственность. Когда он говорил Шону Окарту, что хочет попробовать достучаться до пациента, он делал это, чтобы узнать правду… И он её получит, любой ценой. — Что ж, не хотите отвечать, тогда я вам расскажу, — Поттер с безразличным выражением лица провёл пальцами по тонкой шёлковой нитке, прямо перед его лицом, и помещение вокруг наполнилось тихим звоном. — Вы возглавляли группу охраны камер временного заключения, в департаменте Аврората в министерстве магии в тысяча девятьсот девяносто восьмом году. Туда вы перешли сразу после Второй магической войны, оставив должность в «отделе магического правопорядка», сектора борьбы с неправомерным использованием магии. В этом вам поспособствовал Эдуард Донован, знакомый с вами лично. А в мае девяносто девятого он же попросил вас сопровождать его на место преступления, где в магловском районе неудачный маг использовал некий артефакт. Но это всё вам известно. Что же вам неизвестно, так это то, что артефакт взорвался, и вас задело магическим откатом. Вы впали в беспамятство, отключились от реальности, и внешне ваше тело существует лишь как оболочка вот уже двенадцать лет. Вы пациент «Святого Мунго», очень тихий пациент, надо заметить. Вас никто не навещает, ни родители, ни друзья. Да что там, вы даже в туалет сами не можете сходить. Вы, офицер Коурэл, как говорят, «овощ». По мере монолога Гарри лицо Мора медленно теряло свою ухмылку и вытягивалось. — Это неправда! — закричал он. — Ты лжёшь! — Для чего мне это делать? — скривился Поттер, словно говорить всё это было ему просто напросто гадко. — Ты ведь помнишь Донована, и помнишь, что это он тебя позвал на место происшествия. Ты ещё тогда подумал, что он тебя подставляет. — У Эда кишка тонка кого-то подставить! — сорвался Коурэл. — Даже прямой приказ министра усмирить этого недоноска, сынка Пожирателей Смерти, не смог! Меня специально в охранку перевёл, знал, что только я справлюсь! — Ты, Сарос и Исай… Справились… И что вам приказали? Мор дёрнулся всем телом вперёд, красные нити, натягиваясь, впились ему в плечи и руки, и он невольно замер, вперив в Гарри дикий взгляд. — Нужно было обуздать пацана, младшего Малфоя. Клем вначале приказал Тодду, но тот впервые отказал ему, не захотел пачкать руки. Хотя до этого, да и после был у него на побегушках как грязный хруп. Тогда Клем приказал Доновану найти подходящих для дела людей. Мы с ним были давно знакомы, Эд знал, как я «люблю» чванливых слизеринцев. А Сарос и Исай подтянулись сами, у них на этого сосунка были свои счёты. — И что… Клем приказал вам делать? — Да всё, что захотим, — сплюнул на светящийся пол Коурэл. — Руки у нас были развязаны полностью, только бы добиться того, что мальчишка сломается. Поттер стиснул челюсти так сильно, что услышал хруст собственных костей. — А потом? Донован убирал свидетелей? — Ты, я вижу, слушаешь меня невнимательно, — Мор прищурился, хищно улыбаясь. — Эдуард Донован мог только догадываться, что «что-то» произошло. Бернин Клем уже тогда понял, что Донован тряпка, ещё мне доверяющая, как своей матери. Поэтому устранить свидетелей Клем сразу поручил мне. — Ты подстроил автомобильную аварию Лауту Саросу, — констатировал, а не спросил Гарри. — Да. Мне долго пришлось за ним побегать. А потом там ещё Исай появился, чуть мне всё не испортил. Но я был начеку. Ведь Рауля я тогда уже убрал. Вот только недоглядел малость, он к тому времени уже успел поругаться со своим близнецом из Отдела тайн. Рауля я ликвидировал, а Синг кинулся искать братца, даже занял его место, думал так найти пропажу. Чуть мне всё не испортил. Его я подкараулил позже — некоторые заклятия, разрешённые аврорам, могут быть пострашнее запрещённых в умелых руках. Например, «Секо», разрезающее на мелкие части всё в радиусе мили. Может, Синг что-то и заподозрил, но успеть ничего не успел. Даром что ли был из невыразимцев, той ещё размазнёй оказался. Поттер стоял не шелохнувшись. Человек напротив него, всего в нескольких шагах, но за прочной стеной алой паутины, вызывал в нём разносторонние чувства. Страх — из-за горящих лихорадочным огнём глаз; ярость — из-за небрежно кинутых слов; ненависть — из-за описанных поступков; и раж… Неистовое возбуждение, которое он ощущал физически, несмотря на то, что находился вне своего тела. — И что произошло потом? — спокойно спросил он. Но Коурэл не заметил состояния своего собеседника. Дикий взгляд стал ещё ярче. — Эдуард хотел поговорить, всё время расспрашивал о моих напарниках по охране, но я только посылал его подальше. Клем обещал мне его место, по окончании всего… Но потом этот взрыв… Я помню, что ещё удивился, какой силы он оказался, и кинулся в сторону. — А за что ты ненавидел слизеринцев? Мор опять встрепенулся, путы подёрнулись, и всё вокруг наполнилось громким звоном. — Они все ублюдки! Все! Ты же сам знаешь, один Тёмный Лорд чего стоил! — внезапно он застыл на месте, взгляд окаменел и направился сквозь стоящего напротив Гарри. — Я родился в обычной семье, у двух родителей-маглов. Я был слабым мальчиком, худым и вялым. И вдруг в одиннадцать лет я узнал, что волшебник! Я был «маленьким чудом», так называла меня мама. А папа улыбался, гладил по голове и шептал, что всегда знал, что я особенный. Особенный, — с тихой горечью произнёс Коурэл. — Я попал в Слизерин, я так хотел этого, что Распределяющая шляпа меня послушала. Если бы я только знал, на что себя обрёк! Я был единственным маглорожденным на всём факультете, на всех курсах! Среди всей этой чистокровной знати, среди своих же одноклассников, я моментально стал изгоем! Меня шпыняли, обзывали, даже били. Подкладывали мне в постель мышей, взрывали мои зелья, — Мор поднял голову и покрутил ею по сторонам, словно вновь слыша выкрики оскорблений. Поттер молчал. — А потом, — Коурэл бездумным взглядом водил по красным нитям перед глазами, — меня подставили — с одной из движущихся лестниц упала девчонка из Хафалпаффа, а я получил наказание вместо настоящих виновных. У неё был страх высоты, и когда она скатилась со ступенек, она так сильно перепугалась, что стала заикаться, и ей очень долго не могли вернуть нормальную речь. Меня отстранили на время от учёбы, но кроме унижения на всю школу, я получил самую страшную кару: моим родителям сказали, что я позор волшебников, и что у меня нет будущего. Ты бы видел, какое огромное сожаление я прочёл в глазах отца. А мать подумала, что я просто хотел выделиться, и хоть и не нарочно, но виновен в произошедшем. Они, будучи маглами, так на меня надеялись, а я, по их мнению, их разочаровал. Никогда не забуду, как же я был зол тогда. Гарри поднял руку, подцепил пальцем нить и потянул её на себя. В отличие от Мора, который не мог и сдвинуться с места, натягивая их как струны, он чувствовал, что может ими управлять, если понадобится, собрать в клубок или даже «заплести». — Ты издевался над Драко Малфоем не из-за скорби погибшего на войне родственника, а из детской мести? К которой Драко не имел никакого отношения ни как Пожиратель, ни как лично с тобой знакомый? — мёртвым голосом произнёс он. Коурэл кинулся вперёд, замахиваясь, но вместо этого мгновенно увяз в красных путах, как комар в паутине. Поттер сжал двумя пальцами нить, и от неё во все стороны разошёлся слабый перезвон, который, достигнув центра паутины, обернулся громкими криками. Но это был не жалобный голос, который часто преследовал его по ночам, с тех самых пор, как лорда Малфоя впервые арестовали, а Главный аврор случайно проник в его воспоминания, связанные с местом заключения. Это был гомон подростковых отголосков, наполненный упрёками, ругательствами и обидными словами. И чем больше Мор трепыхался в коконе волокна, натягивая тонкие струны, тем громче и сильнее становились выкрики. — Ты не умрёшь, — Гарри отпустил руку и пустыми глазами посмотрел на мечущегося Коурэла, который запутывался в гущу нитей, истошно вопя. — Смерть была бы тебе освобождением, а ты этого не заслуживаешь. Ты продолжишь своё существование все те годы, что уготовила тебе судьба, подставляя тебя под удар артефакта. Но ты не проведёшь их в благотворном забытье. Ты будешь биться в агонии, скованный в своём рассудке, и не будешь знать ни мгновения покоя… До конца своих дней. Поттер опустился, укладывая ладонь на светящийся пол. И свет, словно патронус в обратной перемотке, всасывающийся в волшебную палочку, потянулся к руке Гарри и стал медленно втягиваться в подрагивающие пальцы. Он рассеивался, как закат, постепенно превращаясь в мрак, наползающий на огромную залу. — Нет! Не-е-ет! Прекрати! Перестань! — Мор бился в паутине, безуспешно зажимая уши, пытаясь прервать раздающиеся вокруг крики и пожирая распахнутыми глазами надвигающую со всех сторон тьму. — Прекрати это! Немедленно прекрати! Но единственное освещение упорно сходило на нет, исчезая в ладони Гарри Поттера, пока всё пространство вокруг не погрузилось в бездну мглы и последним, что услышал Гарри, покидая чужой разум, был душераздирающий крик. Очнулся Поттер, стоя на коленях на полу. Перед ним в кресле коляске сидел мужчина в больничной робе и стеклянными глазами куклы-марионетки смотрел на него. Бездушно. Бесстрастно. Но Гарри знал, что глубоко внутри, в оковах собственного сознания, там на дне бьётся в истерике, истекая кровью, живая сущность. Он молча отстранился и встал на ноги. — Мальчик мой, с тобой всё хорошо? — Шон уже стоял рядом, аккуратно сжимая его плечи и заглядывая в глаза. — С тобой всё в порядке? — Я не смог до него достучаться, — Поттер отвёл взгляд в сторону. — Да я уже понял, не переживай, такое человеку вообще не под силу. Я вот только за тебя переживал, что ты не отступишься, пока не добьёшься своего. Я боялся, что ты пострадаешь. — Нет, я в порядке, всё нормально. Давай уйдём отсюда. Через четверть часа они уже сидели в просторном светлом кабинете главного целителя Мунго и пили чай. Окарт смотрел на своего гостя, а тот молча разглядывал зелёные кактусы в горшках на подоконнике. — Шон, ты хорошо помнишь послевоенное время? — наконец подал голос Гарри. Окарт вздохнул. — Так и знал, что не надо было давать тебе пытаться помочь Коурэлу. Теперь тебя мучают угрызения совести и… — Нет, — прервал его Поттер, — Я думаю о другом. Так ты помнишь? Что тогда творилось в министерстве? Шон взмахнул своей палочкой, левитируя керамический чайник и наполняя себе повторно порцию чая. И уставился на чашку в своих руках. — Тогда…Тогда было тяжело — в первое время. Люди продолжали искать потерянных родственников, не зная, что с ними стало. Те, кто знали о тяжёлой участи, постигший их любимых, просто оплакивали погибших. Ты, Ронни, малышка Джинни и ваши друзья — ещё такие юные, но уже потрёпанные жизнью и познавшие самые больные её стороны… Я тогда был ответственный за педиатрический отдел, уже успел зарекомендовать себя как профессиональный колдомедик, а из-за нехватки специалистов в то время ко мне обращались и малые, и взрослые… Приходили лечиться и рассказывали мне то, чего не было на полосах «Ежедневного пророка». В министерстве тогда произошёл гражданский бунт — Кингсли Шеклболт, выбранный временным исполняющим обязанности министра магии, начал развивать бурную деятельность по «расчистке». И чистокровная знать, не запачканная связями с Тёмным Лордом, встала на дыбы, заверяя что этот аврор занимает место не по правилам магического общества, а пользуясь послевоенной неразберихой. Не спорю, Шеклболт, в своих одеяниях магла и с золотой серьгой в ухе, немало бесил всех вокруг, но никто не ожидал, что его обаяния не хватит, чтобы задержаться на посту министра. Буквально через месяц прошли гражданские выборы, и его заменил Бернин Клем, никому ранее не известный, но очень ярый политик. Сэр Клем, как цунами, поволок за собой большие перемены, утверждая, что именно его действия поддержат магическую Британию в такое тяжёлое время. Он отстранил Гавейна Робардса с места главы управления Авроратом, упоминая, какие тяжкие испытания тому пришлось пережить во время войны, и назначил на его место Оскара Тодда. Было конечно, много недовольных таким развитием событий, но в страну стали приезжать новые иммигранты — Клем официально открыл границы, и к нам потянулись маги с разных концов света с рукой помощи. Вот когда в школах появились новые учителя, в больницах — целители, а на пустующих местах другие мастера, народ и проникся к новому министру уважением. У нас и раньше было много иностранцев в магической общине, но то были беженцы, покинувшие свою родину в поисках лучшей жизни. А в ту пору люди выбирали приехать к нам, дабы помочь обществу встать на ноги. Потом были показательные суды над выжившими Пожирателями Смерти. И новое правительство к ним было благосклонно, сроки задержания в Азкабане занижали, да и дементоров больше не привлекали на охрану. Малфоя твоего вообще отпустили, сторговав с него лишь штраф. И потом, когда он вернулся, и имение вернули, и титул позволили взять. — Мировая снисходительность от чистого сердца. Сама добродетель, — Гарри вовремя спохватился, разжимая пальцы и ослабляя хватку, иначе чашка просто хрустнула бы в его руках. — А Эдуарда Донована ты знал? Уже тогда? — Донована? Да, встречал пару раз. Он тогда был главой отдела «выявления и конфискации поддельных защитных заклинаний и оберегов», я с ним ещё советовался по поводу наших пациентов, пострадавших от заклинаний во время войны. Он, кстати, ко мне заходил спустя некоторое время, как сюда доставили Коурэла после того взрыва артефакта. Он очень переживал за него. Всё твердил, что надо ему помочь, что если возникнет такая необходимость, сам министр за него замолвит слово. Будто бы это я решал, лечить его или не лечить. Естественно, мне не нужно было, чтобы кто-то сверху мне что-то говорил, мы старались помочь всем, как могли. Но всё безрезультатно. А потом… Потом произошёл инцидент, который меня удивил. Был первый послевоенный благотворительный бал, который приказал дать сэр Клем, и, к удивлению всех, это помогло обеспечить финансирование Мунго и даже вошло в традицию. Так вот, я стоял и разговаривал с министром, когда к нам подошёл Эд Донован. Я вспомнил об общем друге и завёл разговор о Коурэле, когда сэр Клем передёрнул плечом, словно отгоняя назойливую муху. И сказал, сурово взирая на Донована, что его не волнует состояние одного отдельного индивидуума, пострадавшему по своей глупости, когда больница до сих пор переполнена героями войны, всё ещё не вставшими на ноги спустя столько времени. Эдуард оторопел, начал бубнить, что, мол, как так можно… Тогда министр на него просто обозлился и приказал заняться своими прямыми обязанностями и не тревожить никого по пустякам. И ушёл. А Донован, словно не веря, почему-то помчался к Оскару Тодду. Я тогда ещё подумал, что он к нему отправился как к главе департамента авроров, может, уточнять, какими делами заняться. Но потом узнал, что их многое связывало, и общались они не только по работе.