Османская Империя.
— Что случилось? Почему ты кричала? — Даниэль упал с лошади. — Даниэль, который… — Который твой друг. — Что с ним? — Я не знаю, но говорят, всё очень плохо. Я побежала к зданию, в котором жили янычары. В голове сразу стали вырисовываться страшные картины, воспоминания вернули меня на тринадцать лет назад, когда погиб Ахмед. Вся его жизнь пробежала перед моими глазами… Наша первая встреча… — Пленных привезли. Один из них выделялся. Он не поддавался панике и меланхолии, а с гордой головой смотрел вперёд, будто был не пленным рабом, а королём этого мира. Он встретился со мной взглядом, а затем брови поднялись вверх. — Ариана? — Что? Это вы мне? — Как ты здесь оказалась? Тебя ведь осудили… — Я не понимаю, о чём вы. — Ты должна быть… — он на секунду отвёл взгляд, а затем вновь посмотрел на меня и улыбнулся. — Простите, я обознался. Его ударили в живот и шатен скрылся в толпе с другими рабами. — Кто этот юноша, Ферит-бей? — Даниэль, воин из Венгрии. Затем я вспомнила начало нашей дружбы… Я гуляла и думала о своём, как вдруг увидела того самого пленного, которого повстречала месяц назад. Он совсем не изменился с того времени. Юноша стоял на поляне и размахивал мечом, искусно оттачивая движения до идеала. Каждая его мышца была напряжена, видно было, как он устал, но не смел опустить своего гордого взгляда, показав свою слабость. Я тихо подходила к нему сзади, пока между нами не осталось два метра. Даниэль стоял ко мне спиной и не слышал моего приближения. Я так думала… Но через мгновение с огромной нечеловеческой скоростью он развернулся и его меч оказался на моей шее. Я замерла от испуга, встретившись с его злобными холодными глазами. На секунду мне показалось, что они стали красными… Поняв, кто перед ним стоит, юноша убрал меч, но не склонил головы и даже не отвёл взгляд. — Даниэль, верно? — Да. — Я Ханде-Хатун, дочь султана Мурада Второго. — Интересно… — А ты не представишься? — Много чести. — Как ты можешь так разговаривать с Хатун? Тебя могут казнить лишь за то, что ты не поклонился перед членом семьи султана! — Что ты тут делаешь? Здесь не место для таких беззащитных овечек, как ты. — Ах, значит я беззащитная? Я схватила меч, лежащий неподалёку и направила на Даниэля. — Я не дерусь с женщинами. — Что, страшно стало? Боишься, что тебя девчонка побьёт? — Ладно. Только знай, я не причиню тебе вред, не бойся. — Похоже, что я боюсь? Великий и ужасный Даниэль, я склоняю голову перед тобой и молю о снисхождении! — во время разговора я подражала ему — вела себя гордо и высокомерно, не опуская головы и взгляда. Тяжёлый меч, который весил, как пол меня, тянул руку вниз, но я не позволяла этому кудрявому взбалмошному юноше думать, что я не способна драться. Пусть я и девушка, но это не значит, что я неспособная. Я никогда не училась драться, но почему-то умею правильно наносить удары, будто в прошлой жизни я была самураем или ниндзя из дальнего востока. — Да ты меч держать не умеешь, дай я тебя научу… Он начал подходить ко мне, но остриё меча встретило его шею раньше. — Подними меч и дерись, как мужчина с мужчиной. Он усмехнулся и, закатив глаза выполнил мой приказ. Все эти движения я будто оттачивала сто раз, но на деле не дралась на мечах ни разу. Они были тяжелее, чем я себе представляла, но рукоять легла в мою ладонь, как влитая, будто я тысячу раз мастерски побеждала в боях. Мы смотрели друг другу в глаза. Не опускать взгляд, не смотреть, куда бьёшь… В моей голове твердил одно и то же неизвестный голос, такой родной и властный… Даниэль ждал, когда я начну, но я не двигалась с места. Мы начали ходить по кругу, не отрывая взгляда. Мечи угрожающе смотрели на каждого из нас, но это внушало совсем не страх, а решимость и уверенность в победе. «Не наноси удар первой. Жди. Терпение даёт больше, чём ты можешь себе представить. Жди. А когда твой противник сделает выпад, увернись и ударь.» — неизвестный голос вновь подсказывал мне, и я смиренно слушала его. «Если меч в правой руке, то слабая сторона левая, если меч в левой руке, слабая сторона правая. Увернись и ударь. Скорость и ловкость — единственное, что отделяет тебя от победы.» Юноша ждал, но терпением он не выделялся. Резко он сделал выпад, но я была готова. Изловчившись, нырнула под руку и мой меч проскользил от левого плеча до шеи пленного. — Жди, уворачивался, бей. Он удивлённо посмотрел на меня, а затем левой рукой оттолкнул меч и, оставив меня безоружной, повторил мой грандиозный триумф, только теперь меч был у моей шеи, а победа принадлежала отнюдь не мне. — Забыла один пункт. Доводи дело до конца и никогда не будь уверена в победе. Я пристально посмотрела ему в глаза, а затем ударила кулаком по рёбрам. От неожиданности он выронил меч, а я с гордостью посмотрела на него. — Не давай советы, которым сам не следуешь. Затем мы увиделись снова, а затем ещё и ещё. Его постоянные визиты ко мне перестали волновать остальных, только Эсма неодобрительно ворчала, и между нами появилась дружба. Спустя пару месяцев Даниэль, благодаря своим навыкам и уму, попал в школу, где училась и я. Ходжам Бурак был рад обучать не только детей высших чинов, но и простых бедняков и рабов. Даниэль занимался в школе и вдвое больше тренировался. Их готовили для крайних случаев, если вдруг на нас нападут и армия будет разбита. Ситуацию осложнял конфликт с Венгрией, который перерос в нечто большее, чем просто ссора двух государств. Теперь мы с уверенностью могли заявить… Османская Империя на пороге войны. Прошёл месяц, а после отец дал приказ собирать все войска. Это значило только одно — венгры и валахи вторглись на нашу территорию. Пленных воспитывали жестоко, заставляя забыть о том, кому они служили и кому присягали на верность. Воинам внушали, что теперь их дом — Османская Империя, их семья — янычары, а их предназначение — защита родины османов. За любое неповиновение будущих янычар жестоко наказывали, а если кто-то осмелиться встать поперёк османам, их медленно, мучительно убивали, сажая тело на кол, выставляя виновного на всеобщее обозрение, делая из людей жестоких непробиваемых воинов, во всём слушающихся того, кто стоит над ними. Через пару месяцев молодые, неопытные пленённые воины из Венгрии стали янычарами, не знающими ни жалости, ни страха. Один лишь Даниэль сохранял частичку души, не позволяя растоптать его и сделать из него машину для убийств. Каждый янычар был равен ста венгерским воинам, и хоть они превосходили количеством, на нашей стороне была сила, которая держалась в тайне ото всех. Отец собрал все войска и двинулся на Европу, разгромив великую армию, считавшуюся непобедимой. Погибших было несчётное количество, и пролились реки крови, и остались они на поле боя с выклеванными воронами глазами, и остались жёны без мужей, а дети без отцов. Венгерский король ещё долго отсиживался в своём дворце, боясь даже взглянуть на османов. Даниэль вернулся таким же, каким я его запомнила: ни щетины, ни морщин… В нём сохранилось всё. Валахи осмелились восстать против нас вскоре после поражения, за что княжество лишилось всех войск с минимальными потерями с нашей стороны. Правитель Валахии был убит, а отец приказал привезти две тысячи мальчиков, чтобы взрастить новое поколение безжалостных янычар. Среди них были двое особенных, принцы: Влад и Раду. Всё пережитое более чем за полгода всплыло в моей памяти за секунду. Я забежала к янычарам, найдя нужную комнату, без стука вошла, но страх сменился непониманием, а он удивлением. Даниэль, упавший с лошади, стоял посреди комнаты и развязывал окровавленные бинты на голове. — Что ты делаешь?! Я подбежала к нему и стала завязывать их обратно, но он даже не поморщился от боли. Тогда я решила посмотреть, насколько глубока рана. Оттянув ткань, я увидела испачканный кровью лоб, но даже царапины на нём не было. — Что это за… — Ханде, я… — Это чёрная магия? Что ты натворил? — Что? Нет, конечно нет. — Ты упал с лошади и расшиб голову! — Всё было не совсем так… — Даниэль, просто скажи, что мне не стоит волноваться, и я больше не буду задавать вопросов. — Тебе определённо не стоит волноваться, овечка. Я обняла его, и он потрепал меня по голове. — Если что-то будет происходить, скажи мне. — Всё в полном порядке. Ща дверью послышалось: «Он умер, умер!» Даниэль тяжело вздохнул, а затем вышел из комнаты, сбросив повязку. Зайдя за угол, мы увидели тело юноши. — Что с ним случилось? — Никто не знает. — Почему он такой бледный? Его кожа серая! — Кровь… Крови нет. Мы слушали двух старших янычар. Все хладнокровно отнеслись к ситуации, но паника захлёстывала меня. Я вспомнила Хюму… Как её убила эта сумасшедшая… — Кто его последний раз видел? — Я. — проговорил Даниэль. — Что произошло? — Он помог мне после падения с лошади, а потом ушёл. — Говорили, ты расшиб голову так, что жить осталось недолго. — Говорят, у бездетной старухи слепой сын луну увидел, Ферит-бей. Даниэль отшучивался, а я не могла поверить, каким безжалостным он стал, стоя рядом с трупом и не обращая на него внимания. В этот момент я задумалась. А может, он был таким всегда? Приближался вечер. Мы с Даниэлем попрощались, и я начала собираться на праздник. Эсма уложила волосы и подобрала платье, и вот я стою рядом с отцом и жду появления принца. Погода сегодня была чудесная. Солнце не пекло голову, но было очень тепло, дул едва ощутимый ветер. Птицы пели прекрасные песни, которые мне раньше не доводилось слышать, а высокие деревья перешёптывались между собой, будто передавая какой-то секрет. Я высматриваю принца, но его нигде нет. Наконец, я замечаю его рядом с младшим братом. Он совсем не смотрит на людей рядом, а только сверлит взглядом отца, не показывая неуважения, но и не трепетно повинуясь любому приказу. Не уступая в гордости Даниэлю, он стоит перед отцом, который явно доволен поведению принца. Именно этого он и ждал. Знала бы я, какое тёмное будущее стоит перед Владом, какое будущее для него готовит отец в своей голове… Весь мир будет знать Влада Басараба Дракулу, великого господаря Валахии, про которого будут ходить тысячи историй и легенд. Прозвище Дракула он получит от отца, что будет означать сын дракона, однако народ навсегда забудет настоящее значение этого прозвища, а будет называть его, как дитя дьявола. За своё правление он совершит немало хорошего, но в истории его запишут, как… Влад Колосажатель.Ад.
Я открыла глаза. Звуки искажались, меня будто поместили в замкнутое маленькое пространство с толстыми стенами, так я и слышала других людей. Их голоса отдавались сильнейшим эхом. Голова не болела, а разрывалась на тысячи кусочков, будто кто-то вонзил тысячу ножей в мой мозг. Я не слышала никого и ничего из-за нескончаемой боли, но кое-что мне запомнилось. — Ангелочек, всё будет хорошо… Ты справишься, я верю… Перед тем, как снова отключиться, я почувствовала, как чья-то ладонь бережно накрывает мою. В глазах потемнело, и я моргнула, а когда открыла глаза вновь, всё было чётко и ярко, мне было намного лучше. Свет, льющийся из окон, ослепил меня, заставляя часто моргать, чтобы привыкнуть к бьющим в глаза лучам. Я хотела подвинуться, но голова отозвалась тупой болью, которая заставила меня лечь обратно. Пахло свежестью и ранним утром. Люблю этот запах. Он появляется, когда ложишься в кровать с новым, чистым постельным бельём, когда одеваешь только постиранную вещь, когда находишься в больнице, и когда вдыхаешь запах мыла или стирального порошка. Зрение стало понемногу улучшаться, и вот я уже чётко видела предметы вокруг. Взгляд застыл на демоне, мирно спящем на кресле рядом. В моей большой кровати хватило бы места на двоих, но он деликатно занял место рядом, чтобы мне не было некомфортно. Сидя около меня и склонив голову, Асмодей держал мою руку. Он был очень милым, когда спал, будто маленький мальчик. Тёмные круги под глазами, чернее ночей Ада, показывали, что прошло не меньше двух дней с нашей ссоры. И, видимо, для кого-то это были бессонные ночи. Я еле заметно сжала руку Асмодея, сил у меня практически не было. Он сонно открыл глаза, проморгался, и кинул жалостливый, безнадёжный взгляд на меня. Глаза были полуоткрыты, и от мертвеца меня отличало только моргание. Пока я не опустила веки, на лице демона была тоска, а глаза… Я ещё не видела таких грустных глаз… — Амарэ? Я хотела ответить, но из горла раздался только хрип. Говорить я не могла совсем. Только я начинала что-то произносить, раздавалось только: «Ххх». Голова сразу же отзывалась болью, поэтому я отложила попытки заговорить. Я не понимала, что происходит и начинала бояться. Он сжал мою руку ещё сильнее. — Я скоро приду, ангелочек, не закрывай глаза. Всё будет хорошо, обещаю. И он ушёл, взволнованный и нервный. Прошло не больше пяти минут до того, как дверь открылась вновь. Меня начали осматривать демоны: измерили температуру, зачем-то проверили глаза, кожу и, убедившись в чем-то, заявили… — Это чудо, Ваше Высочество, не иначе. Такого ещё не было. — Она вылечится? — Точных гарантий нет, но раз спустя два с половиной дня после проявления болезни, она пошла на поправку, это хороший знак. — Вы свободны. Асмодей отдал одному из демонов мешочек с золотыми, и они покинули комнату. Брюнет же занял место на кресле. — Ты нас всех очень сильно напугала… Мама даже по имени тебя назвала… У меня не было сил говорить, но даже если могла, простых слов не хватило бы, чтобы описать, насколько это было приятно слышать. — Ты должна знать, что после Холодной Ночи бессмертные на какое-то время становятся уязвимыми. По Рэгнуму ходит неизвестный вирус. Он медленно захватывает все три мира. На Земле его прозвали Чумой. Бессмертные умирают сразу же после проявления симптомов. На Земле смерть не такая быстрая… Ты первая, кто смог продержаться столько и пойти на поправку. Я слушала его низкий приятный голос и медленно засыпала. Асмодей, поняв это, лучше укрыл меня одеялом и взял в руки книгу. — Отдыхай. Я рядом. На последок он приблизился ко мне и на секунду замер. Потом он взял мою руку и нежно, аккуратно поцеловал и принял прежнее положение в кресле. Я снова уснула, но на этот раз мне снились сны, кошмары… Всё было таким осознанным, реальным, что нельзя было отличить от реального мира. Я проснулась. Солнце должно было проникнуть сквозь окна, но их кто-то завесил чёрной тканью. Странно это всё… Голова не болела, а я ощущала небывалую лёгкость и даже невесомость. Сев на кровати, поняла, что Асмодея нет. А ведь он говорил, что будет рядом! Тревожное чувство не покидало меня, она усилилось, когда я не услышала ни шороха за дверью. Я была в белом платье, которого раньше не видела. Такие платья обычно одевают на покойников, но я не придала этому значения. Босые ноги коснулись деревянного скрипучего пола, который, готова поклясться, был каменным. По-прежнему никакого шума. Я обернулась на кресло, где осталась одна лишь книга, говорящая, что демон правда был здесь. Он говорил что-то про Чуму… Новая эпидемия? Такое уже было. Давно. Тётя говорила, что сама природа гневается. Тогда шла война. Скачки температуры убили многих бессмертных, а живые молили о смерти. Они могли погибнуть от любого вируса, что и случалось. Тётя рассказывала, как она однажды вышла в сад, чтобы понять причину холодного ветра, а увидела снег, сугробы… Метель. Встав с кровати, я пошла к окнам, чтобы убрать ткань, но когда моя рука потянулась, чтобы сорвать её, я поняла, что на неё наложена магия, и я не могу дать солнечным лучам проникнуть в комнату. День начался не лучшим образом, но хоть боли в голове нет. Рука зависла у окна, а я остолбенела, ошарашенно глядя на неё. Страшные язвы покрыли мою кожу, которая приобрела голубоватый бледный цвет. Я в панике подбежала к зеркалу, но на нём тоже была эта странная чёрная ткань. Я открыла дверь комнаты. Никого. Здесь должны были суетиться слуги, господа, да кто угодно… Всё было каким-то не таким. Паутина в углах, завешенные чёрной тканью окна… Деревянные двери обуглились, будто замок был охвачен жгучими языками пламени, пожирающим всё подряд. Моя комната выглядела не лучше, хоть я и не обратила на это внимания. Сколько я спала? Я медленно шла по коридорам, рассматривая все изменения. Замок был заброшен? Это крыло выглядит, будто в него не входили тысячу лет. Вот я уже добралась до лестницы, а признаков жизни до сих пор нет. Тут было мрачно и пугающе. Тёмные стены дворца стали ещё темнее, картины с устрашающими лицами мрачнее, а лестница вниз будто вела в бездну. Кричать и звать демонов не хотелось, да и крик попросту не вырвался бы из моего горла. Я шла по коридорам и лестницам, заходила в залы, но нигде никого не было. Последней моей надеждой был тронный зал. Оказавшись в нём, я поняла, что здесь нет никого. — Здесь кто-нибудь есть? — прошептала я. Никто не отозвался. Я одна. Одна во всём огромном замке. Окна и зеркала завещаны чёрной тканью, будто я… Умерла. Не может быть! Я должна была оказаться в Раю для бессмертных с тётей и братом… Потом меня осенило… По моей вине погиб Драгомир. Я не заслуживаю Рая. Язвы были на моём теле, но ничего не болело. Через спрятанную двердцу я прошла в другое крыло дворца. Здесь были слуги. Должны были быть. Босые ноги ступали по каменному холодному полу, приближаясь к кухне. Место, где непрерывно идёт работа, было пустым и покинутым. Я одна. Одна… Пройдя пару метров, взяла нож и воткнула его себе в живот. Ни крови, ни боли. Я просто закрыла глаза и… Очутилась в своей комнате. Всё было так же, как когда я её покинула. Сумрачный свет был единственным, что у меня было. Я выбежала из комнаты. Спустившись на три этажа, увидела огромные дубовые двери. Я побежала навстречу им. Они закрыты. Накрепко. Оббежав замок по периметру, я поняла, что остальные выходы тоже заперты. Попытавшись расправить крылья, не ощутила ничего. Белые перья не прорезались сквозь кожу и не тянулось шлейфом за моей спиной. Их не было. Что происходит? Я проверяла окна на прочность, но магия не поддавалась. Я взаперти. В одиночестве. Гробовую тишину не нарушало ничего. Не было ни ветра, ни хихиканье служанок, ни торта их ножек… Ни-че-го. Я села на пол, ставший ещё более холодным, и прижалась спиной к стене. Так я и сидела пару минут, пытаясь уловить хоть какой-то шум. Вдруг золотая монетка покатилась откуда-то сверху и заставила меня подскочить от неожиданности. Я должна была быть рада и счастлива, но мне стало страшно. Не зная, кто меня там ждёт, я двинулась в сторону лестницы. Один шаг, третий, пятый… Всё выше и выше. Мне пришлось остановиться, когда я дошла до середины, ведь следующая монетка со звоном прокатилась по полу у самого начала лестницы. Я осторожно развернулась и подошла к ней. Подняв золото, до моих ушей донесся очередной звон. Монетка была около лестницы, ведущей вниз. В подвал… Я испугалась. Сильно. Меня обуял животный страх неизвестности, страх, до безумия отталкивающий от того места. И я побежала в противоположную сторону, наверх. Последний этаж. Здесь изменилось совсем ничего. Зеркала не были занавешены, и я подошла к одному из них. То, что я увидела, заставило меня пошатнуться, ведь я была похожа на покойницу. Лицо было неузнаваемым. Я красивая молодая девушка с чёрными густыми волосами и с чистой сияющей кожей, была похожа на монстра. Всё моё тело с головы до пят покрывали язвы. Лицо было изуродовано, руки, ноги, шея… Это не я. Это не могу быть я! Чума… Это из-за неё? Лёгкий коварный ветер докоснулся до меня невидимыми руками. Около меня было открытое окно. Чёрная ткань развевалась на ветру, будто занавески в сильный ветер. Я подошла к источнику света. Ад, ставший мне таким знакомым, был неузнаваем. Его реки лавы затвердели и покрылись толстым слоем снега, как и всё остальное. Тут же я почувствовала сильный холод. Большое окно от пола до потолка так и манило, и я решилась. Сделав шаг, моё тело полетело в холодную бездну заледеневшего мира. Я проснулась. Теперь я чётко понимала… Меня больше не убить. Это мой личный Ад. Ну что ж, значит я пойду туда, куда боюсь. Пусть я и не знаю, что меня там ждёт, зато я найду что-то или кого-то… Монетка вновь отозвалась звонким стуком о пол, улетая в подвал. Я спустилась по лестнице в полную темноту. Монетка, взявшаяся ниоткуда, опять прозвенела, направляясь дальше. Над ухом раздался шорох, и я закричала от страха, но смогла взять себя в руки. Глаза привыкли к тьме и теперь я видела очертания большинства предметов. Рядом никого не было. До моего оба будто докоснулссь чья-то тёплая рука. Так же быстро она исчезла. Это вызвало у меня решительность. Монетка прозвенела ещё раз, и я пошла за ней. Спустя десять минут блужданий, я поняла, что нахожусь в ловушке. Звона больше не было, а я теперь была в кромешной темноте без единого источника света. Мне оставалось только идти. Прошло около часа. Моё зрение уловило зелёный свет вдалеке, и я побежала к нему. Сзади послышался топот. Обернувшись, я увидела монстра, несущегося прямо на меня. Его серая кожа была прикреплена к костям, а пасть угрожающе свисала. Оно было на четвереньках. Пакли вместо волос дали понять, что передо мной человек. Точнее то, что от него осталось. Монстр выглядел совсем не дружелюбно, и я побежала от него, но его нечеловеческая быстрота дала о себе знать, и вмиг он нагнал меня и повалил наземь. Долю секунды он помедлил, а затем вцепился в мою шею. Та же комната, та же чёрная ткань и то же чувство тревоги. Раз за разом. Я спускаюсь в подвал, бегу к зелёному свету и умираю. Так было очень долго. Мистический зелёный свет значил для меня только одно — свободу из этого мира. Я спускалась в подвал и умирала. И ещё, и ещё. И вот я опять спускаюсь по этой лестнице, вот только теперь с куханным ножом в руке. Час я иду сквозь темноту, постоянно оборачиваясь. И вот этот зелёный свет. Я бегу. С каждым разом я всё ближе. Подбегая к источнику света, чувствую скользкие костлявые руки, тянущие меня в темноту. Я расслабилась, чем ввела монстра в ступор. Этой секунды мне хватило. Нож врезался в его тело. Слюна стекала прямо мне на щёку, но я не ощущала мерзости. Тысячу раз я видела то же самое, а теперь я действительно одна. Откинув тело, бегу к свету и, приближаясь, понимаю, что этот свет исходит от раскрытой книги. Монстр успел задеть меня, царапнув острыми когтями по ноге, поэтому я еле-заметно прихрамываю. Книга напротив меня. На её страницах лежит записка, которую мне дал Даниэль. Что она тут делает? Я ведь потеряла её, когда возвращалась во дворец! Схватив записку, мой взгляд остановился на древнеангельском. Не зная, что это за заклинание, я начала читать его вслух. — ζῆमौतατεἶξεमोकῥῶ μῦῆरोगτα φεῖχεजीवनῖψεῖ ज… Я мало что понимала, но читать могла. Длинные слова срывались с моих губ, а картинка перед глазами плыла и темнела. Я вновь открыла глаза. Опять… Это не закончится никогда. Прошло уже около двух месяцев в полном одиночестве рядом с монстром с зелёными глазами. Я смогла прочесть заклинание, но, видимо, оно было не тем. Некоторые не могут выдержать и дня одни, а я жила в мире без единого человека около шестидесяти дней! И каждый раз я умирала. Каждый день. Только дважды я убила себя сама. Тогда боли не было. Но когда монстр сдирал с меня куски плоти, я ощущала всё в тысячи раз сильней.[Привет — Kambulat]
Луч солнца помешал мне закрыть глаза, и я раздражённо закрылась от него рукой. Хотелось полежать хоть раз, а тут… Погодите. Луч солнца? Я медленно убрала руку от лица. Чёрной ткани, покрывающей окна не было, а привычной паутины в углах комнаты и след простыл. Я села на кровати и засмеялась, как сумасшедшая. Я смеялась и плакала. Слёзы текли ручьём, а счастью не было предела. Всё закончилось. Я смогла! Два месяца я провела в своём самом страшном кошмаре, а теперь всё закончилось. Зеркало, стоявшее рядом блеснуло на солнце. Взглянув в него, я увидела себя. Не то чудовище, смотрящее на себя в зеркало и видящее одни только язвы, прикрывавшую кожу. На меня смотрела прежняя я. Язвы были на руках и пару на шее, но это было ничем по сравнению с тем, что я видела тогда. Слух стал в сотню раз лучше и улавливал топот чьих-то ног за дверьми. Вдруг она открылась. На пороге стоял мой демон с одной розой, алой, как кровь. Он замер, только закрыв дверь. Наши взгляды встретились. Для нас больше ничего не существовало, только он и я. Роза упала из его рук на пол. — Асмодей… — шёпотом сказала я, и из моих глаз брызнули слёзы. — Амарэ… Он подошёл и докоснулся до моей щеки, не веря, что это всё реально. Я тут же оказалась в его объятиях, заливисто рыдая. Он прижимал меня к себе и гладил по голове, а его рубашка становилась мокрой от слёз. — Утром врач сказал, что ты умерла. Ты была без сознания две недели и… — Две недели? Я посмотрела на Асмодея заплаканными глазами. — Я жила в мире без единого человека два месяца… А ещё тот… Монстр… — Это всего лишь сон… Я заплакала ещё сильнее, а Асмодей лишь сильнее прижал меня к себе. Он крепко держал меня, будто боялся, что я опять уйду. — Амарэ… Моя рука была сжата в кулак. Разжав его, я поняла, что у меня остались кровавые следы от ногтей, а в руке была записка. Та самая. Это был не сон. Я резко отдалилась от демона и скинула с себя одеяло. На ноге была глубокая царапина от когтей. — Что это? — Это был не сон. ....... Прошло пару дней, и мне разрешили покинуть комнату. Демоны боялись подходить ко мне и заразиться, но после того, как врачи заявили, что я здорова, всё страхи исчезли. Первой меня навестила тётя Джаннат. Потом я увиделась с братьями и членами семьи Асмодея. От него я узнала плохие новости. Бейза решила остаться с Адонаем. Интерес Асмодея к этой девушке вырос в разы, а потому сейчас я иду на ужин, где мы будем вчетвером. Демон, который шёл около меня, вдруг заговорил. — Амарэ, ты — единственная, к кому ревнует Бейза. — Это хорошо? — Конечно. — И? — Мы должны вести себя так, будто любим друг друга. — Я помню об этом и безумно жалею, что связала с тобой свою жизнь! Я не сказала вам? Мы опять поссорились, и решили, что ненавидим друг друга. Опять… — Ты не представляешь, как я жалею. Но, дай-ка напомню, это ты заключила со мной сделку, которую теперь не разорвать! — Да знаю я! — Значит ты будешь вести себя так, будто я весь твой мир. — Надеюсь, ты захлебнёшься в любви и заботе! — И так должно быть при всех. Никто не должен знать о наших настоящих чувствах. — Я ненавижу тебя, Асмодей. Мы зашли на террасу, где уже сидели Бейза и Адонай. Девушка окинула меня взглядом, а я взяла мужчину за руку и села с ним за стол. — Здравствуй, Ариана. Мы так рады, что ты здорова! — Спасибо, Адонай. Я тоже очень рада, что смогла выбраться из своей комнаты. — А вы разве живёте не в одной комнате? — влезла Бейза. — В одной. — Ты называешь его комнату своей? — Конечно. Асмодей сказал, что его комната моя. Верно, любимый? — Кхм… Да, конечно, любимая. — На сколько я помню, Асмодей всегда ценил одиночество. Как же он тебя терпит? — Всё очень просто. Он очень сильно меня любит. — Как он сделал тебе предложение? — Мы с первого взгляда поняли, что больше не хотим друг друга отпускать. Перед балом в честь моей погибшей тёти, он встал на одно колено и умолял меня выйти за него. — Прямо умолял? — Асмодей, кажется, подавился едой. — Да. Я сказала, что мы знакомы всего-ничего, а он сказал, что не хочет прожить ни дня без меня. Разговор явно заходил в тупик. Всё сводилось к нашим с Асмодеем отношениям, а мне это совсем не нравилось. — Любимый, а почему накрыто на пятерых? К нам кто-то присоединится? Ответом был хлопок дверц. Из них показалось счастливое лицо Малитии. Она держала в руках маленький подарок, завёрнутый в ленточку. — Я так рада, что ты поправилась! Клянусь, я хотела первой к тебе прийти, но у меня были кое-какие дела… Прости, Ариана, я правда… — Мали! — я встала из-за стола и крепко обняла девушку. — Когда мы уже увидим малыша? — Врач говорит, на этой или следующей неделе. Я раскрыла рот от удивления. — Я так рада за тебя! Как назовёшь ребёнка? Мы сели за стол и Мали начала с аппетитом вплетать еду на тарелке. — Если девочка — Верни, а если мальчик — Арес. Кстати, я подумала… Я могу называть тебя Ари? — Ари? Мне нравится. — Ураа! — Мали, у твоего реьёнка будет лучшая мать на свете. С этой девушкой вечер стал явно лучше. Она заулыбалась, а потом… — Асмодей, Ариана, вы должны поцеловаться. — Что? Нет! На меня уставились четыре косых взгляда. — Я имею ввиду… Я не люблю на виду у всех… — Асмодей, если она стесняется тебя рядом с другими, то что происходит между вами наедине? — Бейза сделала глупую мордашку, будто ничего такого не имела ввиду. — Она скромничает. Наедине со мной ангелочек та ещё развратница. Послушайте её крики ночью у моей спальни, и всё поймёте. На этот раз едой поперхнулась я. Малития же по-детски захлопала в ладоши. Блондинка же отвела взгляд и помрачнела. — Я ещё не видела такую любящую пару! Бейза, буду откровенна, с Арианой ему намного лучше. Мы с Асмодеем одновременно развернулись к Мали и заговорили в один голос. — Ты ошибаешься. Затем по очереди мы начали оправдываться. — Асмодей мне много чего хорошего рассказывал про Бейзу. Я даже думала, что он всё ещё её любит. — Нельзя сравнивать настоящие и предыдущие отношения. Малития надула губки и отвернулась. — Ариана, меня всё мучает один вопрос. — Какой же? — Вы ведь встретились гораздо раньше, чем ты думаешь. — Бейза! — А она не знает? — Бейза, прекрати! — Что прекратить? — сказала я. — Так забавно… — Бейза… — Раз ты не хочешь говорить, я сама скажу. Кажется, тогда ты была архангелом. — О чём речь? — Асмодей не мог тебе это не рассказать… Не понимаю… — всё ты понимаешь, злобная сука! — Я могу не рассказывать, если не хочешь. — Рассказывай. — надменный голос… Узнаю себя. — Ты была такой правильной девочкой… И мы решили пошутить. Только получилось не то, что мы хотели. — Хватит держать интригу, рассказывай! — Тогда мы решили попросить друга об одной услуге. Можно сказать, мы поспорили. На то, что он тебя трахнет. — Бейза! — Спойлер: он проиграл. Но, кажется, ты влюбилась по уши. — Как его зовут? — прошептала я. — Думаю, ты бы хотела его увидеть. Сколько прошло? Полгода? Из темноты выделился силуэт и направился к нам. — Вообще-то год. — Рафаэль… — Здравствуй, голубоглазка. — Не смей меня так называть! — Что-то не так? — Ты использовал меня, как игрушку и смеешь ещё спрашивать, что не так?! — Ну подумаешь, парочку раз нарушила законы. Тебя ведь не поймали. — Рафаэль, тебе лучше уйти. — подал голос Асмодей. — Это ты говоришь?! Ты всё знал! — Это было давно. — И это давало тебе право так издеваться надо мной? — Мы старые друзья. Ты не первая такая. Рафаэль подошёл ко мне сзади, наклонился и прошептал… — Где же прежняя Ариана? Я больше не вижу в тебе такой силы, как раньше. Одна лишь покорность. Ну и кем ты стала после меня? — Моей женой. — Асмодей, ты на её стороне? — Как ты смеешь так обращаться с принцессой Ада? — Старина, ты чего? — Знай своё место, Рафаэль. — Она ангел! Ты ведь презираешь их всех, как и я! — Не сравнивай меня с собой. Ты жалок. — Да что с тобой? Когда ты её увидел, помнишь, что сказал? — Моё мнение поменялось. — Ты сказал, что такое пугало одним своим видом вызывает отвращение! И сейчас говоришь, как сильно её любишь? Что за бред! Малития не выдержала и резко встала, хлопнув ручками по столу. — Довольно! Мы уходим. Она вышла из террасы, а я последовала за ней. — Мали, спасибо… — Я не верю, что брат способен на такое! Он всегда был таким милым и нежным… — Он таким бывает? — А с тобой, что, нет? — Ну… Иногда. — Если он бывает груб, то не думай, что он такой придурок на самом деле. — Почему же? Разве то, что только произошло, не показывает, какое он животное? — Когда-то он был мягким и заботливым. Асмодей любил весь мир… — Что же случилось? — Отец… — Серпенс тоже из-за него пострадал? — Нет. Он всегда был таким. Это из-за его матери. Та ещё стерва. — А у вас разве не… — У Серпенса и Трис другая мать, поэтому и пряди белые. Но она больше не появится здесь. Её сослали из Рэгнума. — Почему же Самаэль не такой? — Он всегда был равнодушным, поэтому отец почти его не трогал. — А что с Малумом? Он ведь далеко не чёрствый и эгоистичный. — До младших ему дела нет. — Оу… — Это к лучшему. Зато мы выросли не такими травмированными, как Кэс и Асмодей. Мали резко зажмурила глаза и сделала вдох. — Что случилось? Она замерла в таком положении, схватившись за живот. — Всё в норме. Малыш иногда… Ай! Мали, всё точно в норме? — Да, сейчас отпустит. Она постояла так ещё минуту и отпустила живот. — Говорила же, отпустит. Думаю, мне нужно пойти, прилечь. — Стой. Пойдём со мной. Поспишь сегодня у меня, а то я волнуюсь. — Ты не против? — Конечно нет! — А Асмодей? — При чём тут он? — Ну вы ведь живёте вместе. — С чего… Кхм… С чего ты думаешь, что можешь нам помешать? — Ари, я лучше пойду к себе, правда. Вы ведь хотите наедине побыть… — За сегодняшнее ему точно ничего не светит. Не упрямься. Мы будем знать, что ты в порядке — это главное. — Хорошо. Ариана, ты просто лучшая! Ай… — Опять? — Всё сейчас пройдёт, не волнуйся. Мы пошли в комнату к ненавистному мне демону. Дверь тихонько скрипнула, и я с Мали вошла внутрь. Никого не было. О милостливый, Асмодей, не дай бог ты завалишься сюда с этой блондиночкой… Мали легла на кровать и уснула, а я села в кресло и стала ждать прихода мужа. Как же странно и чуждо мне это слово. Муж… Оно греет и отталкивает одновременно, вызывая совершенно противоположные чувства, как и мысль об Асмодее. Мне хочется избить его до полусмерти, но одновременно прижаться к нему, дарить и получать любовь… Такого я не ощущала до недавних пор. Всегда я понимала себя, контролировала каждую мелочь, но что происходит со мной сейчас? Почему я не могу разобраться в таких простых вещах? В коридоре раздались шаги, и я подбежала к двери. На пороге показался уставший мужчина. Он был один, слава всевышнему. Только я открыла рот, как в темноте блеснули два алых глаза, а затем демон быстро и сильно прижал меня к стене рядом. Мои внутренности сжались от страха, и каждой клеточкой тела я ощущала огромную силу, таившуюся в нём. Рука сдавливала горло так, что невозможно было дышать. Он был так близко, что перед собой я видела только его грудь. Я подняла голову и вновь встретилась с красными глазами. — Кто ты? — прошипел он. Вокруг была кромешная тьма. Моего лица демон не видел, а потому придавил меня в стену ещё сильнее. Я схватила его за руку, потому что воздуха стало недостаточно. Асмодей ослабил хватку, а я наконец смогла заговорить. — Ты грёбаный садист! — Амарэ? — Тише! — Что ты тут делаешь? Я мог задушить тебя на месте или свернуть шею одним движением руки! — Здесь Мали. — Что она… — Я боялась, что у неё начались схватки, поэтому не смогла отпустить её одну. — Ты правильно поступила. — Ты ничего не хочешь сделать? Асмодей зажёг две свечи в комнате щелчком пальца. — Где же твои хмурые брови и вечно недовольные глаза? Что я должен сделать? — Во-первых, нам ещё предстоит обсудить то, что ты натворил год назад, а во-вторых, отойди от меня, грязное животное! — Когда ты обижаешься, выглядишь прекрасно. — Чего? Пока я переваривала сказанное, он отошёл от меня. Чуть поотдаль была дверь, и демон пошёл туда. — Ты как? Идёшь или будешь с Мали сидеть? — Только если пообещаешь, что будешь держать свои грязные руки и мысли при себе. — Чем я тебе не угодил, любимая? — Поменьше сарказма, Асмодей. Я вошла в дверь, и она закрылась, оставив меня наедине с брюнетом. — Тут что, одна кровать? — Это тебе не гостевая. Можешь лечь на диван. — Что? Где же твоя вежливость? — Я демон. Мне присущи высокомерие и эгоистичность. К сожалению, одеяла нет. Холодная Ночь позади, а значит будет тепло. Диван полностью в твоём распоряжении. — Ты нахальный! Невыносимый! Невменяемый! Безбашенный! Озабоченный! Ты эгоист, Асмодей! И ты всегда таким будешь: чёрствым одиноким и жалким. Да. Ты жалок! Последнее, что я увидела перед падением — это то, как резко сменилось выражение лица Асмодея и то, как наливаются кровью его злые башенные глаза, затем я почувствовала, как упала на что-то мягкое. Зажмурившись, поняла, что лежу на кровати. Я посмотрела на демона и увидела, каким злым он бывает на самом деле. Я сказала лишнее, а теперь мне ничего не осталось, кроме как молиться, что брюнет отпустит меня. — Забери свои слова. Надо мной нависал Асмодей, держа мои руки над головой. — Только после того, как ты извинишься. — За что мне извиняться? — Ты играл моими чувствами. Извинись. — Это было год назад. Мы были даже незнакомы! — Это не даёт тебе права… — Как же ты задолбала со своими правами! Думаешь, если ты из влиятельной семейки, твоё мнение чего-то стоит? — Хватит! Отпусти меня сейчас же! — Для начала забери свои слова. — Я закричу. — Комната под чарами. Тебя никто не услышит. — Я ударю тебя. — Понаблюдаю за твоими жалкими попытками ускользнуть от меня. — Асмодей, хватит! — Что не так, ангелочек? Ты должна понимать, что никто не будет терпеть твой характер в Аду. А теперь скажи ещё раз, что ты обо мне думаешь. — Мерзавец! — Значит, не поняла? Пойми же, сейчас ты полностью в моей власти. Неужели тебе не страшно? — Что, не удалось в постель бывшую затащить, вот и бесишься? — Следи за своим языком! — Я ненавижу тебя! Асмодей стиснул зубы так, что заиграли жевалки. Закрыв глаза, он выдохнул. Может быть, он не открывал глаза, потому что из-за ненависти ко мне не хотел меня видеть, а может, он понимал, что не прав, и потому смотреть на меня было так тяжело. Говорят, всякая ненависть может быть примирима, кроме ненависти безобразной женщины к красавице или глупца к гению. Я могу добавить ещё кое-что. Те, кто изо дня в день должен мириться с присутвием омерзительного, противного человека, никогда не сможет по-настоящему полюбить. — Чтоб ты… Я не договорила, почувствовав, как меня касаются властные губы демона. И в этот момент мне стало страшно. Не от того, что меня целует тот, кого я ненавижу больше всего на свете и не от того, что сейчас он может сделать со мной всё, что угодно, а от того, что я не сопротивлялась: не пыталась ударить, обругать, сказать то, как неизмеримо огромна моя ненависть к этому выскочке. Я не шелохнулась, оставаясь лежать под горячим телом Асмодея, касаясь своими губами его губ. Одно лишь касание вызвало тонну бабочек в животе. Я замерла, не способная шелохнуться и здраво мыслить. Демон отдалился на пару сантиметров и посмотрел на меня неловко и беспомощно, будто это он лежал под огромным телом демона без движений. Сердце забилось чаще и одни мысли сменяли другие. В тот момент я готова была отдаться ему без остатка. Я знала, что если Асмодей не остановится, я не смогу противиться ему. Не прекратит он — не прекращу я. Напряжённый взгляд длился для меня бесконечность, а смущение и неловкость всё росли, давно переплюнув вершины самых высоких гор. Когда я прикрыла глаза и слегка выгнала шею, демон чуть ли не набросился на меня с поцелуем, который значил для нас обоих что-то очень важное и ценное. Но его губы замерли прямо напротив моих, так и не совершив задуманное. Мы застыли всего на секунду, а потом поняли, что в соседней комнате раздаётся животный, полный боли крик.