***
Ехать приходится около двух часов. Кристина паркуется на заднем дворе огромного особняка, напротив красивого сада. Им открывает прислуга в лице молодого парня; они входят в помещение, и в нос ударяет запах воска, как в церкви. Почти на каждом столе и тумбе стоят канделябры с горящими красными свечами. На стенах висят портреты великих исторических личностей, в которых Захарова узнает Жанну д’Арк, Екатерину Вторую, Михаила Кутузова, Фёдора Ушакова... Они простираются дальше по тёмному коридору. «Жутковато, — сглатывает; и ей кажется, что это слышно на всë поместье.» Индиго, по крайней мере, точно слышала. Захарова здесь не для того, чтобы быстро закончить миссию и уйти, нужно ещё и смиренно находиться тут какое-то время. Лизе думается, что та просто впервые в такой обстановке, и... Она касается плеча девушки, легонько улыбнувшись. Тут в голубых глазах скользит неприязнь — та восприняла это не так, как ожидала Андрющенко. Будто индиго пытается утешить и тем самым возвышает себя, мол, как вариант, успокаивает её в том, что оттуда не вылезет призрак покойной Жанны д’Арк и не начнёт гореть синим пламенем — такой вывод делает для себя Крис, отрицая всë хорошее, что может касаться Андрющенко. Ей чужда эмпатия к другим, поэтому она отрицает еë и по отношению к себе. Обида обжигает нëбо, но Лиза не подаёт виду. Ещё в машине над письмом казалось, что Захарова наконец воспринимает её на уровне с собой, но это совсем не так. И осознавать это горько, словно на тебе висит какое-то клеймо, которое от тебя не зависит, но ты никак не можешь его с себя содрать. Андрющенко давно приняла, что дело, в общем-то, заключается в ней самой по умолчанию, но она продолжает каждый раз обжигаться, тем самым больше убеждаясь в этом. К ним подходит сам хозяин и здоровается на русском, хоть и с явным акцентом — знак уважения; Лиза здоровается в ответ. Это пухлый мужчина низкого роста с рыжей бородой и лысиной на голове, в солидном дорогом костюме восточного орнамента — видимо, турок. Вместо одного зуба у него в фальшивой улыбке сверкает золотой. — Я попросил бы уйти посторонних, — активно жестикулируя, указал на Захарову. — Она в сопровождении со мной, — чеканит Лиза, холодно улыбаясь и слегка прикрывая ту плечом. — Ох, то есть, ваш телохранитель?.. — зыркает на Крис; а та стоит со сложенными на груди руками. — Что-то не устраивает? — с напором; хриплый голос Захаровой звучит угрожающе. — Нет-нет, ничего, — спешит сгладить углы мужчинка и направляется к ступенькам наверх. — Пройдёмте.***
В зале накрыт небольшой прямоугольный стол, на котором стоит простой белый сервиз для чая, печенье, бутылка Chateau Montrose 2000 года и пармезан к нему, а рядом два стула напротив друг друга. — Прошу прощения, не ожидали, что вы будете не одни, — Лиза уже готовится ответить, как Захарова опережает её. — Ничего страшного, я постою, — становится по левую руку от той. «Отсюда и местность лучше видно, в случае чего.» Андрющенко присаживается и аккуратно достает бланки с ручкой. Собеседник наливает вина в бокалы — чуть меньше половины, чтобы оно успело «подышать». Крис наблюдает за плавными движениями той; глаза Лизы излучают спокойствие и уверенность. Формальности заканчиваются, поэтому они переходят на английский язык. Андрющенко отлично владеет им, деликатно выдерживает паузы, ведёт себя одним словом: профессионально. Так и быть, Захарова оценила. Елизавета берёт бокал за ножку, дабы не нагреть содержимое, аккуратно покачивает его и лишь затем отпивает. Крепкое, сухое. Немного вязкое на вкус. Глупо отрицать, что выглядит она в этот момент по истине завораживающе. Словно с картины: белая кожа, классический костюм и хрустальный бокал с рубиновым напитком в длинных аристократичных пальцах. Пока индиго подписывает бумаги, Кристина замечает в щели проёма двери то, как прислуга делает чай, который они немного задерживают. Всë бы ничего, но туда подсыпают крупицы чего-то. Порошок бы подействовал в сочетании с алкоголем. Захарова щурится, но не может разглядеть точно; однако она быстро складывает два плюс два и внутри закрадывается опаска. Повисает пауза; девушка прочитывает планы на будущее компании. Кристина кладёт ладонь на её острое плечо и наклоняется, шепнув на ухо: — В чае яд. Лиза судорожно сглатывает, коротко кивая — в это мгновение Захарова улавливает в её взгляде страх. Отводит глаза. Андрющенко допивает вино в бокале. Когда чай выносят и ставят на стол, мужчина не прикасается к нему. Через какое-то время, когда чай порядком остывает, он переходит на русский, так как они уже заканчивают; Лиза старается не задерживаться. — Что же вы не пьёте чай? Он из самой Британии, — складывает руки в замок, мерзко улыбаясь. — Благодарю, но я, пожалуй, не откажусь от вина, — вежливо улыбается и наливает себе такое же количество, как и в прошлый раз налил собеседник; Захарова хмыкает в кулак. «Как же она манёвренно выкручивается.» Мужчина на секунду опускает взгляд, явно раздражённый тем, что Андрющенко не удалось развести на ещё несколько подписей. По окончанию девушки выходят. За воротами Захарова закуривает. Лиза, даже не морщась, смотрит на неё, и спустя пару минут, когда Кристина уже втянула дым, спрашивает: — Как ты узнала? — тихо, словно их тут может кто-то услышать; она опирается спиной о железные прутья, складывая руки на груди. — Пока вы болтали, прислуга подмешала в общий заварник порошок, — выдыхает дым, глянув в небо. Млечный путь подсвечивает россыпь звёзд на небе, которые здесь видны ярче из-за отсутствия уличных фонарей. Они, по сути, сейчас за городом. — Скорее всего, это не яд, а снотворное, — улыбается, оголяя клыки. Делает тяжку вновь и бросает взгляд на неё, выгибая бровь, мол, чего лыбишься; в сочетании с картиной в голове Захаровой, где та пьет вино, ей она напоминает вампира. Лиза редко пьёт. Поэтому от крепкого вина у неё путаются мысли и немного кружится голова, а усталость в последние дни позволяет ей ещё больше опьянеть — глаза под свечением луны блестят. — Вот это тебя развезло, — усмехается Кристина, поправляя кепку. — Я вообще-то не хотела пить... — слегка хмурит брови и дует губы, отводя взгляд. — Но дядюшка говорил, что я должна выпить хотя бы один бокал. Для «вежливости», — показывает на последнем слове кавычки. — Я, если честно, боюсь спиться, как отец... Кристина внимательно слушает, смотря на её лицо и... Умиляется. Андрющенко выглядит сейчас такой очаровательной. Настоящей. Захарова не может сдержать улыбки, наблюдая за индиго, которой алкоголь развязал язык. — Раз тебя так с одного бокала раз в полгода, то ты точно не сопьешься, — утешает, выкидывая окурок и открывая дверь машины для неё. Лиза садится следом и даже не застегивает ремень безопасности; Кристина замечает это краем глаза и, вздохнув, приподнимается, потянув за ремень. Боже... Индиго затаивает дыхание от несильного давления чужого тела, наблюдая ключицы той, и едва слышно выдыхает. Но Кристина чувствует горячее дуновение — кожа покрывается мелкими мурашками. Ремень щелкает и та садится обратно за руль, отъезжая. — Что это у тебя тут? — Андрющенко любопытно открывает бардачок, где лежат кастеты, какие-то ключи, пистолет и бумаги. — Ну смотри, — Захарова смотрит на неё мельком, улыбаясь, и качает головой. Лиза, закусив губу, с восхищением начинает рассматривать кастеты и примерять на себя. Заметив пистолет, она откладывает его в сторону и обнимает себя руками. Воспоминания фрагментами прошлого давят на пьяную психику, особенно об отце. — Алкоголь погубил его... — начинает тихо рассказывать, смотря в окно, где черные деревья сменяют друг друга; Крис прислушивается. — Виктор рассказывал, что он начал распродавать ресурсы нашей компании и она вот-вот упала бы на дно. На каждой сделке он бухал и ставил не те подписи... Пять лет назад, после очередной пьянки он похмелялся с самого утра и они с мамой ссорились, а я в школе была. Но потом я пришла домой и... — съеживается, как от холода, сильнее сжимая пальцы на предплечьях. — Я... Там было слышно два выстрела... — голос дрожит, ломаясь.***
— Я дома! — крикнула девочка как только за ней закрылась входная дверь, но в ответ послужила лишь тишина; Лиза прошла в глубь дома. — Эй, я дома! — повторила она. — Что и в самом деле никого нет, что ли? — пробубнила себе под нос. Зайдя на кухню, у нее в груди начало нарастать беспокойство. Родители не оставили бы кухню в таком виде — кружки были опрокинуты на стол вместе с содержимым, некоторые столовые приборы лежали на полу, на столе был бардак, как и во всей кухне. Вдруг Андрющенко услышала шорохи из гостиной, и, подумав, что все там, направилась туда. — Всем при... — застыла на месте от картины, которая ей представилась; рюкзак, который до этого висел на её плече, с глухим стуком упал на пол. — Что здесь происходит?.. — еле слышным голосом спросила она. В гостиной еë родители стояли на коленях, а над ними возвышались мужчины в костюмах; они держали их руки за спиной, и пистолеты в их руках были нацелены в их головы. — Лиза, беги! Беги, быстрее!.. — закричал отец девочки, вырываясь из рук тех. — Спасайся! Но один из них схватил еë и крепко удерживал на месте. — О, что это за прелесть? — прощебетал мужчина с неизвестным Лизе акцентом, который стоял напротив и наблюдал за этим всем; похоже, он у них был главный. — Андрей, неужели это хорошенькое создание — твоя дочь? — наигранно удивился он и сделал пару шагов в сторону младшей Андрющенко. — Не смей к ней приближаться, ты, пидорас! — прорычал отец Лизы. — Что здесь происходит? — вновь спросила девочка, уже более твердо и уверенно. — Ты очень любопытная, — констатировал факт мужчина; — Любопытная? Вы серьезно?.. Вы наставили пушки к моим родным и вот-вот убьете мою семью, а вы говорите «любопытная»?.. Вы в своём уме?! — буквально взорвалась она. — Ух, ещё с характером! — с восторгом произнес «главный». — Отпустите их!.. Что вообще происходит?!.. Папа?! — Лиза уставилась на отца, но тот лишь молча опустил голову. — Мама?!.. — Мы не знаем, дочка, — еë мать обреченно вздохнула. Из-за этого всего, из-за безысходности, из-за страха за родных, из-за того положения, в котором они оказались, из-за чувства, что что-то очень плохое случится, глаза девочки наполнились слезами. — Что вам от нас нужно?!.. — в сердцах закричала она. — Мне — абсолютно ничего, но вот кое-кому вы очень мешаете. Вот мы и решили от вас избавиться, — будничным тоном ответил тот. — Кому?! — спросила девочка, но тот не ответил. — Отвечай на вопрос, придурок конченный! — сорвалась на писк она; тот мужчина в миг оказался возле неё и, подняв еë лицо к себе, тихо зашипел: — Девочка моя, уж очень у тебя смелый язычок, смотри, это тебя до добра не доведет. — Не прикасайся к ней! — рявкнул старший Андрющенко; — Заткнись, щенок! — кинул он Андрею, а потом опять повернулся к Лизе и проговорил. — Какое же у тебя все-таки милейшее личико. — Ты, грязный подонок, убери руки от моей дочери... — угрожающе прошептала мать. — А то что? — с противной ухмылкой спросил тот мужчина. Андрей каким-то чудом вырвался из хватки громил и кинулся на того высокого, неплохо проехавшись ему по лицу, из-за чего тот упал на пол; но на этом Андрющенко не остановился и начал его бить ногами по животу, по голове, однако главарь достал пистолет и выстрелил ему в район живота. — Папа!.. — Дорогой!.. — Папочка!.. Крик, казалось, заставил стены вибрировать. Андрей остановился, уставился на свою рану; и через несколько секунд он, пошатнувшись, осел на пол. Остальные, которые держали его до этого, снова схватили его и вернули на прежнее место. — Так, что-то мы слишком затянули с этим. Давайте, заканчивайте с ними, но девчонку не трогать, — жестко приказал он, отряхнувшись, встал с пола. — Но босс, он же сказал, чтобы... — начал было возражать один из посредников, который держал Лизу. — Мне плевать, что он сказал, девчонку я оставлю себе, уж больно она мне понравилась. — Катись к черту, подонок! — выплюнула младшая Андрющенко. — Кто он?.. — тут же спросила Айгуль, мама Елизаветы. — Кто эта тварь, которая приказала вам убрать нас?! — Хм, вы даже не знаете, насколько близко находятся ваши враги, — хмыкнул это чертов главарь. — Кто он?! — опять рыкнула Лиза; — У вас это семейное, что ли? — протянул он. — Некоторые семьи наоборот дрожат, как мыши, и слова сказать не могут в таком положении, а вы? — раздраженно произнес другой. — Сука, ответь на вопрос! Кто этот ублюдок?! — не выдержал Андрей, сплюнув сгусток крови. — Эх, все-таки правильно он решил избавиться от вас. От таких потенциальных угроз, как вы, следует сразу избавляться, — сказал он. — Было приятно с вами познакомиться, — дал знак своим ребятам и они приготовили свои оружия. — Неужели сделочник?.. — убитым голосом спросила Лиза. — Браво! Ты очень сообразительна! — похлопал в ладоши главарь и направился к ней, приказав напоследок. — Всë, заканчивайте тут. — Не-е-ет!!!.. — закричала девочка, и в тот момент раздалось два выстрела. Присутствовало то самое чувство, когда ты всë понимаешь, но отказываешься признавать. Ведь все дети думают, что их родители будут всегда живы, верно? Полиция. Служба опеки. Санитары в белых халатах. Незнакомые люди...***
Захарова напряжённо едет, не перебивая. Сердце стучит бешено, и она нутром чувствует, как индиго сдерживает слезы. Кристина не знает, что поражает её больше: то, что Андрющенко умеет быть искренней или то, какой же пиздец она пережила. Захарова не может представить, что было бы с ней, если бы её мама умерла — мозг отображает самые ужасные картины. Хоть саму Захарову воспитывали жёстко, её родители живы. Она понятия не имеет, как ей реагировать на такую степень искренности, но безумно хочется хоть что-то сделать... И она решает позволить ей открыться. Хотя бы сегодня побыть без этой маски высокомерия. Кристине самой хотелось бы посмотреть на это. — Ты их очень любила, да? «Плачь. Пожалуйста.» — Безумно... — слезы скатываются по щекам, но та их спешно вытирает двумя ладонями; Кристине физически больно видеть её настолько разбитой. — Они так вкладывались в меня... Я старалась заслужить признание всех, звания дочери богатых родителей и вечно училась... Дома полно грамот было и медалей, и это учителя меня индиго называли. Родители хвалили и... Но теперь их нет, и я... Я просто делаю вид, что и дальше справляюсь, хотя чувствую себя хуже всех. Как будто на мне ярлык, что я воровка. А когда узнала правду об отце... Возненавидела его, — дрожаще; закусив губу, Андрющенко горько усмехается, — а я ведь такая же, как он. Бесчувственная высокомерная мразь. — Не правда... — хрипло. Захарова словно сняла розовые очки и поняла, что единственная здесь мразь это она сама. Дети не отвечают за поступки своих родителей. Лиза шмыгает носом и смотрит пустым взглядом на первый блеснувший фонарь. Они въезжают в город. Крис на секунду бросает взгляд искоса на ту. Захарова всегда считала, что у той обычные карие глаза, но она ошибалась — они глубокие, янтарные с орехово-зеленоватым оттенком, а по краю радужки словно обведены более тёмным. Как в чаще леса. Такие красивые. Но такие заплаканные. Она искренне жалеет о своих словах. Да, как ни ведет себя Андрющенко, это на показуху. Но у индиго нет выбора. Прикрытие, что всë хорошо, что она такая и есть и что это данность. Блять. Как же паршиво. Та прикрывает глаза — теперь её клонит в сон. Пока Андрющенко пьяна, Крис задумывается задать один вопрос. Она не хочет сыпать соль на рану, но этот вопрос на самом деле тревожит её, ведь та не высыпается уже долгое время. — Почему ты плачешь во сне? Индиго распахивает глаза и удивлённо смотрит на неё, однако молчит; видно, что это не из-за того происшествия, ведь таить нечего: она бы сказала. То самое «почему» слишком личное, что сама индиго зарыла глубоко внутри себя и не собирается вытаскивать. Единственное, что не даёт покоя Захаровой после её рассказа — почему она настолько сильно привязана к дяде и делает то, что он говорит, хотя сама не хочет этого. Но лезть в душу дальше она не собирается. Ей же плевать, верно?***
Дома Лиза оказывается с помощью плеча Кристины, на которое сама Кристина перекидывает её здоровую руку, так как ноги той сплетаются. В квартире всë ещё воняет дымом, но индиго, к счастью для Кристины, не вспоминает свои утренние угрозы. К Андрющенко возвращается пьяная полуулыбка, и теперь ей определенно необходимо порисовать на футболках. Она словно забывает, что час назад изливала душу Захаровой. Та лишь грустно улыбается, наблюдая за той, а затем идёт на кухню делать чай. Когда дело доходит до рисования, на смену аккуратному порядку, присущему Андрющенко, приходит не просто беспредел, а целый творческий хаос. Занося горячий напиток ей в комнату, Кристина чуть не спотыкается через гуашь, матерясь; Лиза начинает смеяться, а та наклоняется, чтобы поставить чашку на пол. — Ты рисуешь на одежде гуашью? Она ведь вымоется. — Это просто баловство, — весело произносит Андрющенко, вырисовывая красивый узор; Захаровой, кстати, нравится, как это выглядит. Она выдыхает и поднимается, беря подушку с кровати Лизы и кидая в её спину. — Подложи, а то простудишь себе всë, — бросает на выходе Захарова в ответ на милый хмурый взгляд.