двойной красный

Пауза длится настолько долго, что, кажется, можно услышать пение сверчков посреди декабря. — Сука... — Захарова утыкается прикрытыми глазами в разгоряченную шею и тихо смеется. Лиза закидывает голову назад и улыбается, мягко гладя светлую макушку. Ресницы девушки щекочат её чувствительную кожу. Она всë равно получает пару нежных укусов прежде, чем от неё отстраняются. — Крис!.. — Андрющенко ойкает, когда её резко подхватывают за бёдра и несут в комнату сразу напротив; руки цепляются за чужой затылок, дабы не упасть назад. — Мне похуй, — Захарова высовывает язык и промазывает им по тату «индиго», крепко сжимая заднюю часть еë бёдер и приподнимая их наверх. — Справишься как-нибудь сама. Глаза Лизы округляются, а тело начинает дрожать, стоит Кристине посадить её на край кровати и начать натуральную пытку. Захарова отворачивает индиго за подбородок и целует в острый уголок нижней челюсти, её корпус давит на Андрющенко, но та не может позволить себе лечь назад, застыв. Пальцы сжимаются на заправленном одеяле. Когда это делают с ней, у неё будто включается режим бревна из-за неопытности. Она не испытывает желания. Но, черт возьми, это новое, непривычное ощущение заставляет покрыться холодным потом от страха вперемешку с приятным тянущимся узлом внизу живота. «Серпухова, что ты творишь?» — Солнце, может, мы договоримся?.. — шепчет, искоса наблюдая за чужими пальцами, которые прокрадываются под рубашку и начинают гладить по талии. — Неа. Ты доигралась, — и Лиза знает, что сама виновата, но терпеть это просто невыносимо, наперёд понимая, что потом ничего не будет. Она всего лишь издевается. — Черт... — грудь Андрющенко вздымается, она сжимает пальцы на запястьях девушки, через силу сопротивляясь; кровь кипит в жилах, взгляд скользит по спине напротив, трещины на губах не успевают заживать. Захарова усмехается. Хватка индиго слабеет с каждым покусыванием её «эрогенки», а дыхание меняет свой ритм. Пальцы по-хозяйски снимают верхнюю одежду, открывая вид на шикарные татуированные ключицы и чёткие красивые плечи. Кристина незаметно рассматривает её, а Лиза в данный момент находится в прострации между шоком и сумасшествием. Она даже не догадывалась, что может быть настолько чувствительной; роль играют и эти гребанные дни. Она уже миллионный раз жалеет, что не удержалась от подковырки Захаровой. Ей, мать вашу, хочется. Безумно хочется. Только её. Только от неё. Хочется чувствовать её на себе, хочется быть помеченной ею, хочется слиться с ней в этом сгорающем танце, хочется-хочется-хочется. Активная позиция Захаровой вправду подходит ей самой. Видно, как она чувствует себя в своей тарелке — хотя Лизе она нравилась и той неповторимой снизу — это ощущается просто до ужаса пьяняще, никакой алкоголь не сравнится с тем, что делает с Лизой она. Дразнит, заводит, доминирует, подчиняет — она делает это так профессионально и по-взрослому, Лиза на секунду задумывается, насколько же всë-таки много девушек тащатся по Кристине, как только она начинает вести себя вот так. Ревность окутывает даже сейчас. Индиго протягивает руку к шее Захаровой и легонько сжимает её, дабы немного напомнить и о своем непростом характере. Голубые глаза томно поднимаются к карим, и одним лишь взглядом они способны заставить осадить мысли Андрющенко, заставить полностью забыть про негодования и какие-либо жалобы; Лиза теряется от их напора, чувствуя, что забывает даже, как дышать. А она-то хотела поцеловать её. И это выполняет Захарова, словно прочитав мысли индиго. Целует жадно, рвано, горячие языки сразу сплетаются воедино; а сердце Лизы вот-вот выпрыгнет из груди от накатившихся чувств. Да, она могла бы оттолкнуть, запретить, отгрызть что-нибудь важное человеку, который начал бы распускать руки. Но только не с ней; она и сама не знает, почему и когда так вышло. Эту манию нельзя объяснить причинно-следственными. И пока существует Кристина, она не хочет видеть рядом с собой никого другого. — Хочешь меня убить? — с улыбкой хрипит Захарова; её рука покоится на внутренней части бедра Андрющенко, поглаживая его, вызывая покалывания. Лиза с опозданием понимает, что всë ещё нехило душит её и с задержкой убирает руку. Её тело будто ей не подвластно, полностью покоренное этими двумя глубокими океанами. Она осознает в полной мере, что значит термин «возбуждение». Срочно требуется разрядка, она устает от этих несправедливых мучений и начинает сдержанно подавать голос в виде тихого мычания. Их нельзя назвать стонами, но то, как индиго явно пытается скрыть всë, заставляет Захарову умиляться. Она никогда не слышала чего-то настолько чудесного — того, что на подкорке своего истерзанного сознания мечтала услышать ещё давно. Притупленное обрывистое дыхание напротив и эти постанывания на ухо будоражат разум, а руки, ещё не теряющие надежды остановить сладостные искушения, слабо сжимают её плечи. Лиза жмурит глаза, складывает нога на ногу от нетерпения, но Кристина специально расставляет их обратно и продолжает гладить по нежной коже внутренней части бедра, вырисовывая пальцами незамысловатые узоры. По телу проходит волна мурашек. Девушка шумно выдыхает со стоном и выгибается — как тут всë резко прекращается. Лиза с ахом падает на спину, потеряв опору сильных рук и распахивает глаза, крупно дрожа. — Перекур, — Захарова разводит руками с невозмутимой улыбкой и удаляется за дверь. Андрющенко оторопело пялится перед собой; она сейчас на пределе и это чувство никуда не уходит, по сравнению с Кристиной. Она обречённо стонет и яростно стучит кулаками по кровати. — Серпухова блять!.. И её просто выводит из себя тот факт, что та сделала это, практически не раздевая её; что та прекрасно читает её, как открытую книгу. Знает же, когда нужно оборвать всë. И заявить нечего, сама ведь предупредила о гостях из Краснодара. Это самая агрессивная мастурбация в жизни Лизы. Она делает это с образом в голове, шепча определённое имя, которое успевает за это время возненавидеть и полюбить заново; ей не составляет труда представить то, что говорила бы ей Захарова. То, как она дышит. Как касается её там, где только можно и нельзя. И целует. Везде. Вздох. Она точно не планировала делать это сегодня. На самом деле, Кристине не занимает много времени, чтобы довести индиго. Всë же опыт у Лизы невелик — и это она тоже просчитывает. Захарова уходит на лестничную клетку в подъезд и затягивает сигарету, снимая напряжение. А Вы думали, ей легко? Устоять перед практически обнажённой индиго стоило ей героических усилий; но она не могла не наказать её за все те дразнилки и подколы, а последний и вовсе чуть не подал знак лезть на стену. Это было трудно, но она справилась, и сейчас довольна, как никогда. Захарова и нижняя сторона? Серьёзно? «Будет знать, — тяжка, и Кристина тушит бычок, возвращаясь.» Индиго в душе, а Захарова, слыша шум воды, победно ухмыляется и шагает в прихожую, где накидывает зимнюю куртку. Закрыв квартиру, девушка езжает в супермаркет. Пусть и относительно поздно, одиннадцать вечера, её это вовсе не волнует.

***

Уже дома Кристина замечает, что Лиза до сих пор в душе. Она хмыкает про себя и идёт на кухню делать чай, расставляя покупки. Заходит индиго с виноватым видом. Кристине от одного взгляда на неё жутко хочется её обнять, погладить и сказать на ухо самые ласковые слова, но нужно же играть дальше. Она ставит чашки на стол и многозначительно глядит на девушку, мокрые пряди которой забавно обрамляют красивое лицо. — Прости... — взгляд отводит, мнётся; Лиза сейчас выглядит точно как провинившийся лисëнок. — За что? — в удивлении выгибает бровь, сдерживая улыбку, руки складывает на груди. Как интересно. — За то, что называла пассивом... — бурчит, дует губы; и Кристина готова подарить ей все шоколадки мира, но тут Лиза продолжает. — Но это ведь правда! Захарова хмурится и Андрющенко прикусывает язык, но та к ней подходит почти вплотную и нежно-нежно касается губ своими, кладя ладонь на щеку. Лиза слабо вздрагивает, протягивает ладони к талии Кристины и обнимает, ощущая её тепло. К этой близости так просто привыкнуть, хотя изначально это казалось невозможным. — Не правда, — приподнимает уголок губ, смотря точно в лесные глаза; и те сокрушенно смаргивают, словно кивают, принимая поражение. Кристина улыбается, поворачиваясь к буфетному шкафчику и достает оттуда молочный шоколад. Лиза же, стоя на ещё не совсем устойчивых ногах, заглядывает ей за плечо и вскидывает брови, когда та поворачивается обратно и протягивает яркую сиреневую упаковку. — Ты купила шоколадку?.. — хлопает длинными ресницами и смотрит на Захарову, которая отпивает чай. — Там ещё три штуки, — внимательно наблюдает за индиго с улыбкой. Лиза мешкается и зарывается рукой в волосы, отворачиваясь. Это слишком мило. Кристина знает, что та любит сладкое, в особенности шоколад; и её внимание буквально растапливает сердце Андрющенко, хотя, в её случае, оно давно растопилось и без этого. Захарова видит это стеснение, и ей глубоко фиолетово на всë остальное, когда она притягивает Андрющенко к себе, садя её на свои коленки, а пальцы скрещивая спереди в замок. Лиза вздрагивает, тёплое дыхание обдает её затылок и часть шеи, а щека, лежавшая на её плече, ощущалась ещё более горячей. Индиго берёт чашку чуть подрагивающей рукой и отпивает напиток, как тут её с задней стороны начинают покрывать мелкими поцелуями. Кристина едва касается губами открытого от футболки участка кожи, вдыхая носом её аромат. По телу снова проходит электрический заряд. — Лиза... — шепчет где-то под ухом, в который раз прижимаясь губами к бледной коже; и звучит это так нежно, так по-особенному, что Лизе хочется кричать. Она впервые назвала её по имени. — М-м-м? — уже раскрыв шоколадку на столе и положив кубик в рот, девушка бросила взгляд на неё искоса. Захарова сейчас бы разрыдалась от всего своего спектра эмоций. И она даже не пьяна. Ей не хочется отпускать индиго ни на секунду, была бы её воля, она бы просто пришила её к себе, либо же уменьшила до дюйма каким-то специальным инструментом в виде игрушечного пистолета с лампочкой и носила бы в кармане рубашки — в том, что над сердцем. Она не отвечает. Индиго молча подтягивают на себя поудобнее, а та протягивает кусочек шоколада к губам Захаровой. И Кристина чувствует, что она наконец-то дома.

***

Спустя несколько дней привычного режима, в одну ночь соседки принимают решение посвятить её марафону старых фильмов. Первой, конечно же, выбирает Елизавета; а Захаровой только в радость доверять её вкусу. Сваренное индиго какао согревает их и они жались друг к другу, сохраняя это тепло в своих свитерах, ведь отопление в квартире слабое; но и эта черта их квартиры придавает некий шарм обстановке, не говоря уже о том, что обоим не требуются оправдания, чтобы обниматься под одеялом. Эта недосказанность, как ни крути, витает в воздухе — однако индиго хватает того, что есть сейчас, она не желает выяснять отношения, ей не нужно подтверждение или что-либо ещё, ей просто хорошо с ней и этого достаточно; а Захарова просто не хочет думать о чём-то, кроме того, как приятно ощущать на своей груди вес Андрющенко, её тепло и запах. Двери слетают с петель, стоило Лизе захлопнуть ноутбук и зевнуть, убрав его с целью уйти спать. — Давно не виделись, Шума! Шума? Что-то напоминает... При звяканьи цепей страх окутывает Андрющенко с головы до ног. История повторяется. Люди в такой же одежде, такой же звон оружия, такой же способ проникновения в жилище... Такой же пистолет, направленный на Захарову, у которой своего нет. Это комната индиго. — Парень, успокойся, — голос девушки спокоен, не выражающий никакой паники; она поднимает руки вверх, смотря тому в глаза, — сделай одолжение, положи игрушку на место. Ты же знаешь, что с вашей компанией будет, прихлопни ты меня. — О да, знаю, — амбал крутит в руке пистолет; он стоит с восьмью такими же, в черных одеяниях и масками на лицах. — Обогатимся. За тебя выставили кругленькую сумму. Глаза Кристины непроизвольно расширяются, что становится не понятно, она злится или находится в шоке. — Ох, а ты не знала? Давно не заходила на рынок? — в голосе издёвка. Чувствует себя в выигрыше. Будь у Захаровой под рукой хотя бы что-то, она мигом бы его грохнула. Но их девятеро. Любое движение на выход из комнаты равняется самоубийству. А тот факт, что здесь стоит почти приросшая корнями к стенке от липкого страха индиго, сердце сжимается. Она бы не хотела, чтобы Лиза видела потасовку своими глазами. — Кто сдал? — Захарова излучает уверенность даже под дулом пистолета, хотя в её ситуации лучше было бы помалкивать и делать то, что скажут. Откуда-то она знает, как и с кем нужно себя вести. Это чутье наработанно годами. — Разве для тебя это имеет значение? — глупо; мужик тратит время на пустые разговоры, чтобы подольше чувствовать себя победителем. Кристина ухмыляется. — Уже, видимо, нет. Ну, стреляй. Чего ждём? — индиго метает на неё взгляд полный ужаса, но голубые глаза не выражают ничего, смотря прямо в душу противнику. Остальные уходят грабить квартиру. У Захаровой созревает стратегия. Сейчас она заговорит ему зубы, затем выбьет оружие, когда он останется один и всë пойдёт, как по маслу. Но одно она не предсказывает. Срабатывает гребанная сигнализация на улице. Из зала слышится голос. — Мочи её и валим!.. Выстрел точный, только не в того. Андрющенко вскрикивает, сжавшись пополам и чуть не упав. Боль пронзает абсолютно всë тело до мозга костей. — Ты что наделал нахуй?! Знаешь хоть сколько слежек за ней?! Она же кинговая, ублюдок! Трёхэтажные маты и спешный спуск в попытке сбежать, позорно не выполнив свою миссию. Но Захаровой плевать на весь шум, ведь она сидит на коленях и плачет над телом Андрющенко, которая едва дышала. — Лиза... Тш... Потерпи, — слезы катятся по щекам и падают на чёрные волосы, лежащие на её руках; слезы тревоги и одновременно гордости за то, что на той одет чертов бронежилет. — Скоро приедут... Не засыпай, прошу... — Я просто магнит для пуль?.. — тонким голосом и с усмешкой, едва слышимо, но Крис слышит и горько улыбается, вспоминая первое огнестрельное ранение девушки. — Луночка... — Захарова гладит её руки и прижимает их к своим щекам; индиго скалится через неимоверную слабость, стараясь не закрывать глаза; и не для того, чтобы не потерять сознание до приезда скорой помощи, а для того, чтобы подольше посмотреть на Кристину отсюда. — Ты такая красивая, — зубы Андрющенко всë же окрашиваются в красный; но Кристине настолько плевать на всë, что сейчас происходит вокруг, ведь самое страшное осталось позади. Эта язва выжила после того, как закрыла её собой. Кристина и подумать не могла, что та настолько сильно её любит. — Иди в пизду, Лиз, — Захарова наклоняется вниз и их губы встречаются. Металлический привкус вперемешку с табаком и шоколадом — интересное сочетание. Индиго прикрывает глаза и еле отвечает, пока родные руки убаюкивают плавными поглаживаниями по голове. — В твою? — Блять, ты заебала, почему именно сейчас? — голос Кристины насилу ломается в тихом смешке; её глаза блестят от слез и чего-то ещё, и Лизе так нравится просто смотреть на неё, но в сон клонит неминуемо. — Я всегда за, — наклон головы в бок и она вновь прикрывает глаза со слабой улыбкой. Пуля не проходит защиту. Крови нет. Но если Вы спросите у Лизы, каково это, когда в тебя летит пуля — и не просто в плечо, а именно в грудь, — она бы ответила, дескать, как будто две тысячи ударов молотком по солнечному сплетению, дышать трудно, но ты терпишь; падать солдатиком спиной на землю примерно на одном уровне с пулей в бронежилет. Однако она готова получить ещё бесконечное множество таких, лишь бы Кристина чувствовала себя хорошо. — Дурная... У меня ведь такой же всегда на мне перед сном, — гудит Захарова, и Лиза цыкает языком о нëбо. — Не порть романтику. — Ты чуть не сыграла в ящик. — Но всë ведь хорошо закончилось, — улыбается; и эта её простота просто убивает Кристину медлительными ножевыми. Скорая мчится вместе с разведкой, которая и устанавливает след ворвавшихся.