двойной красный

— В смысле? — по голосу заметно, что парень хмурится. — Ты? — Я. Еду сейчас в офис к боссу. — Это точно моя сестра? «Нет блять подменили инопланетяне.» — Сука, Дэн. Я серьёзно. — Переубеждать тебя не стоит, да? — Ага, — слабо усмехается, заезжая в знакомый переулок; с надеждой в голосе уточняет. — Ты ведь уже там? Парень вздыхает, понимая, что предстоит. — Так и быть, встречу тебя, — сдается Денис, а Кристина облегченно выдыхает. Просто присутствие брата в кабинете босса служит большой поддержкой. — Жду, — отключается. Они скучают друг по другу, ведь всегда были рядом, проводя вместе всë детство и заработав множество воспоминаний. Пожав руки, брат с сестрой заходят в здание. Лишь в коридоре он всë же решает спросить, а не ходить вокруг да около — чтобы знать, как вести себя с отцом или вдруг он сможет помочь советом. — С чего ты решила отступить? Ты же никогда не бросала задания, — Захарова вздыхает, щипая переносицу. И как это объяснить? Как, черт возьми, сказать об этом остальным? — Мне не сложно, ты не подумай, просто... Возникли некоторые обстоятельства, — подбирает слова, шагая к парадной. — Тебя шантажируют? — грозно; но взгляд добрых глаз его вылитый как у мамы. — Пф, нет, — усмехается, поправляя свою зимнюю кепку. — Ничего такого. Я просто не хочу браться за это дело. У меня ведь есть право выбора, так? — Не может быть, чтобы ты так резко захотела проиграть, — ухмыляется; а мозг Кристины судорожно накидывает оправдания. Врать брату сложно, но возможно. — Слишком много у кинговой преследователей... — тянет по словам, смотря в потолок. — Да-да, я помню, что недавно говорила тебе «в этом и прелесть», но... — не получается. Блять. — К черту, ты серьёзно смог бы жить с типичной мерзкой мажоркой, так ещё и со своей жертвой в придачу? Дэн, я заебалась, — говорить подобное о ней крайне неприятно, но если она спалится, то настанет тотальный пиздец. — Не знаю, у меня не было опыта, — задумывается, кладя руки в карманы. — Я бы придушил её во сне. — Вот... И я о том же. В кабинете босса пахнет тошнотворной арабикой. Степан перебирает подписи, поднимая взгляд на открывшуюся дверь. — Кристина, славно, что ты здесь, — мужчина привычно скрещивает пальцы под щетиной. — Как раз планировал тебе позвонить. Жанна приехала. Голубые глаза округляются, а мысли, которые она вынашивала всю ночь и репетировала раз сто, напрочь вылетают. Она сдержанно кивает, испепеляюще глянув на предателя-Дениса, который не сказал ей первым. — Ты что-то хотела? — Да, босс. Я... — глотает язык, тело покрывается ледяным потом от накатившего волнения. Степан выжидающе смотрит. Она впервые делает это. Впервые отказывает в чём-то ему и, соответственно, всей мафии. Ей становится стыдно, невероятно стыдно, но она отпихивает это чувство назад подальше, освобождая место для наиболее важного, наиболее сильного и срывающего крышу, заставляющего идти на, казалось бы, немыслимые поступки — любовь. — Я отказываюсь от миссии, босс, — жмурится; за этот поступок ей сразу же прилетит ядерный удар, Солнце взорвётся, а Вселенная схлопнется. Предчувствие примерно такое. Пусть они больше никогда не увидятся. Пусть Андрющенко её возненавидит. Пусть она больше не почувствует её дыхание в волосы по ночам. Лишь бы Лиза была жива. Она убережёт индиго хотя бы от себя. Дальнейшие отношения с Захаровой чреваты ей тем же, что случилось с её матерью. Это не избавит её от опасности, но Кристина знает, что будет делать. — Ты ведь понимаешь, что подставляешь нас, верно? — медленно гудит мужчина, а девушка морщит лоб, кусая губы. Она физически чувствует давление чужого взгляда, конечности будто цепями сковывают, а воздух перекрывают. — Андрющенко отправят за тобой слежку, и если ты провалишься, то они с лёгкостью выйдут на нас. — Даже так, я не сдам мафию! — вырывается у неё отчаянно; она, как верный пёс, готова под самыми страшными пытками партизански молчать. — Тебя просто ликвидируют, — «убьют»; голос отца непринуждённый, таким образом ещё сильнее вселяющий угнетение; Захарова хочет провалиться под землю, только бы не чувствовать этого; того, чего боялась всю сознательную жизнь. — А если нет, то просто выбросят в подворотни, где ты убого сляжешь под забором. Ты потеряешь семью, Кристина. — слова ножом водят по сердцу; мафия — это всë, что у неё есть, и она забирает самое дорогое. Идти против воли отца воспринимается ею как что-то сумасшедшее, разъедающее изнутри самым ужасным раствором. Но Захарова готова отказаться от всего. Она давно приняла, что обречена на раннюю смерть так или иначе; что уж говорить, тут все живые мертвецы. Но даже так... Она будет скрытно защищать индиго. Чего бы ей это ни стоило. — Я не изменю своего решения... — голос предательски дёргается; брат смотрит на это всë и не имеет права вступиться без весомых аргументов. Кристина безоружна перед отцом, как физически, так и морально. Давящая тишина врезается в виски. — Что ж, хорошо, — Степан отодвигается от стола, слишком легко произнося эти слова. Захарова вздрагивает всем телом, чуть покачнувшись. — После первого января ты свободна. Хорошо? — После Нового года?.. — смаргивает, зачем-то переспрашивая. — Я подготовлю тебе визитку, как и в прошлый раз, — закуривает; Кристина тупо смотрит на то, как отец делает затяжки. — А... Поняла, — кивает себе под нос, уже разворачиваясь к двери, чтобы удалиться. Сердце забывает сделать удар. — Можно узнать причину твоего отказа? — наконец спрашивает Степан, хотя Кристина молилась всем Богам, чтобы он этого не делал. — Нет желания, — отрезает; сказать это гораздо проще, нежели <«Я не справляюсь». Она быстрым шагом вылетает из кабинета, не дождавшись реакции и своего брата, бежит к гостевой комнате, где обычно останавливается Жанна. Кулаки сжимаются, хочется разодрать себе горло. Она распахивает лакированные двери в обычную гостевую, где на обшитом красным бархатом диване мирно сидит женщина, повязывая шарфик. — Мама... — словив на себе взгляд, девушка бросается в тёплые объятия. — Здравствуй, Кристиночка, — тихо смеётся, обнимая дочь в ответ. — Задушишь же! — Мамочка... — ослабляет крепкую хватку, одними пальцами сжимая чужие плечи. — Как ты, моя хорошая? — женщина чувствует, как плечо намокает, и кладёт ладонь на светлую макушку, голос становится обеспокоенным. — Что случилось?.. — Я просто очень соскучилась, — отстраняется, выдавливая улыбку и вытирает солёные дорожки, но слезы всë равно льются. — Мы не виделись с сентября всего, — улыбается, обнимая дочь вновь и тем самым вызывая новую волну. Девушка сама устает от эмоций, которые вовсе не привыкла испытывать; за последние пару месяцев испытав и проревев больше, чем за все двадцать два года. — Я так устала, мам... — сиплый голос дрожит. Жанне печально видеть страдания дочери. Ещё с замужества, когда они сами с мужем начали строить бизнес с нуля, который и вправду стартовал с гостиничной фирмы, она знала, что Степан — опасный человек, готовый идти по головам, либо отрезать эти же самые головы. Но она полюбила его. И если бы кто-то свыше подал знак, что её дети будут замешаны в криминале, если бы кто-то из будущего ей сказал, что всë выльется в то, что вылилось — она отдала бы всë, чтобы отговорить мужа от той злополучной сделки. Но времени не повернуть назад. — Ты очень сильная... — родной голос говорит тихо, успокаивающе; но Кристина не может оставить всë, как было. Она не может не думать о том, как будет смотреть в глаза цвета летней зелени глубокого леса, которые с любовью заглядываются в её собственные. Только представив индиго, когда ей придётся её покинуть, сердце содрогается в бешеном ритме, намереваясь выскочить. На всëм белом свете только перед матерью она могла показаться слабой. Однако с недавнего времени в этот короткий список добавился ещё один человек. — Мамочка... Я не справляюсь, — мотает головой, всхлипывая. — Ты со всем справишься, доченька. Я всегда тебе помогу, — женщина мягко гладит трясущуюся спину девушки.

***

— Что ты делаешь? — Захарова нахмурилась, наблюдая Михайлову, выходящую из её кабинета. Кристине требовалось сменить экипировку и забрать некоторые вещи. Она вздрогнула от неожиданности, медленно повернулась назад; её глаза были напуганы, а руки держали какие-то бумаги. — Кристина? Я не знала, что ты здесь... — оттягивала ответ; Захарова шагала к ней, не оставляя шанса сбежать и выхватила из рук папку, смотря на её содержание. «Дело Елизаветы Андрющенко.» Документы, которые содержали в себе подробности миссии Кристины и информацию об индиго. — Откуда у тебя..? — непонимающе подняла взгляд, но тут... Пазл сложился. «Шума, это твои ключи от кабинета в бардачке в приёмной?» — сообщение от Платка ещё перед пробным выстрелом в Лизу. Она застыла, ошарашенно глянув на Юлию. — Это не то, что ты подумала! — замахала руками, на её глазах почему-то выступили слезы, а голос сорывался на крик. — Успокойся, просто объясни, нахер тебе... — спокойно начала Кристина, складывая документы обратно в папку, но её перебили. — Они узнали адрес из-за твоей неосторожности, я не виновата!.. — орала так громко, что услышал бы весь квартал, если б не шумоизоляция. — Кто «они»? — прищурилась, вглядываясь в зрачки, на губах появилась усмешка, смешанная с отвращением. Вот оно как. Михайлова замолчала, а затем на эмоциях резко достала оружие, направляя ствол прямо в Захарову. Шумахер ухмыльнулась, поджав губы. Как глупо. Здесь ведь куча охраны. — Зря, — быстрые движения, звук падения выбитого пистолета. — Мы ведь были товарищами... — прошептала, приставляя кинжал к шее прижатой у стены Юлии. — И ты, крыса, заказала на меня киллеров? — Я не делала этого, — лгала, смотря в холодные глаза напротив; Захарову просто выносило с её ущербности. Но она не сорвалась. Не было банально сил. Всë так же держала острие, ниже чуть нажимая, чтобы та не посмела даже пискнуть; и просто достала телефон из кармана, набрав Анастасию. — Алло, брат, — смотрела в сторону коридора, откуда к ним уже направлялась охрана, — подходи ко мне. У тебя новый кролик. — В смысле? Кто-то из наших?! — Настя в ступоре закопошилась. — Ага, — бросила взгляд на Михайлову, которая кусала щеку и сжимала кулаки. — Одна актриса. Вскоре девушку повязали и потащили вниз в подвал. Мерзкое послевкусие этой потасовки преследовало Захарову до самой машины. Она никак не могла ожидать, что Юлия настолько гнусная и, самое главное, тупая. Считать, что тебя не вычислят и так мастерски лгать всë время — это нужно уметь. Кристина никогда не понимала, что у таких людей в голове и чем они руководствуются, прежде чем творить подобное. Она сама ещё та лгунья, но... В ней нет подлянской жилки. Возможно, она бы давно достигла успеха, имела бы её при себе. Что было с Платком Кристина даже представлять не хотела. Во-первых, ей плевать, а во-вторых, то, что делали с предателями в мафии, лучше не знать. Она была свидетелем как-то подобной пытки, и некоторые изощренные сцены снятся ей по сей день. Садясь в машину, ей необходимо было покурить. Больше всего её не отпускало сами знаете что; Захарова понимала, что было гораздо легче тогда, когда она думала, что сможет сразу же уйти. Но ждать праздников и всë это время находится с ней, зная, что уйдёшь... Это гораздо тягостнее.

***

— Ты вернулась! — Андрющенко при звонке сию же минуту раскрывает двери, обнимая ту за шею. Прошло двенадцать часов с момента, как Кристина уехала, и Андрющенко успевает позаниматься всем, чем угодно. В квартире убрано, вкусно пахнет чем-то со специями, из комнаты девушки доносятся легкие испарения акрила от футболок. Она даже разговаривала по видеочату с Мишель. — Привет, лисенок, — голос уставший; обнимает несильно за талию в ответ. Куртка посыпана мелкими снежинками. — Я же холодная. — А я горячая, — улыбается; Кристине даже спорить не с чем. — Будешь ужинать? Я знаю, что будешь. Это не обсуждается. Опять не ела весь день, я тут волнуюсь, между прочим! Захарова слушает её, опустив взгляд на губы и выдыхает. Индиго ждала её. Каково ей было бы, если б Кристина не вернулась сегодня? — Мне хватает твоих губ, — тихо-хрипло. Лиза замирает, а затем отстраняется от неё, бросая невнятно что-то вроде «дурёха» и идёт на кухню, заливая чай. Захарова смотрит ей вслед и снимает верхнюю одежду с обувью, направляясь по пятам. Сюда хочется возвращаться. На столе стоят тарелки острой пасты с грибами в сливочном соусе; индиго ставит чай в чашках и садится за стол с улыбкой. — Как там дела? — подпирает щеку кулаком, отпивая напиток. — Да так, хуйня одна произошла... — садится напротив, перебирая пальцы и рассматривая их, будто видит впервые. В белых шрамах, кулаки твёрдые после боев голыми руками и избиений несчастных стен, короткие ногти аккуратно подстрижены. — Это несерьёзно. — Рассказывай, — нанизывает шапочку гриба и кладёт его в рот. — Тебе правда интересно? — поднимает взгляд в лесные глаза впервые за вечер, и те кивают, с любопытством смотря в ответ. Она вздыхает. На душе светлеют проблески тепла. Как можно быть такой? — Меня подставила моя... Коллега. Мы были, типа, подруги. Я сама проебалась в том, что забыла забрать ключи, но не думала, что она их прикарманит себе. В итоге она всë это время копалась в моих личных вещах и хуй знает, как ими распоряжалась, — смотрит вниз, иногда кивая себе под нос. — Это ужасно, солнце... Ты тут ни при чем, ты ведь ей доверяла, — индиго хмурится, рассуждая с набитым ртом и жестикулирует вилкой. — Она идиотка, что потеряла такого друга, как ты. Надеюсь, её уволят за этот поступок. — Уже, — поднимает уголки губ, глядя на неё; а под пристальный ответный взгляд берется за трапезу, попутно продолжая. — А у тебя как дела? — Нудно. Я поделала дела по дому, домашку по математике написала, порисовала, почитала, поиграла на гитаре, поговорила с клиентами, — перечисляет, загибая пальцы, — с Мишель болтали по телеге, она маску мне новую показывала. А вообще, я скучала. Тебя не было так долго... Кристина сводит брови, чуть дуя губы, копируя её выражение милого лица. Хочется пообещать, что такого больше не будет. Хочется вырвать ей глаза, чтобы она не смотрела ни на кого. — Я тоже скучала по тебе, малыш. — Эй! — супится недовольно, складывая руки на груди. — М-м-м? — пробует соус в пасте, наматывая лапшу на вилку. — Я уже запатентовала право на это слово, только я тебя так буду называть. — Лиза... — улыбается, потирая глаза; она не может сдержать тихий смех от того, как комедийно выглядит сейчас их разговор. Индиго такая... — Скажи спасибо, что не детка, — бурчит, закидывая ногу в позе «у барной стойки» и задирает нос, одним глазком поглядывая на Кристину. — А то я могу. — Боже, нет! — смеётся сильнее, протестующе махая руками. — То-то же. Андрющенко заканчивает раньше и уходит к себе дочитывать последние главы той книги, а Захарова сидит ещё некоторое время за столом, глядя в окно. Она знает, что не сможет сделать Лизу счастливой. Потому что Лиза особенная. Она заслуживает поцелуи на крыше под закатом, заслуживает песню, посвященную только ей, заслуживает свадьбу на берегу моря, заслуживает... Все самое лучшее. Все, чем не обладает Захарова. Она будто противоположность тому, кого заслуживает индиго. Мысли об этом делают больнее, врезаясь в самое сердце, но оттого становится будто бы спокойнее, что Лиза рано или поздно будет в надёжных руках. Кто-то ей подарит всë то, чего она заслуживает; а Кристина будет тихо её оберегать. Она счастлива, если счастлива она. И это непременно случится, ведь её жизни теперь не угрожает самый опасный человек, фигурирующий во всех криминальных газетах как «неизвестный» — Кристина Захарова. Слез больше нет. Остаётся черная дыра, всепоглощающая пустота и тяжкий ком. Девушка проходит по коридору в комнату чуть дальше своей и, зайдя в неё, тихо идёт к кровати. Андрющенко читает книгу в руках, как тут светлая голова ложится ей на коленки, а затем приобнимает за пояс. Лиза с шоком смотрит, не сдвигаясь. Лишь опускает ладонь к красивым волосам, нежно гладя их и заправляя за ухо. — Что такое? — с ухмылкой спрашивает, отклоняя руку с книгой в бок. — Ничего, — прикрывает глаза, наслаждаясь тёплыми прикосновениями любимых рук и утыкается носом в низ её живота. Индиго слегка вздрагивает, продолжая гладить; отставляет книгу и обнимает всем телом, наклонившись. Она видит, как её что-то беспокоит, но не знает, что именно. А так хочется, чтобы та ей доверяла... — Я приму тебя всю без осуждения, — шепчет, трепетно касаясь губами уха. Эти слова она запомнит навсегда. Даже когда придётся попрощаться, она не забудет той искорки, которая стала её смыслом. Захарова жмурится, шмыгая носом и молчит. Останавливают лишь мысли о том, что «так будет лучше.» «Знала бы она, где я работаю... То приказала бы пристрелить меня нахуй...» — Ужин вышел очень вкусный, — переводит тему, прижимаясь ближе. — У тебя золотые руки. — Ты уже говорила, — улыбается, аккуратно разделяя мягкие пряди, — и не только за столом. Уши краснеют в миг, а сама Кристина недовольно поднимается, поднимая и взгляд. И это ощущается, как гром среди ясного неба. Глаза Лизы горят, с такой нежностью и любовью всматриваясь в ледышки напротив, заставляя их таять в кислотном ливне. Захарова касается её шеи ладонью, наклонившись к губам и с трудом выдыхает, словно нерешаясь; словно они вернулись на несколько шагов назад. Лиза затаивает дыхание, наблюдая, что будет дальше — она думает, что Кристина снова разыгрывает её и сейчас будет целовать куда угодно, но не в губы. Однако Захарова прижимается к ним, осторожно сминая их, не задействуя язык; поцелуй такой мелодичный, что его можно сравнить с Лунной сонатой Бетховена. Да, именно так. Свет гаснет благодаря протянутой руке Кристины, окутывая комнату в ядовитый мрак.