двойной красный

Кристина копается в своём бельтбэге, лазит по карманам в куртке, заглядывает даже в рюкзак. Потрескавшиеся на морозе губы образуют мелкие трещины с засохшей кровью. — Блять, да где же она… — как тут её разворачивают за плечо и притягивают в поцелуй. Захарова замирает, но руки как по призванию падают на тонкую талию, чуть сжимая пальцы. Девушки уже собранные стоят в коридоре, готовые вот-вот выезжать. Вишнёвый вкус мягких губ вкусно сочетается с таким же вишнёвым табаком. — Снова стырила мою гигиеничку, — отстраняясь с придыханием, Кристина украдкой смотрит в тёплые глаза. — Я не виновата, что она такая вкусная! — демонстративно облизывается Лиза и мычит, будто пробует деликатес. — Хорошо, — Захарова тихо смеётся, — забирай. Новую куплю. — Нет!.. — Андрющенко убирает руки с плеч соседки и складывает их на груди, пока та вопросительно выгибает бровь. — Я хочу быть твоим увлажнителем для губ. — Ты уже, — улыбается, даже не смущаясь; сейчас её цель слегонца другая. Глаза опускает, наглядно разводя руками. — Я потекла вон. Лиза тупит взгляд, а затем щурится, наклоняясь к вздернутому носу напротив и нежно прикусывает его. Кристина млеет, распахивая глаза. Она снова обыгрывает её в соревновании по смущению лишь потому, что характер Захаровой знает намного лучше, чем сама Захарова. Казалось бы, Кристина знает об Андрющенко всë, когда та не знает о ней практически ничего — тот же возраст. Но её поведение, эмоции, язык тела и реакцию Лиза знает просто на отлично; чего не сказать о Кристине, которая понятия не имеет, как действительно смутить индиго. Какой парадокс. И проигрыш Лизе ощущается как что-то слишком неестественное. От осознания того, что клишированные фразочки, по которым она обычно сражает всех на повал, не работают… Разыгрывается интерес. Она больше не гасит его. Захарова дает слово, что позволит последним дням в этом году остаться самыми лучшими. Андрющенко липнет к ней, как липучка. Она влюблена. По факту отпуская весь тяжёлый груз с души, который она таила в себе, тем самым отворяя эти громоздкие заржавелые ворота, ей становится гораздо легче; особенно от понимания, что она теперь не одна, что её не бросят и в открытую душу не плюнут. Что её принимают и, вроде как, даже любят. В этом она не сомневается, пусть ни разу и не слышала в свой адрес заветные слова. — Так, поехали, увлажнитель… — Андрющенко в ответ ухмыляется, подхватывая её за руку.

***

— Ну наконец-то! — хлопает в ладони Мишель, открывая двери. — Только вас и заждались! Дом Идеи впрямь похож на картинную галерею, только вот по полкам и на шкафах расставлены разные оборудования, а по стенам развешены плазмы. Панорамное окно открывает вид на весь город, Захарова может разглядеть отсюда даже офис мафии. Индиго здоровается со знакомыми лицами, остальные же кучкуются по углам в больших компаниях, шумно общаясь — здесь собрана треть университета точно, ведь масштабы жилища позволяют. Вдали можно заметить Киру с той черноволосой медсестрой, которая не раз выручала их. Они успели подружиться? При виде индиго Кира поднимает бокал, со дна которого только что допила остатки какого-то напитка ярко-оранжевого цвета, подзывая пальцами. За жестом Медведевой следуют взгляды зевак и уже все в округе нескольких метров с интересом пялятся на стоящих на пороге Лизу и Крис. — Приветики, — индиго улыбается лучезарно, ведя Захарову под локоть; Кристина оглядывает помещение и столы, взглядом цепляясь за алкоголь. — Мы для вас тут место приготовили, кисуль, — Кира хлопает по фиолетовому пуфику рядом, и Лиза не задумываясь падает в него, утягивая за собой и Захарову, так, что она оказывается сверху. — Сука, — Кристина сползает с неё в бок, но рука индиго всë равно продолжает покоиться на её плече. — Спасибо, — Андрющенко улыбается, пожимая протянутые руки. — Ура, Юлька тоже здесь! — Чекушка в деле, — Чикина намешивает коктейль в бокале, заранее бросая взгляд на Захарову. — Бахнем? — Нет, я не пью, — Кристина даже рукой воздух отрезает, мотая головой. А Лиза смотрит на неё такими глазами… Её берёт гордость за Захарову. Внутри становится приятно от того, что та держит слово. Юля пожимает плечами, залпом отпивая коктейль. Кира удивлённо вскидывает брови и хлопает младшую по спине, когда она подавилась. — Ну ты даёшь, цыплёнок, — близко; Лиза переглядывается с Кристиной, и в их глазах читалось одно. Нихуя себе. «Перестрелка в баре породила пару.» Все общаются, танцуют, музыка орёт из колонок — натуральная вписка, ещё и с поводом — что может быть веселее? Андрющенко заводит разговор абсолютно с каждым, кто находится в радиусе пяти метров, и утягивает в него Захарову, ведь знает, какая она на самом деле общительная. Это было бы очень мило с её стороны, и Кристина всë равно ценит эту некую заботу, но здесь не играет роль её стеснительность или что-то типо того. Нет смысла общаться с кем-то, кого, скорее всего, больше не увидишь. Спустя приличное количество времени из-за угла этого огромного зала показывается Мишель, держащая в зубах сигарету, решительно направляющаяся к ним. Гаджиева чуть ли не переступает через головы, из центра подавая голос. — Лизка-а-а!.. На помощь! — берет фильтр между пальцев, выпуская облако дыма прямо в лицо какому-то парню. Индиго привстает, глядя в её сторону, а затем наклоняется к Захаровой, которая тоже не отстает, собираясь пойти за ней. — Я сейчас приду, отдыхай, — улыбается, сразу же вовлекаясь в эту толпу и Кристина почти что теряет её из виду, вздыхая. Без неё тут делать ей особо нечего, ведь заводить знакомства ей ни к чему, но… Знакомство заводится само собой, когда Юля с Кирой уходят на кухню покушать, а к ней подсаживается длинноволосая брюнетка, протягивая ладонь в нарощенных ногтях. Кристина скептически наблюдает за рукой. — Таня.

***

— Шо помогать? — индиго потягивается, хрустнув спиной. — Так, — Мишель ставит прямо перед ней коробку с разными праздничными ободками. — Выбирай себе, что нравится, а остальным надо раздать. Фотки получатся опупенные! — Ухты, — первым Андрющенко попадается на руки ободок с белыми лисьими ушами. Его же Гаджиева достаёт оттуда и одевает на девушку. — Не клевай, — щелк по носу. — Это для тебя создано. Мишель находится уже в другой части комнаты с Виолеттой, о чём-то болтая и параллельно вынося ящики с бутылками пива. — Смысл этих парней здесь, если они не помогают дамам?!.. — слышится отдалённо голос Малышенко. Лиза подхватывает сразу весь ящик, который на самом деле легче, нежели казался по габаритам. Она сделала это быстро, просто поднося к каждой пьяной тушке под нос ободки; а те брали, даже не смотря, уже обдолбанные. Когда дело доходит до их компании, Лиза замирает в ступоре. В углу диванчика сидит Бурая Таня и красит Кристине стрелки, находясь достаточно близко, чтобы… Чтобы что? Как бы Лиза не проклинала свою привычку думать слишком много, она не может контролировать это разрастающееся чувство ревности. Оно вызывает ощущение падения всех внутренних органов вниз, сердце пропускает удар, а с губ срывается очень нелестное слово. Она на вид спокойно подходит к ним с этим же ящиком в руках и протягивает девушке, держащей в руке щеки Кристины, ебанную маску из фильма «Звонок». — Только она осталась, — холодно ухмыляется и пожимает плечами. Бурая с удивлением принимает аксессуар, а Кристина поднимает свои до невозможности красивые глаза на индиго, не узнавая её. Что на неё нашло? Снова она новая перед ней, и Захарова готова проигрывать ей каждый раз, с каждым разом познавая её лучше. — А мне? — моргает очаровательно; ресницы подкрашены, как и губы прозрачным блеском. — Пойдем, вручу, — взгляд потемневших карих глаз острый, как клинок; но голос мягкий, театрально ласковый, отчего Захаровой становится как-то не по себе. Она же просто делала ей макияж. Но то, как со стороны Таня мило щебечет с ней, как кидает многозначительные взгляды, как приближается к ней, вырисовывая идеально ровные стрелки… Если бы индиго не дорожила Крис так сильно, если бы не доверяла ей хотя бы чуточку, она молча ушла бы, не проронив и слова. Однако сейчас она идёт с Кристиной через пьяную толпу студентов, крепко сжимая её руку, что, кажется, скоро послышится хруст. — Лиз?.. — Захарова чувствует рядом с собой какой-то неведомый вулкан, который вот-вот взорвётся. Ответа нет. Андрющенко сворачивает в туалет и, распахнув двери, буквально вталкивает туда Кристину; та пошатывается, едва удерживаясь за плитку на стене. Потирает запястье, покрасневшее от внезапной хватки. Голубые глаза бросают взгляд в спину Лизы, закрывающей двери на хлипкий замок. — Лисëнок?.. — ладонь намеревается опуститься на спину индиго, но та вдруг поворачивается, рывком прижимая Захарову к холодной плитке. Поцелуй. Такой требовательный и хлесткий, губы кусают в неистовом головокружении, заставляя ноги подкашиваться; блеск на губах беспощадно смазывается, длинные пальцы заправляют прядь золотистых волос за ухо, с напором углубляя его. И тут до неё, мать вашу, доходит. Секунда — и непонятливость испаряется из двух океанов, сменяясь ухмылкой и любопытством. Ревность Лизы это что-то с чем-то. Они так похожи, но такие разные. Только вот Андрющенко не скрывает того, что думает. — Я не собираюсь делиться, — голос серьезен, взгляд рассерженных глаз направлен точно в завлекательные; кажется, что в это мгновение в них больше холода, чем в ледяных Кристины. — Делиться? С кем? — Захаровой доставляет истинное удовольствие наблюдать за ней; она и не думала, что однажды окажется в такой ситуации, когда из-за неё не плачут и требуют извинений, а действуют прямо и решительно. — Со всеми, кому не лень, — скалится в сторону, хмурясь; клацает зубами от ужаснейшей ревности. Индиго такая… Ведёт себя открыто и до чёртиков мило, прямолинейно заявляя, чего она хочет. — Мне так нравится, когда ты ревнуешь, — Кристина наклоняет голову в бок, улыбаясь, гладит ладонью по её щеке. И Захарова не знает, как убедить её в обратном по причине того, что ей никогда не приходилось делать подобное. Но ей не дают даже минуты на подумать, тут же опускаясь вниз. Ловкие пальцы Лизы расстегивают её чёрные джинсы, спуская их до колен. Блять. Она даже не отрицает? — Индиго!.. — громким шепотом вскрикивает Кристина, ладонями пытаясь оттолкнуть её руки и плечи. Музыка снаружи глухо отдаёт в рёбрах битами, шумные разговоры ребят слышны здесь, хоть и не чётко, но слышны. Это всë разогревает адский всплеск адреналина, будто они две больные авантюристки, ходящие по тонкому льду. Не то, что бы Андрющенко не может возбудить её одними лишь поцелуями в губы, и… Не то, что бы ей не хотелось Лизу, особенно когда та предстаёт в своей шикарной чёрной рубашке, которая ей безумно идёт, но… «Не здесь же…» — Быть тише сейчас в твоих интересах, — строгий голос в миг заставляет остановить сопротивление; он слышится где-то снизу, Захарова смотрит на неё сверху и закусывает губу. Огненная макушка с гребанными лисьими ушами задирает зубами её худак, намереваясь оставить засос. Вторая рука Андрющенко протягивается под её одежду и сразу скользит под бюстгальтер. Кристина вздрагивает всем телом, руками пытаясь сзади ухватиться хотя бы за что-то, чтобы просто-напросто не упасть; но плитка идеально гладкая, отражающая синее свечение ламп, которое сделано для того, чтобы в туалете не кололись — родители Сверчковой достаточно предусмотрительны. Удивительно, что здесь никого нет. Заниматься этим здесь… Это так грязно, так неправильно и одновременно так страстно и возбуждающе — мысли Кристины путаются от любого касания индиго к её телу. Она готова раскрошиться в этом сумасшествии. — Я тебя н-ненавижу… — почти честно сознаётся Захарова, и с её губ слетает полустон, когда пальцы индиго прикасаются к её лобку. — Ага, я в курсе, — ухмылка так и сквозит в её интонации, пальцы на груди грубо сжимают затвердевший сосок, вызывая новую волну мурашек. Какая по счету волна? Кристина резко выгибается, впиваясь ногтями в плитку; длинные ресницы распахиваются, когда Лизин язык нагло промазывает к клитору. Она зарывается пальцами в рыжие пряди и чуть сжимает их. — Так любишь мне отлизывать? — произносится на рваном выдохе, в глазах мутнеет от накатывающих чувств. — Обожаю. Захарова закусывает губу в колющей неге. Язык индиго влажный, проворный; он достаёт туда, куда у Кристины и мысли не было попробовать — и это открывает всë новые возможности её голоса, который, как на зло, тише не становится. — Ты просто издева… — Захарова практически захлебывается в хриплом стоне, даже не договорив. — Нас же могут услышать, солнышко, — Лиза с притворным осаждением отстраняется от неё, продолжая своё дело пальцами; нежно водит вдоль, вокруг, но не входит, снова дразня. — Блять… — Кристина закидывает голову назад, скользя по стене вниз и сама уже насаживается на её пальцы; Андрющенко с легким удивлением убирает руку вовсе, поднимая взгляд на девушку. — Лиза!.. — Что? — бёдра Захаровой подрагивают, она едва стоит, но индиго не предпринимает ничего, чтобы помочь ей. — Если это из-за Тани… — тяжело дышит, функцию дыхания у неё словно кто-то отобрал. Даже имя этой девушки у Лизы вызывает неприязнь. — Ну ты же знаешь, я только твоя… Оу. Индиго смотрит пару секунд на неё, а затем расплывается в улыбке, обнимая её ноги. Кристина вздрагивает вновь, она чуть ли не задыхается от внезапных действий Андрющенко. Никто так не действовал на неё, ни у кого никогда не получалось сотворить с ней нечто подобное, хотя многие и пытались, никто, сука, не заставит её стонать так, как это сделает она. Захарова ощущает чужие пальцы снова в себе и её прошибает током от того, как же сильно она хотела ощутить их в себе. Они жестко толкаются внутрь, раздвигая мокрые стенки в жесте ножницы, входя глубоко и до ужаса метко, попадая прямо в точку, от которой у Кристины пространство затмевается. — Моя? — ласково повторяет Лиза, а Кристина кивает часто-часто, прикрывая глаза. Индиго опускается и делает небольшую паузу, губами сминая её клитор. Как тут… Дёргается ручка. Кристина затаивает дыхание, резво бросая взгляд то на бесполезный замок, то на Андрющенко, которая и не собирается доставать из неё свои пальцы. — Твои ставки? Слышится стук в дверь. — Какие нахуй ставки, индиго?!.. — круговые движения пальцами продолжаются, и Захарова буквально на силе духа сдерживается, кулаком постукивая по плитке. — Услышали или нет? — тихо заигрывает; ей будто плевать на всë, что происходит за этой дверью. Стук и голоса снаружи становятся погромче. Щеки Захаровой заливаются бордовой краской. — Лиза, твою мать, дай мне кончить!.. — пальцы то замедляют, то ускоряют свой ритм; дыхание спирает, кажется, здесь становится очень душно. — Ребят, тут занято, одну минутку, — Андрющенко говорит достаточно четко, игнорируя Кристину, которая сейчас просто сгорит. И ей действительно хватает одной минуты. Пальцы индиго ускоряют свои движения до максимума, и Захаровой не остаётся ничего, кроме как пытаться не грохнуться прямо здесь. Сладостный финал. Кристина не сдерживает последнего стона. Лиза вскидывает брови, с улыбкой поднимаясь и идёт спокойно к раковине, где моет руки. Захарова в спешке пытается натянуть на себя одежду, но руки едва слушаются. Наконец закончив, они выходят из туалета, однако за дверью уже никого нет. Лиза достаёт гигиеничку Кристины у себя из кармана, подкрашивая ею истерзанные губы напротив — цвет у неё вишнёвый, чуть поблескивает. — Пошли, а то заволнуются ещё, — Андрющенко подмигивает ей, надевая на светлую макушку ободок с оленями, а Захарова не в состоянии что-либо ответить, поэтому просто показывает ей средний палец.

***

— Где вы были? — Рони с Виолеттой гоняют который уже бокал. В зале все сидят на пуфиках и диванчиках, смотря на одной огромной плазме фильм «Один дома». — Да так, прогуляться решили, — Лиза приподнимает уголки губ, при всех показательно держит за руку Кристину; та опускает глаза в пол и слегка хмурится, ещё не оправившись. Говорят шёпотом, хотя никому они здесь уже не помешают — все бухущие в хлам и некоторые даже спят, однако их ни капельки не будят шутки, что звучат на весь зал из пьяных ртов, словно сирена. — Вы немного пропустили, — Вилка протягивает бокал с шампанским Крис, но та мотает головой из стороны в сторону, даже не глядя. — Она не пьёт больше, — шепчет на ухо Рони, а Вилка тянет длинное «а-а-а-а…» и допивает сама. — Надо покурить, — вдруг выпаливает Захарова. Индиго отпускает её руку, когда Виолетта уходит с ней на балкон; сама же с Рони идёт тихонько к остальным. Кира и Юля лежат в обнимку, на их шеях намотан новогодний дождик, а на головах надеты колпаки. Идиллия. Новогодний стол, на который все дружно скидывались, уже полупустой — значит, вкусный. Лиза пробует рандомный салат, похожий на цезарь. Захарова выходит на всë таких же дрожащих ногах, но уже увереннее, оглядывается по сторонам в поисках индиго. — Моя принцесска. Моя девочка, — снимая её на видео, Андрющенко закусывает губу, наблюдая на себе сразу несколько взглядов. «Пусть смотрят.» Мишель, сидя рядом в уголку, не может нарадоваться. — Мы просто гении, — складывает пальцы под подбородком. Наконец-то её день настал. Сколько эти двое отрицали вообще что-либо, связанное друг с другом? Вилка с Рони стукаются кулаками по обеим сторонам от Гаджиевой, разом решив, что их план сработал. — Выпьем же за это! — Малышенко разливает по бокалам пиво, как леди. Захарова благодаря Виолетте находит в толпе рыжую макушку и подходит к ней, садясь аккуратно рядом. Андрющенко во всю приобнимает её, намереваясь занимать лидирующее место как можно дольше, но Кристина в один момент цыкает языком о нёбо и садит её к себе на коленки прямо за столом, где находится большинство людей. Лиза ойкает и складывает руки в замок перед собой, стараясь не садиться полностью и соскочить, но Захарова удерживает её за талию, удобно подтягивая и сажая на коленки. Неловкость смешивается с приятным ощущением в груди; будто… Нет. Захарова на самом деле хочет, чтобы это видели все — каждая живая душа. Чтобы никто из присутствующих даже не задумывался о том, что к её Лизе можно катить что-либо, кроме губы. Но это только здесь и сейчас. Потому что среди пьяных-инфантилов-деток-богатых-родителей точно не найдется того, кто был бы… Достойным. Кому она смогла бы доверить индиго, когда уйдет. «Да кого я обманываю… — с нотками горькой усмешки проносится у неё в мыслях. — Никому бы не доверила.» У Лизы не бабочки в животе. Это табун танцующих слонов на пару с носорогами, которые скачут, ныряют бомбой и делают сальто назад одновременно. Тёплые руки Кристины покоятся на её талии, прижимая к себе, горячее дыхание опаляет сзади шею, а хриплый голос, разговаривающий с кем-то безликим в толпе, мягко раздаётся с левой стороны. Чертовски. Приятно.

***

Тридцать первое декабря подходит к концу. Бьют куранты, гудят фейерверки. Уже дома Лиза бежит на балкон и смотрит завороженно на небо, в котором ярко вспыхивают огни. Подошедшая следом Кристина заглядывается в её большие глаза, и ей не нужно даже смотреть вверх, чтобы понять, как это красиво — во взгляде Андрющенко отражается небесное представление. — С Новым годом, моя Луна. Шепчет хриплый голос во тьме, а вместо фейерверков в небо ей будто запускают столько же пуль в сердце. Горящих, болючих, пронзающих насквозь. Мысли об уходе перманентно преследуют её, но она отставляет их на второй план, стараясь жить, и она будто бы уже давно подготовила себя к нему, но, черт возьми, сколько уже можно заниматься самообманом? Однако ей плевать на себя. Она не подготовила Лизу. Лизу, чьи глаза сейчас горят от счастья. — С Новым годом! — улыбается так ярко, обнимая возлюбленную за шею. «Это лучший Новый год в моей жизни.» «Я работаю на мафию и должна тебя убить, но с моими чувствами произошёл какой-то сбой и я отказалась от миссии, поэтому ухожу?» И Кристина смотрит во мраке на неё печальными глазами, не имея ни малейшего представления, как вообще может язык повернуться сказать ей что-то такое. Она вздыхает, сглатывая ком в горле. — Открывай! — Андрющенко протягивает среднего размера коробку, как из-под обуви, упакованную в пергамент и замотанную в бантик тонкой белой лентой. — Значит, я первая, — усмехается, аккуратно раскрывая. В подарке оказывается бережно сложенная футболка черного цвета, но как только Захарова берёт её в руки, чтобы примерить, она расправляется во всей красе. Посередине изображён Человек-паук, нарисованный вручную. Кристина замирает, рассматривая рисунок. Он выглядит, как настоящий. Оттенки и узоры гармоничные, придают реалистичность, а сам контур несколько стилизован, что придаёт ему ещё больше оригинальности и дороговизны. Произведение искусства на футболке, сделанное своими руками так внимательно, ещё и с её любимым персонажем… — Эй, малыш, ну ты чего? — Лиза замечает пару блестящих слез, скатившихся по щекам напротив. Захарова шмыгает носом, вытирая их спешно. — Ничего, это… В глаз попало что-то, — оправдывается наитупейшей отговоркой, когда внутри бушуют смерчи с ураганами, больно выбивая из груди остатки самообладания. — Это просто… Самый лучший подарок на свете. Андрющенко довольно улыбается, кивая на дно коробки. — Это ещё не всë. Кристина шмыгает вновь и начинает раздражаться на саму себя из-за слабости; но не показывает этого, заглядывая ещё раз. — Блять, лис… — хрипотца в её тихом смехе звучит слишком обаятельно. — Ты серьёзно подарила мне розовые труханы в цветочек?.. — Гардероб твой поминальный пополнится хоть чем-то не чёрным, — наблюдает за лунными глазами в темноте. — Спасибо большое, — это настолько сильные эмоции, они почти что затмили весь настрой Захаровой. Она берётся за небольшой пакетик синего цвета со снежинками и протягивает его девушке напротив. — Это тебе. Лиза улыбается, загадочно всматриваясь в него и приоткрывает рот, округляя глаза. Кристина смотрит на неё с такой нежнейшей улыбкой, словно индиго — наимилейшее, что ей доводилось встречать. Они смотрят друг другу в глаза, улыбаясь. Лунные глаза Крис и солнечная улыбка Лизы. — Где ты такие купила?.. — шок в карих глазах отражается вместе с милыми митенками в руках. — Связала, — отвечает просто, наклоняя голову в бок; реакция индиго не заставляет себя ждать, выражаясь в вскинутых бровях, попытках что-то сказать, а затем в теплых объятиях. — Спасибо, я буду их носить каждый день… — тихо-тихо с улыбкой, поцелуй прилетает в щеку и чуть выше. Она меряет их на себя и удивляется, как совпадает размер; а Кристина внутри себя облегченно выдыхает. Не прогадала, когда сравнивала их ладони в пеших прогулках по снежным улицам. Лиза дарит ей поцелуй. Плавный, от которого сердце будоражится и кровь запускается по венам опаснейшим ядом, обжигающим всë внутри. Кристина отвечает на него, нежно обводит языком губы, проходится по деснам и лишь потом приступает к языку; пальцами гладит по затылку, к шее, по плечам — Андрющенко рассыпается от её умений, она будто сжимается в что-то очень маленькое и хрупкое, что-то, что бьётся безостановочно, а остальное без надобности растворяется в воздухе. — Лиза… — шёпот Кристины, когда она говорит вот так, звучит по-особенному невероятно. — Разрешишь? — Ты же ненавидишь меня, не забыла? — слабо ухмыляется, гладит по светлым волосам. — До смерти ненавижу. Но это не значит, что я не хочу сделать тебе приятно… Боже мой. Когда Захарова стала таким романтиком? Руки Кристины прокрадываются к одежде на Андрющенко, слегка нерешительно оглаживая её рёбра в ожидании ответа; и когда Захарова спрашивает, ещё и таким голосом, ещё и с таким видом… Другой вариант ответа даже не рассматривается. Ведь Лиза хочет того же. Она кивает, ложась назад на локти и из-под ресниц наблюдая, как аккуратно действует Кристина. Аккуратно расстегивает пуговицы на рубашке, аккуратно стягивает её с плеч, аккуратно щелкает застежку лифчика и так же аккуратно складывает всë где-то в стороне. Лизе нравится её беспечность, нравится то, как она обходится с ней, как она пахнет дурманно, как прелестные волосы щекочут оголённую кожу… Индиго протягивает руку к распущенным волосам и зарывается в них; сжимает, тянет, целует шелковые пряди, пропуская их меж своих пальцев. Кристина слабо выдыхает на её ключицы, тем самым заставляя её вздрогнуть. — Ты так прекрасна, индиго… — шёпот в бархатную кожу сменяется поцелуями, Андрющенко выгибается в спине, захватывая в легкие воздуха побольше. Как же контрастно звучит в сочетании с ненавистью, но почему-то из её уст это выходит наиболее гармонично. Кристина хочет сделать как можно больше. Подарить ей в эту последнюю ночь всю нежность и любовь, на которую только способна. Черт, Захарова уже скучает, хотя вот она лежит под ней. Податливая, немного замкнутая, такая красивая. Любимая. Влажные поцелуи осыпаются по всем чувствительным местам, даже по тем, о которых Лиза не знает и ощущает на себе во всей красоте спектра эмоций неподдельную ласку. Эти губы, шершавые и тёплые, потрескались от перепадов температур — их фантомные прикосновения останутся в памяти надолго, если не навсегда. У Лизы вырывается первый вздох, когда Кристина только снимает её нижнее белье — учтëм, тоже розовые в цветочек. Хорошо. Это слишком хорошо, чтобы быть наяву. Пальцы нежно массируют клитор, слегка надавливая на него и следя за ощущениями индиго; её дыхание меняет свой ритм сразу же, сердце бьётся, как заведенное, пальцы сжимаются на постели. — П-подожди, — тихий голос останавливает Захарову мгновенно; она поднимает взгляд. — Поцелуй… Просит. И Кристина просто… Губы соприкасаются в самом невесомом поцелуе, в самом трепетном и одновременно самом остром, режущим, попадая в самое сердце. Это убивает здравый смысл, логику, все шумовые голоса в её голове; это затыкает её псевдо-совесть, которая вовсе ей не принадлежит. Хочется склонить весь мир к её ногам. Лиза судорожно выдыхает, когда губы целуют в шею, в «индиго», опускаются по всей левой руке вдоль татуировки. Поглаживания там возобновляются, создавая некий круговорот из чувств с полярными полюсами — индиго кидает то в жар, то в холод. Она ни разу не ощущала чего-то подобного, настолько оторванного от реальности. Кристина — её личный наркотик, как вещество с эффектом, изменяющим окружение, как взлёт и падение самолёта, как медленно падающий метеорит, готовый уничтожить в клочья всё, к чему прикоснётся. И она благодарна Вселенной, что её первый раз заберёт она. И Кристина давно уже знает об этом. А когда Лиза позволяет ей… Это её личный грех. Индиго — её гребанная слабость, не дающая жить, как прежде. Как прежде уже не будет. Но… Но это единственное, что она заберёт с собой, то, что навсегда останется у неё и никогда не перейдёт другому. И даже спустя много лет, случайно встретившись в каком-то сквере, Лиза сидела бы в беседке с кем-то другим — когда они пересекутся взглядами, то обе в то же мгновение поймут, о чем думает каждая. Кристина знает, что Лиза не пожалеет о своём выборе. Ведь она сделает всё так, чтобы её девочке было хорошо. Несколько меток Захарова всё же оставила. Не смогла сдержаться. Они слишком красиво выглядят на ней — так, будто всегда и должны быть здесь, будто тут им самое правильное место. Шея, ключицы, грудь, бёдра… Лизины приглушённые полустоны заполоняют всю комнату. Кристине так интересно, умеет ли она по-другому, сможет ли быть раскованней и громче, поэтому берёт её клитор в рот, не стесняясь. Индиго от новых ощущений вздрагивает всем телом, разбивается о свои же стоны, которые начинают звучать неожиданно взыскательно. Глаза распахиваются, смотря в пустоту на потолке, сердце бешено бьётся, обливаясь кровью в любви к дьяволице, которая выглядит, словно ангел. — Крис… — едва уловимо шепчет, тело всё дрожит от профессиональных прелюдий. — Hy… Ахает, выгибаясь сильнее, коленки поджимаются в содроганиях, обнимая её за шею. Ей хочется большего. И Захарова поднимает взгляд томных глаз на неё, наперёд зная, чего ей не хватает. — Попроси, — хриплый голос властно обволакивает слух. Будто читает её мысли. Индиго шумно вдыхает носом, закусывая губу до крови. — Ну давай уже… — она даже мучает изысканно; Лиза ног не чувствует, так сильно они немеют от ласк, отзывающихся раскаленными углями по участкам тела, к которым притрагивалась Кристина. — Не так, — движения специально замедляются, и Лиза чувствует себя такой покорной, такой уязвимой в её руках; а Кристине это нравится, пиздец как нравится владеть ею.Вечно командующей, а сейчас такой послушной. Невольный стон звучит умоляюще. — Прошу, Кристин… — последние слова сказаны совсем тихо, но Захарова слышит их. — Войди в меня. Губы индиго распахиваются в немом стоне, обрывая резкий вдох. Это чувство не описать сравнительными оборотами, самым приближенным является, наверное, полёт в космос. Лиза тоже своего рода побывала на Солнце. Пальцы Захаровой сгибаются, надавливая на самые восприимчивые места. Андрющенко замирает, ладонь в светлых волосах тоже замирает, биение сердца чувствуется прямо там, словно в такт толчкам. Кристина поднимается выше и снимает с её губ долгожданный стон после мини-шока. Целует так нежно, мягко — на контрасте с нарастающей грубостью внизу этот поцелуй напрямую растапливает Лизу. Она хватается за её затылок, скрещивая локти, безудержно стонет в поцелуй и жмурится. Захарова бесстыдно сводит её с ума, с каждым разом заставляя издавать всё более громкий, более непохожий на привычный голос индиго скулёж. — Лиза… Если бы ты знала, какая ты красивая, — голос с хрипотцой слышен где-то на уровне шеи, но Андрющенко не может уточнить, ведь её голова закинута назад. — Я бы вырвала свои глаза и отдала бы их тебе, чтобы ты поверила мне. Эти комплименты… Лиза не успевает воспринимать их, как её накрывает следующий водопад из магмы. Подбородок индиго опускается вниз, она с трудом пытается глянуть, чем занимается Кристина, ведь ощущать всё это слишком нереально, слишком томительно и до мурашек приятно, что не верится даже. — Крис, я… — голос дрожит, прерывается тихим ахом, когда маневренные пальцы внизу хозяйничают активнее. — Боже мой… — М-м? — покусывание шеи только усугубляет её попытки вымолвить хоть что-то, собрать слова в предложение. — Я люблю тебя, — на одном дыхании; тело содрогается, когда Захарова проводит кончиком носа по щеке и целует в скулу. Кристина приподнимает уголки губ, не отвечая. Пальцы второй руки скользят к бёдрам и приподнимают их наверх, сжимая до мелких синяков. Её татуировки до неприличия великолепно выглядят на ней, лишь подчеркивая её красоту. Мышцы индиго напряжены до упора, они так чётко прорисованы, что Захарова мимолетом заглядывается на них. На дрожащих коленках Лиза приподнимается, заставая Кристину врасплох — она уже прокручивает в голове все мысли, что, может, она сделала что-то неправильно или индиго неприятно, но… Андрющенко собирает остатки сил в этот слабый толчок назад и сама насаживается на её пальцы, требуя глубже. Захарова пленённо смотрит на неё, помогая пальцами, но её всё не покидает это легкое удивление самостоятельностью Лизы. Сама Кристина опирается на руку сзади, дабы не терять мнимого зрительного контакта. У индиго будто бы есть скрытый талант — выглядеть так чудесно во время процесса просто невозможно. Она почти не дышит, руками опирается на тазобедренные кости Кристины, глаза прикрыты, брови хмурятся, пытаясь так же, как она тогда, попасть по нужным точкам, губы искусаны и уже кровоточили бы, если б не поцелуи. — Посмотри на меня, луночка. И её ресницы слезливо раскрываются, помутненно ища взглядом зрачки в ледяной обводке. Лунный свет освещает изгибы её красивого тонкого тела, бледно подсвечивая медные пряди, белоснежную кожу, светло-янтарные глаза цвета крепкого виски. Кристина смотрит с секунду, а затем притягивает её в глубокий поцелуй, схватив за шею; пальцы внизу повышают скорость так, что Лиза застывает в накрывающем оргазме. Будто звезды перед глазами мелькают. Это не было похоже на самоудовлетворение, рядом даже не стоит, она и не представляла, что такое вообще возможно почувствовать. И если бы не Кристина, она… «Я благодарна той пуле, которая подарила мне тебя… — ведь если бы не она, Крис не стала бы её телохранителем.» Её мысли разрываются в клочья, разбиваются вдребезги, как её обнимают за спину, кладя на себя всем телом и прижимая так близко, насколько это возможно. Плавные поглаживания приходятся по дрожащей спине и волосам, губы мелко-часто целуют в рыжую макушку, пока Лиза пытается отдышаться. В сон клонит неумолимо, стало так хорошо и тепло внутри — а тепло совсем рядом, обнимающее её на себе, делает Лизу по-настоящему счастливой. И больше ничего ей в этом мире не нужно.

***

С первым восходом солнца место рядом холодеет.