***
Лиза просыпается от солнечных лучей, слепящих глаза. Настроение просто отличное — не нужно никуда спешить, можно полностью отдохнуть после статичных будней. Лениво потягиваясь, она замечает, что в постели одна. Вставая, девушка проходит на кухню, заранее ожидая лёгкий дым со ставшим любимым запахом вишнёвых сигарет, исходящий оттуда. Но и его нет. Шума воды из ванной тоже. Она без задней мысли начинает готовить завтрак и делать небольшую уборку, протерев стол, полочки, кофемашину. Андрющенко чуть хмурится сонно, когда и в комнате Захаровой хозяйки не оказывается. — Уехала куда-то может… — однако в глаза сразу бросается отсутствие её вещей. Лиза распахивает двери шкафа, взглядом окидывая полки. Все пусты. Затем она резко прислоняется к окну, выходящему к подъезду, и… Машины тоже нет. Она садится на кровать, тут же беря телефон в руки. Индиго не паникует, логично допуская, что у Захаровой дела… Важные. Кристина не должна её предупреждать, может, не хотела будить её и она скоро вернётся, верно? Разум попросту отрицает вероятность того, что Кристина просто… Ушла. Гудки эхом отдаваются от пустых стен. Девушка вжимается ногтями в застеленное, почти нетронутое спальное место. Тревога закрадывается где-то глубоко, под рёбрами. Захарова не отвечает и на второй звонок. — Я что, истеричка навязчивая что-ли… Ответит, когда сможет, — с этими мыслями Андрющенко принимается выполнять обычные утренние дела, пусть и получается несколько нервно. «Вернётся, я ей такую взбучку задам, мало не покажется, — хмуро идёт в душ, где отмывает последствия прошлой ночи.» Засосы, покусанные губы, смазанная помада Кристины по всему телу напоминает о том, с какой лаской она их оставляла. Они такие разные в постели. Индиго в порыве страсти или ревности жадно целует, ставит десятки отметок; кусает, слегонца агрессивно, неумело, но одновременно старательно и мило. Захарова же совершенно иная. Она знает, как это делать. Знает слабые места и пользуется ими, знает, где и как приятнее всего, как быстро довести до оргазма и как растянуть его так, чтобы её умоляли. Но только с Лизой она делала это с заботой. Андрющенко проводит кончиками пальцев по укусам и слабо вздрагивает, улыбаясь. Ей нравится, как это выглядит. Сиренево-алые бутоны распускаются по шее, вдоль татуировки с цветами на ключицах, на выступающих тазобедренных костях и пара на бёдрах. Фантомное ощущение родных губ словно до сих пор ласкает её везде. Кожа покрывается приятными мурашками от воспоминаний. — Прелесть, — облизывает губы, целуя пятнышки от Кристины на своих плечах.***
Захарова старается не смотреть на экран телефона. Знает, от кого звонки. Нет, она ни за что бы не рассказала ей. И не только из-за того, что пожизненный контракт с мафией запрещает делать это, не из-за того, что ей плевать, как она себе внушает. Дело совсем в ином. Только представив, как индиго умоляет её остаться, как она плачет, цепляя её в объятия, как шепчет дрожаще, что любит её.. Захарова знает, что ни за что не смогла бы уйти. Видя очередной пропущенный вызов, она закусывает губу, со стоном закидывая голову на затылок. Делает глубокую тяжку. Сырой потолок и сырые стены — девушка уже отвыкла от этого ощущения. Так выглядит одиночество. Раньше оно вечно преследовало её, было частью её жизни; жёсткость характера, хладнокровие и апатия вытекали как раз из первопричинной пустоты. Казалось бы, место для умиротворения. Ей тут херово. Она изменилась. Индиго её изменила. Схватив телефон, Кристина выключает его вовсе. Тишину нарушает скрип металлических дверей. — Шумахер, а чего мы как не родные?! — в ответ на удивлённый взгляд Крис в туманный кабинет вваливается Настя с бутылкой коньяка. — Только приехала. Привет, — Захарова выдыхает. — Рассказывай давай, — подруга ставит алкоголь и в бокалы его наливает под странный взгляд Кристины. — Что рассказывать?.. — хриплый голос звучит потерянно. — Ну, чего ушла с миссии? У нас тут знаешь сколько догадок в воздухе висит, все тебя ждали! Это же легендарное событие! — девушка выглядит весёлой. Но Захаровой сейчас не до их компании. — Это… пиздец. — Многословно, — тянет Афанасьева, пристально вглядываясь в лицо напротив. — Я тебе говорю… Я даже пить бросила, — опускает глаза на свои руки, потирая щиплящие, разбитые напрочь костяшки. — Ты?! Что же должно было случиться? Влюбилась что-ли? — смеётся, но когда не получает даже улыбки в ответ, в миг становится серьёзной. Кристина уважает её за это качество. — Да ладно?.. — Нет, не совсем. Точнее… Сука, да я не знаю! — срывается, но не на подругу; кулаки вновь чешутся. Ей мало было разбить их о здание перед тем, как войти. — Тихо, тихо, — Настя останавливает её за плечи, смотря в глаза. Захарова тяжело дышит, взгляд прячет. — Всë окей, ладно? Ебать, я думала, не доживу до этого момента. Это не менее легендарно. Ну, кто эта счастливица или счастливчик? — Настюх, я лесбуха с четырнадцати лет. — Помню я, но мало ли, вдруг тебя очаровал какой-то альфа-самец. Хотя, если на тебя не подействовал наш дворецкий, то я не знаю, каким должен быть… — Блять, Насть!.. — жмурится, закрывая лицо ладонями; тонкая улыбка проскальзывает на её губах и подруга заметно выдыхает; видеть Кристину такой очень непривычно, и нужно же было как-то вывести её из этого транса. Всегда шутящая и имеющая при себе запас подколов, сейчас она словно в воду опущенная. — Ну, давай, какая она? — Какая, какая… — вздыхает, поднимая глаза в окно и делает последние затяжки тлеющей сигареты. — Я не знаю, как объяснить, чтобы это не звучало, как в тупых романтичных фильмах. Но правда, поверь мне на слово, она… Другая. — Пиздец объяснила, всë сразу понятно стало, — Афанасьева улыбается, опираясь щекой на ладонь; её тонкая душа аж цветёт от того, как старательно Кристина пытается подобрать подходящие слова своему предмету обожания. — Она… Она очень умная. Но по-своему, по-странному… Оттого ебать как много знает. Типа, у неё мысли вообще по-другому строятся в ряд, не как у биомассы. С самого начала зацепила, — голос мягкий, не присущий Захаровой. Настя, наверное, впервые слышит его таким. — Но были и выебоны, конечно. Я чисто из-за них сразу невзлюбила её, роль сыграло и моё лоховство, будто наложилось всë друг на друга… Мы в кошки-мышки играли дохуя времени, — потирает глаза, прежде потушив сигарету. Теперь-то, вспоминая об этом, она жалеет о каждой секунде, потраченной на ссоры. — Но, честно, Насть… Я клянусь, их нет. В ней нет недостатков. Она именно тот человек, который, знаешь… Моя противоположность. Только вот животных любит, как и я. И рыбалку. Я обещала свозить её, кстати, но… Неважно, — сглатывает, смахивая головой. — А ещё она очень красивая. Прям пиздец. Я просто… — она не хочет рассказывать всë, но едва сдерживает себя, ведь может говорить об индиго сутками. — Ладно, короче… — Короче, ты по уши влюбилась, — подытожила довольная подруга. — Повторюсь, нет. — Да. — Да нет же! — Ты сказала «да», — улыбается. — А ещё… Пауза. — Ну? — немного слишком нервно спрашивает, складывая руки на груди в защитном жесте. — Когда ты говоришь о ней, то улыбаешься глазами, — указательные пальцы наводит к векам, мол, «вот так», а затем опускает их. — И чуть-чуть губами. Девушка смотрит на неё растерянно, а щеки розовеют. Проводит руками по лицу. Как ни странно, ей не стало легче, но теперь это не таится внутри неё, закрытое в сейфе на восьмизначный замок, который состоит из даты их первой встречи. Когда она ошиблась. — Мы не сможем быть вместе хотя бы потому, что… — начинает тише, взгляд голубых глаз вновь тускнеет. Она затормозила. — Это невзаимно?.. — Настя грустно смаргивает, наблюдая за подругой. — Как раз-таки наоборот… — уже шепчет, а горло сдавливает ком при воспоминании о том, как Лиза признавалась ей в любви… И всë. Кристины здесь нет. — Погоди, вы не можете быть вместе, потому что это взаимно? И ты ушла с миссии, потому что влюбилась? — хмурит брови, не понимая. Она где-то далеко. — Да… — кусает нижнюю губу, не поднимая глаз. Снова окутывают воспоминания, где они вдвоём, и снова она выпадает из реальности туда, где ей было хорошо. Туда, где её дом. Дом — это не там, где ты живёшь, а там, где тебя любят и ждут. — Нихуя не понятно, но очень интересно, — выносит свой вердикт Афанасьева, посмотрев так же в окно, и тут же получает тихий смешок со стороны. — Как её зовут хоть? — Лиза… Её зовут Лиза.***
Часы длятся долго. За это время Кристина ни разу не перезванивает, даже сообщения не отправляет. К вечеру индиго проверяет телефон почти каждые пять минут. Она не понимает, что происходит. Эта неизвестность пугает. Тишина пустой квартиры давит на ушные перепонки. Андрющенко не оставалась одна на целые сутки с момента выхода из психбольницы; там могли и в чулане закрыть на пару дней, словно в гробу. Всë из рук валится от переживаний о Захаровой. Ближе к ночи Лизе поступает звонок. Она, будучи на балконе, где просто смотрит на город, мигом выбегает в комнату к телефону в надежде, что звонит Захарова. Сердце тотчас же в пятки укатывается, но, разблокировав телефон, она видит контакт Виктора. Становится вдвойне муторно. — Алло, добрый вечер.? — Здравствуй, Лизонька. Прошу прощения за поздний звонок. — Ничего, дядюшка… — сглатывает в ожидании. Она не спросит, как бы ни хотелось, ведь может подставить Кристину. Маленькая надежда, что она вот-вот вернется, горит в ней. Но услышав следующее… — Завтра утром я приеду с твоим новым телохранителем. Будь собрана и на связи. Она застывает, не веря своему слуху. — Что?.. — шёпотом. — Я нашёл рабочего, это мой хороший коллега. Вы давно знакомы. — А Кристина?.. — голос дрожит, будто она заплачет с минуты на минуту. — Кристина Серпухова подала на увольнение ещё в прошлом году, а ты разве не знаешь об этом? — из трубки донёсся смех от шутки уровня «прошлогодний хлеб». Только вот Лизе совсем не до смеха. Чувство, будто из груди вырывают что-то жизненно важное. — Я… Поняла вас, дядя. Увидимся. — Доброй ночи. Холод проходится по затылку к вискам. Сердце бешено колотится. «Она не могла оставить меня… Не могла… — повторяет себе под нос, как мантру, держась за волосы и покачиваясь вперёд-назад.» Воспоминания хлынут с головой. Их первое знакомство, и по накатанной… Больно. Как же больно. Рука сама тянется к телефону, а пальцы судорожно набирают сообщения. Сил на спокойствие остается всë меньше. 00:12. Вы: «Солнце моё, ответь, что с тобой всë хорошо..» 00:14. Вы: «Ответь хоть что-нибудь!» Бросает в крупную дрожь. Паника кипятит кровь в её жилах, становится так страшно и плохо внутри; сердце бьется в бешеном ритме, пропуская через себя всë новые и новые волны того самого чувства. Чувства потери. 00:18. Вы: «Пожалуйста, давай поговорим..» 00:20. Вы: «Я люблю тебя, малыш..» 00:21. Вы: «Прости, что не говорила это чаще..» 00:25. Вы: «Вернись, прошу..» Слезы капают на экран, а пальцы стучат прямо по солёным каплям, размазывая их. 00:26. Вы: «Я больше не буду называть тебя пассивом..» 00:27. Вы: «Крис, я люблю тебя.. Сильно люблю..» 00:30. Вы: «Вернись ко мне, солнышко..» 00:30. Вы: «Ты очень мне важна..» Отметины на её теле приносят ещё большую тяжесть, они багровеют и сильно болят, оттого возвращая в жизнь. Что это не сон. Всë по-настоящему. 00:31. Вы: «Я же никогда никому..» 00:32. Вы: «Не позволяла видеть меня насквозь..» 00:39. Вы: «Ты мой самый дорогой человек..» Тихие всхлипы заполоняют пустую квартиру. Она откидывает телефон, утыкаясь в колени и плачет взахлёб. Не верит. Не хочет верить. 00:55. Вы: «Как же я тебя люблю..» Резко становится холодно, а тело охватывает липкий озноб — хочется к ней, хочется прижаться и никогда не отпускать, хочется её поцелуев… Хочется её рядом. — Нет!.. — в стенку летит всë, что попадается под руку. Чашка со стола, книги… — За что?!.. — с этими криками девушка хватает рамки с фотографиями и запускает их в противоположную стену. — Зачем?!.. — одна из статуэток прощается с жизнью, поцеловавшись с полом. — Почему?! — еще одна статуэтка крошится на мелкие куски фарфора. — Почему?.. — тише; и она запускает третью статуэтку в телевизор. — Ненавижу… Ненавижу!.. — опрокидывает журнальный столик, да так, что столешница, сделанная из стекла, раскалывается, как пазл. Но на этом девушка решает не останавливаться и начинает рушить кухню: стол, стулья, кухонная мебель, ножи, посуда… После того, как разгромила две комнаты, Лиза немного успокаивается. Устало скатившись по стене, она оседает на пол и пустым, ничего не видящим взглядом пялится на картину Гюстава Кайботта, которая, осиротев, висит на стене. Спустя некоторое время, индиго сама не замечает, как засыпает… 01:51. Вы: «Молю, напиши хоть слово..»***
Вибрация телефона срабатывает раз за разом — и каждый раз Захарова хватается за него, чуть ли не включая. Рука дрожит, крепко сжимая технику. Чертовски мучительно. Она резко швыряет его в стену, разбивая вдребезги. Отцу, если нужно, свяжется с ней через карманную рацию, а больше ей связываться и не с кем. Это единственный способ не сорваться. «Так нужно… — она едва ли верит этим словам, сдерживая по привычке слезы.» В одиночку справляться впрямь тяжело. Хочется выпить, но она держится и не делает этого. Настя уходит выполнять свою работу, и Захаровой ничего не остается, кроме как ждать своей. Пора заново вливаться в жизнь мафии. Жёсткое расписание без выходных дней, тренировки, миссии, тренировки, встречи с боссом, снова тренировки… Она даже рада, если таким образом у неё попросту не будет времени думать о ней. Не тут-то было. Антураж внутри помещения походит на советский барокко. Люстры в фойе выглядят громоздко, как и подобает выбранному направлению. Захарова замечает краем глаза бегающих по комнатам в коридоре молодожёнов. Забегает за здание. Это место похоже на ангар. Останавливаясь незаметно около него, девушка начинает осматриваться. По периметру расхаживают трое мужиков. Они не похожи на свирепых головорезов, а даже наоборот — выглядят достаточно невинными. К тому же, не шибко внушительных размеров, а, так скажем, средних. Кристине надо подумать, как тихо убрать их, чтобы потом спокойно зайти в помещение. Еë всё равно бы пропустили туда как «курьера», но чует шестое чутье, что что-то тут не так. Этот чертов заказчик хочет поймать еë в ловушку. Только переговоры она вести не умеет ни черта. «А Лиза с лёгкостью смогла бы вести себя естественно, — воспоминание отражается горьким следом на языке.» На эмоциях она стреляет одному в ногу, чтобы отвлечь их внимание. Вытаскивая пистолет из-за пазухи и надевая на него глушку, Захарова выбирает себе жертву и выстреливает прямо в цель. Тот грохается на землю и начинает стонать от боли, остальные двое подбегают к нему. Один суетится над ним, а второй, вытаскивая свое оружие, начинает обходить этот гараж-сарай с мыслями найти того, кто выстрелил в его товарища. Это место — нечто вроде свалки или склада, так как тут везде расставлены всякие железяки, большие бочки, коробки несколько метров в высоту и огромные контейнеры, за которым и прячется Захарова. Тем временем девушка дожидается, пока один из мужиков скроется за противоположной стеной от других двух, и быстро подкрадывается ко второму, который помогает раненому. Прикладывает тряпку с едким запахом к его лицу. А на второго направляет пистолет и качает головой а-ля «тихо, не орать, иначе выстрелю». Тот благоразумно молчит, чем удивляет девушку. Она думала, что не обойдется без ора, но тем лучше для неё. Быстро вырубает и второго, и, прижавшись к стене, ожидает третьего. Не без труда вырубая и его, она со спокойной душой входит в помещение. Их не убивает — слежки они не запустят. Там еë ждет заказчик, который сидит на стуле с довольным лицом и широкой улыбкой. — Шумахер? Наконец соизволил пожаловать к нам? — ехидно интересуется он. — Да, все же, удостоил вас такой чести, — ответила она. В широких кругах считают, что Шумахер — это парень. Мало кто верит, что девушка может быть способна на такие поступки. Но Захаровой это играет на руку. Она действительно смахивает на парня в своей привычной форме снайпера — одетая во всë чёрное, волосы для удобства спрятаны, маска на лице. — Принес то, что должен был? — надменно спрашивает он. — А я что-то должен был? — вопросом на вопрос отвечает она и старается сымитировать низкий мужской тембр. — Да. — Что-то не припомню об этом, — парирует. Ей нужно срочно выпустить пар. — Ты должен был принести флешку, — шипит тот и, встав со стула, приближается к ней. Кристина уже начинает закипать и ей это нравится, как ебучей мазохистке. Она предвкушает то, как выльет на ублюдка всю свою злость. Злость на себя. На несправедливость этого ебанного мира. — Флешка? — переспрашивает и делает вид, что думает. — Ах, да! Флешка! Точно! А почему бы вам самим не забрать её? — Щенок! Не играй со мной, хуже будет. — Никто не придёт, — резко отрезает. — Как это.? Секунда — флешка падает на пол к ногам заказчика. В ту же сторону стреляет пуля. Он вздрагивает. — Ты серьёзно думал, что сможешь заманить меня таким идиотским способом? Захлебнись кровью, мудила. Захарова заканчивает словесную перепалку без её словесного финала. Окровавленное тело падает с глухим стуком. Она выбегает оттуда, и дыхание спирает. Кристина прижимается спиной к бетонной стене в тёмном переулке и скатывается по ней вниз. Слезы бегут по щекам, губы приоткрыты в немом крике. Больно, больно, больно… Адреналин в крови подскакивает, как бы она того ни хотела. Лезвие из кармана брюк очерчивает на её руках новые полосы. Выдох. Ещё один порез. Тихий смех, переходящий в рыдания, волной пробивает всë её тело, заставляя задрожать. Даже чертова Луна, висящая в небе, напоминает о ней. — Лиза… — кулаки сжимает, острие глубоко впивается в её ладони. — Моя Лиза… Мысли о ней не дают думать о чём-то другом. Она садится в машину и едет по выученному адресу. Проезжает дом вокруг, видит свет в окне — выдыхает облегченно. Ещё раз проверяет обстановку, нет ли подозрительных машин. «Я сумасшедшая маньячка, в окна заглядываю… — шмыгает носом на обратном пути.» Она хочет забрать симку разбитого телефона. Потерю воспоминаний, связанных с ней, Шумахер себе не простит.***
Наутро Лиза успела прибраться. Тело болело из-за неудобной позы, но ей было настолько плевать на это, ведь душевная боль куда сильнее. Это невыносимо. Всë здесь напоминало о ней. На грёбанной постели ещё остался её аромат — вишнёвый табак, смешанный со сладким гелем для душа. Благодаря ему Лизе и не приснился кошмар. Он создал ощущение, что она здесь. Этот запах не давал усомниться пока, что ей всë это причудилось. Все последние года. Последствия нейролептиков иной раз сбивали её с толку, дескать, она всë ещё лежит в психушке и ловит шизу. От этих догадок холодок пробегал по коже. Только продрав глаза, индиго взялась за телефон. Ответа нет. Даже не прочитано. Посмотрела в потолок, слезы снова покатились из каре-зеленых глаз. Чувство брошенности — как несколько пощечин за раз; заставляло отрезветь, посмотреть в очи реальности, но с каждым разом возвращаясь обратно, туда, где было хорошо. С кем было хорошо. Только с каждым разом становилось тягостнее. В телефоне она набрала новые сообщения, но и те остались без ответа. — Она вернётся… Обязательно вернётся… Смотрела стеклянными глазами в окно одинокой кухни. Синяки под глазами и опухшие губы создавали впечатление, будто Андрющенко пила, и не мало. Как в прихожей раздался звонок. Девушка медлительно слезла со стула, поплелась на звук и посмотрела в глазок. Виктор стоял и рядом ещё кто-то. Андрющенко, так-то, всë равно. Она открыла двери и с порога оглядела гостя. — Доброе утро, Елизавета. Ресницы распахнулись в неистовом ужасе, к горлу подступило пламя, а голос Виктора лишь добил её. — Савкин Алексей, твой новый телохранитель. Помоги ему обжиться и расскажи основные моменты.